□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
Двойник так пугается, что очки съезжают с лица, а сам он дергается назад; микрофон с громким стуком падает на пол и катится в сторону, но Гон даже не смотрит — лишь слышит гул, все его внимание устремлено на добычу у носа. Довольно забавно видеть свое лицо таким напуганным, он сам-то небось выглядел похоже… да может и не выглядел, Гон не помнит искреннего ужаса, даже Неферпитоу его скорее злит, чем устрашает. Такая паника Гону не свойственна. В этом их различие с двойниками — те обладают совершенно иным эго. Было ли это заложено? Или Джайро понял, что без собственной личности копирки будут аналогичны Двойке, то есть не будут способны развить потенциал целиком? Нет, неверно даже думать об этом. Гону плевать. Это не его заботы, не его проблемы. Он думал о мирном решении, но если двойник решил продавать с его лицом людей, то может земли пожрать, ублюдок! Копирка делает шаг, два. Лакированные туфли скрипят, проезжаясь по подиуму. Потом он широко распахивает глаза и визгливо орет: — Охрана, охрана! Тут ситуация! Мамочки! Он почти кубарем откатывается назад, когда Гон бьет в пол, в то место, где стоит двойник; на полу остается смачная вмятина. Едва ли не падая на четвереньки начинает уползать в сторону, все еще смотря на Гона полными ужаса глазами, и в секунду, когда из-за кулис выходит охрана в числе пяти крупных мужчин, тут же драпает прочь. Нет нужды за ним бежать — он явно не умелый пользователь нэн, отыскать его будет легко. Гон обводит взглядом толпу вокруг, слышит голоса позади — толпа просто в восторге от предстоящего зрелища, «товар» же утаскивают вниз — и хрустит кулаками. Он предпочитает обходиться без убийства, но события в Кер-Исе доказывают: иногда самый простой способ решить какую-то проблему — это ее убить. Однако прославляться жестоким убийцей вот так сразу после возвращения домой как-то не слишком хочется, да и Гон понимает: сделает так, ему Пьон голову открутит, потому он старается повторить небольшой фокус Росинанта: на таких громилах слабые точки найти проще простого, да и пользователи нэн из них тоже не самые умелые, потому разобраться даже с толпой из пятерых — дело элементарное. Решить все без крови, красиво, и даже никого не оглушить — невероятное зрелище, из зала на него смотрят, будто на явление будды, но Гону пока некогда купаться в лучах славы и давать интервью о том, как именно он стал таким невероятно крутым. В последний раз он бросает взгляд в зал, где встречается глазами с Юйди, и тот смотрит на него шокировано — но восхищенно, это явно задевает струнки его темной душонки, но времени даже на это не хватает. Гон кивает, скорее из уважения — эдакое прощание — и ныряет за кулисы, игнорируя иные крики позади. Охранники, хозяева клуба — его все это не волнует. Плевать, даже если его выгонят из этого места навсегда, главное, что он добирается до хотя бы одного двойника. Выбить информацию — проще простого. О, если не получится мирно или простыми угрозами, то Гон знает, к кому обратиться за советом. Можно позвать Линч, а можно перейти к более тяжелой артиллерии — что-то подсказывает Гону, что Фейтан будет вполне не против поделиться парочкой секретов из собственного арсенала. Скакать по узким закулисьям жутко неудобно, то тут, то там стоят стенды с одеждой, полно народу. Двойник все еще бежит впереди, но Гон его чует. Он без зазрения совести расталкивает людей на пути, все бежит и бежит; это действительно напоминает игру в кошки-мышки, и Гону странно ощущать себя охотником. Интересно, что думал Хисока, когда вот так же гонялся за Куроро? Чувствовал ли легкое покалывание на кончиках пальцев, жаждал ли разбить голову бегущего впереди? До своей смерти на Небесной арене он был спокойней, но потом Куроро сорвал маску блаженного равнодушия, обнажая больные чувства давно забытого Риэн Хилояна. Наконец, узкие коридоры заканчиваются, и он вылетает на крышу, все еще следуя по остаткам нэн и следам дешевого сладкого парфюма. Двойник стоит там: завидев Гона, он начинает дрожать, отшатывается назад и вцепляется руками в бортик, губы у него дрожат. Он шумно сглатывает и начинает нервно улыбаться, но держится эта улыбка недолго — ровно до того, как Гон делает один шаг вперед. Он решает сбавить обороты; убирает улыбку, оставляя лишь холодную сосредоточенность, но работает это явно вопреки, потому что бедолага двойник начинает дрожать еще сильнее. Нет никого хуже молчаливого равнодушного убийцы, которому плевать на твою жизнь. Одно дело — психопат, вкушающий смерть. Другое — отсутствие интереса вообще. — Что тебе нужно?! Отвали, окей?! Я же сказал, что еще рано и… — Как невежливо ты обращаешься к собственному «братцу». А я думал, мы все равны. Гон понятия не имеет, откуда черпает вдохновение для этого крайне злодейского поведения, но решает, что если получается — то почему нет. Главное, что эффект есть, и копирка сжимает зубы и вжимается спиной в ограду, едва через нее кувырком не переваливаясь. Потом приглядывается к Гону получше. И стремительно бледнеет — так эффектно, что пора начать беспокоиться. Дрожащей рукой он указывает на Гона и ошалелым тоном, явно не веря в то, что произносит, бормочет себе под нос: — Срань господня. Ты ведь не Четыре. Ты самый первый! О, значит, он перепутал его с тем, кого видела Морена? Выходит, тот тоже настолько бешеный, что может все сорвать и разрушить представление? Интересная заметка. Гон ничего не отвечает, лишь делает шаг вперед — но ощущает взгляд сверху. Отшатывается в сторону в самый последний момент, когда на него с соседней крыши пикирует тень, и, когда их взгляды встречаются, то понимает — вот он, тот самый Четыре, о котором говорила Морена. В них и правда есть что-то похожее (помимо одинакового лица, естественно). Если первая копирка выглядит совершенно иначе, то тут и стиль одежды схож — военного крова штаны, высокие берцы и майка на голое тело, волосы зализаны назад, не коротко остриженные. Похоже на странный горшок. Самое главное различие, разумеется, взгляд — у этого Четыре он похож на Хисоку, отдает тем же хищничеством и наплевательством на чужое мнение. Неудивительно, что Гона принимают за него в момент, когда тот несет чушь на сцене: что тут еще подумать? Они обмениваются короткими ударами: Четыре вооружен острым ножом, и Гону приходится извернуться, чтобы не получить заточкой в почку. Он пинком отбрасывает его в сторону: Четвертый проезжает около метра, тормозя руками и ногами, и затем замирает в позе полусидя, продолжая держать нож в руке. Взгляд у него похож на бешеную собаку, такой же дикий. Проводя языком по губам, он не сдерживает кривой ухмылки и откидывает голову назад, где уже некоторое время от ужаса продолжает умирать первая копирка: — Десять! С каких пор какая-то шваль доставляет тебе проблемы? — Завались! — шепотом визжит тот. — Захлобни хлеборезку! — А ты, значит, Первый? — Четыре перекидывает взгляд на Гона и угрожающе щурит глаза. — Мастер говорил о тебе. — Твой мастер — это Джайро? — Кто знает? — вальяжно ухмыляется тот. Они начинают ходить кругами друг вокруг друга, будто тигры на охоте, после чего вновь сходятся. Нож — неприятный противник для бойца ближнего боя, но в принципе терпимо: благо, у Гона теперь столько сраного опыта. Он отклоняется, когда лезвие проходит в считанных миллиметрах от его глаза. В отличие от Двойки, стиль боя у Четыре куда более вылизан, он не неумелая копия, настоящий боец, плюс знает свои слабости в нэн и явно понимает, как их минимизировать. Он легко уходит от атак Гона, не позволяя себя даже тронуть, тоже играется. В этом нет ничего страшного, с выносливостью у Гона полный порядок, и пусть ему очевидна тактика — вымотать себя — он прекрасно видит, что Четыре начнет выдыхаться первым. Одно дело быть фальшивкой, недавно созданной, пусть и понимающей принципы нэн, и совсем другое — познавать это на собственной шкуре. Искусственный опыт не сравнится с настоящим. За Гона не зря цепляются Бизефф и ему подобные: они знают, что Гон умеет, на что способен помимо боя, и ценят именно это. Джайро решает пойти иным способом и быстро наклепать сильных бойцов, заваливая кучей. Но это странно. Гону видится, что Джайро будут удобны безвольные куклы, как Двойка, тупо исполняющие приказы. Или все дело в том, что подобные ему не способны развить собственную ауру? Бой легкий, потому Гону не составляет труда отвлечься — это даже не ставит его под угрозу. Он играючи отклоняется в сторону, когда Четыре бьет кулаком, и бетон под его рукой трескается. Слабо. Скорее всего не усилитель. Может ли быть, что отсутствие собственного эго ведет к тому, что дубликат не имеет типа нэн? Гона накрывает эта мысль… Он закрывается рукой, когда чужой сапог метит в лицо. Перехватывает, выворачивая Четыре так, что тот аж крутится на месте, и со всей силы бьет его спиной о пол. Тот чертыхается и злобно смотрит на Гона, но отвечать ему взаимностью бессмысленно. Гон знает, что сильнее. Маленький безумец с его лицом может что угодно делать, но Гон не будет ощущать ни радости, ни экстаза при его убийстве. Безразличная смерть. Но весомого урона этот удар не приносит. Значит, точно: Четыре и этот второй, Десять, умеют контролировать ауру гораздо лучше Двойки. Вероятно, именно для разных типов хацу и нэн Джайро оставляет им личности. Интересно, есть ли у них хацу? Ему вспоминаются слова Дюллахан. Все, что происходит во время охоты на эфирных китов. Идея рождается сама собой, и Гон, недолго думая, входит в зэцу. Уловка явно срабатывает: Четыре, как дикая кошка, сразу светится экстазом и булькающе хихикает. Он прыжком встает на ноги и бросается прямо на Гона, держа нож в руке — странная манера, его явно обучают, был ли это Джайро? (мысли летят одна за другой) — он целится в лицо, собираясь вонзить лезвие в глаз, чтобы уже оттуда достать до мозга. Хорошее решение, но Четыре попадается в ловушку новичка, на которую когда-то клюет и сам Гон в схватке с Хисокой: он думает, что удача точно на его стороне в эту секунду… и становится невнимательным. Может, это характерная черта для всех клонов Джина? Четыре оказывается рядом, и Гон вновь использует уловку Росинанта, но так, чтобы противник остался в сознании: быстро бьет по болевым точкам. Двойник отшатывается, захлебываясь слюнями, потом в ужасе смотрит сначала на себя, потом уже злобно — на Гона. Глаза у него так и сверкают яростью. Он ревет, бросается на Гона вновь… но потом делает пару элегантных прыжков на крыши ниже и сматывается. Почуял опасность. Вот это да! Так Гона еще не обманывали! Он просто взял и сбежал! Преследовать его толку нет, у Гона куда более аппетитная цель, да и теперь Четыре знает, что на него ведут охоту — значит, будет либо осторожнее и не будет позорить лицо Гона своим тупым поведением (что уничтожит план Джайро), либо же впадет в фазу мести и попытается Гона убить, что тоже будет удобно, потому что так не придется даже его искать — сам примчится. Он оборачивается в сторону, где на краю крыши торчал Десять… и, конечно же, того нет, ну разумеется. О чем Гон думал, что он будет ждать?! Кто вообще мог так подумать?! Это был самый логичный ход — сбежать, пока Четыре развлекается с Гоном! Бля! Надо было следовать за бешеным двойником! Гон с силой ударяет себя по лицу, ругаясь. Потом сигает с крыши вниз. Падать тут для обычного человека смертельно, но он легко приземляется, лишь отряхивается от пыли, поднявшейся под ногами от эффектно треснувшего под ногой асфальта. Когда уже прислушивается к чувствам, пытаясь понять, куда сбежал Десять — вряд ли далеко — слышит вдали странный шум. У копирки нет столь эффектных навыков, как у Четверки, скорее всего и вниз он спускается каким-то чудом по трубе, далеко убежать не может. Гон следует в сторону подозрительного шума, уже готовясь вломить кулаком по коленной чашечке, чтобы кое-кто не носился по улицам, а наконец ответил на вопросы… Выруливает из-за угла и встречается с до невозможного лисьей ухмылкой Киллуа. От неожиданности бьет того кулаком в лицо, отчего радость Киллуа несколько гаснет. К счастью, это не нацеленная атака, и никакого урона одна белобрысая дурила не получает. Лишь морщится и бормочет: — Н-да, я старался его удивить, а он дерется. — Ты охренел?! — Немного, — Киллуа лукаво подмигивает, следом за чем кивает себе за спину. — У меня для тебя подарочек, зацени-ка. Когда Гон заглядывает ему за плечо, то вскидывает бровь. Там, у стенки, пускает слюни Десятка, явно оглушенный одним точным ударом тока. Выходит, дурилья голова зря времени не теряет и ловит беглеца. Это, несомненно, радует. Он хмурит брови, но все же кивает Киллуа. Благодарность благодарностью, но впереди столько дел… Волосы под ладонью кажутся мокрыми из-за пота, и на выдохе Гон бормочет: — Мне нужна Линч.□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
Бенджамин знает, как угодить своему крайне верному и полезному ресурсу, поэтому милостиво одалживает подвал «ПРОМЕТЕЯ» под некоторые темные делишки, тем более, что ему только в радость от скорых разбирательств с говнецом Джайро. Десятка довольно легкий, Гон дотаскивает его она плече без особых проблем: он, конечно, гораздо сильнее обычного человека, но в сравнении с жилистым Четыре, этот — как мешок костей. В подвале они с Киллуа аккуратно привязывают его к стулу, закрепляют конечности ремнями, чтобы не дай бог не сбежал, также Гон бьет его по точкам ауры, чтобы не дай бог не вырвался. Когда он отходит, чтобы оценить зрелище, на мгновение зрение будто подводит: он видит не чистый подвал Бенджамина, аккуратный стул и вполне себе целого Десятку, в нос бьет зловонный запах гнили, а перед ним — обнаженная тощая фигура, больше напоминающая труп на троне. Но нет, это просто его двойник в нелепых очках и уже без своего модного цветастого пиджака, в одной рубашке. Самый обычный человек. Чем этот допрос отличит тебя от Фейтана? Чем ты будешь лучше мучителя Хисоки? Но Хисока доигрался. Хисока сам был виноват в том, что с ним произошло. Хисока… Хисока умирает, потому что Куроро доводит его до ручки. Он с усилием проводит по лицу и выдыхает сквозь зубы. Неважно. Все это ради блага. Он закончит с Джайро и очистит свою карму, совершит паломничество, неважно! Найдет способ! Потому Гон кивает Киллуа, чтобы пробуждал их очаровательного гостя, и, когда Десятка с трудом разлепляет глаза, опускается на подлокотник рядом. Не улыбается, когда тот дергается и смотрит на него исподлобья, словно загнанный в угол зверек. Гон перебрасывается многозначительными взглядами с Киллуа и затем смотрит на Десятку вновь. — Здравствуй опять. — Что. Тебе. Нужно, — сквозь зубы цедит тот, и Гон качает головой. — Нет нужды быть таким злым. Я хочу информацию. Не будешь зубоскалить — даже останешься жив и цел. — Все вы так говорите. — Все — это Джайро? Десять на секунду тупит взгляд. — Начнем с простых вопросов. Кто ты? — Я — это я! — На твоем месте я бы не выпендривался. Ты не в том положении, чтобы качать права. Итак, повторим вопрос. Кто ты? — Отвали! Я тебе ничего не скажу! Гон устало смотрит на Киллуа, и тот пожимает плечами. — Ну, весточку Линч мы отправили, не вижу смысла тебе действовать до ее приезда. Она-то точно все из этого парня выбьет. Не трать время, только нервы зря потреплешь. Такие, как этот тип, ничего просто так не выдадут. — А ты в этом специалист? Доносится ехидное кхе-кхе. — Ну, как бы? Ах, точно. Иногда Гон забывает, что его лучший друг родом из кровожадной семейки наемных ассасинов, где одно из хобби предыдущего патриарха — пытки людей. Киллуа ведь сам им рассказывает, мол, вы спасли меня, а иначе бы висел в подвале у Миллуки миллион лет (точнее, пока самому Киллуа не надоело бы). Он хмурится и трясет головой, и, обходя Десятку вокруг, отчего тот потеет еще сильнее, после чего опускает руки тому на плечи. Барабанит пальцами, чувствуя выступающий на коже пот, мочащий ткань. — У нас нет времени ждать. Джайро может сделать шаг в любой момент. Линч просто доведет дело до конца и выяснит нюансы, но сейчас мне нужно хоть что-то, чтобы начать действовать. Мы уже видим двух способных нэн-пользователей, кто знает, сколько там осталось еще? — Гон… Прошел год с убийства Двойки, но ничего толком не поменялось. Линч будет через пару недель, остынь. — Я не могу остыть! Времени ждать нет. Крепко сжав зубы, Гон резко обходит Десятого. Если потребуется — он станет злодеем, сыграет эту роль, потому что деяния его будут чисты. И он знает, что в итоге это приведет к всеобщему хэппи энду! Маленькие жертвы… ради счастья миллионов! Потому что Джайро должен быть уничтожен. Гон соглашается с этой мыслью и берет Десятку за палец. Тот дергается в исступлении, зная, чем это закончится. Когда хрустит кость, взвывает. — Гон! Он поднимает голову и хмуро смотрит на Киллуа, когда тот отдергивает его руку вверх. Внизу громко плачется Десятый. Их глаза пересекаются, и неожиданно охрипшим для себя голосом Киллуа произносит: — Это того не стоит. — И что ты предлагаешь? Ждать, пока он соизволит расколоться? — начинает злиться Гон, вырывая руку прочь. — Я и так слишком долго тянул со всем этим! Посмотри, пытался найти к Хисоке мирный подход — и чем это закончилось? Некоторые люди, — он опускает взгляд на продолжающего скулить Десятого, — понимают лишь язык силы. — Это слишком радикально. — Радикально!.. Радикально — это взрывать небоскреб! Вот это — радикально, а не один сломанный палец! Он всплескивает руками и начинает кружить вокруг, пытаясь успокоить себя. Сейчас злость ни к чему хорошему не приведет, они только зря поругаются, соберись, Гон. Нельзя повторять собственных ошибок со времен охоты на муравьев, тогда это не приводит ни к чему, только лишним проблемам. Киллуа прав… Это действительно слишком грязный способ, но у него нет выбора. С Джайро нельзя медлить. Уже мягче, стараясь придать голосу хоть каплю резона, Гон терпеливо дополняет: — Я не стану говорить: «ты не понимаешь», но то, что я увидел в ИТЦ, снится мне в кошмарах до сих пор. Там целая куча людей была, понимаешь? Запертые на этажах и не способные выбраться. Они просто прыгали вниз от безысходности… Я до сих слышу это «бам, бам, бам», как выстрелы, только это тела падали на стоявшие внизу машины. Но это был один ИТЦ. Если Джайро продолжит… таких ИТЦ будут сотни, тысячи. Они оба смотрят на хнычущего Десятку. Гон поднимает на Киллуа серьезный взгляд. — У меня нет выбора. В итоге, ему хватает всего парочки пальцев. Гону думается: сиди перед ним Четыре, пришлось бы попотеть, но этот Десять явно не самого яркого ума лампочка, трусливый и слабый, потому дальнейшие пытки для него видятся чем-то страшным, слишком ужасающим. Он хнычет громче, когда наконец сдается, и, севшим от слез, соплей и боли голосом бормочет: — Я работаю на Большого Босса. Я из «бракованных» экземпляров, поэтому меня хотели ликвидировать, но Босс нашел это забавным. Сказал, что я умею заговаривать зубы. Это я и делаю… Болтаю. — Большой Босс — это Джайро? — Никто его так не называет. Но я слышал… Точнее, засунул свой нос, и, думаю, да. Много совпадений. Но лично он никогда не связывается, только через посредников. Выдает каждому задания. Я из «брака», потому меня назначили с Четверкой. — Почему ты «брак»? — Не обладаю заявленным потенциалом к нэн. Четверка, остальные — способны к сильным хацу без условий, у меня уровень стандартного человека. Боссу такое не нужно. Были еще такие… Всех утилизировали. — То есть, вас создали недавно? — Около года назад. — Ты не говоришь, как Второй, хотя мы встречали его как раз год назад. — Второй… — Десять медлит. — Второй был пробником. Без прототипа личности. У него разума толком не было, лишь заложенные директивы. Остальным вносили коррективы, искусственно вживляли личность. — Сколько вас всего? — Десять. Точнее, десять с эго. — Значит… Язык змейкой пробегается по губам, когда Десятка сглатывает. — Сколько пустышек без эго, как Двойка, я сказать не могу. А еще больше трупов, которые даже не проснулись, — некоторое время он тяжело громко дышит, после чего вскидывает голову. Смотрит на Гона слезящимися глазами. — Пожалуйста, не убивай меня. Мне и так не везет, едва уродился с эго. Способности не удались, одна ошибка — и сразу на бойню. Умоляю, пожалуйста, пожалуйста… Гон чувствует на себе пристальный взгляд Киллуа, когда перед ним зачитывают эту мантру. Он не моргает; подходит ближе и наклоняется, своей ладонью накрывает чужую руку и так крепко сжимает запястье, что Десятка перед ним тут же начинает жалобно скулить от боли. Но даже слезы не останавливают Гона, и он тихо шипит: — Ты что-то не договариваешь. — Пожалуйста… — Гон! Он резко разжимает руку. Киллуа дышит ему едва ли не в затылок, явно готовый дернуть на себя прочь от Десятого. Это понятно. Это в чем-то разумно… Пусть Гону и не хочется признавать, но он видит исток этой логики. Он делает шаг назад, два, после чего устало смотрит на друга, и тот трясет головой. — Не превращай это во вторую охоту за Неферпитоу. Пожалуйста. Но ведь виновата очередная кошка-химера, хочется сказать Гону. Все беды от них. Люди винили черных кошек… но только белые принесли Гону и миру столько страданий, сколько ни одна другая. Но Гон понимает, о чем умоляет его Киллуа — он не хочет повторения той ссоры, это логично… Потому решает, что для начала этого будет достаточно. Десятый знает явно больше, но раз уж к ним едет Линч, то пусть постарается. Гону были нужны подробности. Десятка говорил, что слышал многое, значит, у него можно узнать достаточно интересного. И ценного. Он отворачивается прочь. Надо навестить Ассоциацию, связаться с Какином… Он оплатит Линч даже личный рейс из своих денег, лишь бы прибыла сюда как можно скорее. Напоследок у двери он разворачивается и пристально вглядывается в Десятку. В этом залитом слезами сопляке нет ничего общего с ним, кроме лица. Лишь десять удавшихся. Куча пустышек без эго. Полный провал. — Ты нам еще все расскажешь, — замечает он и затем кивает Киллуа. — Идем. Попросим Бенни, чтобы проследил. Нельзя терять ни минуты.