□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
Смотря на Седьмую, Гон на мгновение задумывается о границах допустимого для карты с Острова Жадности. Легко принять тот факт, что она создает идентичного по ДНК клона — в конце концов, вот он, готовый генетический материал, бери — не хочу. Но тут-то все немного отличается! Или, в ужасе проносится мысль, настройками можно как-то вертеть? Получается, Джин мог создать себе высокого сына, просто решил не заморачиваться и скопировал свой унизительно мелкий рост?! Как так вообще можно было поступить?! Кощунство!.. Хотя, вероятно, это мог быть просто глюк. В конце концов, нэн может выдавать чудеса и ошибки, как программа, а карта с Острова Жадности — не исключение, тем более в столь… своеобразной задаче. Но остальные встреченные Гоном двойники все поголовно были мужчинами и выглядели один в один с ним, исключая некоторые мимические отличия, вроде говноедской рожи Четверки, мрачного равнодушия Третьего и Двойки, который не особо демонстрировал чудеса интеллекта и эмоций. Вполне возможно, что Седьмая — просто ошибка в выборке, и по факту она такая одна. Судя по тому, что Десятку взяли в работу, с клонами у Джайро не все в порядке, вот и соглашается использовать изначально дефектного клона, хотя можно ли считать столь разительное отличие от оригинала «дефектом»? Седьмая смотрит на него сверху вниз. У нее длинные пышные волосы, небрежно причесанные, а одета она в нечто, отчасти напоминающее матроску. Но лицо у нее, будто у Тройки, хранит царственное спокойствие, равнодушие, и возникает вопрос, может ли быть отсутствие эмпатии таким же дефектом? Наверное, не для Джайро. Хотя тот же Тройка достаточно эмпатичен, чтобы лезть с объятиями, хотя рожа у него точно такая же каменная. Ну, была изначально. Они смотрят друг на друга, как брат и сестра, как оригинал и двойник, как… Нет, как два двойника, пока, наконец, Седьмая не прерывает молчание. Голос у нее сильно похож на то, как Гон слышал себя в детстве с записей, но более звонкий, мягкий. — Здравствуй, Первый. Огонь продолжает лизать ей пятки, ничуть не раня, и Гон несколько мгновений за этим наблюдает, прежде чем вскидывает голову вверх вновь. — Я ждала твоего прибытия. — Круто. Значит, мне не нужно объяснять тебе, что я тут за тем, чтобы тебя убить. Без обид? — Мне плевать. Братец Четыре доложил, что ты явишься по мою голову. Нет смысла пугаться неизбежного, как и обижаться на него. Н-да, думает Гон, а заумные выражения тоже входят в систему воспитания Джайро? Почему из всех двойников нормально разговаривает только Десятка, даром, что играет на публике точно такого же криворотого ублюдка? Наверное, он поэтому дефектный! Потому что выражается, как человек! Черт возьми, это открытие века! На глазах у Гона Седьмая раскладывает два веера: при близком рассмотрении на них можно заметить гравировку, и то, что оба они состоят из какого-то металла. Скорее всего острые, как бритва, стоит быть осторожнее. Седьмая делает один элегантный прыжок вперед и приземляется, ее волосы поднимаются в полете, и, все это зрелище, выглядит как пришествие ангела; красиво, пугающе, отвратительно одновременно. Гон восхищен. Гон ощущает раздражение. Это странное чувство… Наверное, в нем все же просыпаются заложенные Мито-сан устои про то, что девочек обижать нельзя. Смешно, что он атакует Камиллу и это сходит ему с рук. Пламя позади Седьмой вспыхивает с новой силой. — Я не допущу, чтобы ты добрался до господина Церредриха. — Да мне насрать на твоего Церредриха, хотя он та еще заноза в заднице, то еще зло! Я тут, — Гон громко хрустит шеей, — чтобы разобраться с тобой! Видимо, идиотские пафосные речи тоже входят в комплект «Джайро Вас Воспитал». Боги, а сам-то он почему так не говорит? Или он понимает, насколько это тупо, поэтому не напускает на себя такой образ? Логично… Но странно, что его подчиненные этим только так и страдают. И вот, они бросаются вперед. Почему-то все двойники уверены, что у них есть шанс против Гона, хотя больше всего блещет способностями разве что Четверка, да Двойка, вкладывающийся в чистые рефлексы и силу. Оружие Седьмой — острые (как он и предполагает) веера, но вместе с тем она контролирует воздушные потоки, потому ей подчиняется пламя. И, скорее всего, она может его генерировать, потому что в Гона несколько раз прилетает, и руки обжигает достаточно больно. Трансформатор, значит, если перерабатывает ауру в огонь. Если вспомнить идиотский тест Хисоки, можно догадаться, что она будет хитрить, потому что… Сколько бы Гон не жил в этом мире, это глупое гадание на ауре отчего-то почти всегда оказывается верным. Их бой похож на танец: сложно тягаться в элегантности с кем-то, кто гарцует в огне, подобно божественной жрице, но Гон старается… Не то, чтобы специально. Когда твой враг ускользает у тебя из-под носа, ты невольно начинаешь подстраиваться, вот и результат. В каком-то смысле это уважение к чужому боевому стилю; в каком-то — просто попытка закончить все быстро и эффективно. Гону плевать на красоту боя, он — не Хисока, который ради представления готов дать отсечь себе руку. Если он будет тратить время на то, чтобы выпендриваться, то закончит очень быстро и очень грустно. К сожалению, правда именно такова. В этом мире не остается места красоте. Против противника с режущим оружием бесполезно драться кулаками, потому Гон сдается и достает нож. Но это все еще не защищает его от огня; языки пламени лижут кожу на руках, лице, это не оставит после себя глубоких страшных шрамов, но это все еще неприятно. Впрочем, Гон из тех людей, кто готов взорвать бомбу себе в лицо, лишь бы избавиться от противника; несчастный Гентру подтвердит. Потому, спустя некоторое время, он начинает распознавать тактику Седьмой: она старается побольше дышать на него огнем и держаться подальше. Скорее всего у нее крайне слабая защита, и, значит, стоит лишь до нее добраться, как одной проблемой станет меньше. Так решает для себя Гон и делает рывок вперед. Это опасно — огонь жжет, а если она заденет глаза, то проигрыш будет мгновенным, но Гона это не пугает. Он просто прорывается сквозь стену огня, чувствуя, как обгорает кожа, не до мяса, как пахнет палеными волосами — и оказывается почти впритык к Седьмой. Та взвизгивает, дергается назад, но он гораздо сильнее. Одним движением он выбивает веера у нее из рук и тут же сминает в руке с мерзким металлическим хрустом, после чего отшвыривает их назад. Когда Седьмая пытается дать деру, он хватает ее за руку, а при попытке пнуть босой ногой в лицо, перехватывает лодыжку и валит на пол, садясь сверху. Гон намного тяжелее Седьмой, потому все, что она может делать — это визжать зверем и ерзать под ним, но не более. Что ж, он оказывается прав. Бой короткий, скучный. Седьмая — ему не ровня. Никто из двойников. Он — лучший, эталон, потому что он не просто дерьмовая дешевка, а… Его пальцы обхватывают глотку Седьмой. Та пытается выцарапать ему глаза, но Гон заламывает ей руки над головой. Кто-то мог бы посчитать их позу интимной, но все, что видит Гон перед собой — будущую жертву, освобожденную от изысканий Джайро. Жалко, что приходится так поступить. Но выбора нет. Если он оставит таких, как она, на свободе… Лояльных чудовищам, видящих в них лишь спасение… Это станет началом конца. А Гону совершенно не хочется видеть конец света раньше положенного, и тем более — повторение ИТЦ. Потому его пальцы сжимают глотку Седьмой еще сильнее, отчего у той изо рта начинают течь слюни. Она дергается еще и еще, но со временем ее движения затихают. Глаза Седьмой закатываются, лицо краснеет, а на коже под пальцами Гона образуются некрасивые пятна. Он мог бы сломать ей шею быстро, одним движением, но видеть угасание такой мерзкой фальшивки… Но ты ведь раньше так не делал, проносится мысль. Она ни в чем не виновата. Она не просила быть созданной. Когда Гон замирает, задумываясь об этом, то вдруг ощущает, как кто-то впивается ему в руку и пытается оттащить. Настолько слабый жест, что он едва его ощущает, и стоит Гону обернуться, как он встречается взглядом с Тройкой. Тот испуганно смотрит на Гона, затем — на Седьмую, продолжает беспощадно дергать его за локоть, но молчание — это не ответ. Зачем жалеть ее? Какое дело Тройке до этой бешеной фурии? Он не отпускает руку, но полностью поворачивается к Третьему. — Зачем? Тройка смотрит на него бешеным лихорадочным взглядом, после чего начинает судорожно сглатывать. Он открывает рот… и Гон понимает, что он не немой. Скорее всего, это очередной дефект клона. Что-то такое… — Семь… не злая. Не… надо. Пожалуйста. — От нее будут проблемы. Тройка начинает трясти головой. — И кто ее переубедит? Ты, что ли? Тут же кивает, и затем сквозь зубы медленно по слогам цедит: — Не… убей. В обмен… покажу… место. Где мастер… создает. Нас. Задумывается ли Джайро при создании двойников о том, что кто-то из них может перейти на сторону противника? Понимает ли он это, когда оставляет им знание о местонахождении своей колыбели? Гон не знает; это один из вопросов, на какие получить ответы почти нереально. Он внимательно смотрит на Тройку, а у того глаза на мокром месте, будто настолько ему важна жизнь Седьмой. Но если он и правда отдаст ему ценную информацию о заводе-колыбели… Вопрос, разумеется, почему не рассказывает раньше, но Гон знает ответ, догадывается: скорее всего боится за жизнь своих «братьев», вот и молчит. Но ничего не попишешь. Такие ценные сведения куда важнее, чем устранение Седьмой. В крайнем случае, можно запереть ее вместе с Десяткой. Помедлив, Гон кивает и разжимает пальцы, отчего Седьмая под ним издает громкий хриплый вздох, больше похожий на всхлип. Он отходит в сторону, продолжая на нее коситься, а Тройка же бросается к названной сестре и сгребает ее в крепкие объятия, и Гону кажется, что в отблесках пламени он видит на его глазах слезы. Седьмая же слишком в прострации, чтобы как-то отреагировать, и они просто сидят, пока на фоне догорает офис, опасно приближаясь к ним языками пламени. … он очень странный двойник. Слишком добрый. Странно, что Джайро пускает его дальше конвейера. Неужели с проектом все настолько плохо, что туда идут даже настолько бракованные фальшивки? Впрочем, Гону же удобней. Чем больше недостатков у его двойников, тем проще будет их убить. Он отворачивается от столь нежной сцены, направляясь вперед. Маячок меча все еще мигает, значит, он где-то здесь. Нужно его забрать.□ □ □ □ □ □ □ □ □ □
Следующее утро он встречает в Лунцзю в офисе господина Демиана, сидя в одном из его неприлично мягких кресел; нет, серьезно, кто вообще создает что-то настолько мягкое, в чем можно натурально утонуть?! Сам Демиан попивает кофе и о чем-то переговаривается с Кат Ши, который на каждый вопрос нервно вздрагивает и ойкает, интерес Гона же обращен на две вещи: крайне чешущиеся ожоги, от которых он старается держать руки как можно дальше (Кат Ши обещает ему пальцы переломать, если он начнет их скрести), и утреннюю газету, в которой красуется фотография с записи кошкосоветника Демиана. Ракурс тот выбирает помпезный: фото силуэта Гона на фоне пламени, где почти не видно лица, лишь глаза, и кровь на земле, невероятно яркую в пламенной освещении. Да уж, будь в Гойсане конкурсы фотографий, эта бы там победила. Статья озаглавлена «РЖАВАЯ ГНИЛЬ: кошмар окраин Гойсана, резня в офисе синдиката». В ней красочно описаны все последствия небольшого факультатива Гона, сразу становится ясно, что это дело рук мартышек за пишущими машинками, которым очень много платят за столь красиво расписанную пропаганду. То, что это она — очевидно, потому что в тексте явно дается понять, что владелец синдиката, то есть, Церредних, придурок, раз выступает против настолько страшной фигуры. Имя Гона нигде не называется, но кому надо, тот поймет. Проблема, конечно, остается в Чидль и Киллуа, потому что они могут догадаться… Ну, Киллуа газеты не читает, но вот госпожа Чидль… Черт, она ему точно глотку перегрызет, он уверен! — Кто это писал? Глазки у Кат Ши начинают нервно бегать. Все понятно. Гон закашливается и выразительно зачитывает: — «Окропленный кровью невинных, он покидает помещение; алый запятнал его с головы до ног, настолько, что, казалось, он и есть олицетворение кровожадности. Неся ее смард, он казался чумой, гнилью…» — Прекрати-и-и-и! — Ты сам это написал! Сам! Я тебя не заставлял! Кат Ши мгновенно заливается краской, хвост у него ходит из стороны в сторону, а сам он крепко прижимает уши к голове. Все понятно с этими журналистами. Вроде бы выглядит как кот, а по факту крыса! — И что это за псевдоним?.. Он же тупой. — Он крутой! — пищит Кат Ши, пытаясь защитить свое детище. — Слушай, я понимаю, был бы я на Небесной Арене. Там дебильные прозвища в моде, плюс полезно для рекламы. Но «гниль»… Почему гниль-то? — Ну, типа, не «чума» же. Это как-то… Кат Ши вдруг задумывается, будто ему нравится и этот вариант, и Гон темнеет лицом. — Боги. Почему меня вокруг люди с таким отстойным воображением? То есть, я тоже им не блещу, но я хотя бы не бросаюсь пафосными именами! — Не хочу ничего слушать от человека с хацу «Ка-камень». — Это не я его так назвал! Демиан, как и любой хороший руководитель, игнорирует их перепалку, смотря куда-то в окно. Еще одного беглого взгляда на газету достаточно, чтобы понять: Юйди мгновенно поймет, что речь ведется о нем, и ржать он будет громко и долго. Но ладно Юйди, Чидль и Киллуа — вот проблема! Ему и так хватает Джайро по свою голову, куда еще двух?! От мысли о том, что ему придется оправдываться (если они прочитают; и если Чидль будет дело) становится настолько не по себе, что Гон сворачивается в клубок и громко стонет. Когда он давал камеру Кат Ши, то думал, что тот сделает один крутой снимок и все! Или сольет видео в местный даркнет, снафф там снимет, что угодно! А не устроит помпезное представление в местной газетенке! Боги, хорошо, что Мито-сан об этом не узнает. Вот кого бы точно стоило опасаться по-настоящему, так это ее. Никакая Чидль не сравнится. Неожиданно, голос подает Демиан: — Тем не менее, своего эффекта мы добились. Церредрих получил предупреждение, потерял меч и юную госпожу Семь. Такие громкие заголовки нужны для того, чтобы нужные люди обратили на них внимание. Или ненужные, пищит про себя Гон. — Плюс, это закрепило за тобой репутацию достаточно грозного наемника. — Ага, это если кто-то поймет, что это я. — Достаточно того, что синдикат «ЖЕМЧУГ» осведомлен, — строго замечает Демиан и разворачивается в кресле в его сторону. Затем так резко поднимается с кресла, что Кат Ши рядом, будто настоящая кошка, отшатывается в сторону. — Кстати об этом. Прошу за мной. Они спускаются вниз, по узким коридорам, пока не достигают внутреннего двора. Перед самым выходом Демиан вручает ему шлем — он похож на мотоциклетный, но с открытым низом, то есть, не видно только глаз за полупрозрачным стеклом. Тот сидит как влитой, и по дизайну некоторых элементов, вроде рисунка на стекле, Гон понимает, что скорее всего его делала Камилла. Ничего удивительного — у нее наверняка есть свои изготовители одежды, в конце концов, она модная барышня. Но шлем ему нужен вовсе не для красоты, о, нет — если он покажет лицо, то его убьют, потому что он выглядит, как Восьмерка. Нужно сохранять анонимность, загадочность — один из плюсов, ведь только Кат Ши и Демиан выживают после встречи с ним до заключения этого хрупкого мира. Джайро и Церри скорее всего в курсе… но на них плевать. Там во дворе в ожидании стоят люди синдиката; их голодные взгляды мгновенно впиваются в него, как тысяча игл. Свора вооруженных наемников, которым представляют нового вожака… Чертов Демиан, это невероятная ответственность, Гон тут вообще не за этим! Но он ничуть не меняется в лице, понимая, что стоит ему проявить слабость в позе или взгляде хотя бы на секунду — его сожрут живьем. Скорее всего этот Хитклифф, что руководит бандой, очень страшный парень. «ЖЕМЧУГ» Гону не нравится; взаимно, судя по всему, но ему нужно показать этим бешеным псам, что он тут новый хозяин… Боги, ну почему он опять вляпывается в какие-то политические игрища? Он планировал путешествовать! Мир смотреть! Спасти друга!.. Ну ладно, одного друга он спас, но еще же остался! Но ладно. Надо просто разобраться с Джайро. Как только в Гойсане воцарит мир… хрупкое равновесие между синдикатами, охотниками и официальным правительством, то можно будет начать приключения. Мысль об этом сладка. Киллуа будет орать против Хисоки, но мнение Киллуа, как известно, интересует только его (и даже не Аллуку). Неожиданно, по толпе проносится рябь, будто по воде, и доносится радостный вскрик. Один, два, пока вдруг стая не начинает рукоплескать, глядя на него, будто на мессию. Гон не подает вида, что его это ощутимо смущает, но Демиан чувствует. Может, он просто слишком хорошо читает людей. А может, Гон просто отвратный актер. Все возможно. — Что с ними не так? — Выращенные в полной уверенности святости лидера, люди будут тянуться к новым светилам, что затмили предыдущие, — голос Демиана звучит с ноткой торжественности. — Ты затмил Хитклиффа для них, устроив эту бойню. Радуйся. Я всего лишь перебил пару мелких бандитов, хочет возразить Гон, но решает промолчать. В конце концов, это будет крайне полезно. Даже если ему придется надеть совершенно чужую для себя личину. Впрочем, у Гона есть отличный учитель в этом: он вспоминает образ, который создает себе Хисока, с которым дебютирует на Небесной арене два года назад, и примерно тогда же вступает в «Пауков». Он врывается в мир внезапно, громко, и оставляет в нем яркий след. Гон славится иным характером… Поэтому некто сродни Хисоки, пожалуй, может сработать. Как человек, которым Гон не может стать. Это обдурит пару человек уж точно. Он откашливается, вспоминая протяжные низкие интонации, с какими тот говорил, после чего выходит вперед. Упирает руки в бока и натягивает на лицо наглую хищную ухмылку. Однако, нельзя слишком увлекаться. Хисока — это Хисока. Нужно внести что-то свое… И не срастись с маской. Последствия этого он видел вживую. Не понравилось. Разведя руки в стороны, громогласно он объявляет: — Повезло вам, щенки, что ваш бывший вожак оказался злодеем и свалил прочь! Не пристращайтесь к злодеяниям, они делают вас зависимыми, слабыми! Но теперь мы привнесем лучшее в Гойсан и Темный Континент в принципе, и вас поведу я! Зовите меня РГ!