Смотрится мило

Им всегда попадаются странные. Говорливая старушка с перьями в волосах сменилась дёрганой кошатницей, потом помешанным на анатомии мужчиной. О парне, который выкручивал руки, никто предпочитает не вспоминать. На самом деле за цветастой каруселью новых преподавателей изо даже интересно наблюдать. Особенно учитывая, что они всегда такие же экстравагантные и никому не нужные, как их предмет в год выпускных экзаменов. За четыре месяца до этого страшного суда им обещают кого-то нового. Он должен довести класс до аттестатов. Ровно на секунду тридцать два человека замирают и осматривают фигуру в дверном проёме. Постепенно она прорисовывается в свете полумёртвых ламп двадцатилетней давности. Отрешённое выражение на лице, полуофициальная одежда, длинные крашеные волосы – он странный, но странность тихая и располагающая к себе, немного милая. Гоголю такое нравится. Он добровольно присоединяется к тем самым трём энтузиастам искусства, которые на изо по-настоящему рисуют, и даже получает свою порцию внимания каждый урок. В качестве художника он убогий, жалкий и бесполезный, поэтому около него Сигма буквально вьётся все сорок минут: корректирует, советует, поправляет. Просто Сигма, учитель самого бессмысленного предмета. У него нет имени-отчества, зато есть Коля, временами буйный одиннадцатиклассник. Он шёпотом травит тупейшие анекдоты в самое ухо, смущающе заглядывает в глаза, заметно залипает на пальцы, держащие карандаш, осторожно играет с чужими волосами. Сигма морщится, хмурится, но розовеет и от этого вовсе выглядит едва не младше своих учеников. Он возвращается за свой стол, отворачивается к окну, пытаясь избежать взгляда Гоголя. По всему городу опять цветёт сирень – белое, фиолетовое и розовое месиво цветов, которое одуряюще пахнет и неплохо выглядит через не очень чистое стекло. Нежно так, воздушно. Конец мая только это и украшает, думает Сигма. Он всё ждёт, пока Коля перейдёт к более активным действиям. Собранные в жалкую стопку рисунки плавно опускаются на пол, яркими пятнами разлетаясь едва не по всему кабинету. Собрать их Сигме вряд ли кто-то поможет: из его последнего на сегодня класса остался только один Гоголь, который сейчас занят. Занят тем, что прижимает его к столу, подло улыбаясь, и запускает руки под одежду. За рёбрами как будто трепыхается птица, под кожей разливается жар. Сигма оказывается не готов. Он приоткрывает губы, дышать становится тяжело. Он пытается отступить назад, чтобы не вжиматься пахом в Колино бедро. Тот, бросив издевательский взгляд, втягивает в поцелуй и вклинивается коленом между его ног. Это конец, потому что в отглаженных брюках тесно и горячо. Гоголь медленно их расстёгивает, скользит языком в чужой рот. Сигма очень тихо всхлипывает от безысходности и возбуждения одновременно. Школьник раздевает учителя, дверь кабинета не заперта, кто-нибудь обязательно случайно зайдёт. Увидит, как он, раскрасневшись, рвано дышит в ответ на третий палец внутри себя. Коля кладёт его ноги себе на плечи, быстро целуя под коленом, и сразу входит полностью. Сигма вздрагивает, прикрывая глаза, и через ресницы смотрит на своего ученика. Тот плавно двигается, криво усмехаясь, разглядывая разметавшиеся поверх бумаги на столе волосы и влажные припухшие губы. Сигма кончает, тихо вскрикнув, на грани между реальностью и обмороком. К лицу липнет горячий воздух, голова гудит, всё окружающее постепенно пропадает, затягиваясь туманом. В кабинете полутемно. За первой партой сидит полностью одетый Гоголь, сложив руки, как послушный первоклассник, и разглядывает его. Рисунки и материалы на столе в полном хаосе. Коля встаёт, медленно приближается к нему. - Помоги убрать, - Сигма благосклонно улыбается, выдавливая из себя уверенность. - С радостью.