Смотрится мило

Сигма даже не помнит толком, как они познакомились, так это было незаметно и быстро. В коридоре университета, наверное, он его и остановил с каким-то глупым вопросом. В голове этот день отмечен шальным весёлым взглядом и позабавившим его именем. Николай Гоголь, но не писатель. Вечно улыбается так, что хочется зажмуриться, на лекциях по Римскому праву оказывается на соседнем месте. На второй месяц этого молчаливого взаимодействия прохладные сильные пальцы сжимают его руку, и за шумом крови в ушах Сигма не слышит уже рассуждений о рецепции и Своде законов Российской Империи. Вот сейчас Гоголь, только вчера кому-то говоривший о своих похождениях с некой девицей, заметит его смущение и поймёт, кто он такой. - Сергей, - хриплый шёпот в самое ухо, улыбка, от которой пробирает волнительная дрожь. - Сигма, - он уже в отчаянии. Жарко, воротник давит на шею, к тому же Николай бережно поглаживает его ладонь под столом. Что он хочет? - Научно-литературное общество вас привлекает? – Сигма отшатывается прежде, чем успевает осмыслить происходящее, и проваливается в панику. Гоголь моментально придвигается к нему ещё ближе, навязываясь, и теперь их колени едва заметно соприкасаются. – Не тряситесь, я его участник, - короткий смешок. В его интонациях кроме издёвки есть что-то ещё, поэтому Сигма окончательно забывается и соглашается на всё. Проще так: в самом худшем случае ему грозит лишь исключение, а Николай, несмотря на несерьёзность, не лжёт. Квартира в пустом переулке тоже словно необжитая, но места рассесться хватает всем, кто входит в какой-то особый кружок их общества. Сигму Гоголь устраивает рядом с собой, представляет своим другом и два часа мучит вопросами относительно судебной системы, будто случайно держа за руку. В перерывах между репликами получается думать только о том, насколько частит пульс. Этим он отвечает на такие неожиданные дружеские чувства, что выглядит бесконечно жалко. Ему наливают вина, от вкуса которого Сигма успел отвыкнуть. Много пить нельзя: в последний раз, ещё в гимназии, всё обернулось кошмаром. Он медленно, по глотку, отпивает из бокала, пока небо темнеет, а собравшиеся постепенно расходятся. Сигма всё ещё гадает, как доберётся до дома, прощаясь с последним гостем. К чему всё идёт, можно было разгадать в самом начале вечера, улыбается про себя Гоголь. Брать силой, что ему претит, здесь не нужно. Сигма поворачивается к нему и с грустью в голосе, которую лёгкое опьянение делает более явственной, начинает прощаться. Поцелуй выходит целомудренным, забирает с губ последнее вежливое слово. Николай держит Сигму, готового осесть на пол, и понимает, что тот пытается одной рукой расстёгивать его рубашку. Приличной кровати нет, только старый диван от прошлых жильцов. Гоголь опять целует, более развязно и смело. Сигма, уже раскрасневшись, полураздетым падает на него и мучительно прикрывает глаза. Слишком всё незаметно и быстро.