Смотрится мило

Сигма получает подарки не так часто, чтобы к ним придираться. Открывает коробку, бережно раскладывает на кровати платье, чувствуя под пальцами мягкость кружева, ставит рядом туфли на каблуке, всматривается в надписи на палетке теней. Следующие несколько вещей вгоняют его в краску: чулки и бельё, тоже кружевные, молочно-белые. Они занимают место рядом с платьем. Он недоумённо скользит взглядом по неизвестно откуда взявшейся одежде и косметике. Что ж, лавандовый – хороший цвет, который ему нравится, и размеры по виду примерно подходящие. На дне коробки оказывается ещё дорогая на вид открытка: «Заплети косы. Фёдор». Сигма машинально тянет руку к распущенным волосам, перебирает пряди, размышляя. Примерить нужно по меньшей мере из вежливости: всё это, должно быть, стоило немало и выглядит по-настоящему красиво, даже утончённо. Правда, ровно накраситься будет трудно, но попробовать стоит. Он раздевается, складывает вещи и с некоторым недоверием берёт в руки чулок. Бельё ощущается непривычно, но приятно и немного волнительно, платье сидит почти идеально. Туфли делают походку менее уверенной, но постепенно лёгкая дрожь в ногах сходит на нет. Тени поблёскивают на веках и смотрятся неплохо, свободные косы лежат на плечах. Отражение в зеркале на трансвестита непохоже, что радует. Сигма себе нравится – но только в одиночестве. Как только он успевает подумать об этом, Гоголь очень шумно вваливается в дверь их квартиры, заглядывает в спальню и расплывается в ухмылке. Бежать поздно – подол платья обвивается вокруг ног, символизируя это. - Откуда? – насмешки в интонации нет, но застигнутый врасплох Сигма стремительно розовеет, мнётся, беззвучно шевелит губами. Наконец догадывается протянуть открытку. – Мило с его стороны! – его глаза уже горят. Распускать руки Николай любит, но стоит и разглядывает Сигму, внимательно, тщательно и смущающе, улыбаясь скорее восхищённо, чем ярко. Всё же касается, ведёт ладонью по краю выреза, едва задевая кожу, целует в шею и ниже, насколько позволяет декольте. Пока он пытается вслепую справиться с замком на спине, Сигма стоит, застывший. Уже на кровати, откинув юбку вверх, Гоголь поднимает на него глаза, облизывается, отчего Сигма давится воздухом, и начинает стягивать с него чулки. Зубами. Туфли уже лежат на полу. Потом он бережно снимает платье и бельё, возвращается к чужим губам, прикусывает нижнюю едва не до крови. Вырывает первый задушенный стон – у Сигмы уже темно перед глазами. Прохлада смазки, первый палец. Косы от его метаний растрепались так, что волосы лезут в лицо, заслоняют глаза. Может, это и хорошо: посмотри он на Николая, сгорел бы от неловкости и вечного своего стыда. Второй палец, третий, ножницами, так плавно, что Сигму трясёт. Он почти решается попросить продолжения, но голос срывается. - Сейчас, - вкрадчиво шепчет Гоголь. Медленный темп добивает Сигму в считанные секунды – он кончает с тихим всхлипом, чувствуя, как Николай продолжает двигаться, а его самого выгибает судорогой. Ещё оставшиеся мысли замирают, немеют вместе со всем телом. Простыни слегка влажные, кажутся холодными. Сигма, очнувшись, прижимается к Гоголю и осторожно, неглубоко дышит, избегая смотреть в глаза. Вместо этого, скосив взгляд, он видит на полу сиреневое кружево платья, а на чужих губах – немного своих теней. - Мило со стороны Дос-куна сделать тебе – нам – такой прекрасный подарок…