Смотрится мило

Жёлтый полыхает в его руках на контрасте с бледной кожей и светлыми оттенками волос. Сигма, которого Коля знает меньше месяца, отчаянно пытается удержать в руках все цветы сразу и смотрит на него, светясь счастьем. Это после того, как едва не сложился пополам от смеха, между прочим, довольно обидного, увидев взмокшего Гоголя за своей калиткой. Начинается всё с того, что Сигма машет руками, вроде бы злится, потому что никто не смеет заглядывать через его плечо в альбом, до смешного глупо шутить, а потом под шумок рассматривать его рисунки, отпуская разнообразные комментарии. Особенно это нельзя делать Коле с его страстью издеваться над каждым существующим предметом и явлением. - Это же подсолнухи? – голос подозрительно ровный, что несколько настораживает. - Да, мои любимые цветы, - вскользь подмечает Сигма без всяких задних мыслей. Он просто предпочитает давать исчерпывающие ответы. Гоголь кивает, судя по всему, моментально забываясь, и тычет пальцем в окно. Там опять что-то неосторожное привлекло его внимание. Этим же вечером он пытает всех, кого может найти, вопросами о ближайших подсолнухах. Приезжему из мегаполиса терпеливо и снисходительно объясняют, что ради семечек с поля, для которых ещё рано, преодолеть ему придётся километров восемь или под убийственным июльским солнцем, или по темноте, или в живописный предрассветный час, когда он только ложится спать. Коля семечки не любит, но молчит, засыпает, предвкушая завтрашние события. Гоголь, городской мальчик, тащится на поле по единственной дороге и сталкивается с проблемой: подсолнухи, оказывается, могут быть и с него ростом, и выше, а не только мелкие декоративные с чахлой клумбы у гимназии. Они тяжёлые, их едва сломаешь, стебли волочатся по земле, а перехватить поудобнее просто невозможно: сомнёшь горящие цветом лепестки. Правда, прижимающий к себе яркое великолепие Сигма стоит мучений в пути и обгоревших рук. Он кладёт цветы на траву, а потом невесомо целует Колю, улыбаясь ему в губы, и даже не убегает, только краснеет и отводит глаза. Перестаёт избегать его взгляда он только к концу лета, к отъезду, когда грустит, не скрывая. Гоголь всю весну своего выпускного класса ходит мимо школьной клумбы и подмечает, как растут новые подсолнухи. Приезжает опять – уже с букетом в руках. Сигма через пару недель задумчиво спрашивает его, выбрал ли университет и что собирается делать с дальнейшей жизнью. - Носить тебе цветы, - усмехается Коля и садит его себе на колени. За окном опускаются сумерки, сонное и так село будто вымирает и замолкает до рассвета. - Какой ты несерьёзный, - отвечает и смотрит мягко, смущённо, без укора. Он не против. Лепесток подсолнуха запутался в его волосах лоскутком солнца ещё с полудня. Гоголь настолько бережен, что этот лепесток так и не выбивается. Ночью они лежат на старой поломанной кровати, которая, оказывается, ужасно скрипит даже от самых аккуратных движений, и слушают противных сверчков за окном. Коля перебирает пряди, пахнущие чём-то лёгким и нежным, и думает: нужно приезжать и на зиму, согревать. Без него, говорит ему по секрету соседка, Сигма совсем грустный. Гоголь идёт под солнцем и пустым плоским небом, отполированным жарой, вдоль горевшего месяц назад леса. Поле до горизонта переливается желтым, и цветы опять уже выше его. Тяжёлые, едва помещаются в руки, но яркие и сильные. Коля видит его улыбку и смеющиеся серые глаза. Здесь раньше были только искусственные астры и розы из районного магазина: полинявшие от ветра и снега, поникшие и гниющие под дождями. Лежали долгие годы, забытые. Коля не забывает. Приезжает из своего далёкого города, о котором здесь только слышали, к Сигме, ещё раз перебирает в памяти то, что услышал в июне, третьем по счету. Где твой Серёжа? Схватил что-то непонятное, но страшное, и сгорел за пару недель. Тебя звал всё время. Коля сначала не понимал. Это как? Сигме ведь едва исполнилось семнадцать, когда то лето, для них только второе, кончилось... Пластиковый бутон жалобно скрипит под ногой: чья-то могила так заросла, что не видна из-под травы. У Сигмы с середины и до конца каждого лета самые красивые цветы, его любимые, которые день за днём не успевают завянуть. Гоголь роняет охапку, отходит немного. Желтый полыхает под именем и двумя датами.