Смотрится мило

Сигма красит ногти в чёрный, выпрямляет волосы и оставляет их распущенными, надевает любимые серьги. Набираясь смелости, последний раз мельком смотрит в зеркало, в упор на своё отражение. Глаза у него серые, пасмурного такого цвета, как какая-нибудь грязная свинцовая туча на осеннем небе. Без особой красоты, кажется. В них сквозит нерешительность, которой быть не должно. Из взгляда Сигмы, с тяжёлым вздохом входящего в класс, деланое спокойствие исчезает в секунду, когда он видит зрелищное и явно непреднамеренное падение целой колоды карт из рук Гоголя. Остальные игроки вяло протестуют и цепляют по одной карте с пола каждый, возвращают на парту, наклоняются ещё раз, видя, что Коля помогать не собирается и из игры благополучно выпал. Даже не из-за звонка. Он просто откровенно залипает на Сигму, комично приоткрыв рот, и не обращает особого внимания на происходящее вокруг. На то, например, что уже раздают тетради для сочинений. Над своей Сигма склоняется как можно ниже, чтобы видеть только бледно-голубую линовку и дату, а не свои подрагивающие пальцы. Лирика Марины Цветаевой гнетёт класс два урока без перерыва, и Сигма почти отвлекается от того, что возложил на себя сегодня, анализирует, сопоставляет, бегло перечитывает. Пытаясь свести неловкость к минимуму, встаёт и направляется к учительскому столу, мельком оглядываясь. Коле, кажется, гораздо более интересна его спина, чем Цветаева и оценка за неё. Звонок – Гоголь, далеко не преуспевающий по части литературы, сдаёт пустую тетрадь. Едва касается пальцев Сигмы, скользит весёлым мутноватым взглядом. Сигма решает, что самое время закончить весь этот спектакль, сжимает чужую ладонь резче, чем следовало бы, ощущая, как пульс панически отдаётся где-то в горле. Они пробираются сквозь одноклассников в коридор и дальше на дальнюю лестницу. - Николай... Коль. Тот сверкает улыбкой, выжидает. Сигма не очень понимает, как донести до него все свои мучительные размышления, дрожащие руки, затравленные взгляды. Он привстаёт на цыпочках, на всякий случай закрывая глаза, чтобы не видеть выражение чужого лица. - В лоб покойников целуют, знаешь? – выдавливает зачарованный Гоголь и касается его губ, приобнимая. Не углубив поцелуй, оставив его лёгким и нежным, отстраняется, смотрит в серые глаза. – Ну, теперь-то я покойник.