Смотрится мило

Снега нет, не было и не предвидится, в точности как год назад. За окном снова серость, чуть разбавленная оранжеватым светом фонарей, находящихся при смерти и мигающих каждые несколько минут, и стандартными новогодними украшениями, дарованными муниципалитетом. Сигма, который говорит, что они симпатичные, ни разу за декабрь из квартиры не вышел и на улицу выглянул от силы четыре раза. Он практически живёт в кровати, завернувшись во все имеющиеся пледы, обложившись книгами и упаковками с печеньем, иногда просит купить мандарины, зефир или ещё сливок. Коля с прежним энтузиазмом выбрасывает деньги на абсолютно любые рождественские вещи, у которых есть хоть крошечный шанс позабавить Сигму или заставить его закатить глаза. Тридцать первого Гоголь принимается за перевоплощение их спальни. Для начала он встаёт в дверях с тремя спутанными до состояния экзистенциального ужаса гирляндами, которые из-за своей длины превращаются в огромный клубок из тёмных проводов с почти незаметными лампочками. Сигма смотрит на этот клубок, на Колю и очень тяжело вздыхает, явно предвидя что-то нехорошее. На его лице скептическое, но заинтересованное выражение. Он отпивает немного горячего шоколада, выслушивая живописные планы Гоголя относительно огоньков на окна, и никаких сомнений всё же не озвучивает, одобряет проект и утыкается в очередную книгу. Конечно, вешай, будет красиво. Только поосторожней и не запутайся. Через час становится ясно, что он гораздо лучше Гоголя разбирается в его собственной жизни. - Сигма. Он читает – Коля пытается прищуриться так, чтобы из-за огоньков было хоть что-то видно, - сборник рождественских рассказов европейских писателей. Двухцветная чёлка, должно быть, неудобно висит перед глазами, но он настолько увлечён, что её не закалывает. Ну да, они договорились, что с украшениями Гоголь разберётся сам и его отвлекать не будет. - Сигма, я застрял. - Коль, ты издеваешься? Каким образом… Я же просил… Сигма искренне пытается оставаться серьёзным и строгим, но смех задавить не получается. На подоконнике, пригнувшись и неловко сгорбившись, стоит Гоголь с несчастным взглядом, неловко связанными сбоку руками, экзотично переплетённой гирляндами косой и в ангельском ореоле золотого свечения. Он старается оставаться неподвижным, потому что как только он решается дёрнуть рукой или повернуть голову, провода затягиваются ещё надёжнее. Неохотно выбравшись из-под клетчатого, однотонного, полосатого, в пятнышко и ещё одного однотонного пледа, Сигма откидывает со лба двухцветную чёлку, бормочет что-то вроде «я же говорил, господи, ну что за клоун» и направляется к месту катастрофы. Его пальцы вполне себе легко распутывают гирлянды, уже зачем-то включенные в розетку, и Коля наконец перестаёт сиять светодиодами. В итоге окно таки завешено и выглядит великолепно. Сигма, явно переступая через свои принципы, Гоголя хвалит и позволяет принести спички и бенгальские огни в кровать нарочито неохотно. Сам же потом восторженно-заворожённо смотрит на крошечный фейерверк бенгальского огня, очень осторожно держа его в пальцах. Кольцо на безымянном всё в отблесках ярких искр. Через полчаса Сигма спит на его плече и во сне улыбается, а Коля не может отвести от него, такого счастливого и умиротворённого, взгляда. Никто из них так и не видит, что начинает падать снег.