Смотрится мило

Стылый кабинетик выдыхает на Колю отсутствием отопления, и волна дрожи проходит точно от живота до левого плеча. Музыку выключили к закрытию. Неспешная болтовня трансформировалась в тишину, одновременно плотную и прозрачную, как только Гоголь открыл тяжёлую раздвижную дверь в тонких узорах на матовом стекле. Некстати он подцепляет мысль о том, что зашёл не в то измерение. Может, на камерный высший суд, к дуэту психиатров, на чистую медицинскую казнь, на последнее интервью жертвы мафии. Коля продуцирует эти фантазии из четырёх острых локтей: двух неплотно обтянутых чёрной водолазкой и двух прорезающих мягкую белую рубашку, - которые угрожающе упираются в белый пластиковый столик. Коля выдыхает через нос, замечая в полуночничании необычный уют. Американское печенье торчит из лиловой фольги, нежные сухоцветы в стеклянной вазочке перепутались между собой ломкими стеблями, и нарочито треугольные горы на керамической кружке тычутся глазурно-белыми пиками в потолок. Левая сторона шеи Гоголя помнит, как Сигма негромким голосом вывел на ней, что любит высокие места. Коле кажется, что он будет бредить этим до конца жизни, но высоты боится: разреженный воздух словно перекраивает пространство, по-новому увязывая части тела отвратительными нитями. Фëдор по-дружески неглубоко царапает его выжидающим взглядом, зажатым между нависшими верхними веками и блеклыми синяками под глазами. Гоголя крутит в смешную спираль: он приехал за Сигмой в закрывшийся час с лишним назад салон, где лёгким раздражителем гудят трубы и Фёдор торжествует над своей белой, в высохших подтеках кофе кружкой, возвышаясь на локтях. Коля стоит, чувствуя, как выгорают у него на холодеющей спине стеклянные лианы и цветы, вьющиеся на раздвижной двери. Лиловая половина волос Сигмы подозрительно быстро слетает со столика, на котором её кончик уложился дугой. Сигма лёгким касанием обнимает Гоголя и поглаживает его взглядом тепло-серых глаз. Невольно Коля ощущает это эквивалентом поцелуя в челюсть. Он приехал не зря и, наверное, отвезёт Сигму до дома, чтобы ночной ветер, сквозящий в окно машины, перебирал его чёлку, мешая цвета. Зелёная тряпочка поскрипывает по пластику, оттирая пятно от кружки Фëдора. Он сам повёрнут к Гоголю спиной, ссутуленной и помято-белой, смотрит на многоярусную выставку гель-лаков, расставленных спектром, и молчит. О металлическое нутро подсобной раковины звенит вода. Сигма наконец закрывает кран, неся на пальцах мелкие капли воды, которые опадают на пол по пути до вешалки с двумя пальто. Подкладка у Сигмы напоминает Коле перья толстой цесарки, которые он всегда считал незаслуженно красивыми, как рассыпанные по черному жемчужные звезды. Впрочем, их цесарки ходили пыльные и оттого сероватые. - Спасибо, что пришел, - задумчиво говорит Сигма, набрасывая пальто, и провожает взглядом Фëдора.