***
За окном утренняя дымка. С балконного выхода тянет утренней прохладой. Едва колышется тюль, и играют на полу солнечные блики, пробиваясь через листву и хвою лесополосы. Воздух, наполнивший комнату, свеж и манок. Его хочется не просто вдыхать, его хочется съесть на завтрак и ни с кем при этом не делиться. Ну, если только с той, кто лежит сейчас рядом со мной. С той, которая безмятежно спит и не слышит утреннего разноголосья птиц, которые выводят свои трели и песни, радуясь новому дню и новым птичьим радостям. Вот начал отбивать дробь дятел. У него, в отличие от нас, уже завтрак. Я не силён в орнитологии, но узнаю перепевы соловья и, конечно, знаменитое кукование. Вопрос: сколько мне жить? отпадает сам собой. Эта кукушка решила, что я – Горец*. Моя жена, не обращая ни на что это внимания, спит, лежа на животе, подсунув руки под подушку. Я смотрю на неё, спящую, оторвавшись от экрана своего телефона, в котором я копался в поисках ресторана на нашу годовщину свадьбы. Отложив сотовый на прикроватную тумбочку, я опускаю руку на её спину. Мои пальцы косаются футболки. Ночь была прохладной, и так как нас оставили ночевать, то мы подумали, что нырнуть под одеяло в футболках - правильное решение. Едва касаясь пальцами тонкой ткани, я провожу по позвоночнику жены и, дойдя до разметавшихся по подушке белокурых прядей, замираю. - А массаж? – слышу я тихий голос Ирины. Я вздрагиваю и полушепотом произношу: - Испугала. Ты же спала… - Разве с тобой поспишь? Ну так как массаж? Она открывает глаза и, едва улыбнувшись, смотрит на меня. - А верещать не будешь? – интересуюсь я, улыбнувшись в ответ. - А расслабляющий? Кажется, она ждёт моих прикосновений. Но я решаю подразнить её и, состряпав равнодушную мину, спрашиваю: - А ты точно хочешь? Но что в этот момент творится во мне, могла почувствовать лишь она. И кажется, она почувствовала. А возможно, она тоже испытывает то же самое, что и я. Желание. Желание обладать друг другом. Желание, которое росло как грозовая туча, готовая пролиться на нас потоками воды, чтобы загасить то, что зрело между нами со вчерашнего вечера…***
Совершенно случайно я столкнулся со своим другом детства в Склифе. Да, да, все дороги ведут в Склиф. Он привёз в наше отделение невестку с вывихом плеча, а я в тот день работал в приёмном отделении. Серёга, а точнее Сергей Аркадьевич, поинтересовался у Нины, не Кривицкий ли я, и та с радостью поведала ему, что это именно я собственной персоной. Когда я вышел из кабинета приёмного, он заорал на всё отделение: - Генка! Это правда ты? Я немного опешил. Я действительно не узнавал в этом лысом дядьке в очках и строгом костюме вишневого цвета ни одного из своих знакомых или приятелей. Мне и голову не могло прийти, что это мой друг детства, рыжий Серёга с крупными веснушками и курносым носом. Моё лицо, вероятно, показало ему все усилия, на какие я был способен, чтобы вспомнить Рогачёва. Но, поняв, что все мои усилия напрасны, он просто подлетел ко мне и, обняв за плечи, продолжил горланить: — Это же я, Серёга Рогачёв! Рогач! Что так изменился? - Честно, да. Никогда бы не узнал, если бы на улице встретил, - стушевавшись, признался я. - Ты как здесь? Ты же вроде в Израиль уезжал? – он начал засыпать меня вопросами и, не дожидаясь моих ответов, продолжал: - Ну, молодец! Как жена, дети? Дед уже, наверное. Я вот уже трижды дед. Серёгу несло, слова летели как из пулемёта. Я лишь пытался освободить руку из его огромных лапищ. - Слушай, у меня сейчас смена. Извини, не могу долго говорить. - Я понимаю. Генка, я так рад тебя видеть! Ну надо же! Еврей вернулся! Его восторги были искренними и неподдельными. - Так давай мне свой телефон. Я тебе позвоню и состыкуемся. Выпьем, посидим, поболтаем, - и он, достав свой сотовый, приготовился внести меня в свои контакты, - диктуй. Я продиктовал ему свой номер и, чтобы хоть как-то привести в норму его эмоции по моему поводу, изложил информацию по теме, с которой он прибыл в Склиф: - Серёж, вывих я твоей невестке вправил. Но операция нужна. У неё связки слабые. Вот я тут написал всё что нужно… Он не дослушал меня и отмахнулся. - Да знаем мы. Уговариваем на операцию уже третий год. Боится. Вдруг его осенило: - Слушай! А если ты сделаешь? - Я вообще-то челюстно-лицевой, - сказал я, чтобы он особо не обольщался, - и у нас плановые платные. - Это ерунда. Деньги есть. Ну, помоги. - Хорошо, поговорю с заведующей, - заглянув в карту, чтобы не ошибиться, я спросил: А Татьяна Владимировна согласится? Татьяна Владимировна уже вышла из кабинета и, придерживая руку в бандаже, топталась около нас. Услышав вопрос, относящийся непосредственно к ней, промямлила: - Спасибо. Я подумаю. - О! Видишь, Генка! Она подумает. Это прогресс. Раньше на эту тему даже слышать не хотела, - Серёга, продолжая хлопать меня по плечу, пытался продолжить разговор. На моё счастье, в конце коридора я увидел знакомый силуэт и вздохнул с облегчением. Моя супруга сейчас точно со всем этим разберётся. И с Серёгой, и с Татьяной Владимировной, и, конечно, со мной. Так и получилось. - Геннадий Ильич! Долго прохлаждаться будете? Я вас уже битый час жду, - она подошла к нам и, склонив на бок голову, осведомилась, - проблемы? - Ну что вы, Ирина Алексеевна! Никаких! - выпалил я и представил Серёгу, - знакомьтесь, Сергей Аркадьевич Рогачёв, мой друг детства. И повернувшись к Рогачу, я представил ему свою супругу: - А это Ирина Алексеевна, заведующая отделением и по совместительству моя жена! Серёга расплылся в улыбке и, схватив руку моей половины, слегка её тряханул. - Ну ты, Гендос, даёшь! Еще и бабу ухватил шикарную! Пардонте, Ирина Алексеевна! Очень приятно! - Не могу сказать то же самое, потому что вы отвлекаете моего хирурга от работы, - нахмурилась Кривицкая и с укором посмотрела на меня. - Извините, уже удаляюсь! Ген, я тебе обязательно перезвоню, – и, быстро развернувшись, он поспешил к выходу, прихватив с собой невестку. Категорически отказавшись от госпитализации. Он действительно перезвонил, но посидеть, поболтать, как он хотел, никак не получалось. Хотя я договорился с Ириной об операции для Татьяны Владимировны. После чего Рогач просто воспылал к моей супруге вселенской любовью и благодарностью. И пока она не дала согласия, что мы завалимся в один из немногих выходных к нему на дачу в Подмосковье, он не отстал. Серёга и в детстве был настырным и неугомонным, а теперь он был благодарен за успешную операцию и пытался, как мог, нас отблагодарить. Поняв, что со мной вести уговоры бесполезно, он начал вести тактические переговоры с Ирой. И как только получил её согласие с точно обозначенной датой на дачу, баню и прочие увеселительные мероприятия, относительно успокоился.***
Дача была изумительная. Досталась она Серёге ещё от родителей, со временем он её перестроил в дом, вложив немалые деньги. Детьми мы часто летом приезжали на его дачу с родителями, но с того времени много воды утекло. Когда мы зашли на участок, от неожиданности я даже присвистнул. Сил и средств он вбухал немало, но оно того стоило. Добротный двухэтажный домина, брусовая баня, шикарный бассейн, зона барбекю с камином, беседка, заключенная в объятия плюща и винограда. И море, просто море цветов, которые создавали разноцветное лоскутное одеяло, покрывая всю территорию дачи. Нас чуть ли ни с порога потащили за стол, который уже был накрыт. Я вызвался помочь, но тут же мои порывы были пресечены: - Ваше дело отдыхать! – изрёк Рогач и обратился к супруге, такой же, как и он сам, хохотушке и громкой Зинаиде, — вот что за жизнь у людей? Целыми днями на работе пропадают! Считайте, что у вас отпуск. Давно, Генка, ты в отпуске был? Я пожал плечами и буркнул: - Как-то не до отпуска. Работать не кому. Осенью, если получится только. Его внуки облепили наш стол и с интересом разглядывали нас с Ирой, задавая не очень удобные вопросы. Да уж, гены соплёй не перешибёшь. Все они, как один, по характеру были похожи на деда, точнее на сына Сергея Аркадьевича, Стаса, который, препоручив свой выводок родителям, помчался назад в город за Татьяной. Внуки были такими же открытыми, шумными и простыми. Самая маленькая Сонечка, трех лет от роду, быстро сообразив, забралась на колени к Кривицкой и начала что-то живо ей рассказывать, на что моя жена отреагировала просто великолепно, заливаясь смехом и что-то щебеча в ответ. Вероятно, Сонечка напомнила моей драгоценной Агнешку, и я выдохнул с облегчением: Ире не до меня. Теперь она нескоро выберется из детского плена. Мне оставалось лишь ленно растечься в шезлонге и, созерцая прекрасное, ждать. А ждали мы шашлык, баню и соседа Рогача, Жору, по совместительству владельца пивоварни. Об этом поведал мне Серёга, предупредив, чтобы из спиртного я ничего не покупал. - Жорка никогда пустым не приходит. Я его предупредил, что у меня друг детства приезжает. Уверен, он расстарается. - Зато мы приехали с пустыми руками. Даже неловко, - я чувствовал, что лицо заливает краска. - Торт на мелких, за глаза. Кстати, они уже его схомячили, - засмеялся дед, - так что, Генка, всё нормуль! Не парься по ерунде. Париться в баньке будешь. Давно в баньке-то нормальной не был? - Давненько. Мне как бы особо и нельзя, - не вдаваясь в свои проблемы, намекнул я. - Чушь! Баньку всем можно! Первые просто пойдёте и всё. Жорка всегда последним ходит, ему нужно, чтобы вода на нём кипела. Банька удалась на славу. С парной и помывочной она была просто произведением искусства. Несложно догадаться, какой капитал был в неё вложен, но вложены в неё также были огромная любовь и тепло. В силу своего здоровья я не стал париться, как ярый фанатик бани, лишь немного погрелся и уже хотел уходить в помывочную, но Ира попросила её попарить, и отказать я ей не смог. Распарив берёзовый веник, я начал наносить умеренные удары растительным «опахалом» от ступней, плавно передвигаясь по ногам к спине. Ветки слегка касались её тела, нагнетая жар. После появления первых капель пота на её коже, она перевернулась, и я повторил похлопывания. Капельки пота блестели на её теле, и она бормотала лишь одно: «Как хорошо!». Между тем я вытирал пот с лица прохладным полотенцем, которое предварительно смочил в холодной воде. На удивление, недомогание не дало о себе знать, но, чтобы не искушать судьбу и своё сердце, я решил покинуть парную, пока хорошо себя чувствовал. Мне вовсе не хотелось, чтобы в парной мне стало хреново, и Ира вместо шикарных банных процедур прыгала около меня. Я вышел в помывочную, принял контрастный душ и отправился просыхать в предбанник. Где заботливая Зоя оставила ягодный морс. Дождавшись Иру, мы вышли из бани. Но впопыхах я забыл одеть футболку, чем сразу привлёк к себе внимания собравшихся. - Ого! Генка, где это тебя так? – сразу в лоб спросил Серёга и мне ничего не оставалось, как сказать правду: «Пересадка сердца». - В Израиле, небось, делал? – со знанием дела спросил Рогач. - Нет, здесь. Ире спасибо, - и я многозначительно взглянул на жену, - с того света меня достала. Не сидел бы я сейчас тут с вами, если бы не она. С этими словами я подошёл к ней и, положив руки на плечи, поцеловал жену в щеку. Она прошептала: - Футболку накинь. Всех детей распугал. - Извини, не хотел. Я быстро облачился в футболку и уселся за приготовленный стол. Только сейчас я почувствовал, что смертельно голоден. День сменился вечером, а никакого Жоры на горизонте не наблюдалось. Уже посетили баню вся династия Рогачевых. Выскочил из неё и сам хозяин. Шашлык, приготовленный им до визита в баню, почти остыл, а соседом даже не пахло. Понимая моё недоумение и поймав мои взгляды в сторону ворот, Серёга хихикнул: - Ща нарисуется. Не переживай. И действительно, раздался звонок в ворота, и друг детства ломанулся открывать, крича по дороге: - Да иду я, иду. Где тебя носит, старый хрен? За воротами раздалось не менее зычное: - Ворота открывай. Какого чёрта законопатил? «Поздоровались…». Пронеслось в моей голове. В воротах возник огромный мужик с чёрной как смоль бородой. Он был похож на тяжелоатлета, на плече которого покоился бочонок, как я предположил, с пивом. И был прав. Это действительно было пиво с его пивоварни. Темное, нефильтрованное с шикарной густой пеной, оно издавало какой-то нереальный запах карамельного солода и было изумительного темно-коричневого цвета, когда им наполнили пивные кружки. Жора оказался мужиком проще уже некуда, рубанув сходу: - Жора - сосед ихний. Дружить я не умею, но, если, что надо, всегда помогу. Можете обращаться. К вам-то как обращаться? Вы же все-таки интеллигенция. И где вас Серёга только нарыл? Его откровенность меня рассмешила, и я, протянув руку, просто представился: - Гена. Можете тоже обращаться, если что. Серёга меня Генкой называет. Так что и вам можно, - указав на Иру, я представил и её, - а это моя жена Ирина. - Слушай, Генка, давай на ты? Мы же ни в аптеке. - Давай, - подключилась к нашей беседе супруга и поддакнула, - мы здесь точно не в аптеке. - Жорка, ты раков обещал. И где? С чем мы твоё пиво пить должны? – Серёга наехал на соседа, и тот, хлопнув себя по широкому лбу, воскликнул: «Дурак старый! В машине же остались. Я сейчас». Через считанные минуты на столе образовались раки. Огромное блюдо было выложено вареными членистоногими. Ира посмотрела на тарелку с изумлением и тихо прошептала, наклонившись ко мне: - Ген, как их есть? Я вообще их впервые вижу. - Не волнуйся, я тебе почищу. Как пиво? Попробовала? – мне было интересно, что скажет она после дегустации пенного нефильтрованного. - Никогда такое не пила. Нереальное. Холодненькое, - она вновь отхлебнула пиво и сразу же слизнула пену, оставшуюся на губах. Я сделал глоток. Тёмное пиво оставило сладкое, ярко выраженное послевкусие, без намека на хмельной привкус. Хотя я никогда не был гурманом данного напитка, но это было божественным. Жора ушел в баню и, как сказал Серёга, это надолго. Вечернее небо было звёздным и чистым. Все уже были слегка навеселе. Пивко ударило по мозгам, и сидя около потрескивающего камина, под звуки гитары Стаса и пения цикад, я кормил Иру раками. Очищая членистоногих от панциря, разрывая их сваренные тельца, расчленяя их, я отправлял ей в рот самые вкусные кусочки раковых шеек. После чего она запивала их пивом и следила за моими руками, ожидая новый кусочек ракового мяса. - Попробуешь? – предложил я ей почистить речных обитателей, но она категорически отказалась и ответила, что я так ловко с ними управляюсь, как в операционной, что ей просто нравится следить за этим процессом. - Ну, хорошо хоть шить не нужно, - отшутился я и вновь протянул ей шейку. Покончив с раками и пивом, Ира положила голову мне на плечо и прикрыла глаза: - Я так устала, - почти беззвучно произнесла она, и я понял: мы настолько сытые, пьяные и довольные, что ни о каком пути в Москву не может быть и речи. Серёга, зараза, как чувствовал, подмигнул и захохотал: - Геныч, ты хоть до второго этажа доползёшь? Быстро ты сломался с непривычки. — Вот всё бы тебе над людьми издеваться, - покачала головой Зинаида и, обращаясь к нам, заверила, - всё хорошо. На мансарде уже все готово. Идите, отдыхайте. Мы-то привычные еще может до середины ночи сидеть, а вы после рабочей недели. Вам отдыхать нужно. Мы не стали сопротивляться, а, поблагодарив за всё и пожелав всем спокойной ночи, отправились в приготовленную постель.***
Мы лежим на шикарной кровати на мансарде дачи, которая принадлежит моему другу детства Сереги Рогачёву или попросту Рогачу. Моя рука скользит под футболку жены, и я ощущаю её прохладную бархатистую кожу. Почувствовав мои пальцы на своей спине, она прогибается. Я придвигаюсь ближе. Её тело до сих пор сохранило запах берёзового «опахала». - Рука холодная, - жалуется она. - Сейчас согреется, - обещаю я. Я убираю руку из-под футболки, встаю и прикрываю балконную дверь. Плюхнувшись на кровать, я растираю ладони, после чего дотрагиваюсь тыльной стороной ладони до её щеки, - а теперь? - Теперь тёплая, - говорит она и вновь прикрывает глаза. - Футболку снять не хочешь? - Сам сними, - предлагает жена. - Если сам сниму, массажа не будет, - намекаю я. - А ты попробуй. Я лежу рядом с ней и, прищурившись, хитро улыбаюсь: - Провоцируешь. Знаешь же, что хочу тебя… - Что останавливает? Футболка? Но я уже не слушаю объект моих желаний. Усевшись поудобнее на её ноги, я глубоко вдыхаю, чтобы хоть как-то успокоить свою плоть. Руки сами проникают под футболку и нежно сжимают плечевые мышцы, скользя на зону шеи и пальцы, совершая круговые движения легким поглаживанием, постепенно переходят к растиранию. Мои движения становятся более быстрыми и сильными. Воздействие на более глубокие слои тканей вызывают болезненный стон Иры. - Ириш, ну потерпи, сейчас легче будет, - шепчу я, успокаивая в большей степени себя, чем её. Спина покраснела, кровообращение улучшилось. Я делаю паузу, и в этот момент она стягивает с себя футболку, отбрасывая ее в сторону. Я следую за ней. Мою футболку поглощает мансарда. Я заканчиваю массаж поглаживаниями и прикасаюсь к её спине невесомыми поцелуями. Резко перевернув её на спину, я буквально обрушиваю на неё всю свою нежность, не в силах больше сдерживать себя и притворяться безразличным. Она начинает смеяться от моих поцелуев и прикосновений, но я знаю, еще несколько мгновений и этот смех перерастёт в нечто большее. Так и случилось. Какой-то миг, и я услышу её прерывистое дыхание, протяжные звуки моего имени. Её тело вздрагивает от очередного моего прикосновения, губы приоткрываются, грудь становится упругой. Мои поцелуи взволновали её, но я хочу большего. Я хочу, чтобы она желала меня также, как и я её. Безудержно, неистово и необузданно. Клубника из чашки на её прикроватной тумбочке отправлена ей в рот лишь на половину. Во вторую половину ягоды я впиваюсь зубами и продолжаю свои игры. Борясь языками за сладкий приз, мы перемазали свои губы и лицо клубничным соком. Но я оказываюсь настойчивее и все же проталкиваю своим языком остатки клубники в её рот, почувствовав сладость её языка. Поцелуй горячий, обжигающий и долгий. Я крепко сжимаю её в объятьях и чувствую опьяняюще страстный трепет её возбужденного тела. Она целует меня, как голодная кошка, готовая царапать, кусать и думая, что причиняет мне боль. Но это лишь мгновения блаженства, которые я хочу продлить. Мои губы смыкаются вокруг её возбужденного соска одной груди, а сосок другой оказывается между проворными пальцами, которые продолжают непередаваемую игру с её чувствительной грудью. Она стонет и выгибается, позволяя мне сделать ей больно, но вместе с тем и приятно. Я прикусываю её сосок и почувствую, как она кусает мою мочку. Она готова принять меня, раздвинув бедра и взяв мою напряженную плоть, вводит её во влагалище. Его стенки обхватывают мой член, и стон удовольствия не заставляет себя ждать. Мы буквально вжимаемся друг в друга. Она поддается вперёд, чувствуя мои фрикции. Я в ней и хочу оставаться как можно дольше, доводя её до исступления. Хочу, чтобы её накрывал один оргазм за другим. Она извивается, стонет и вжимается в меня. Она полностью моя. Я обладаю своей девочкой и чувствую полный контроль над ней. Мне это нравится. В ответ она делает то, что мне приятно. Очередная волна оргазма накрывает нас всей мощью и жаром. Спазм сдавливает горло, но и через него я выдавливаю гортанный стон и кончаю, уткнувшись в такие родные белокурые локоны. Обессиленный, но довольный, я откатываюсь от жены и смотрю на неё. Так и есть. Привычные слёзы удовольствия текут по щеке. Я подтягиваюсь поближе к ней и, поцеловав её глаза, улыбаясь, спрашиваю: - Как массаж? - Ген, ты лучший массажист, - с этими словами она вновь льнёт ко мне, обнимая и целуя. Раздается стук в дверь. Мы едва успеваем отстраниться друг от друга и прикрыться одеялом. В дверной просвет просовывается яйцеподобная голова Сереги. - Сони, хватит спать! Все только вас и ждут! Спускайтесь завтракать и в бассейн. Или в баню. Мы переглядываемся с Кривицкой и смеёмся, откинувшись на подушки. Ещё одну баню за сутки мы точно не вытянем. - Мы лучше домой! А то Склиф нас, кажется, потеряет! - кричит ему в след моя жена.