***
Я проснулся от приглушенного всхлипывания. С трудом вынырнув из приятных сновидений, которые были наполнены морем солнца, тепла и нежности, я, не разлепляя глаз, покрутил головой, пытаясь понять, откуда исходят звуки шмыганья и подвывания. Потерев инстинктивно кулаком левый глаз, привычка, которая осталась с детства и не исчезла с годами, а лишь усилилась. Именно левый глаз и чесался чаще, вероятно, к неприятностям, и тёр я его чаще, и проблемы с ним возникали какие-то нереальные. Другие, возможно, даже не предполагают, что одно око может принести столько неприятностей своему обладателю. Ну да ладно, про эти злоключения уже рассказывали. Хорошо, что всё обошлось. И Егорова приложила все усилия, чтобы зализать мои раны от боли и обиды на ее не слишком достойное поведение. Было чертовски приятно осознавать, что моя жёнушка готова выполнить буквально по щелчку любой мой каприз, понимая, что её поведение по отношению ко мне было, мягко говоря, неприличным. И вот сейчас именно её всхлипы разрушили мой иллюзорный мир, созданный сном. Мне ничего не оставалось, как проснуться, чтобы узнать причину очередной трагедии, которая настигла мою драгоценную. Ошибки быть не могло. Моя королева, отвернувшись спиной, пыталась беззвучно рыдать. Получалось плохо. Именно поэтому я проснулся. Я повернулся, подвинулся поближе и положил руку на вздрагивающее плечо. - Ир, ты чего? Что-то болит? - Нет, - шмыгнув носом, быстро ответила она. - Случилось что-то? Кто-то звонил? Но я не слышал… Я подтянулся и привстал на локте, пытаясь разглядеть ее лицо в темной комнате. Глаза еще не привыкли к ночному виденью. - Нет, отстань! - она дёрнула плечом, пытаясь сбросить мою руку. - В смысле отстань? Время за полночь, ты рыдаешь под боком, ничего не говоришь. И я должен отстать. С рукой она явно не рассчитала. Избавиться от моих цепких пальцев было не так легко. Тем более, что я заранее знал, что так просто Ирина Алексеевна не поведает мне причину своих переживаний и слёз. Терпения мне. С моей женой это основополагающий камень в наших отношениях. Терпения и ещё раз терпения! С этой мантрой можно выжать из неё всё, иначе ничего не получится. Стоит только перестать проговаривать про себя: «Гена спокойствие. Всё хорошо!» или забыть на какое-то время священный текст. Всё! Прилетит так, что мало не покажется. И хорошо, если только мне. Окружающих всегда жалко. Они же не виноваты, что иногда попадают под горячую руку моей супруги. Я уже уворачиваться научился, остальные не такие ловкие. - Что у нас опять приключилось, что я в немилость попал. Вечером перед моим уходом из Склифа все же нормально было. Что-то в Склифе? – прошептал я, прижавшись губами к её уху. - Да, - выдавила она. - О, господи! Что на этот раз? Кто-то умер? Я немного отстранился от своей половины, ожидая очередного чрезвычайного происшествия. - Нет, - он попыталась мотнуть головой, но, лежа на подушке, это не очень получилось. - Ир, нормально сказать можешь? Хватит уже сырость разводить. Для слез нужны основания. Если я их не знаю, не смогу помочь, - я вновь набрал в грудь воздуха, а в мозги терпения и погладил её по мягким прядям волос. - Да чем ты можешь помочь? Я сегодня на ковре была. Кажется, она начала вываливать суть. - Ну, знаю, и что? После визита к главному мы с тобой общались, все нормально было. Что случилось через десять часов? - Ты не понимаешь, - перебила она меня. - Я и не отрицаю, - быстро согласился я и погладил её по плечу, пытаясь смягчить нервозность. - Мы койко-дни второй месяц не выполняем, - ответ был таким, что я даже не знал, как на него реагировать. - Я сейчас плакать по этому поводу должен или руки заламывать? Шикарно ночь проводим. Главное, спим сном младенцев оба! - План, понимаешь? – она резко повернулась ко мне, и даже в темноте я почувствовал, что её зелёные глаза прожигают меня насквозь. - Ир, какой, к чертям, план? У нас экстренная служба! – я попытался призвать её здравый смысл. - Самый настоящий. Нам нужно где-то пациентов взять, - выдала она невероятное. - Что? Совсем с ума сошла со своим Склифом! Ты слышишь, что ты несешь? – я не верил своим ушам, до такого невозможно было додуматься в здравом уме. - Ир, ты что ненормальная? Какие больные? Да ты радоваться должна, что мы этот план не выполняем, - её слова меня покоробили, если не сказать больше. - Какие могут быть радости? У нас отделение на краю пропасти, - она явно забыла, что несколько минут назад разбудила меня своими подвываниями. - Кривицкая, очнись. Ты сейчас сравниваешь какой-то план с болью, трагедиями и загубленными жизнями людей. Ты что? – я был в шоке. - Мы же им помогаем, спасаем, - моя оппонентка если и собиралась сдаваться, то точно ни в этот раз. - И что? Если отрезанных рук и ног будет по максимуму, ты счастлива будешь? Господи, что в твоей голове, а? - А что я делать должна? Мне нужно отделение спасать! – она точно меня не слышала. Ей было плевать на больных и страждущих. В Ириной голове было лишь её отделение, на остальное ей было плевать. - Слушай, мать, тебе самой какого было в кресле кататься? Вспомни, как ты это переживала. И сейчас ты такое говоришь! Может, ты мне предложишь ДТП со смертельным исходом устроить или, что уж там, теракт организовать в метро. Тогда, наверное, перевыполним мы твой план! Я начал не просто терять терпение, я начинал злиться, не понимая, почему она не хочет видеть и понимать очевидное. - Ты ни черта не понимаешь, Кривицкий! - Да где мне! Такое понять, извращенный мозг нужен, как у тебя. У меня такого, увы, нет, - хмыкнул я. - Не хами. Хамить будешь, когда без работы останешься и наше отделение сольют, - этими словами она попыталась меня уесть, но они возымели обратный эффект. - А, кажется, я понял! Так ты за должность свою переживаешь, что ли? Ну, это вообще! Уберут ставку - пойду в другую больницу работать. Если в Склифе ко двору пришёлся, то в другом месте и подавно, - в моей голове начал складываться пазл её умозаключений, - о людях лучше подумай! - Я думаю. У меня в подчинении почти пятьдесят человек. Куда они пойдут, если оптимизация будет? – она задала, казалось бы, резонный вопрос. - Ни о сотрудниках подумай. У этих руки, ноги есть. Дипломы и стаж работы тоже присутствуют. Пристроятся куда-нибудь, - начал успокаиваться я, давая понять, что в этом вопросе от меня она поддержки и понимания не дождётся. - Да ты еще в ковидный госпиталь на Коммунарке запишись. Там как раз ждут! – психанула она, видя, что я не поддерживаю её в надвигающейся трагедии, а готов покинуть тонущий корабль и быть первой крысой, которая с него сбежала. - Я должен людям помогать, а не план выполнять. Это всё, что я знаю. Надо будет, и в Коммунарку пойду. - Совсем дурак! – она всё-таки сбросила мою руку и попыталась сесть в кровати. Правильно. Какой сон? Должность забирают, за которую она столько выстрадала. И я, выдохнув с облегчением, отдал её ей без малейшего сожаления. Но сейчас я решил, что мой сон для меня важнее, чем её предполагаемое сокращение, которое ещё вилами на воде писано. - Какой есть. Всё, не выноси мне мозг. Это у тебя завтра заслуженный выходной, а у меня дежурство. Мне выспаться нужно. Может, пока выходной будет, придумаешь, как мне больных подкинуть, чтобы план вытащить. Вот не ожидал я такого от тебя, честное слово. Я попытался отвернуться от жены и натянуть одеяло на себя, показывая всем видом, что больше не желаю её слушать. - Что я не так сказала? – недоуменно спросила она. Её тон был таким невинным, что я понял, мне придётся разжевать сейчас всё и положить в её ротик, только чтобы она это проглотила и усвоила. - Ты серьёзно? Ты даже не понимаешь, что ты не так сказала? Егорова, это люди! У них свои жизни, мечты, семьи. И когда они к нам попадают, я всегда думаю: «Как же так, ему/ей еще жить и жить, а он/она на всю жизнь к кровати будет прикован или калекой останется». Мы крайняя инстанция. Да, мы помогаем, но к нам попадают не от хорошей жизни. Ты бы лучше статистику выздоровлений подсчитала. У нас её практически нет. В заключении почти всегда написано: выписан с улучшением. Не здоров, а с улучшениями. Так всё. Перебесишься со своими бреднями, обращайся. Я спать. А ты можешь дальше рыдать, что тебе поликлиника светит, а не кабинет объединенного отделения. Я окончательно отвернулся от нее и резко дернул одеяло на себя, пытаясь укрыться с головой. - Спасибо, муженёк, поддержал. Сволочь ты всё-таки неблагодарная, - тычок последовал мгновенно. - Всегда таким был. И всё, я тебя не слышу, - буркнул я.***
Ночное время брало своё. Я кое-как провалился в сон, хотя в мыслях был полный кавардак. Чем-чем, а этим моя супруга может меня обеспечить. Так сказать, пища для ума мне была обеспечена на долгое время. Не знаю, сколько я проспал или был в полудрёме после её ночного выноса мозга, но подкинулся я от телефонного звонка. Схватив сотовый, увидев номер отделения, я выдавил: «Слушаю!» и попытался спущенными ногами нащупать тапочки. Удалось впихнуть только одну ногу, второй домашней обуви не нашлось. Да и чёрт с ней! Голос в трубке разбудил окончательно и сообщил крайне неприятную новость. Да и какой она могла быть почти в пять утра? За нами уже послали машину. Обрушение горящего жилого здания. К горлу подступил спазм. Перед глазами предстали обожжённая плоть, черепно-мозговые, политравмы, внутренние кровотечения и раздробленные конечности. Опять человеческая боль, слезы и трагедии. Конечно, всё как по спецзаказу Кривицкой. Ира спала. Звонка она не слышала. Я вздохнул: - Ир, подъём. Собирайся план по койко-дням выполнять. Думаю, ты будешь в восторге. Одеваясь на ходу, я вкратце пересказал ей суть звонка. Она тут же выскочила из кровати и потянулась за спортивным костюмом, висящим на стуле. Наряжаться было некогда. По времени машина вот-вот должна была оповестить о своем прибытии. Сидя в машине транспортной и видя, что я не горю желанием говорить с ней, Ира положила руку на моё колено: - Сердишься? - Нет. Думаю о бешеной смене. Дай Бог, к утру разобраться, - я повернулся и посмотрел на неё в упор, - Ир, предупреждаю. Если ты ещё выкинешь что-то подобное, ты мне больше не жена. Моя жена добрая и отзывчивая. Она может даже на должностное преступление пойти ради жизни человека. И ей нет дела до цифр. Мне ли об этом не знать. Она выдержала мой тяжёлый взгляд и зачастила: - Ген, знаешь, когда на тебя напирают и требуют план, какая-то профессиональная деформация происходит. Я понимаю, что ты прав, но твои слова министерство не волнуют. Для них люди ничего не значат, они видят только цифры. Не думай, что люди для меня ничего не значат. Просто у каждого своя колокольня. Но вместе же мы делаем одно дело, верно? - Верно. Давай лучше не будем к этой теме возвращаться, иначе…, - я выдержал паузу, - я даже думать не хочу, что может быть иначе. Мы подъезжали к Склифосовскому….