КРИВИЦКИЙ - ПАВЛОВА: ПЕРЕПЛЕТЕНИЕ СУДЕБ

КРИВИЦКИЙ – ПАВЛОВА: ПОГОВОРИМ?

      По коридору первой хирургии быстрым и уверенным шагом двигался Геннадий Ильич Кривицкий. У него была цель, он её видел, и он к ней стремился. Наконец, цель была достигнута. Хирург догнал свою супругу и, практически поравнявшись с ней, слегка наклонился и шепнул: - Ну что, поговорим, Ирина Алексеевна?       От неожиданности заведующая выронила ключ от своего кабинета, который, идя по коридору, крутила на пальце, и, попытавшись его поднять, испугано выдохнула: - Ты?       Перехватив её движение, Кривицкий поднял брелок с ключом и, сунув его в карман, хмыкнул. - Я, я. Кто же ещё. Пойдём!       Он подхватил жену под локоть и подтолкнул в сторону кабинета: - Давай, давай! - Ген, у тебя смена только через час. Что ты тут делаешь? — Вот именно, что через час. Но, кажется, кто-то от меня бегает уже вторые сутки. Не ты? - Даже не думала, - попыталась уверить его супруга. - Отлично, – кивнул Геннадий и вновь подтолкнул жену в сторону «обожаемого» кабинета, - тогда вперёд!       Со стороны могло показаться, что Кривицкий применил грубую силу, ухватившись за рукав Ирины, и подталкивает ее в спину, но в действительности он едва касался ткани её халата, и «толчки» в спину были больше поглаживанием, чем жесткими действиями. - Ген, пусти, - жена попыталась надавить на жалость. - Мне больно! - Это мне больно, Егорова! – с жаром прошептал он и крепче взял её под руку. - И не надо мне об этом говорить. Я тебя почти не касаюсь!       Подойдя к заветной двери, челюстно-лицевой извлёк из кармана заветный ключик и, не выпуская локтя Ирины, открыл кабинет, жестом приглашая её войти. - Прошу!       Ирина Алексеевна быстро оглянулась и, увидев, что любопытных сотрудников поблизости не наблюдается, внутренне расслабилась и прошмыгнула в святая святых отделения.       Кривицкий же, зайдя в кабинет, плотно прикрыл за собой дверь и, скрестив руки на груди, превратился в слух: - А вот теперь, моя дорогая, я тебя слушаю крайне внимательно.       Ирина, обойдя стол, демонстративно уселась в кресло, показывая всем своим видом, что это её территория и она здесь полноправная хозяйка.       Кресло действительно было хорошим. Широкое, кожаное, с удобным подголовником, с многоуровневой регулировкой, с наполнителем, имеющим эффект памяти. Конструкция модели повторяла все изгибы позвоночника и фиксировала спину в правильном положении.       Муж настоял на том, чтобы административно-хозяйственный отдел Склифа подсуетился и предоставил Павловой ортопедическое кресло. Ирина попыталась отказаться от этой затеи и урезонить мужа, уверяя, что ей и без кресла прекрасно работается. Но после того, как Геннадий применил тяжёлую артиллерию в лице Михалыча, сдалась. Кривицкий сам занялся поисками подходящего предмета мебели и после недельных поисков в кабинете жены появился кожаный красавец, который отлично вписался в интерьер помещения. Спустя пару дней она поняла, что спина после многочасового сидения устает меньше, а ноги почти не затекают. Пришлось вновь признать очевидное: её муж - большой молодец, и ей с ним чертовски повезло.       Теперь же, сидя в этом кресле на правах заведующей, она, разумеется, не собиралась ни говорить с ним, а тем более отвечать на его претензии. - Это я тебя слушаю. Лишний час не поставлю. Даже не мечтай! Какого припёрся раньше времени? - Припёрся, потому что дома ты всю неделю, как ясно солнце в Москве этой зимой появляешься! Я или вообще тебя не вижу, или ты спишь. И у меня совесть не позволяет тебя будить. Ир, что происходит? - А что происходит? – задала вопрос супруга, откинувшись на спинку кресла, барабаня пальцами по мягким подлокотникам и крутясь на нём то влево, то вправо, показывая всем своим видом полное безразличие к недовольствам мужа. - Ты думаешь, я наивный дурак? Думаешь, что я буду молча глотать то, что мне в спину сотрудники посылают? – в вопросах Кривицкого слышались металлические нотки и явное недовольство. - С чего взял, что тебе что-то посылают? - Так всё! Надоело! – Геннадий чувствовал, что жена выбрала тактику не просто защиты, а по сути издевательства. Все его вопросы воспринимаются ей не просто в штыки, в них чувствуется некое пренебрежение и плохо скрываемое желание, чтобы любимый муженек исчез и не докучал. - Я долго терпел. Но это уже все границы переходит. Я не понимаю, я тебе вообще зачем нужен? - Да что взбесился? Что не так? – Ира по-прежнему оставалась спокойной и равнодушной, что злило его ещё больше. - Ир, ты вообще ничего не понимаешь? Серьёзно? Я, - он резко ткнул указательным пальцем в свою грудь и повысил голос, - я твой муж! Ни Склиф, ни Михалыч, ни министерство. Я! Понимаешь? - Я знаю. И что? – она уставилась на него с нагловатой усмешкой, которая ещё больше вывела его из себя. - Что? Ты спрашиваешь меня, что? Ну ты, мать, совсем! Я не хочу ругаться, но если ты решила, что будешь творить всё, что тебе вздумается, при моём молчаливом согласии, то я умываю руки. Я на это не подписывался.       Казалось, разговаривать с непробиваемой стеной было бесполезным и неблагодарным делом. Она делала всё, чтобы он, психанув, ушёл, хлопнув дверью. - И что же я, по-твоему, творю? - Нет, я понимаю, что тебе с мужем не повезло, в отличие от меня. Мне досталась лучшая в мире женщина. Я даже не собираюсь это оспаривать. Ради Бога! Но водить меня за нос! Егорова, уволь! - Я не говорила, что мне с мужем не повезло, - она потупила взор и начала стирать пальцем со стола невидимое глазу пятно. – Кто тебе такую глупость сказал? - Твои подчиненные сказали. Я, оказывается, сел тебе на шею. Ты всё делаешь, чтобы мне хорошо было. И смен лишних не ставишь, и в операционную ходишь, и на экстренные приезжаешь, пока я дома хернёй страдаю. Оказывается, я даже жену обеспечить не могу! Она меня обеспечивает! Одела с ног до головы, поит-кормит. Я у тебя трутень! - И из-за этого надо истерики устраивать? – оторвавшись от бесполезного занятия по устранению несуществующего пятна, спросила Павлова.       Кривицкий опешил. - Ты… ты, Ир, считаешь, что это нормально? Что я должен это принять и глотать каждый раз? - Ну и проглотил разок, ничего страшного! – метка на шкале «довести мужа» была готова пробить максимальные показатели. - Ну знаешь! – Геннадий задохнулся от возмущения и обиды, - я у тебя на шеи точно не сижу! - Да не говорила я, что ты сидишь. Уймись уже! – наконец взвилась Ирина. – Нервы мне решил помотать? - Нет! Ир, нет! Какие нервы? Я поговорить хочу. - Дома поговорим, - пытаясь свернуть тему, сказала жена, - мне в министерство надо. - А мне плевать на твоё министерство. Ясно? Разговор не окончен! – муж был настроен решительно. Он проглотил всё, что было произнесено супругой за столь короткое время, и точно не хотел покидать кабинет жены без желаемого результата. - Я не слышу никакого разговора. Одни твои вопли! - произнесла Ирина, поправив причёску. - За дверью уже, наверное, пол отделения собралось. - Хорошо, - Кривицкий, в конце концов, уселся на стул и, взгромоздив перед собой руки на стол, уставившись на жену исподлобья, согласился. - Поговорим. - Кофе будешь? – Жена как ни в чём не бывало встала с кресла и сделала движение в сторону кофемашины. - Продолжай, продолжай. Я слушаю.       Геннадий вздохнул и замотал головой: - Егорова! Ну вот, что ты творишь? Ладно давай свой кофе. Раз тебе в министерство. Голодная же не поедешь. Уверен, что ещё не обедала.       В этом был весь Кривицкий. Как бы он не сердился, как бы не ругался, он не переставал о ней заботиться.       Отвернувшись от мужа, Ирина торжествовала. Она вновь вышла победительницей в их не успевшей развиться ссоре. «Сейчас он успокоится. Кофе и парочка ласковых слов, что он у меня самый лучший, и всё будет вновь хорошо», - подумала супруга, прекрасно осознавая, о чем хотел поговорить муж. Ира отлично знала, что виновата, но признаваться Геннадию в этом не собиралась. В голове лишь закопошились подозрения: «Кто же меня сдал? Михалыч? Лёшка? Да нет. Это Фаина! Больше некому. Вот же достала!».       Приготовив кофе, она протянула чашку мужу. - Держи. Он принял горячий напиток из её рук и тут же поинтересовался: - Так ты пообедала? - Нет, - честно призналась она. - Почему? - Потому что некоторые поговорить очень хотели, - уела его она, давая понять, что сейчас именно он должен чувствовать вину за свои действия, а не она. - Ну, прости…, - смутился он, - давай подогрею. - Не нужно. Я сама. – Она достала контейнеры с паровой рыбой и салатом, - ты сам-то перед сменой поел? - Да, конечно. Не волнуйся. Обедай, - пробормотал он и отхлебнул кофе.       Какое-то время в кабинете царила тишина. Она ела, он наблюдал. В конце концов, не выдержав, Кривицкий спросил: - Ну так что, мать? Что делать будем? - Как что? Я сейчас в министерство поеду, а у тебя дежурство начнётся.       Не обращая внимание на ее слова, он задал вопрос: - И когда ты мне собиралась сказать? - О чём? – Ира продолжала играть неосведомлённую. - О том, что ты очередное обследование продинамила и вместо него проторчала в операционных даже не по своему профилю.       «Кажется, слова о том, что он лучший, уже не помогут», пронеслось в голове супруги пока она зачерпывала ложкой слоёный салат.       Как будто прочитав её мысли, Кривицкий добавил: «Тебе уже ничего не поможет. Ни министерство, ни твои женские штучки. Я хочу знать, в чём дело». - Я не динамила. Я была занята. - В отличие от меня, ты умеешь врать Егорова. Но сейчас бессмысленно. Ты что, думала, мне не позвонят? – сверля своими карими глазами, муж ждал ответа. - А почему они тебе должны были позвонить? – такого подвоха супруга явно не ожидала. - Ир, ты вот где-то умная, а где-то дура дурой. Тебя они искали. Неужели неясно? - С чего бы это? – широко распахнутые глаза жены уставились на Кривицкого. - Пф, Ирка… Ты не поверишь… но я, оказывается, твой муж. Представляешь? И они в курсе этого, в отличие от тебя. – Геннадий подвинул контейнер с рыбой поближе к жене и подпер рукой подбородок. - Слушай, разбирайся лучше со своим Петровым. Я сама со своими разберусь. - Я со своим, как ты говоришь, Петровым ещё три месяца назад разобрался, и ты об этом прекрасно знаешь. А вот ты со своими, кажется, без моего чуткого руководства не собираешься. - Ген, ну что ты нудишь. Сказала же - пройду, - очередной рыбий скелет был выложен на салфетку. - Не пройду. А должна была уже пройти почти месяц назад. Ириш, ну что ты как маленькая? Ты хочешь работать, жить полноценной жизнью, а всё в штыки принимаешь. Я знаю, что ты у меня крайне самостоятельная, но если предписания будешь игнорировать, кому лучше сделаешь? - Я боюсь…, - голос Егоровой предательски дрогнул. Муж опять надавил на болевые точки и достиг ожидаемого эффекта. - Опять двадцать пять, - вздохнул он. Ему ли было не знать, что скрывает его жена за бравадой и напускным безразличием. — Это я уже понял. Что на этот раз? - В прошлый раз обещали в санаторий отправить. - Прекрасно, - от сердца немного отлегло, и он уверил свою драгоценную: - Поедешь в санаторий. - А как же…? – её возможный вопрос был прерван на полуслове. - Ничего с твоим Склифом не случится. За две недели по кирпичам не разберут, - уверил он. - Как будто не знаешь, что над нами висит, - напомнила она ему о неприятностях, связанных с появлением нового главного врача Полонского. - Егорова, прекрати! Я тебе уже сказал! Мне плевать! Я о тебе думаю. О Склифе пусть министерство думает с очередным мудаком. - Ты эгоист, - ответная реакция была незамедлительной и, как она надеялась, должна была принесли свои результаты. Но Геннадий, к её удивлению, тут же согласился: - Ну и ладно.       Он мог согласиться с эгоистом и педантом, но только не трутнем и тунеядцем. Подобные характеристики, которые он услышал случайно в стенах отделения, не могли не вызвать обиду и уязвленное самолюбие. А после того, как драгоценная отмахнулась от него, как от досадного недоразумения, на душе было паршиво. Он, как мог, старался не показать обиду и наступил в очередной раз на свои внутренние недовольства, понимая, что важнее проблема жены, чем его душевная боль. - Доедай лучше. Кому этот рыбий хвост оставила? Кота здесь нет. - Господи, какой ты нудный, – выудив последний кусок рыбы, проворчала Ира. - Я знаю. Все пороки были во мне собраны и тебе подарены в виде мужа. Терпи, Егорова. Если ни я, то кто будет тебе жизнь портить? – окончательно успокоившись и допив свой любимый кофе, Геннадий отставил чашку. - А то некому. Одного Полонского за глаза.       Фамилия главного звучала последнее время в разговоре Ирины чаще чем имя мужа и этим вызывала неприкрытую злость Кривицкого. — Вот дался тебе этот главный! Я же сказал, отпусти ситуацию. Пусть резвится прораб республики. О себе лучше подумай. - Ген, ну всё. Я поняла. Позвоню, договорюсь и пройду. - Ответ неверный. Я созвонился, договорился и мы завтра идём на твоё обследование. - С ума сошёл! Мне завтра надо…. - Обследование пройти, - закончил он её фразу и твёрдо добавил: - И более важного на завтра у тебя ничего нет.       Подойдя к платяному шкафу, Геннадий открыл дверцу, снял шубу жены с плечиков и, помогая Ирине облачиться в меховое изделие, так необходимое в гардеробе каждой уважающей себя замужней женщины, вынес вердикт: — Вот и поговорили. А ты боялась. - Я не боялась, а не хотела тебя расстраивать. - Расстроюсь, если ты завтра ещё что-нибудь удумаешь, - он шутливо пригрозил ей и, слегка улыбнувшись, добавил: - Аккуратнее. И, пожалуйста, не задерживайся. Я буду волноваться. - Ты не узнаешь. У тебя смена, - улыбнулась она и потянулась губами к его, как всегда, безупречно выбритой щеке. - Узнаю, мне Кот доложит, - он едва коснулся своим губами её губ в ответном поцелуе и, поправив воротник шубы, расплылся в улыбке: - Какая же ты у меня красивая, Егорова!       Приняв очередной его комплимент, она смутилась лишь на короткий миг, затем обняла его шею и прошептала: «Просто у меня самый лучший муж, которого я обожаю».