КРИВИЦКИЙ – ПАВЛОВА: РЕВНИВЕЦ
***
Нежное прикосновение пальцев её руки выдернуло меня из полудрёмы. «Женская хитрость или нечто большее?». Мелькнула шальная мысль. Пальцы прикоснулись к моей спине, едва дотронувшись до моей кожи, вызывая невероятное ощущение близости родного и дорогого человека. Я продолжил изображать спящего. Её рука скользнула по плечу и, поднявшись по шее, запустила пятерню в мою шевелюру. «Ирка что ты творишь?» пронеслось в отключающемся мозге. Но с диким усилием воли я продолжал прикидываться спящим. Пытка нежностью продолжилась. Она обняла меня, и через тонкую ткань шёлковой сорочки я почувствовал её грудь, которая прижалась к моей спине и дразнящий поцелуй мочки уха. Моё ухо обдало жарким шёпотом. - Ген, Гена… Я упорно молчал. - Ген…. Я знаю, ты не спишь…. Ген. Это было невыносимо. В конце концов, я же не железный. Всему есть предел. У каждого свой запас прочности. Перед ласковыми и волнующими прикосновениями моей жены я устоять не мог. - Гена…, – вновь шепнула она. - Да, - наконец я обрёл дар речи. - Что случилось? - Я есть хочу. Слова прозвучали невинно и жалобно. Слова, достойные если не бешенства, то злобного бессилия. - Холодильник на кухне. – Я решил, что лучше всё сразу убить в зародыше, чем пытаться изображать какое-то подобие всепрощающего мужа. - Ген. Я хочу с тобой. Покормишь? – Ира коснулась теплыми губами моей шеи и затихла, ожидая моего ответа. - Ир, вот что ты от меня хочешь? Ужин же тебе не пришёлся по вкусу. Ты демонстративно отодвинула тарелку. - Я не хотела, - шепнула она, полагая, что звучит честно. - А через час хочешь - и поэтому решила меня вытолкать из постели? - Она не дала мне договорить, прикрыв мой рот ладонью. - Поговорить со мной нормально можешь? Вот с этого и надо было начинать! Я резко повернулся к ней, отстранив ее руки от своего лица. - Я уже несколько дней пытаюсь с тобой нормально поговорить, но, кажется, меня не хотели слушать. Что ж сейчас произошло? К чему все эти нежности? Типа, постель всё решит, примирит? - Ген, почему ты такой? Она вновь попыталась коснуться моего лица, но я дёрнулся, показывая всем свои видом, что это лишнее. - Какой? - Злой и невыносимый! - Характеристика была, лучше не придумаешь. - А какой я должен быть? Если перед моим носом закрывают двери кабинета, оставаясь наедине с Михалычем? У вас какие-то вселенские интриги или заговор, о котором я не должен знать? Я не понимаю, что происходит. Ты только рычишь на меня и говоришь, чтобы я от тебя отстал. Вот я и отстал. Но теперь, оказывается, я с тобой не говорю. И я злой. - Ген, да ты ревнуешь! – я чувствовал, что она улыбается в ответ на мои слова, но мне было не до улыбок. - Если это так называется, то да. Я ревную. — Это был просто разговор по душам. И всё. Не стоит ревновать. Мою бдительность хотели усыпить милыми словами и новыми нежными прикосновениями, но отвлекающий манёвр вновь не сработал. Напротив, это зацепило ещё больше. - Отлично! С Олегом у тебя разговоры по душам. А со мной что? Почему со мной по душам нельзя поговорить? Я действительно недоумевал. Имя Брагина всё чаще и чаще звучало из уст моей ненаглядной супруги, и это мне категорически не нравилось. К нему она бежала за советом по любому поводу, минуя меня. С ним, а не со мной, решала какие-то проблемы. Зачастую я узнавал новости самым последним в отделении, причём от самого Олега. И, конечно, это меня задевало и ранило. - Ты же муж! - последовал до невозможности простой ответ, который подразумевал: «Ты для этих целей не годишься!». - А вот оно что! А он что, душеприказчик? Или ты к нему на исповедь ходишь? Ну, давай, говори уже, Ир, если поговорить со мной решила, - взвился я. – Расскажи мне, кто есть муж и зачем он тебе. Какие у меня права и обязанности. Кажется, мы понимаем это по-разному. - Знаешь, мне не до твоих истерик, - фыркнула супруга и, отстранившись от меня, прислонилась к изголовью кровати. - А я, по-моему, тебя уже почти неделю вообще не беспокою. Ни истериками, ни проблемами, ни чем и ни как, - буркнул я в ответ и повторил за ней движение рук, скрестив их на груди. После короткого затишья в нашей словесной перепалке, она повернулась ко мне и, как ни в чём не бывало, спросила: - Ты кормить меня собираешься? - Может, Брагин покормит? – огрызнулся я, чем выбесил женушку окончательно. - Ещё слово про Брагина и…, - договорить она не успела, мои версии прилетели гораздо раньше, и они были радикальны. - И что? Ну что? Говори… Разведёшься? Убьёшь? — Вот сейчас, Кривицкий, действительно бы треснула бы тебя чем-нибудь тяжелым! Ревнивец нашёлся. Я тут гадаю, почему мой муженёк морду от меня воротит уже неделю. Через губу разговаривает. А он напридумывал себе Бог знает что и поверил. Мозги вообще есть? — Вот, не поверишь, есть! – подобное она спросила зря. Мозги у меня были всегда. И бесконечное напоминание того, что я дурак, что у меня нет мозгов, достали окончательно. - Сомневаюсь, – съехидничала она. - Конечно, по-твоему, они только у Брагина есть. Где мне до его святейшества! – хмыкнул я. - Достал уже своей ревностью! С этим возгласом ко мне прилетела подушка, от которой я удачно увернулся, парировав: «Сама такая!». — Значит, я еще и виновата? Интересный поворот. Как всегда, виноваты все, кроме тебя! – она буквально подпрыгнула на кровати и, сев на свои ноги, упёрлась кулаками в матрац. - А что бы ты думала, если бы была на моём месте? – я попытался оставаться спокойным, но это не получалось. Наружу вырывался плохо скрываемый псих. - Я не ты! – она повысила голос, и её глаза метнули молнии, - нечего меня сравнивать с собой! Твои подозрения уже все границы перешли. - Сейчас не понял. Ты хочешь сказать, что ты меня никогда не ревновала? – изумился я. Её слова почему-то вызвали улыбку. Мне ли было не знать, как она бесилась из-за ревности ко мне. Едва сдерживая идиотскую ухмылочку, я поджал губы. - Да не ревновала! – в сердцах воскликнула Егорова. Пути назад для неё уже не было. Посмотрим, как будет выкручиваться дальше моя драгоценная! - Ирка, не ври! Я ведь знаю, что это не так. - Да к кому тебя было ревновать? У тебя ни одной нормальной бабы не было! - огрызнулась жена. Ну вот с чего у неё такие выводы? Она знала всех моих женщин? Я её вообще-то в подобное не посвящал. Может быть, я был для них не нормальным, а не они для меня. - Ну, знаешь ли! Это ты сейчас зря сказала. Что ты сейчас имела в виду? - Всё, поговорили! Ира поняла – перебор. Ей действительно не надо было задевать эту тему. Глупость величайшая, но теперь уже я закусил удила. - Получаются, только у тебя были достойные мужики. Зачем за недостойного замуж вышла? - Кривицкий, за словами следи! – она попыталась меня урезонить, но во мне проснулся дремлющий дракон, который был готов спалить всё и всех на своём пути: - А ты за своими много следишь? Так и норовишь побольнее припечатать. - Что такого я тебе сказала? – пожала она плечом, с которого сползла бретелька её сорочки. Всё-таки она не до конца осознавала, когда причиняла мне боль. - Вообще ничего. Одна сплошная милота и розовые слюни. - Ген, ты что, белены объелся? Ты что, завёлся? Нет, Ира определенно не понимала, что со мной происходит, полагая, что я ревную.***
Если она сейчас не понимает сказанное, то что я дергаюсь из-за какого-то Михалыча? Может действительно всё зря. Нужно просто отпустить ситуацию и, наслаждаясь жизнью, жить дальше. Но как тут отпустишь, когда с каждым действом всё шикарнее и шикарнее? Если бы только перед моим носом захлопнули двери, уединившись в кабинете. Последние её слова, сказанные на днях, опустили меня буквально ниже плинтуса. - Почему ты пошёл на операцию? Почему Брагина не дождался? Вопрос был более чем странным. Не понятно, с какой радости я должен был ждать появления хирурга общего профиля, смотря на пациента с перепаханным лицом, сломанной скуловой костью и свернутым почти до основания носом? - Давно Михалыч челюстно-лицевым стал? – поинтересовался я в её кабинете после того, как провёл в операционной весь световой день. - Мог бы ассистировать. Он бы всё сделал, - не отрываясь от бумаг, внесла она своё рационализаторское предложение. - Слушай, Ирина Алексеевна, может, в следующий раз ты пойдёшь вместо меня, а я поассистирую. Что уж Брагина беспокоить? Он же у нас и чтец, и жнец, и на дуде игрец. Она, не поняв моего сарказма, просто отмахнулась: - Ой, да успокойся. В следующий раз советуйся только, когда на такие операции без Олега идёшь. «Вот оно как, оказывается! Я должен советоваться с Олегом Михайловичем о том, как мне лучше нос мужику восстановить! Договорились, называется!». Да, мне было обидно и неприятно. И это была не ревность. Даже если она так считала, то ревновал я вовсе ни её. Во мне подняла голову ревность профессиональная. Чем я хуже Брагина? Чего такого я не умею, что мне бесконечно тыкают носом, как провинившемуся щенку? «Посмотри, как Брагин сделал! Посмотри, как Олег написал! Посмотри, какой у Михалыча случай интересный!». Слышал я изо дня в день, и моё недовольство росло в геометрической прогрессии. - Всенепременно, Ирина Алексеевна! Ещё и у Константина Германовича разрешения спрошу. Вдруг не разрешит, - пустил я шпильку. - Всё! Хватит дурака валять, домой пора. Меня буквально вытолкали из кабинета, дав понять, что все мои возмущения не уместны, и именно моя заведующая знает лучше всех, кто и какую операцию должен проводить. А если она не знает, то есть такой восхитительный чувак, как Олег Михайлович, без чьего ведома я даже шаг в отделении делать не должен. Да я даже не могу его делать, потому что мне руководство не велит и жена по совместительству. Я же подкаблучник! Какое я имею право вырываться из-под её твердо стоящего на моём горле каблучка. С утра я пытался вернуться к этой теме, но мои попытки были пресечены на корню одной единственной фразой: «Я сказала!». И что мне оставалось? Или закатить сцену и разругаться в пух и прах. Этого я точно не хотел. Или уйти в глухую защиту и начать играть в молчанку, потому что смысла в моих разговорах и увещеваниях всё равно не было. Меня не слышали и не слушали. Из двух зол я решил выбрать второй. Я замолчал и наблюдал, делая свои выводы. Конечно, выводы были не плачевными, но и радостными я также не мог их назвать. Кроме всего прочего, начало наваливаться чувство ненужности. Всё чаще, находясь в Склифе, в голове всплывала мысль: «Господи! Зачем я здесь? Что вообще я здесь делаю, если я никому не нужен?».***
Накануне я сидел в ординаторской в гордом одиночестве и занимался полной ерундой. Пока все оперировали, я готовил учебный план на текущий год для врачей отделения. И, конечно, первым докладчиком по теме должен был быть именно я, а никакой не Михалыч! Вот для чего нужен муж! Он должен помочь жене в подготовке персонала первой хирургии. Мне так и заявили: «Нечего без дела по отделению шататься» и вручили талмуд со словами: «Завтра занятия проведёшь. Иди, готовься!». И на вопрос: «Почему я?» последовал шикарный ответ: «У тебя все карты сданы, а у других неделю не писаны». - Я виноват, что они резинщики? – изумился я, принимая из её рук кипу журналов. - Помочь надо! - резко сказала она и уточнила: - Ясно? - Ясно! Докатился, занимаюсь какой-то фигней! – Я недовольно буркнул, бросив все журналы на стол. - Так, всё! Завтра занятия и зачёты. – После этих слов наш разговор не имел дальнейшего смысла. Мне был отдан приказ, как подчинённому, и я должен был его выполнить в лучшем виде. Ну, Ирка, погоди. Будет тебе и занятие, и зачёт. Первая же не сдашь. Хочешь тему интересную? Так я специально для тебя, моя ненаглядная начальница, сделаю всё в лучшем виде. Думаю, что «Онконастороженность в экстренной хирургии» будет самое оно. «Только не забывай, что читать я буду на своём докторском уровне, и потом не жалуйся». С этими злобными мыслями я сидел и клацал по кнопкам клавиатуры, набирая текст. Конечно, можно было сделать проще. Гугл в помощь. В последний раз Ханина, недолго думая, зашла в Волшебные Сети, выудила нужную тему, распечатала и вуаля! Все сказали ей спасибо. Но я решил из вредности и еврейского упрямства сделать всё, как нужно. Не знаю, кто будет оперировать, пока буду вещать прописные истины языком Гиппократа, но готовился я основательно. Полагая, что после этого у моей любимой заведующей надолго отпадёт желание просить меня о подобной помощи. Да, я вредный, противный и обиженный еврей, к тому же ещё и муж. Наверное, я не прав, но думаю, что моя Егорова отмочила бы что-то покруче, если бы была обижена на меня. Так что квиты! После обеда, буквально набегу, увидев мою персону у стойки регистрации, у меня спросили: «Что прохлаждаешься? Ты всё сделал, о чём я просила?». Мне хотелось рыкнуть: «Нет!» и добавить, что у меня ещё есть целый вечер, раз со мной особо никто не говорит, который я посвящу никому не нужной ерунде, но я стиснул зубы и просто произнёс, что Татьяна попросила моей помощи в противошоковой. После услышанного Егорова вновь отправила меня в ординаторскую, последовав за мной. И осталась крайне довольной, увидев написанный план занятий, выхватив его у меня из рук, со словами: «Ну всё, побежала», она хлопнула дверью ординаторской и вновь оставила меня наедине со своими мыслями. «Будь она неладна со своими зачетами и занятиями!». Думаю, что если бы я только заикнулся, что уже всё готово, мне бы тут же препоручили ещё какое-то бестолковое задание, только чтобы оградить меня от операционной. Я же слышал, что в одной из них вновь колдовал волшебник Михалыч, и Ирина Алексеевна отправлялась ему ассистировать. После этой информации я лишь тяжело вздохнул, но, чтобы не накалять и без того напряженную атмосферу, поплёлся в ординаторскую, где просто раскачиваясь на стуле, копался в телефоне и поначалу злился, а после подумал: «Чего злюсь? Деньги идут, смена стоит. Вообще всё равно! У меня есть начальство, пусть она и думает. У неё голова большая».***
Но то, что произошло позднее, переполнило чашу моего терпения. Именно поэтому я отстранился от ласок жены, показывая всем своим видом, что всему есть предел, и я не могу просто отмахнуться от произошедшего, оставив всё за порогом, и изображать счастливого мужа, которого любит жена, а завтра вновь чувствовать свою ненужность. Я затих. Доказывать что-либо больше не хотелось. - Ген, ты что? Сердце? – в её голосе послышалась тревога. - Да, сердце.... Нет, ни то, что ты думаешь. Оно болит от непонимания. Я знаю, ты беспокоишься обо мне, переживаешь, но я прошу хоть чуточку уважение. Ты понимаешь, как это больно, когда тебя не уважают? Когда с тобой не считаются… как будто я пустое место. Ты мне не доверяешь…, - сдерживаться я больше не мог. Словесный поток было не удержать, - но за столько времени ты должна уже была понять, что мне можно доверять. Делиться со мной можно и даже уважать. Ну хоть немножко, хоть чуть-чуть, самую малость. Я не знаю, как тебе это объяснить…. Всё же я нашёл в себе силы закончить душевные изливания. Тяжело вздохнув, я попытался встать с кровати. Опустив ноги на пол, я почувствовал теплую шерсть нашего питомца. Он тут же принялся тереться о мою ступню, требуя внимания. - Ген, ты куда? – супруга попыталась удержать меня в постели, но это было лишним. Я понимал, что она голодная и без меня есть она не будет. Она ведь попросила, чтобы я её покормил, но ей я сказал, даже не знаю почему: «Курить хочу». - Ген, какой курить? Где ты ночью сигареты возьмешь? Ты что, куришь втихаря от меня? – в голосе была уже ни тревога, а недоумение. Она была удивлена, что я от нее опять что-то скрываю. - Не переживай, я не курю, но сейчас хочу затянуться. Лёшка пачку оставил последний раз, – честно признался я и, освободившись от её руки на своём плече, всё-таки встал с кровати. Конечно, курить я не стану, но хочется, чтобы она понервничала. Глупость с моей стороны величайшая, но я уже её озвучил. - Не злись Ген, - она тоже соскочила с кровати, судорожно накидывая халат и пытаясь быстро запахнуть его полы. - Я не злюсь, - выдавил я и закусил губу. Помолчав, я взглянул на неё и как можно спокойнее, несмотря на то что во мне всё буквально кипело, продолжил, - мне обидно. Понимаешь, обидно. Тебе бы не было обидно, если бы тебя ни в грош не ставили? Ты сегодня вручила мне эту подготовку врачей! Для чего? Чтобы унизить? Чтобы я заткнулся? Все работой заняты, один я, как конченый кретин, целый день твои журналы писал. Ир, мне что, больше заняться в Склифе совсем нечем? - Ген, ну, мне нужна была твоя помощь, - семеня за мной в кухню, твердила Ирина. Но я мало обращал на это внимания. В конце концов, я должен был ей высказать всё или же ситуация могла перейти в какие-то гипертрофированные формы. И перерасти в грандиозный скандал уже не дома, а при всех в Склифе. - Бумажную канцелярию разгребать? Почему тогда ни твой лучший из лучших хирург всея Руси это не сделал? Он же самый крутой в отделении! Ты ему просто в рот заглядываешь. - Ген, прекрати! – прикрикнула она, пытаясь свернуть тему. Она зябко куталась в халат и не садилась за стол, пока я подогревал ужин и гремел столовыми приборами. - Нет, не прекращу! Сядь уже, не стой! – скомандовал я и продолжил, подавая ей подогретый макаронник с мясом индейки. - Ты вообще в курсе, что твой фаворит сегодня напорол? - Ничего такого, чтобы я не знала, - она повиновалась моей команде и пристроилась на краешек стула. - Да ну! – издевательски усмехнулся я. - И про перелом нижней челюсти тебе Михалыч тоже поведал? - Да, поведал, - она оставалась спокойной, абсолютно никак не отреагировав на мою информацию, - салфетки подай. Я выполнил ее просьбу и поинтересовался, усаживаясь напротив: - И что же такого он тебе сказал, что ты такая спокойная, как удав? Она взяла вилку, которую тут же со психом отбросила, и вспыхнула: - Кривицкий! Перелом и перелом! Тебе то что? Разберутся без тебя. - Как же! Держи карман шире! Уже разобрались на пару с Куликовым…, - зло сказал я, но поняв, что если продолжу в этом же духе, то поужинать Егоровой сегодня не светит. Поэтому я попытался запихнуть челюстно-лицевого поглубже и стать заботливым мужем, - ешь давай, а то опять всё остынет. Но противный еврейский хирург вновь выскочил. Он был крайне недоволен и жаждал ответов. Я понимал: пока моё медицинское эго не будет утихомирено, строить из себя покорного и любящего мужа не получится. - Ир, вот какого черта они полезли туда, куда им вообще нос не надо было совать! - Ну, ещё скажи, что без тебя они не справятся, - она пыталась есть, но чувствовалось, что своими полуночными откровениями я испортил ей аппетит. - И говорить не буду. Не хочу тебе больше ничего доказывать. У мужика перелом нижней челюсти в трех местах. В трех! А эти идиоты пошли на репозицию, даже снимок не сделав в трех проекциях. Ещё и на отёке! Кто так делает, Ир? Это мой пациент! Мой профиль! Вы совсем с Брагиным от звездности мозги растеряли? - я вновь начинал закипать. И не потому, что я хотел ткнуть ее носом, а потому, что понимал, мне предстояло разгребать за Михалычем последствия его необдуманных действий. - Чё ты орёшь? Исправишь. Подумаешь, умный нашёлся, - она буквально отшвырнула вилку и уставилась на меня. В её взгляде читалась злость и больше ничего. Если бы сейчас она могла меня испепелить, то от меня осталась лишь горстка пепла. Но, к моему счастью, такой способности у Егоровой не было. Максимум, что она могла -швырнуть в меня ужин. Но подобное я бы точно пережил. Не знаю почему, но именно в этот момент мне стало её жалко. По сути, она не виновата в том, что случилось за её спиной. И сейчас я высказывал свои претензии даже не ей. Я говорил о том, что так в её отделение не должно быть. Я хотел донести ей только одно, если она требует что-то с меня, то и с других не мешало бы потребовать. Даже несмотря на то, что они твои любимчики. - Ир, да причём здесь я исправлю или кто-то ещё. У мужика второй наркоз будет. Вторая операция. Я даже гарантировать не могу, что на третью не пойдём. Тебе понравилось наркоз полной ложкой хлебать? Мне помнится, ни так давно ты последствия расхлебывала. И до сих пор бывает. Или думаешь я не вижу. Я слепой. Ну да, старый слепой дурак. Ничего не видит, ничего не понимает. Разгребать только мне, старому дураку. А так-то всё нормально. – Вспомнив, что я не достал салат, я извлёк контейнер из холодильника и спросил: - Будешь? Она молча кивнула. Я водрузил салат на стол и вновь уселся напротив нее, продолжая: - Почему они вообще пошли без меня? Они знали, что я свободен, и сижу в ординаторской, бумажки перебираю. Как только петух в задницу клюнул, Куликов тут как тут прибежал: Геннадий Ильич, помоги. Интересно чем, если уже чудес натворили. Слушая меня, она медленно ковыряла вилкой содержимое тарелки. Я понимал, сейчас я не должен на нее давить. Я должен лишь донести спокойно и взвешенно информацию. Плохо, что я делаю это на ночь глядя, но другого времени у меня просто нет. - Я ничего не знала. Олег сказал, что сложности были на операции, но всё нормально. Больной стабилен. - Интересно, почему ты Брагину безоговорочно веришь, а меня по каждому пустяку контролируешь и чихвостишь. Я что, единственный в Склифе козёл отпущения? - Ген, ну успокойся. Я тебя услышала. Я с ними поговорю. – Наверное, она устала от моих обвинений, а может, просто уже не хотела со мной препираться. - Ладно, ешь, - вздохнул я. – Чай будешь? - Да, пожалуйста, - сконфуженно попросила она, что меня напрягло. Неужели Ира начала чувствовать за собой хоть толику вины? Сделав ей чай с ромашкой и медом, как она любила, я поставил перед ней кружку и задал вопрос: - Мне просто интересно, если бы я к тебе так же относился, как бы ты реагировала? А Егорова? Ты хоть иногда об этом думаешь? Или наши отношения по-прежнему Павлова и ее собака? - Ген, что ты несёшь? Откуда все это? – она вновь в упор посмотрела на меня, но в её взгляде уже не было злости. Она уже не была моей начальницей. Сейчас я видел перед собой свою Егорову. - Оттуда! Разве я заслужил подобное отношения, Ир? – Я начал убирать со стола. - Ген, спасибо. Было вкусно. – Она наблюдала за мной и вдруг спросила: - У нас же всё хорошо? А ты почему сам не ужинал? - Не хочу, - успокоил её я и добавил, - Ир, я не спорю. Дома всё хорошо. Всё уже утряслось. Ты успокоилась. Я налил себе чай, и мы, сменив дислокацию, уселись на диван, который раньше нас облюбовал Кот. - Тебе спасибо. Чтобы я без тебя и Лёшки делала, - она уткнулась мне в плечо, и я понял, чай сегодня я не выпью. Поставив кружку на журнальный столик, я обнял жену и подумал: «Что же всё так сложно?», но вслух произнес: - Дома нам нечего делить, - я мотнул головой, указывая в сторону умиротворенно умывающегося Кота, - если его только. Но тебя как будто подменяют в Склифе. Ты не даёшь мне работать, понимаешь? - Я хочу, чтобы ты больше отдыхал, - тихо произнесла она, вновь обволакивая меня облаком своей заботы. - Я тоже этого хочу для тебя. Но я понимаю, что ты не будешь меня слушать. А вот тебя мне приходится слушать и подчиняться. Ты же моё руководство. Только руководишь ты мной плохо. Из рук вон плохо, Ир. Ты полагаешь, что всё делаешь правильно? Не ответив на мой вопрос, она произнесла: - А тебя начмед хвалит. - Филимонова? – на автомате переспросил я, - с чего бы это? - Месяц сегодня закрывали, сказала, что у тебя лучше всех оформлены карты. — Ну, это не новость. Ты же знаешь, я не люблю, когда у меня есть долги во всех смыслах. - Знаю. Ещё она твой план занятий всем в пример поставила, - подольстила супруга. - Так это она тебя похвалила, а не меня, - улыбнулся я. - Нет. Я же знаю, что ты его составлял. Значит, тебя. - Ты решила пилюлю подсластить, да? - Я правду сказала. - Спасибо. Завтра зачёт. Ты его не сдашь, он сложный. - Специально сделал? Я не стал отпираться и уверять ее, что эта было моей маленькой местью Михалычу, поэтому честно признался: - Да. Прости. Пока сидел за этими бумажками, готов был прибить кого-нибудь. - Понимаю. Я их сама ненавижу. Из года в год одно и тоже. И ведь уже аккредитацию ввели и всё равно мучают. Её голова покоилась на моей груди, и я знал, что она слушает биение моего сердца. Так было всегда, когда она волновалась за меня, она делала всё, чтобы оказаться рядом, положить голову мне на грудь и услышать наше сердце. Я не сопротивлялся. Я знал, что ей это необходимо даже больше, чем мне. - Что делать собираешься? - Думать. - А спать? - Ты же знаешь, не получится. - Утро вечера мудренее. Лучше выспаться. - Мне нужно ход операции набросать. Подумать, как лучше остеосинтез провести. Один фрагмент практически полностью разрушен…. - Ген. - Ммм… - Кого возьмешь ассистировать? - Куликова. - Может…. - Нет, Ир, даже не заикайся. Михалыча я не возьму. Куликов – травматолог, вот и пусть помогает исправлять, что наворотили. - Я хотела Волошина тебе предложить. - Ир, я сказал, это будет Куликов. Точка. Мне ещё нужно подумать, что в карте написать. - Пусть Олег пишет. Ты начнешь со своего осмотра по факту. И не вздумай ничего придумывать. - Спасибо, облегчила жизнь. - Ген, прости. - За что? - За баб. Я не хотела. Я беззвучно рассмеялся и, ещё крепче обняв её, поцеловал в макушку. - Егорова, проехали. Если бы я обижался на все твои слова, сказанные в мой адрес, никогда бы не стал твоим мужем. Ведь вынести тебя дано не каждому. Я эксклюзивный экземпляр. Не забывай об этом.