КРИВИЦКИЙ – ПАВЛОВА: БУТЕРБРОД ИЛИ ПРАВДА
***
Кривицкий влетел в квартиру и, громко хлопнув дверью, сбрасывая на ходу пиджак и уличную обувь, устремился на кухню к вожделенному холодильнику. Пробежав быстрым взглядом по заполненным полкам агрегата, он извлёк из него батон и ещё не начатую ветчину. Неровно отрезав толстый шмат варёно-копченого мяса и уложив его на ничуть не меньший ломоть цельнозернового батона, Геннадий вонзил зубы в «сиротский» бутерброд и, откусив кусок, прикрыл глаза от удовольствия. Жуя спасительный батон с куском ветчины, он почувствовал прикосновение её рук. Они скользнули по его спине и, просочившись через его подмышки, успокоились на груди Кривицкого. - Привет! Его нос почувствовал едва уловимый запах чистого постельного белья и родной аромат своей Егоровой. - Доброе утро! - Кусочничаешь? – она прижалась щекой к его слегка влажной рубашке. - Мать, если сейчас не сожру бутерброд, сознание потеряю, - чистосердечно признался оголодавший за смену Геннадий. - Что, даже Фаина не накормила? – подначка жены не заставила себя долго ждать. - А тебе что, ещё не доложили? Супруга с недоумением уставилась на жующего мужа и он, нервно глотая очередной кусок плохо пережеванного бутерброда, зачастил: - Фаина загремела в больничку. С гипертоническим кризом. - И все молчат! – Ирина задохнулась от возмущения. - Почему молчат? – примериваясь к очередному укусу, совершенно спокойно отреагировал Геннадий. В эту минуту его волновала только еда и ничего больше. – Я говорю. - Ещё одна проблема на голову, - вздохнула супруга. В её голове уже начал зреть список кандидаток на вакантное место. Ирина Алексеевна практически сразу забыла, что она любящая жена, и ещё пару минут назад хотела встретить своего Гену и подарить ему как минимум - нежный утренний поцелуй, а как максимум накормить вечно голодного мужа завтраком. Оторвав взгляд от манящего своим видом бутерброда, Геннадий, не веря в то, что его руководитель находится в полном неведении по вопросу выбывшей из строя сотрудницы её отделения, пусть даже и не очень любимой, и в то же время начиная понимать, что тема Склифа вновь затмила все насущные вопросы, включая самый актуальный: «Где мой завтрак?», пожал плечами: – Да какая это проблема? – Поражаюсь тебе! Всё у него легко и просто, – исполняющая даже дома роль заведующей отделения Ирина Алексеевна заметалась по кухне. – Ир…, – протянул недоуменно Геннадий, – что здесь сложного–то? Возникшее желание отложить недоеденный бутерброд и выяснить проблему Склифа Кривицкий пресёк на корню и вновь откусил большой кусок. Бутерброд таял на глазах. – Вот кого я, по-твоему, должна старшей поставить? – сжав пальцами виски, Ира нервно прикусила нижнюю губу, и её мыслительный процесс вошёл в активную фазу. – А то не знаешь кого, – усмехнулся Кривицкий, продолжая тщательно жевать цельнозерновой, ощущая на вкус слегка жирноватую ветчину, которая начала казаться немного пересоленной. Вопрос жены вызвал удивление. Лично для него ответ лежал на поверхности. – Ладно, сейчас Татьяне позвоню. Кандидатура была определена, и рука Ирины потянулась к телефону. – Ир! Ну какая Татьяна? Кажется, тебе всё докладывают, а ты два и два сложить не можешь. – Вот сейчас ещё поучи бабу щи варить! – Кстати, давненько не варила, – Геннадий усмехнулся и добавил, помотав остатком бутерброда перед лицом жены. – Заставляешь мужа сухомяткой питаться. – Потерпишь, – отмахнулась Ира и уткнулась в поиск контактов. Кривицкому все же пришлось отложить недоеденный кусок, благо не съеденный остаток был гораздо меньше того, что он уже успел уничтожить и, глубоко вздохнув, он забрал телефон из рук супруги. – Ир. Ты же знаешь, у неё шоколадно–букетный период в разгаре, а ты ей старшинство. Не до него ей сейчас. - Муж попытался напомнить события, которые развивались последнее время на глазах у изумленных коллег.***
Их Танечка, которая родила сынишку от погибшего парня, влюбилась. Точнее, влюбились в неё. Довольно замкнутый молодой хирург Эльчин начал проявлять знаки внимания к любимице отделения. Первоначально никто не предал этому особого внимания, но постепенно внимание и забота стали активнее и очевиднее. Вездесущий Лёшка докладывал обстановку на любовном фронте коллег с завидной регулярностью, держа в курсе событий чету Кривицких и после очередного такого “доноса” задал логический вопрос: “И чего тянут? Женились бы уже и не мучались!”. - Кто бы говорил! На себя посмотри. Майе уже сколько месяцев мозги пудришь, - отец указал на бурный роман наследника, давая понять, что не стоит совать нос, куда не следует. - Ген! - Ирина тут же вступилась за пасынка, - без тебя он разберется. - Нашли друг друга, - фыркнул муж и, встав из-за стола, направился в сторону дивана, всем своим видом показывая, что аппетит родственники ему испортили. — Вот кому не идёт дуться по мелочам, так это твоему отцу. - Говоря это, Ирина показала глазами, чтобы Лёшка попытался сгладить ситуацию. Именно сегодня она не хотела недовольств мужа. Сегодня она хотела порадовать своего Кривицкого вкусным ужином, приготовив то, что он любил. Побыть с ним вместе, сидя на диване и уткнувшись в его такое родное и уютное плечо. Почувствовать его тепло и объятия, и услышать биение его сердца, припав к его груди. Потому что в этот день, семь лет назад, её любимому Гене пересадили донорское сердце, которое она всеми правдами и неправдами добыла для него. Ох, уж это сердце! Сколько слёз было пролито, сколько нервов потрачено, через сколько обид и непониманий они прошли со своим, тогда ещё будущим мужем. Геннадию было и морально, и физически тяжело, но тогда Ирина его не понимала. Она была так зла на него после операции, что хотела прибить. Он стал просто невыносим. А она не понимала, почему он поедом себя ест, говоря, что лучше бы отказался от операции. Но когда она сама, спустя несколько лет, оказалась в подобной ситуации, многое осознала, переосмыслила и каждый день поражалась его терпению и выдержке. В конце концов, научилась ему доверять, принимая его любовь и заботу. Только тогда Павлова поняла, что кроме Кривицкого она никому не нужна. Её Гена всегда был рядом и вернул ей всё сполна. Возможно даже и больше, но об этом знала только она. Пасынок уловил намёк Ирины и, пытаясь сгладить неожиданно тягучую атмосферу ужина по поводу, на которую он был приглашён с Майе, но пришёл в гордом одиночестве, потому что накануне он с подругой поссорился, и она послала его куда подальше, подсел к отцу на диван. Лёшка понял, отец им недоволен и, как обычно, догадался, что сынок опять отличился, и именно поэтому притащился на ужин один. В отговорку о том, что Майя сегодня себя неважно чувствует, старший Кривицкий не поверил. Он не вмешивался в личную жизнь сына, но всем своим видом показывал, что поведение наследника его не радует. В один прекрасный день он так и сказал: «Я конечно, тоже тот еще дурак был! Но ты меня переплюнул». Лёшка тогда на него знатно обиделся, но в силу своего взбалмошного и в то же время легкого характера он не мог дуться на отца до еврейской Пасхи. Поэтому просто однажды вечером с радостными воплями и тортом ввалился к Кривицким на чай вместе с Майей и между делом попросил у отца прощения. Иначе не получалось. Отец практически жил в Склифе вместе со своей женой, а по совместительству заведующей. И вот сейчас, сидя с отцом на диване, он пихнул его локтем в бок и, гоготнув, спросил: - Па, а как это - две днюхи за год справлять? Накладно? - Да ну тебя, Лёшка! Давно деньги считать стал? - Отец дернулся от тычка и отстранился, всем своим видом показывая, что разговаривать с сыном у него желания нет. - Ну так я же еврей. Сын своего отца! - Лёшка скосился на мачеху, пытаясь уловить её реакцию. Но та была занята уборкой остатков ужина и не увидела мольбы в глазах пасынка. - Свои считай, мои не надо, - огрызнулся Кривицкий, и сын заметил, как по лицу отца пробежала тень раздражения. Кажется, он перегнул палку, и вместо сглаживания углов получилось ещё хуже. А вот хуже Лёшка не хотел. Не хотел ссориться с отцом, не хотел, чтобы у того было плохое настроение в этот день. Да и настроение Ирины теперь будет полностью зависеть от ворчаний отца. - Па, да я пошутил. Ну ты что сегодня? - поинтересовался сын в пол голоса. - Устал. Как то не до шуток, - честно признался отец, глядя в одну точку. После чего Кривицкий потер лоб и пригладил, как ему показалось, торчащую прядь. Вдруг он спросил: - Сильно накосячил? Лёшка, опешивший от вопроса, который застал его врасплох, уставился на отца. И, вновь поражаясь его проницательности, протянул: - Ну, такое себе…. - Послали…. - констатировал неоспоримый факт Геннадий и повернулся к сыну, явно ожидая объяснений. - Ну…, - промямлил Лёшка и, понимая, что своим признанием расстроил отца ещё больше, вновь пошутил, пытаясь спустить неприятный разговор на тормоза. - Ну да, но не уточнили куда. Так что можно вернуться. - Когда за ум только возьмёшься? - Кривицкий покачал головой и вздохнул. - Возьмусь, не переживай. Я же не совсем пропащий. Ты же возвращался, хотя тебя и посылали, - Лёшка многозначительно посмотрел на Павлову. - Ир, убери его от греха подальше, пока я ему не треснул, - поняв, что беседа не даст положительных результатов, Геннадий встал с дивана. - Господи, в кого ты у меня такой? - В семье кто-то же должен быть сам по себе. - Сын последовал его примеру и двинулся за отцом, едва не наступая ему на тапки. Умозаключение Лёшки не вызвало восторга отца, и он явно хотел что-то сказать, но Ирина, понимая, что перепалка может зайти далеко, решила взять всё под свой контроль и протянула мужу нож для того, чтобы он разрезал «Медовик», над которым она колдовала почти полдня. Не будучи великой кулинаркой, Ира достала всех рукодельниц-мастериц в своем отделении с вопросами о том, какой лучше испечь торт для Кривицкого. Слыша о том, то Ирина Алексеевна собирается удивлять Геннадия Ильича, женская половина первой хирургии проявила солидарность и командировала Нину в кабинет Павловой. Конечно, можно было бы подойти с этим вопросом к Фаине Игоревне, но, зная, что заведующая, мягко говоря, не слишком лояльна к старшей сестре и, более того, о задумке Кривицкой будет доложено челюстно-лицевому, к лучшему повару отделения не обратились. Перебрав массу вариантов, сошлись на «Медовике», который так понравился Геннадию на день медика. И он умял два приличных куска, невзирая на протесты жены. А сейчас весь торт был в его распоряжении. Настоящий подарок сладкоежке на день рождения! - Так, Кривицкие! Хватит препираться. У меня уже всё готово. Давайте пить чай. - Ого! Тортик! - Лёшка присвистнул от удивления. - Сама испекла, - всё-таки Ирина не выдержала и похвасталась, после чего сразу же почувствовала теплый поцелуй мужа на своей щеке и ласкающее слух: «Спасибо, родная!». - Па, да тебя любят! Я тоже так хочу! - Сын с неподдельной искренностью выразил своё восхищение. - Заслужи сначала. - На этот раз вместо отца мачеха щелкнула Лёшку по носу, давая понять, что если он проштрафился, то нужно для начала погасить штраф и только потом мечтать о тортиках и поцелуях. Не обращая особого внимания на нравоучительный тон замечаний, отпускаемый новорожденным и его супругой, парень уселся за стол и протянул тарелку под торт. - Сначала отцу, - не обращая внимания на протянутую тарелку, Ира отщипнула торт, и крохотный кусочек оказался на языке мужа. - Ну как? - нетерпеливо поинтересовался сын с таким выражением лица, как будто он был связан с кондитерским шедевром напрямую. - Ммм, вкусно, - Геннадий облизнул губы и недолго думая, отправил небольшой кусочек в рот жены. - Сама попробуй. Просто волшебно, хозяюшка. Ира попробовала. Выпечка действительно удалась. Коржи хорошо пропитались, а медовое послевкусие придавало умеренную сладость десерту. Но для неё было главным, что старания оценил муж. Тем временем Кривицкий отправил в рот полную ложку десерта и буквально замурлыкал, как довольный кот. Его глаза потеплели, на лице появилась улыбка, голос вновь приобрёл обволакивающие мягкие нотки. Глядя на то, как родственники уминают торт, и думать забыли о нём, Лёшка похозяйничал сам и, попробовав «Медовик», не удержался: - Ммм. Вкусный! Хочу, чтобы мне тоже такое же спекли. - Много хочешь, ничего не получишь. Сейчас договоришься и пойдешь отсюда, - в голосе отца опять засквозило холодом. - Ген, оставь его. Ну, ты чего сегодня сорвался на нём? Всё же хорошо, - Ира шепнула мужу, подавая кружку с чаем. - Спасибо, - принимая кружку, поблагодарил супругу и, глядя на сына, добавил: - Он знает, о чём я. Да, сынок? - Па, я понял. Не переживай, сейчас чаёк только допью с тортиком и пойду. Всё тип-топ будет. - До Лёшки наконец-то дошло. Дело не в проницательности отца. Он знает гораздо больше, но ничего не говорит при жене. - Тик-ток у тебя будет, а не тип-топ, - припечатал Геннадий. - Ну, можно и так сказать. Ирина Алексеевна, тортик божественный. Чаёк в лучших восточных традициях. А мне пора. Приятного вечера. И еще раз с днём рождения, па. - Я рада, что ты пришёл. Я тебе сейчас тортик положу. Дома поешь, - и, не обращая внимания на удивленный взгляд «именинника», Ира отполовинила торт. - Ир, я его провожу. - Кривицкий подпрыгнул со стула и направился в прихожую. Держа в руках контейнер и прикрыв дверь, он тихо произнёс: - Заканчивай дурить. Чтобы я больше не видел, как Майя плачет. Дуй к ней и делай, что хочешь. Хоть на голове ходи, но извинись. Понял? - Па, да я, итак, к ней еду. Она написала, что ждёт. Нормально всё будет. Ещё раз со вторым рождением. Ты у меня лучший! - Лёшка обнял отца и отстранившись, громко крикнул: - Спокойной ночи, Ирина Алексеевна!***
С того «дня рождения» прошло чуть больше месяца. И сейчас, стоя на кухне своей маленькой уютной квартирки, чета Кривицких решала не свои проблемы, а проблемы своих коллег. – И что я должна делать? Ты, что ли, вместо своей подруги встанешь рулить средними? - Ирина продолжала не понимать, куда клонит муж, и его меланхоличное поедание бутерброда уже действовало ей на нервы. – Зачем я? Нина есть. Предложи ей. - Жующий муж продолжал испытывать выдержку супруги. – С ума сошёл! - несмотря на то, что всё было очевидно, Ирина не хотела мириться с таким раскладом. - О Таниной личной жизни переживаешь, а то, что у Дубровской Неклюдов нарисовался, тебя не смущает. – Почему меня это должно смущать? - Кривицкий, наконец, доел бутерброд, и отряхнул руки от крошек. - Я вижу, как она с радостью подработки берёт, не желая с ним пересекаться. А он таскается к ней на работу и клянчит встреч с детьми. – И что с того? - Ирина взглядом следила за действиями мужа и понимала, что он решил вновь сделать набег на холодильник. Чувство голода не исчезло после уничтоженного бутерброда. Геннадий нырнул в холодильник и вновь извлёк из него батон: – Ничего. Нина порулит средними, а Неклюдов с детьми контакт наладит. И ты в этом им поможешь. Пока Кривицкий размышлял, что ещё можно выудить из холодильника, Ирина вспомнила о своём желании накормить мужа завтраком: - Перестань дёргать холодильник. Завтракать сейчас будем. - Ты меня им уже полчаса как кормишь, - пробурчал Геннадий, но холодильник закрыл. Ирина решила довести разговор о старшей сестре до логического конца, но, к её собственному удивлению, произнесла вслух она вовсе не то, что хотела. – И чего это мы вдруг в психологи подались? – Имею права. Со своей жизнью мы же разобрались. Разговаривать о среднем персонале отделения особого желания у Кривицкого не было. Хотелось есть и ещё раз есть, о чём он честно сказал жене с самого начала. Но напробовшаяся во время приготовления сырников Егорова, кажется, не хотела осознавать, что голодный муж - довольно опасная особь и его лучше накормить как можно быстрее, чем дёргать тигра за усы и ждать, когда он откусит тебе голову. – И, конечно, Дубровская его простит, - не унималась Ирина. – Это уже её дело. - Геннадий с явным снисхождением смотрел на данный вопрос, давая понять жене, что не хочет заморачиваться по проблеме Дубровской так серьёзно. Но сказанная в следующую секунду фраза «Ты же простила», подвела его к опасной черте. Теперь именно он мог стать тем, кому тигр откусит голову. – У меня не было семерых по лавкам, - прошипела жена и отстранила его от холодильника. - Кажется, кто-то сегодня ни то что завтрака не получит, но и обеда. – А если бы были, простила? - Не обращая внимания на предупреждение, Кривицкий вступил на опасную тропу. Механизм взвода и накала эмоций жены был запущен. – Да ну тебя, Гена! Вечно ты выкручиваешься. – Ну, теперь же я могу знать, простила бы или нет. - Голод улетучился, а голодный считанные минуты назад Кривицкий пытался выудить правду у любимой жены. – Нет! - выпалила она и язвительно спросила: - Доволен? – Доволен, - хитрющая улыбка и сузившиеся глаза Геннадия дополнили картину, - но если бы детишки в тебя были, не стали бы тебя слушать. – Куда бы они делись! - градус кипения жены приближался к максимуму. – Не родились, зная тебя, - предположил муж и почувствовал, что голод вновь поднял голову. Вспомнив, что его хотели накормить завтраком, он окинул взглядом кухонный стол и наконец-то заметил накрытое полотенцем блюдо. Откинув его, он обнаружил стопку румяных сырников. Не дожидаясь приглашения, Кривицкий быстро забросил в рот творожную котлету и интенсивно зажевал. – Много ты понимаешь! - вспыхнула Ирина, которую муженек выбесил окончательно, и она метнулась спасать сырники от уничтожения. - Я сказала, ничего не получишь! – Оставила бы? - не обращая никакого внимания на жену, поинтересовался Геннадий. И, невзирая на протесты, стянул ещё один сырник, который повторил путь следования своего предшественника. – Ни твоего ума дела. – Серьёзно? Правда бы оставила? – Да! Оставила бы, потому что любила тебя, дурака. И только попробуй мне это припомнить. Понял? Иначе я тоже начну припоминать, мало не покажется. – Даже не думал, - муж посмотрел на неё с видом невинного младенца, - Ир, а мы завтракать будем? Или в правду ещё поиграем? В конце концов, после третьего уничтоженного сырника Ира оставила все попытки противостоять мужу. Он в очередной раз получил всё: и сырники, и признание в любви. – Ген, вот чего светишься? – Просто счастлив. Кривицкий протянул супруге телефон и улыбнулся: - Звони, Егорова. Сделай людей счастливыми.