***
— Мы переедем: хочешь? Юрки пытливо сверлил Лайхо взглядом. — Нафига? — Лайхо сидел рядом и делал вид, что не собирается ни с чем соглашаться. — Насовсем. Я куплю дом там, где всегда тепло, и обязательно рядом с морем. Тебе станет лучше. — А как же твоя группа, концерты, съёмки? — Я и так провожу семь месяцев в году в разъездах, мотаюсь по всему миру на гастроли. Какая мне разница, из какой точки земного шара мне лететь на репетицию или концерт? — резонно ответил ему Линнанкиви. Лайхо посмотрел на партнёра с грустью. — Юрки, я бы хотел ответить то, чего ты хочешь. Но, подумай: ты всё бросишь здесь ради меня, хотя не знаешь, сколько я ещё сумею протянуть. Стоит ли? Линнанкиви прерывисто выдохнул и сжал кулаки. — Собирайся, — бросил он и открыл крышку ноутбука. — Билеты на самолёт бронирую сегодня. Поживём в гостинице, пока не выберу нам постоянное жильё. Собирайся, — безапелляционно повторил он. Лайхо обвил его руками, прислонившись к широкой, чуть сгорбленной из-за сколиоза спине. — Я люблю море, — сказал Алекси. Юрки обернулся к нему. Убрал с лица Лайхо обесцвеченные пряди, и поцеловал его в лоб. — Больше не говори со мной о смерти; мне становится не по себе, — попросил он.***
Выбрать дом у моря оказалось на удивление проще, чем изначально предполагал Линнанкиви. Что-то из недвижимости сдавалось в долгосрочную аренду, но можно было приобрести дом в собственность за хорошие деньги. Юрки занимался оформлением документов сам. Он предпочитал лично всё контролировать и разбираться в своих делах. Лайхо, сменив прохладный климат родины на устойчивую жару другой страны, несколько дней провалялся в гостиничном номере в блаженном сне. Он отсыпался за все ночи, когда его кости ломило и он был готов лезть на стенку от боли. Через месяц Линнанкиви показал Алекси их с ним новый дом. В принципе, это был не дом, а большое бунгало с уютными комнатами, окнами до пола, с широкой деревянной верандой, чтобы загорать, и кусочком золотисто-розового пляжа, ограждённого, как частная собственность, сеткой. Алекси присел на песок; его мягкий жар приятно опалял кожу. Лайхо зачерпнул обеими руками пригоршни песчинок и развеял их по ветру. Ветер подхватил падающие частички рыжим вихрем. Линнанкиви поёжился. Последнее время его не оставляло чувство беспокойства. Оно тянуло где-то в желудке. Несколько раз Юрки ловил панические атаки, но те быстро проходили. Он надеялся, что это не более, чем усталость. Слишком много было в последнее время проблем и тревог, и у Линнанкиви начали сдавать нервы. Он немного отдохнёт, и всё будет в порядке. И с ним, и с Лайхо. Алекси взглянул на Юрки, и тот удивился: впервые за долгие годы в глазах его возлюбленного зажёгся азарт. — Юрки, теперь это наша частная собственность? Можем купаться голышом и трахаться прямо в море? Юрки рассмеялся, плюхаясь на песок рядом с Лайхо. — Можем начать прямо сейчас, — предложил он, прижимая Алекси к себе, пока ещё ненавязчиво целуя блондина в шею. Алекси задрожал от прикосновения губ Линнанкиви. Поспешно срывая с себя футболку и шорты, он мгновенно разделся. Юрки подложил снятую одежду под голову и спину Лайхо. Сразу накрыл его собой сверху, потираясь вставшим членом об член Алекси. Блондин выгнулся навстречу, крепко опоясывая поясницу любовника ногами. — Чёрт, здесь кругом камеры нашей охраны, — вспомнил как бы невзначай Линнанкиви. — Тогда трахни меня покрепче, чтобы было на что посмотреть, — выдохнул со стоном Алекси. Юрки наклонил голову к самому лицу Алекси, закрывая его своими длинными чёрными волосами. — Чтобы потом не заработали на порно с известным рок-музыкантом, — прошептал Линнанкиви. — А жопе моей всё равно. Алекси придушенно простонал, когда Юрки вошёл в него, смазав член только густой от жары слюной, и кончил от возбуждения после пары толчков. Юрки не стал держаться дольше. Из-за проблем, свалившихся на них, до секса меж ними давно не доходило. Юрки глухо удовлетворённо рыкнул. — Хороши мы с тобой; обкончались, как подростки, — Линнанкиви привстал, натягивая приспущенные джинсы. Лайхо лишь прикрылся скомканной одеждой. — Я хочу выпить. И хорошенько пожрать, — объявил он. — Там есть холодильник? — кивнул он на бунгало. — Естественно. Полностью забит всем, чем хочешь. — Наверное, и свои веганские соки не забыл, — подколол Алекси Юрки. — Сегодня я не вегетарианец. Я мясожор, пьяница и сексуальный маньяк, — провозгласил Линнанкиви.***
До следующего концерта у Юрки была свободна целая неделя. Он практически не выходил из бунгало даже на веранду — берёгся от загара. Линнанкиви потягивал пиво у открытой двери, сидя в плетёном кресле в «пижонских», как назвал их Лайхо, белых бриджах, и закрыв лицо широкополым самбреро. Алекси пропадал на пляже. Его северноевропейская бледная кожа стала на солнце смуглой: даже набитые на плечах и руках татуировки стали плохо различимы. Выкрашенные ранее в блонд волосы выгорели до блеска платины. Линнанкиви днём чаще дремал, пока Лайхо бегал по взморью. Он с энтузиазмом собирал разноцветные голыши, а потом выкладывал из них на песке понятные лишь ему символы. Тревога больше не сдавливала Линнанкиви грудь, не точила ему страхом внутренности. Алекси был счастлив. Приступы его болезни ещё ни разу не напомнили о себе. На радостях Юрки набрал пару лишних кило, намереваясь растрясти их на предстоящем шоу. Неделя пролетела хоть и сказочно, но стремительно. В аэропорту Алекси положил Юрки на ладонь прозрачно-синий камушек. Обточенный временем и волнами, он напоминал каплю воды. Или слезинку. Целоваться при всех они не стали, да и не было нужды рисковать. Юрки просто потёрся лбом о переносицу Алекси и пошёл на свой рейс.***
На родине хлестал тропический ливень. Фестиваль проходил под открытым небом. Юрки ещё надеялся, что непогода утихнет, но выступать пришлось перед стеной дождя под ворчливые раскаты грома. Одежда на Линнанкиви отсырела за пару песен: от потоков воды, спадавшей с крыши над сценой, летели брызги. Волосы облепили Юрки мокрыми прядями лицо и шею. Грим потёк, и тушь щипала мужчине и без того чувствительные из-за проблем со зрением глаза. Перед финальной песней Юрки почувствовал жар. Ноги его словно провалились под пол сцены. Паническая атака охватила Юрки. Ему показалось, что он находится под водой и боялся вздохнуть, чтобы не захлебнуться. Сердце бешено лупило по рёбрам, и в тот же момент грозило остановиться — так Юрки казалось. В наушник проник голос звукорежиссёра: — Парни, у нас проблемы. Аппаратуру от дождя сейчас замкнёт. Уходите со сцены. Юрки очнулся. Он оглянулся по сторонам. Ребята из группы, видимо, не слышали приказ, продолжая играть начало песни. Или, возможно, голос почудился ему? Юрки заставил себя дышать и взялся рукой за микрофонную стойку. Он допоёт. Он справится со своим страхом. Это всего лишь паника. Ему ничего не угрожает. Сбоку в сером небе сверкнула молния. Прожектор разлетелся вдребезги, рассыпав с треском искры. Теперь Юрки точно был уверен, что голос в наушнике ему не мерещится. — Юрки, твою мать, брось стойку! Слышит меня кто-нибудь на сцене: оттащите его скорее! Линнанкиви посмотрел на свою руку в мощных перстнях и браслетах, сжимавшую микрофонную стойку, и успел заметить тоненькую золотую ниточку, ударившую в неё. Тело музыканта сотрясла судорога, до боли сжимая все мышцы. Линнанкиви лежал на спине, понимая сквозь наступившую глухоту, что теперь его сердце действительно не бьётся. Но он видел небо и лицо барабанщика Юсси, который склонился над ним и с жутким хладнокровием во взгляде. Он делал ему искуственное дыхание и бил его по груди, заставляя ожить мышечный мотор. — Юсси, я захлебнулся? — эта фраза слетела с его губ сама собой. Юсси с облегчением вытер пот со лба, но смотрел на Линнанкиви с подозрением. — Тебя током ёбнуло, Железный ты человек, вот так. Юсси пригладил свои дикобразовые пряди и повторил: — Вот так, Юрки.***
Линнанкиви вышел из такси. Едва ботинки погрузились в песок, он почувствовал тревогу. Он побежал; до бунгало было рукой подать. Издалека он увидел людей в форме, а рядом на берегу лежал застёгнутый целлофановый мешок. Внутри у Юрки стало страшно, пусто, холодно... Уже никуда не спеша, он подошёл к офицеру полиции, заранее вытащив из сумки личные документы, свидетельство о браке и бумаги на дом. Состояние Юрки было понятно и без слов. Офицер лишь попросил Линнанкиви не подходить и не смотреть сейчас на тело ради его же блага. Никакого криминала, признаков насилия или передозировки. Чистое самоубийство. Тело можно забрать через пару дней в морге, когда выпишут свидетельство об отсутствии состава преступления, о чём сообщат Линнанкиви лично. — Он был мужественным человеком, — добавил от себя офицер, сочувственно склонив голову. — Утопиться в полном сознании, нужно иметь смелость. И протянул Линнанкиви листок бумаги. — Возьмите. Это вам. Мы уже сняли копию. Линнанкиви сжал листок плохо слушающимися пальцами. Ему задали ещё пару вопросов и попросили пойти в дом.***
«Юрки, у меня всё намного хуже, чем нам обоим казалось. И я знаю, сейчас ты материшься и думаешь: у меня есть деньги, в этой стране самая лучшая медицина, стоило испробовать все способы лечения, прежде чем сдаться! Но я не сдался. Я устал. Поэтому согласился провести с тобой последние дни, как нам бы хотелось. Безмятежно. Без тебя у меня бы не хватило духу всё закончить. Давай ты хотя бы немного привыкнешь к тому, что меня больше нет рядом. А потом делай, что хочешь. Можешь даже не хоронить меня. Это уже не важно. Не прощаюсь. С любовью, Алекси».***
Линнанкиви сидел на берегу, глядя на закат. Юсси молча сидел поодаль. Верный друг, заставивший пьяного вхлам Линнанкиви подняться с постели, организовал кремацию тела Лайхо. Друг, заставивший Юрки развеять пепел над морем, потому что Алекси всегда его любил. Юсси смотрел на небритого, с опухшими веками Юрки, как на по-прежнему красивого готического принца с прозрачно-голубыми глазами, без сочувствия и жалости, оскорбивших бы его. Линнанкиви неотрывно следил, как красное солнце медленно тонуло в море. От него оставался лишь маленький уголёк. Юрки моргнул слипшимися от слёз ресницами, и в одну секунду, уголёк пропал насовсем. Шум прибоя ласкал слух. Юсси перебирал спутанные волосы Юрки, молча делясь с ним бутылкой текилы. Линнанкиви посмотрел на Юсси и вопросительно произнёс только одно слово. — Тебе наркоты мало? — Юсси озадаченно нахмурил брови. Потом он посмотрел на гаснущий горизонт, понимая суть просьбы, и коротко ответил: — Да.***
Серо-голубые глаза, подведённые чёрным веки, прямые перекрашенные в блонд волосы и отросшие тёмные корни над высоким лбом, нос с горбинкой, грустный глубокий, будто одинокий взгляд… Юрки смотрел на памятник, врытый в песок, запоминая любимые черты лица. Юсси ждал, когда Линнанкиви подойдёт к нему, и вложил ему в руку ингалятор, заодно крепко пожимая её. — Пусть черти сон твой не тревожат, мой тёмный принц, — прошептал он, отходя назад. Он уселся на песок, открыл банку пива, и вновь приготовился ждать. Сегодня закат был необычного цвета. Холодный синий с серым. И жёлтое солнце почти не проступало из-за туч. Линнанкиви побрёл медленно в воду. «Утопиться в полном сознании, нужно иметь смелость». Юрки так не мог. Ему нужна была помощь. Он шёл, пока вода не достигла его груди. Волны плавно покачивали его тело, пытаясь оторвать ноги ото дна. Линнанкиви оглянулся на пляж. Юсси следил за ним. Он поднял вверх руку со сложенными в знак «объединяйся» пальцами. Юрки пошарил взглядом по берегу. Он и Алекси занимались любовью на каждом кусочке пляжа, а теперь отпечатки их тел остались в прошлом. Линнанкиви поднёс ингалятор к лицу и глубоко вдохнул. Через пару секунд его тело погрузилось под воду. Юрки ничего не чувствовал, парализованный препаратом. Он только смотрел сквозь воду на небо, пока течение не унесло его на глубину. Сознание медленно гасло. Линнанкиви закрыл глаза. В абсолютной тьме и тишине он ощутил, как его руки коснулись знакомые жёсткие пальцы…