Чужие грехи

      Хотя королевский дворец находился не так далеко от Храма Гроба, девушке показалось, что прошла целая вечность, пока она и Бодуэн наконец не переступили порог его опочивальни. Идя по ночным улицам города, девушка боялась, что их могут невзначай заметить, или же что государю может стать хуже. Однако, Господь был милостив к ним обоим в тот момент.       Пройдя вглубь королевских покоев, Каллас помогла Бодуэну опуститься на ложе. - Я сейчас, государь, - тихо произнесла она и подбежала к стоящему рядом со сходом в покои стражнику. - Прошу вас, пошлите кого-нибудь в госпиталь святого Иоанна, за Ричардом Эйзенорским. Государю нужна помощь лекарей. К ее глубочайшему удивлению и радости, стражник-араб понял ее и кивнул. - Я сам незамедлительно отправлюсь за ним. Скажи, кто зовет его, чтобы я мог передать? - Его зовет Каллас, его дочь, - ответила та. - Ты сможешь помочь государю, пока лекарей нет? Бросив мимолетный взгляд назад, вглубь комнаты, Каллас утвердительно кивнула. - Я не отойду от него и сделаю все, что в моих силах, чтобы он почувствовал облегчение. Отвесив девушке уважительный кивок, мужчина взял со стены факел и поспешил к выходу из дворца. ***       Задернув полог, Каллас вернулась к ложу Бодуэна. Присев на пуф подле него, она раскрыла свою небольшую поясную сумку, где на всякий случай носила лекарства. - Государь, - тихо обратилась она к больному, - вам не получше? - Не тревожься, Каллас, - выдохнул тот, повернувшись к ней, - видимо, слишком долго я не выходил в город, поэтому и напала слабость. Такое бывает. Девушка с неуверенностью поглядывала на полог у двери, ожидая прихода отца, который что-то шел очень долго. В руках она сжимала склянку с лекарственным порошком, который, как на удачу, был сейчас весьма кстати. - Я послала за отцом, он вот-вот должен прийти, - произнесла она, вновь осторожно коснувшись руки Бодуэна и рассматривая окровавленные повязки, присохшие к изъязвленной коже, - однако... Ваши раны следует омыть лекарствами, дабы улучшить ваше самочувствие. У меня как раз есть нужный порошок, мы с братом Иоанном делали его для лепрозория. Поэтому... - Она взглянула в глаза короля и чуть улыбнулась. - Позвольте мне помочь вам, государь. Если, конечно, вы считаете нужным доверить мне это. Бодуэн лишь кивнул ей в ответ. - У меня нет права тебе не доверять, Каллас.       Комната вскоре наполнилась ароматом лекарственных солей и благовоний. Долго целительница не отходила от обречённого короля, занимаясь обработкой его язв и нарывов. Она размачивала в целебном настое бинты и накладывала их на руки, шею и грудь Бодуэна. И каждый раз ее сердце пропускало болезненный укол, когда молодой король отводил взгляд от своих увечий. - Скажите, государь, - произнесла Каллас, решив немного отвлечь его, - отчего вы решились на столь большой риск, отправившись ко Гробу в одиночку? - Я слишком долго не был там, слишком долго держал в себе все молитвы, все слова, которые хотел произнести пред святыней, - ответил Бодуэн и раздраженно сжал кулак, вновь охваченный отвращением к себе, - думал, что в своей молитве обращусь к Богу, к вечному свету... а в итоге вновь рухнул во тьму, объятый жалостью к самому себе. Отчасти поэтому я отправился ко Гробу один. Я не хотел, чтобы кто-то видел мое мгновение слабости. В такие моменты я могу довериться разве что братьям-лазаритам, но, думаю, и их бы я тоже не оповестил о своем желании сходить ко Гробу. Даже если бы они были здесь. - Да, они скоро должны вернуться, что-то задержались они с паломниками на Масличной горе... - Пробурчала Каллас, снедаемая чувством стыда. Замявшись, она все же тихо добавила: - прошу прощения, мой государь. Клянусь, что у меня не было никаких дурных помыслов, и что я случайно застала вас в храме. Клянусь, я тут же хотела уйти, испариться, лишь бы не нарушать вашу молитву, но слишком боялась потревожить. Да и... чего скрывать: я опасалась за ваше самочувствие. Простите мне мою дерзость, государь. Губы короля тронула теплая улыбка. - Доброе дитя... Я благодарен тебе за нее.        Через некоторое время Бодуэн почувствовал себя лучше. Запах ароматических свечей действительно помог снять усталость и головокружение. А целебные настои из трав и солей сняли в некоторых местах покраснения на коже. Всё это время король с трепетом наблюдал за Каллас, увлечённой своей работой. Бодуэн отметил, что у неё очень нежные руки. Он чувствовал это, несмотря ни на омертвелость его кожи, ни на тонкую сетку шрамов на её руках. Он видел, как осторожно Каллас накладывает бинты на его руки, как она легко поглаживает ладонью его плечо, словно успокаивая и обнадёживая, что не всё ещё потеряно. И от этого на душе юноши становилось теплее. - Так... - Выдохнула Каллас, отложив в сторону снятые испачканные бинты, - а теперь лицо... - Она робко коснулась пальцами железной маски короля, - вы позволите?       Бодуэн ещё секунду сомневался. Вдруг девушка устрашится его облика смерти? Вдруг он станет ей противен еще больше? Но, отбросив сомнения в сторону, он кивнул.       Каллас осторожно сняла с него маску и взглянула в его лицо. Сердце её вновь болезненно сжалось. То, что осталось от некогда прекрасного лица юноши, превратилось в жуткий портрет не до конца разложившегося скелета, на котором ещё оставались кожа и ткани мышц. Но Каллас не устрашилась этого. Она коснулась ладонью щеки Бодуэна и стала осторожно протирать кожу бинтом, смоченным в настое трав. - Скажи, Каллас, - обратился юноша к целительнице, - неужели ты не боишься заразиться от меня проказой? - Отец говорил, что проказа не так заразна, как все о ней думают, - ответила Каллас, - к тому же, я ведь каждый день вожусь с целебными травами, настоями... В общем, со всем тем, что способно остановить процесс заражения и не дать болезни завладеть здоровьем. - Да, действительно, ты права, - произнёс юный король, - и... Каллас, ответь мне еще на один вопрос. Только я прошу тебя о честности. - Конечно, государь, - кивнула та. - Скажи... Я не противен тебе? От подобного вопроса девушка совсем упала духом, но не подала вида. Она присела подле него и взглянула в слегка затуманенные, но прекрасные глаза. - Вовсе нет, мой король. Готова поклясться на чем угодно и чем угодно, лишь бы вы не усомнились в моей частности. Поверьте, среди пациентов моего отца были и похуже случаи. К тому же... - Она запнулась, и Бодуэну на миг показалось, что на щеках девушки вспыхнул румянец. - Человек столь достойный, как вы, никогда не утратит своей красоты.       Бодуэн почувствовал, как от её слов в груди что-то теплеет. Отчего-то ему верилось в искренность Каллас. В то, что она действительно говорит истину. Потому что через ее слова Бодуэн действительно будто почувствовал в себе былую красоту.       Так они и провели остаток вечера, сидя друг напротив друга, время от времени беседуя обо всем и ни о чем одновременно. И пусть мгновение их первой встречи было недолгим, оба были рады ей: она - потому что наконец находилась подле того, к кому стремилась; он - потому что разглядел в девушке родственную душу. - Вам нужно отдыхать, - прервала молчание Каллас, бросив взгляд на совсем темное ночное небо, проглядывающее сквозь окошко, - ваша опочивальня уже подготовлена, милорд. - Она прервалась и прислушалась к торопливым шагам в коридоре. - Вот и отец идет. Думаю, что он сможет сделать больше, нежели я. С его помощью вам совсем станет лучше, государь. - Благодарю, Каллас, - ответил ей Бодуэн с теплой улыбкой, - сегодня ты сделала больше, чем кто-либо. Добрый ночи, дитя. - Да будет благословен ваш сон, - произнесла девушка и, учтиво поклонившись, юркнула за тяжелую входную портьеру. А Бодуэну казалось, что он все еще ощущает омертвелой кожей прикосновения ее рук. *** "Никогда бы не подумал, что когда-нибудь увижу рядом с собой девушку. Раньше я и не обращал на них особого внимания, считал, что все они подобны моей сестре Сибилле: красивы лицом, но скверны душой, холодны, пусты и далеки. При виде моем эти прелестницы лишь бросают в мою сторону взгляды, полные отвращения. И я к ним чувствовал не меньшую неприязнь. Но как круто один день может переменить мое представление о женщинах! За такое короткое время мне удалось многое переосмыслить. Сейчас передо мной находится Каллас, тоже юная девушка, но... Она другая. Лицо ее не набелено, на нем нет краски, и на щеке шрам, который она никак не пытается скрыть, будто бы и вовсе не считает его изъяном. И на руках тоже нет никаких причуд, вроде витиеватых восточных узоров, которыми иерусалимские дамы любят украшать кисти рук. Только рубцы, которые она, наверное, получила во время тренировок. И характер у нее другой. В то время, как половина двора шарахается от меня, Каллас с охотой стремится помочь, хотя она меня совсем не знает. Даже согласилась остаться со мной сейчас... Не устрашилась болезни. Забавная, чудн<i>ая девочка. И хорошенькая. Светлые волосы, чуть припухлые щеки, нежная улыбка, зеленые, добрые глаза... Ей-богу, хорошенькая.</i>