Чужие грехи

Каллас чувствовала себя совершенно подавленной и разбитой. Из головы всё не шла их перепалка с Ги, оставившая пренеприятнейший осадок. Даже не из-за словесной грязи, которую они взаимно выплеснули друг на друга, а то, что невольным свидетелем этой сцены стал король. - ...Я слышал, что люди барона Ибелина собираются отправиться в Европу. Может, тебе это знание и пригодится. Все же найди в себе силы и сообщи брату в письме о том, что случилось: он тоже имеет право знать. И тебе самой станет легче на душе, - говорил отец Гийом, тихо вышедший с совета и решивший проводить Каллас до госпиталя. Подавленное настроение девушки тревожило его. Каллас, хоть и слушала его вполуха, но попыталась улыбнуться и кивнула. - Тебя что-то беспокоит, дитя моё? - Поинтересовался старец, заметив, что девушка его не слушает. - А? - Вернулась из раздумий Каллас, - простите, отче, я не расслышала вас... - Тебя что-то тревожит? - Повторил священник. Каллас выдохнула, протерев глаза. - Да... - Произнесла она, - меня разрывает чувство вины перед государем. Так стыдно за ту сцену, свидетелем которой он стал... - Не кори себя, - обнадёжил её Гийом, - ты просто защищала память Ричарда, да упокоит Господь его душу... - Всё равно, я должна была оставаться спокойной, не позволять провоцировать себя... А в результате уподобилась Ги. Вот как, как теперь смотреть в глаза королю? Он так разочаровался во мне, должно быть... Архиепископ лишь улыбнулся. - Не делай поспешных выводов, дитя, - произнёс он, - поверь, он не станет так просто отрекаться от тех, кому доверяет. Пойди к нему. Сама во всём убедишься. Каллас немного замялась. - Да... Да, вы правы, - ответила она, - благодарю за совет, отче. Поблагодарив отца Гийома ещё раз, девушка направилась к Башне Давида, где располагалась королевская резиденция. *** Подходя к покоям Бодуэна, Каллас услышала из-за двери пронзительный голос принцессы Сибиллы, сестры короля. - Нужно было в комнате благовония раскурить, - брезгливо произнесла она. - Знаю, что от меня смердит, - спокойно отвечал юноша, - но пойми, сестра, мне становится тяжелее дышать от благовоний. Ты только за этим пришла сюда? - Нет, - ответила Сибилла, и в ее голосе чувствовалось едва сдерживаемое раздражение, - я хотела бы, чтобы твои прислужники из ордена Святого Лазаря реже появлялись во дворце. Если ты действительно так сильно печёшься о здоровье моего сына и твоего племянника, то ты поймёшь, почему я прошу тебя об этом. - Безусловно, - спокойно отвечал король, - однако, боюсь, без помощи братьев-лазаритов мое существование будет крайне затруднительным. Они и так нечасто появляются в остальных помещениях дворца, а в крыло, где располагаются ваши с сыном покои, вообще не заходят. - Да, но случайные встречи всегда возможны, например, как намедни утром. - Каллас замерла: она поняла, что принцесса имела в виду встречу во внутреннем дворе у Тиберия. - Я не хочу, чтобы кто-то из них приближался к моему сыну. Они постоянно находятся возле тебя. - Так же, как и ты сейчас стоишь в опасной близости от меня, сестра. - Ох, до чего же ты невыносим… Они денно и нощно подле тебя, они касаются тебя. Я же в твоих покоях, хвала Всевышнему, нечастый гость. Ах, почему бы тогда тебе вообще не уйти в монастырь вместе с лазаритами? - Я бы сам хотел этого. Не представляешь, насколько. Но у меня есть обязанности, которыми я пренебречь не могу. Если я покину город, на всю эту свору, что здесь остаётся, вовсе не будет управы. Потому я вынужден оставаться здесь. Я понимаю и разделяю твоё беспокойство, Сибилла: поверь, я делаю все возможное, чтобы уберечь от себя племянника. - Нет, не понимаешь, и не поймёшь. - Бросила Сибилла, поднимаясь с пуфа, что стоял у входа. - Ты никогда не узнаешь, каково это - любить собственных детей. Слыша торопливые шаги в сторону выхода, Каллас шарахнулась в сторону и постаралась укрыться в тени полога. Однако, принцесса все же заметила ее и, бросив сердитый взгляд, спешно удалилась. *** Ещё минуту стоя в ступоре у дверей в покои, Каллас переваривала всё услышанное. В голове не укладывалось: ей думалось, что Сибилла трепетно и с любовью относилась к больному брату, а теперь вот такое… - Государь… что это было? - В недоумении произнесла Каллас первое, что пришло в голову. - То, к чему я уже давно привык, - усмехнулся Бодуэн, стоявший около окна. - И часто ваша сестра вот так... беседует с вами? - Поинтересовалась девушка, подойдя ближе к королю. - Случается, - ответил тот, повернувшись лицом к Каллас. Она вновь взглянула в его голубые глаза. В них стояла вся боль, которую он испытывал в момент разговора с сестрой, и которую умело скрывал. Девушка неловко опустила глаза, ощущая себя виноватой в том, что этот разговор в принципе состоялся. Она ведь знала, что тот белокурый мальчик, должно быть, наследный король… - Простите, государь, - произнесла она, шагнув ближе, - в том, что произошло между вами и принцессой, есть моя вина. Это со мной вчера утром ненароком увиделся принц, я дерзнула с ним заговорить и оказаться к нему непозволительно близко, хотя я должна была учесть все риски… - Не извиняйся, Каллас, - мягко прервал ее Бодуэн, - в излишней подозрительности моей сестры никак не может быть твоей вины. И в наших с ней отношениях тоже. Если бы ты не встретилась с моим племянником, она бы нашла ещё десяток причин, чтобы поругаться. Так что даже не бери в голову: ты тут совершенно ни при чем. Каллас ответила ему едва заметной улыбкой, но Бодуэн как никто умел распознавать, когда за маской напускного спокойствия кроется чернота тоски. Он позволил себе подойти чуть ближе к девушке и произнёс: - Я не устаю благодарить тебя, Каллас, за твоё искреннее участие и опору, коей для меня стало общение с тобой. Потому не думай, что я могу остаться безучастным, когда горе случилось с тобой. Я соболезную твоей утрате и разделяю твою скорбь: Ричард был одним из достойнейших людей при дворе, и одним из немногих, кому я мог всецело доверять. Поэтому клянусь тебе, что виновные в его смерти будут наказаны. - Я нисколько не сомневаюсь в вашей справедливости, государь, - заверила его Каллас, - но, в конце концов, у вас тоже есть более насущные дела, нежели это. Отец бы понял. И я понимаю. Хотя голос девушки звучал твёрдо, Бодуэн видел, каких титанических усилий на самом деле ей стоит держать лицо. Как на совете, так и сейчас. И ему было невыносимо больно видеть Каллас такой опечаленной. Король едва ощутимо коснулся руки девушки и шагнул в сторону выхода из покоев. - Пойдём со мной, Каллас. Я хочу показать тебе одно место. Выражение лица девушки сменилось с недоумения на беспокойство. - Вы действительно чувствуете себя в силах, государь? - Осведомилась она. - Не тревожься за меня, доброе дитя, - с улыбкой ответил Бодуэн, - поверь: когда рядом ты, я всегда чувствую себя хорошо. Идём, и ни о чем не беспокойся. Девушка ответила ему смущенной улыбкой и послушно прошла следом. *** Идти по темной галерее замка пришлось недолго, и вскоре Каллас вышла вслед за Бодуэном во внутреннюю часть крепости, которую она никогда ранее не видела. Небольшой внутренний двор был залит розовым светом заката, а лучи заходящего солнца играли в ветвях сандаловых деревьев. Этот волшебный островок зелени посреди безжизненной пустыни показался Каллас настоящим чудом, которое довершал упоительный аромат лавандовых и розмариновых кустов, которые дико росли возле деревьев и между камней. Бодуэн прошёл вперед и подал руку Каллас, чтобы та последовала за ним. - Здесь редко кто бывает из прочих обитателей дворца, - произнёс король, - слугам здесь делать нечего, сестра предпочитает резиденцию во дворце Эль-Акса. Поэтому когда я ищу уединения, то часто прихожу сюда. Здесь тихо и умиротворённо, будто в Гефсиманском саду. - Здесь лучше, государь. - Тихо отозвалась Каллас, не в силах налюбоваться этим небольшим садом. Опустившись на плоский камень под одним из деревьев, Бодуэн глубоко вдохнул вечерний, прохладный воздух. Каллас робко присела рядом с ним. - Я рада, что вы все же бываете на улице, даже не покидая замка, - отозвалась она, - такой оазис посреди камней… Удивительно. - Да, я любил это место, когда был ребёнком, люблю и сейчас, - ответил Бодуэн, - я всегда приходил сюда в моменты душевных смятений и тоски. Я пришёл сюда, когда умер мой отец. И когда я осознал весь тот ужас, что со мной происходит из-за болезни. Здесь я всегда вспоминал моление о Чаше, обращался к Всевышнему, и к отцу тоже… И почему-то всегда чувствовал, что именно здесь меня слышат. Потому я и привёл тебя сюда, Каллас. После всего, что ты для меня делаешь, я тоже должен сделать для тебя хоть что-то, что поможет тебе в минуту скорби. Каллас ответила ему благодарным поклоном. - Это значит для меня весь мир, государь. - Нет, погоди, не только это место я имел в виду, - Бодуэн на миг умолк, будто слова давались ему с трудом, - я хочу, чтобы ты знала: дальнейшая твоя судьба лишь в твоих руках. - О чем вы, господин? - Недоуменно посмотрела на него Каллас. Тяжело выдохнув, молодой король продолжил: - Наверняка после смерти Ричарда ты будешь нужнее своей семье. Поэтому если ты пожелаешь, то ты можешь отправиться в Европу с пилигримами. Я сделаю все возможное, чтобы твой путь домой был безопасен. - Вы… желаете, чтобы я уехала? - Каллас ощутила, как сердце пропустило болезненный удар. Бодуэн вновь умолк и взглянул на девушку. - Не представляешь, как трудно мне ответить на этот вопрос, Каллас. Но покинуть Иерусалим для тебя означало бы спасение твоей жизни: и от угрозы войны, и от вражеского клинка в спину… и от меня самого. От того зла, что источает мое тело. Я вовсе не гоню тебя, Каллас: я хочу уберечь тебя от этого всего. Поэтому я хотел бы твоего отъезда. Но ты вольна выбирать. И ты все ещё можешь остаться при госпитале и жить так, как жила при отце. Братья-лазариты не оставят тебя. Окончательный выбор только за тобой, дитя, и любой из них я приму с благодарностью. Девушка ничего не ответила на его слова. Но затем робко улыбнулась и украдкой придвинулась чуть ближе. - Мой государь, я остаюсь. - Твёрдо произнесла она. - И для меня не может быть другого выбора. Бодуэн устало прикрыл глаза и горько усмехнулся: - ..Я буду последним лицемером, если буду отрицать, что в глубине души надеялся именно на это. Прости мой эгоизм, Каллас: я стыжусь этого желания, но ты стала мне настолько дорога, что я не могу ничего сделать со своим сердцем. Я действительно желаю тебе спасения и лучшей жизни, но в то же время я так же сильно желаю, чтобы ты была рядом. Ты стала для меня свежим ветерком в затхлом, спертом воздухе монастырской кельи. Каждый раз, как я вижу тебя, я по-настоящему чувствую, что живу. - Не оправдывайтесь, мой король, прошу вас, - горячо заверила его девушка, - вы слишком долго были одиноки, и в вашем желании нет ничего постыдного. В конце концов, это и мое желание тоже, и мой добровольный выбор. - Она лукаво улыбнулась. - И даже не просите меня передумать. Бодуэн ответил ей такой же искренней улыбкой. - Вот видишь, дитя мое: ты уже смеёшься. А значит, волшебство этого места делает своё дело. - Действительно, - кивнула она, проведя ладонью по душистым листам розмарина, - но на счёт семьи вы правы, государь: будет неправильно, если я совсем оставлю их в неведении, и без того, что им причитается. Я пошлю им весточку вместе с Джоном - госпитальером, что собирается отплыть в Европу вместе с бароном Ибелином. Заодно отправлю те средства, которые обычно отправлял матушке отец, но… не успел в этот раз. И может быть, после моего письма и брат сподобится заняться делом. - У тебя есть брат? - Поинтересовался Бодуэн. - Да, старший, Алекс, - ответила Каллас, - хотя у нас с ним немаленькая разница в возрасте, мы были очень дружны. Кстати, вот этим вот я обязана как раз ему. - Она указала на свою щеку, где красовался шрам. - Но я никогда за это на него не обижалась: в шуточном поединке увечья зачастую бывают вот ни разу не шуточные. Хотя что это я? Уж кто, как не вы, государь, должны знать о таком, верно? - О, да, - усмехнулся тот, припоминая такие же забавные случаи из своего детства, - вспоминая то, какие баталии устраивали мы с друзьями, я удивляюсь, как мы все оставались целы и невредимы. Должно быть, учитель Гийом тогда и поседел раньше времени, когда следил за нами, сорванцами… - Правда? - Фыркнула Каллас. - А он рассказывал о вас только то, каким тихим и рассудительным мальчиком вы были. - Он преувеличивает мои достоинства, - отмахнулся Бодуэн, - видела бы ты, с какими синяками я возвращался после наших шуточных побоищ, и сколько дырок было у меня на одежде. А какие каверзы порой мы все вместе учиняли… Один раз даже кинули камнем в чью-то лошадь… которая, между прочим, была под всадником. Сразу оговорюсь, что, к счастью, никто не пострадал. - А вот нашему отцу не так повезло, когда у него случился небольшой казус с нашей лошадью, - вспоминая по ходу рассказа подробности той истории, Каллас едва сдерживала смешки, - помнится, отец тогда купил молодого, ещё не объезженного жеребчика и захотел показать нам с братом свои умения. Иными словами, покрасоваться, какой умелый у нас папа всадник. Ну и… дело закончилось тем, что отец оказался отдельно, и жеребчик - отдельно. А мы с Алексом потом ловили его до ночи по полям. - Поймали? Каллас отрицательно покачала головой, глотая смешки. - Увы. Пришли домой уставшие, не скажу, в каком виде, мать нас даже на порог пускать не хотела: с нас грязь корками спадала. А наутро жеребчик этот сам в денник зашёл. Нашей с братом злости не было предела. - Могу представить, - Бодуэн тоже не смог сдержать улыбки, - и какова была дальнейшая судьба того жеребчика? Каллас пожала плечами и состроила гордую мордашку. - Именно на нем несколько месяцев назад въехала в ворота Иерусалима ваша покорная слуга. - Почему я не удивился? - Усмехнулся Бодуэн, - ты действительно дочь своего отца: в тебе есть какая-то неуемная тяга к приключениям. И я благодарен Ричарду за то, что когда-то он поддержал эту тягу. Девушка кивнула и печально улыбнулась. - Безусловно. Я тоже до конца своих дней буду благодарить отца за это. Ведь именно он привёл меня сюда. Каллас прикрыла глаза и медленно вдохнула, наслаждаясь свежестью вечернего воздуха, смешанной с пряным ароматом розмарина. - Воистину, это прекрасное место, государь. Кто бы мог подумать: кусочек живой природы - и посреди безжизненных камней… Скажите, я могу прийти сюда ещё раз, чтобы собрать розмарин? - Ты вольна приходить сюда, когда захочешь, - просто ответил король, чем заставил собеседницу невольно покраснеть. - Право, мне неловко, государь, - замялась Каллас, - все же этот оазис - ваше сокровенное место уединения… - ..И я буду только счастлив, если для тебя он тоже станет сокровенным. - Бодуэн осторожно, едва ощутимо дотронулся до каймы рукава девушки. - Для тебя нет закрытых дверей в моем доме, Каллас. Полусгнившие, дрожащие пальцы неловко сжали стебелёк и обломили. Бодуэн вложил в ладонь девушки цветущую веточку розмарина, осторожно, так, чтобы вдруг его поражённая плоть не коснулась чистой, чуть загорелой девичьей кожи. Но, вопреки его опасениям, Каллас не отняла руку. Она взглянула на Бодуэна с нежной, благодарной улыбкой и, чуть приблизившись, украдкой коснулась губами его плеча. Сквозь мимолетный поцелуй девушка ощутила, как Бодуэн вздрогнул от ее прикосновения. - Прошу простить за такую дерзость, господин, - робко произнесла Каллас, смущённо отведя глаза, - мне просто хочется, чтобы этот сад отныне хранил и светлые воспоминания тоже. - Так и будет, - так же слегка растерянно ответил молодой король, - теперь ступай, и надеюсь, что ты сюда ещё вернёшься. Со мной, или без меня. На миг замерев, Каллас обернулась и одарила Бодуэна той самой, тёплой улыбкой. - Я уверена: эти деревья и эти травы увидят ещё не один такой закат. И мы с вами тоже, государь. - Учтиво поклонившись, она направилась к галерее наружу, но напоследок вновь остановилась и сбивчиво произнесла то, что забыла: - Да хранит Господь Святую Землю! Бодуэн кивнул ей в ответ с такой же улыбкой, заметив, как та веточка розмарина очутилась в волосах девушки.