Чужие грехи

*** Дни идут своим чередом, а для меня все по-прежнему как в тумане. Будто серая полоса событий, ничего не значащих для моей жизни. Ибо жизнь померкла для меня, когда над телом моего возлюбленного закрылась крышка гроба. Ничего из этого не помню. Ни погребение Бодуэна, ни погребение его маленького племянника, который отмучился скорее, чем его несчастный дядя, ни коронацию Ги. Не хочу помнить. Ги де Лузиньян... Жалкое подобие короля! В нем не было ничего, кроме высокомерия, гордыни и жестокости! Не было ни в облике, ни в душе его даже отголоска того величия, что были в ныне покойном короле. Когда Лузиньяна короновали, я на миг закрыла глаза и представила на его месте Бодуэна, истинного правителя земли Иерусалимской. Но вскоре это видение растворилось, будто и не было его вовсе... "Да здравствует король! Да здравствует король!" - Неосознанно вторила я крикам остальных рыцарей, хотя на душе скребли кошки. Ни за что бы я не присягнула на верность этому гордецу-безумцу, не будь на то посмертная воля нашего короля. Он ведь понимал, что иначе Ги бы просто сжил со свету всех, кто бы оказался не верен ему. И меня в том числе. А хотя... Мне уже все равно, что со мной будет. Пусть Бодуэн простит меня, но я не смогу жить так, как он завещал мне. Потому что все уже не будет так, как прежде. Ушла моя отрада, ушел мой смысл оставаться на этой грешной Святой Земле. С полудня я торчу в госпитале, пытаясь в работе хоть немного забыться. Но не получается. Все слишком напоминает мне о нем: запах целебных настоев, мотки бинтов, пробирки с травами. Не говоря уже о лепрозории, куда я вообще заходить не могу... Живот уже сводит от голода, но есть все равно не хочется. Ничего не хочется: ни есть, ни пить, ни гулять, ни с кем-либо общаться. Мои друзья, Томас и Георг, позвали меня с ними на праздник в честь коронации Ги, но я отказалась. Конечно, я премного благодарна товарищам, что не бросают меня и пытаются отвлечь от моего горя, да только едва ли я смогу расслабиться на этом пиршестве. Когда я вижу лоснящуюся физиономию Лузиньяна, у меня зубы сводит от отвращения и ненависти. В каждой песне - веселой или грустной, неважно, - я все равно слышу отголоски слов о Бодуэне. А в строю рыцарей я все надеюсь отыскать знакомую фигуру в белом одеянии и железной маске. Близится ночь, но у меня все равно ни в одном глазу. Как и прошлой ночью. Господи, как быстро у меня это время суток из любимого превратилось в ненавистное! Спать не хочется вообще. Точнее, я просто боюсь засыпать. Как только я закрываю глаза, предо мной предстает образ моего безвременно ушедшего любимого, а в голове проносятся обрывки воспоминаний. Самое плохое, когда начинаешь вспоминать. Нет, не самое. Еще хуже тогда, когда снятся сны. Помню, минувшей ночью мне все же удалось задремать ненадолго. И в такой полудреме мне привиделся Бодуэн, мой сероглазый, безмолвный король. Я видела его жизнерадостным и самое главное - здоровым. Он улыбался мне, протягивал ко мне руки, говорил, что он живой... Потом передо мной вновь пронеслись картинки из нашей жизни: как я приходила к нему по вечерам, наши беседы, тренировки. Все это было таким красочным, ощутимым, настоящим, и... И я просыпалась. Боже, не дай мне еще раз испытать то, что я испытывала в момент пробуждения! Минутный отход ото сна и осознание того, что это был лишь мираж, призрак былых дней. Понимание, что этого больше никогда не будет, что мой король лежит в холодном гробу, и все эти полные радости мгновения ушли вслед за ним. И осталась только пустота, в которой я погрязла, и из которой вряд ли уже когда-либо смогу выбраться. Когда это все осознаешь и прочувствуешь до конца, тогда начинается самое ужасное. То самое тихое, яростное отчаяние, когда ты просто хочешь выть от горя и безысходности, крушить все подряд, но вынужден вновь проглатывать собственные слезы, рыдания и стоны, чтобы не быть услышанным и не перебудить всех живущих по соседству. Когда же и это отступает, то на замену этому всплеску чувств приходит полное безразличие ко всему вокруг. Голова гудит, разум словно куда-то испаряется и вместо него все внутри будто наполняется ватой, а конечности наливаются свинцом. И тебе вновь ничего не хочется. Ты просто лежишь на кровати до самого утра, закутавшись в покрывало, будто в саван, и смотришь в одну точку, не моргая. Пока наконец не наступит утро, и ты не будешь вынужден вернуться к прежней жизни. Хотя... едва ли это состояние можно назвать жизнью. *** Из печальных мыслей Каллас выдернул стук в дверь. - Открыто... - Выдохнула девушка, убрав в ящик стола опустошенные склянки. - Каллас, - окликнул ее знакомый голос. Услышав его, девушка едва не подскочила. Интересно, и какими же судьбами к ней занесло столь важного посетителя? - Вечер добрый, ваше величество, - Каллас поклонилась вошедшей Сибилле, - что привело вас ко мне в столь поздний час? Немного потоптавшись на пороге, королева все же прошла в келью, где Каллас уже битый час трудилась над новыми лекарствами. - Как тебе тут работается? - Поинтересовалась она. Девушка широко открыла глаза от удивления. - Э-э, - у нее даже не сразу нашелся ответ на столь поразивший ее вопрос, - да вроде все в порядке, сударыня. А... простите за любопытство, но почему вы спрашиваете? Вроде бы... вас раньше врачебное дело мало интересовало. Сибилла взглянула на собеседницу, и в этом взгляде целительница увидела... Печаль? - Что-то случилось, сударыня? - Тревожно спросила девушка. - Нет-нет, - Чуть улыбнулась Сибилла, - просто я пришла... попросить у тебя прощения, Каллас. После этой фразы у той совсем пропал дар речи. "Нате вам..." - Вам не за что извиняться, моя госпожа, - выдавила из себя Каллас, наконец подобрав слова. - Нет, как раз есть, - выдохнула Сибилла, - и за себя, и за матушку. Знаешь... Когда брат умирал, я тоже решила проститься с ним. Уже уходя от него, я увидела тебя, идущую по коридору к нему. - Королева отвела взгляд, будто чего-то стыдясь. - Я стояла за шторкой у входа и была свидетельницей вашего с ним разговора. - Глаза ее наполнились искренними слезами, - слушая и твои речи, и речи брата, мне стало так стыдно перед вами обоими за все те сплетни, все грубые слова, что были мной сказаны. И я просто... Я поняла, что вы действительно искренне любили друг друга. Причем такой любовью, какую не познать обычному человеку... Такое чувство просто нельзя осуждать. Каллас находилась в ступоре от слов королевы. У нее вновь не нашлось подходящих слов для ответа. - Так простишь ли ты меня, Каллас? - Вновь спросила девушка. - Ваше величество, - выдохнула та, чуть улыбнувшись, - я всего лишь простой аптекарь, и немножко воин. Кто я такая, чтобы августейшая особа просила у меня прощения? Так что не ко мне вам следовало обратиться с этими словами, а к своему брату. - Он слышал эти речи, - ответила Сибилла, - и он простил меня. Сказал, что не держит на меня зла. - Ну вот, - улыбка Каллас стала теплее, - если государь не держал на вас зла, то я и подавно не держу. Ее собеседница тоже улыбнулась. - И еще... Я слышала, что мой муж отправил ваш отряд завтра в поход на магометан... - Не то, чтобы поход, - ответила целительница, - так, в разведку. Узнать планы, их временное пристанище. Ваш супруг не отправил своих воинов, отряд в основном будет состоять из гарнизона гвардейцев. А я - так, впристежку, в качестве лекаря. А что? - Не ходи, - Сибилла опустила руку на ее плечо и чуть сжала, - умоляю тебя, не ходи. Все действия Ги - это чистейшей воды безумие. Вас в этом походе ждет смерть, и ничего больше. Каллас выдохнула. - Я это знаю, - ответила она, - но не могу оставить братьев по оружию. Уклониться от похода без должной причины - поступок не очень благородный, согласитесь. А я в первую очередь воин, рыцарь Святого Лазаря. К тому же, я обещала покойному королю, что не отступлюсь со своей дороги. А что меня на ней ждет - решит Господь. На все воля Бога. Сибилла печально улыбнулась. - Уверена, брат будет охранять тебя завтра. Ведь ты для него была всем на свете. - Равно как и он для меня, - угрюмо ответила юная воительница, опустив голову. *** "Черт бы побрал эту жару," - думала Каллас, заслонившись щитом от очередного удара сарацинской сабли, - "от солнца ясно мыслить невозможно. И черт бы побрал этих сарацин, которые только и ждут момента, чтобы напасть..." Извернувшись, девушка нанесла рубящий удар мечом, и тело араба рухнуло на горячий песок. Когда еще один противник был повержен, воительница решила взять передышку и посмотреть, как там ее остальные товарищи. За очень короткий срок их количество значительно уменьшилось, и это не могло не расстраивать. Внезапно конь под всадницей отчаянно заржал и рухнул наземь. Каллас не успела понять, как оказалась лежащей на песке. Резко поднявшись, она вновь ринулась в гущу сражения, успев тысячу раз пожалев, что не отговорила командира отряда не ехать сегодня никуда. На этот раз ее противник оказался достаточно крепкого телосложения, чуть ли не на полторы головы выше нее. В руках у него была тяжела палица, которой он уже замахивался для удара. В этот раз, правда, он раскачивался долго, чем невольно дал девушке шанс увернуться от летящей на неё палицы. Однако, одним сарацином дело не обошлось. Стоило Каллас чуть-чуть зазеваться, как на нее со спины тут же наскочил более жилистый и мелкий противник, норовя опрокинуть ее на спину. Но, словив удар под дых, он ослабил хватку. Но кто же знал, что эти мгновения, что Каллас отвлеклась от своего более устрашающего противника, окажутся решающими. Один удар - и шлем слетел с головы девушки. Второй удар пришелся уже точно по ее незащищенной голове. Третий - и воительница падает на горячий песок, зажмурившись от невыносимой боли. Голоса битвы становятся более приглушенными, в ушах заложило. Кровь мощной струей хлынула из раскроенного черепа на песок и на лицо девушки, застилая алой пеленой ее глаза. Дышать становилось все труднее и труднее, в глазах мутнело. Каллас поняла, что это конец. *** Мой смертный час близок. А значит, скоро я увижу тебя, Бодуэн. Ты ведь говорил, что сам заберешь меня, когда придёт мое время. И я вижу... Твой силуэт сквозь кровавую пелену. Ты сдержал слово, ты пришел за мной. Любовь моя, мой светлый король… Наконец-то... *** Султан неспешно прохаживался по полю недавней битвы, осматривая трупы. - Гвардейцы, иоанниты... - Вслух подумал он, - неудивительно, что нынешний король отправил на смерть именно их, а не своих людей. Внезапно его взгляд уловил знакомую накидку с зеленым крестом. Подойдя к телу рыцаря, облаченного в нее, Саладин присел возле него. - Дочь христиан... - Выдохнул он, всматриваясь в лицо погибшей, - недолго ты продержалась без своего короля. - Он провел ладонью по ее векам, закрыв их. - Надеюсь, ваш Бог поможет вам встретиться. Покойся с миром. - Владыка, - окликнул Саладина один из его мамлюков, - все франки перебиты. Что вы прикажете делать с телами? - Обезглавьте, - отдал приказ араб, - всех, кроме нее. - Он указал на тело Каллас. - Аллах великий! - Изумился воин, - женщина?! Но как... - Отвезите ее тело в Иерусалим. Пусть ее похоронят, как подобает. Не став задавать лишних вопросов, мамлюк подчинился.