***
папа Позвони маме. У нее истерика.мне упс я позвоню позже
папа Сейчас, Бомгю. — Ты сказал, что будешь звонить как минимум два раза в неделю, — сказала мать Бомгю по телефону, ее голос был тонким и немного прерывистым, в нем слышалось раздражение. — Прости, мама, — сказал Бомгю. — Устраивался. Занят, сама понимаешь. — Слишком занят для своей матери? Бомгю застонал. — Я не это имел в виду, и ты это знаешь. — Как занятия? Ты уверен, что не хочешь перейти на химию? Твой отец- — Папа говорил что угодно, только не музыку, — возразил Бомгю, стараясь не казаться раздраженным и не начинать перепалку. Обычно он хорошо ладил со своей матерью, но как ориентироваться в этих новых отношениях типа «я вроде как уже взрослый» он не понимал, все было слишком странно. Его родители всегда были склонны к строгости, и он мог себе представить, что они не были в восторге от того, что он совершенно забыл позвонить им после переезда, хотя он отправил несколько быстрых текстовых обновлений. Он понимал, что она имеет право злиться на него, но ему действительно не хотелось громко и эмоционально звонить по телефону на скамейке прямо перед обеденным залом, где остальные сидели внутри и занимали стол для завтрака. — Ты представился своим профессорам? Это лучший способ понравиться им, убедись, что они знают тебя. Подходи к ним в рабочее время, садись впереди… — Мама, я знаю, как быть хорошим учеником, — устало сказал он, — Я уже делаю это. — А сосед по комнате, как он? Все еще не уверен на счет него? Бомгю вспомнил текст, который он отправил им в свою первую ночь, единственный раз, когда он упомянул кого-либо из группы, сказав им, что его сосед по комнате был странным второкурсником и что они почти не разговаривали. — О, теперь мы ладим. Я… дружу с ним и со всеми его друзьями. Они мои самые близкие друзья, на самом деле. Ага, — было глупо чувствовать себя неловко. Она даже не могла его видеть. — Я думала, ты сказал, что он второкурсник. — Да, это так. Почти все они, — он один младший, но это казалось ненужной информацией. Минута молчания от матери. — В этом нет ничего странного, — добавил он, защищаясь, — Это колледж. Мы все, типа, взрослые. — Они не доставляют тебе неприятностей, правда? Вечеринки? Иисус Христос. — Нет, — выдохнул Бомгю, — Знаешь, я ведь могу ходить на вечеринки и один. Никто не показывает мне, как я должен это делать. Это не сложно. Это проклятый университет, они повсюду. — Бомгю! — Извини, извини, извини. Но нет. Они прекрасные. Взяли меня под свое крыло и все такое. Еще минута молчания. — Просто помни, зачем ты здесь, дорогой. Не отвлекайся. — Я не отвлекаюсь только потому, что у меня есть друзья, — сказал он и услышал ее смешок. — Может быть, пока что нет. Но можно с уверенностью сказать, что все отвлечения, вероятно, будут исходить от друзей, а? — Как Тото? — Смена темы была явно необходима сейчас. — Он вчера нагадил на твою кровать. — Такой паршивец… похож на своего отца… Она снова рассмеялась. — Не называй себя паршивцем, дорогой. Это заставляет меня чувствовать, что я потерпела неудачу как родитель. Стук, и лицо Кая появилось в окне столовой прямо над скамейкой, колотя по нему кулаком. — Поторопись, — прошептал он. — Извини, но мне вроде как нужно идти, — торопливо сказал Бомгю. — Так рано? Мы почти не поговорили, Бомгю. — Я не забуду позвонить на следующей неделе, обещаю. — И твой отец тоже хочет поговорить с тобой. — На следующей неделе, — повторил он. — Обещаю, я позвоню. — Хорошо, — сказала она явно раздраженным голосом. — Но помните, что я говорила о профессорах. И продолжайте в том же духе. И будь осторожен. — Ты знаешь, что я буду, — сказал он. — Люблю тебя, хорошо? — Я тоже люблю тебя, дорогой. Напишите нам, если… Бомгю уже повесил трубку. Было слишком странно слышать ее голос в этом месте, столь далеком от всего, что было в его прошлом. Он старался не чувствовать себя слишком виноватым, сунул телефон обратно в карман и бросился в здание. Конечно, он будет в безопасности.***
Каким-то образом ему удалось пережить обе пары в четверг, практически выбежав из аудитории в тот самый момент, когда закончились его дневные занятия, сухая лекция о викторианских романах. Кто-то на небе, должно быть, пожалел его, потому что его второй профессор закончил занятия на полчаса раньше. Он решил, что проведёт остаток вечера, играя на гитаре и смотря что-то в своей комнате — проводить слишком много времени с другими было опасно, когда его секрет и секрет Кая так и крутился у него на кончике языка, и он решил сосредоточиться на чём-то одном. Работать было невозможно. Возможно, Субин присоединился бы, если бы был рядом, хотя он и сказал, что утром за завтраком ему нужно «почитать в библиотеке». Еще одна жуткая математика, хотел сказать Бомгю, но Кай бросил на него взгляд, который кричал не смей блять ничего говорить. В общежитии было тихо. Четыре часа пополудня, все еще солнечно и ярко, прекрасный день, и большинство людей наслаждались хорошей погодой. Он прошел по коридору, потянувшись за ключами, и чуть не рассмеялся, когда услышал голос Ёнджуна по другую сторону двери. Он так отличался от того, что в прошлый раз он слышал шум за своей дверью, и на этот раз это был на самом деле Ёнджун. Может быть, они позволили бы ему присоединиться к веселью? Но они разговаривали, а не трахались, и Бомгю явно был не прочь подслушать. Он так много узнал в прошлый раз. Он положил руку на ключи в кармане, готовый быстро вытащить их, если кто-нибудь войдет в коридор и заметит, как он неловко стоит перед собственной дверью, и, стараясь быть как можно тише, придвинул ухо ближе. — …очень волнуюсь, и ты не можешь мне запрещать это делать, Бинни. — Я не знаю, что тебе сказать. Я тоже беспокоюсь. Очень. — Но ты даже не рассматриваешь этот вариант, когда это может все исправить … — Поэтому я так усердно работаю, чтобы исправить это правильно. Ты это знаешь. Это жесткое нет. Минута молчания. — Позволить ему подумать об этом — не самая худшая идея. Я действительно не думаю, что это может плохо закончиться. — Ты знаешь, почему мы, блядь, не можем этого сделать. И даже Тэхён против. Даже он. Это плохой вариант. — Конечно, Тэхён будет так говорить. Он слишком самоотверженный. Но мы с тобой не должны быть такими. Мы можем смотреть на это объективно… — Ты не объективен. Ты ставишь Тэхёна выше Бомгю, потому что любишь его больше. И это прекрасно, не смотри на меня так, Джуни, конечно это так. Но однажды ты полюбишь Бомгю так же сильно, и когда ты оглянешься назад, ты возненавидишь себя… Бомгю почувствовал такой прилив адреналина, услышав свое имя, что чуть не пропустил горячий ответ Ёнджуна. — Ну, а я не могу поверить, что ты не ставишь Тэхёна выше Бомгю! А Бомгю сильный, как Кай, он справится… — А если нет? — голос Субина тоже повысился, — Что, если он такой же, как Тэхён, и я должен буду жить с этим, нести на своей гребаной совести… Дверь дальше по коридору распахнулась, и Бомгю выхватил ключи из кармана так быстро, как только мог, будучи излишне шумным. С бьющимся сердцем он громко постучал в дверь. — Это я, — позвал он, пытаясь говорить нормально. — Ты… могу я войти? Небольшая пауза. — Да, конечно, — раздался голос Ёнджуна. Трудно было определить его тон. Бомгю возился с замком, сначала пытаясь вставить ключ вверх ногами, его руки дрожали. Он проскользнул в комнату. — О, — сказал он, — Ой. Я могу- — Нет, все в порядке, — сказал Ёнджун, совершенно голый поверх одеяла, расплывшись в широкой улыбке. — В любом случае, мы закончили. Просто тусовались. Разве у тебя сейчас нет занятий? — Закончилось раньше, — сказал Бомгю, во рту пересохло, он застыл у закрытой двери. Субин приподнялся на локте, как будто он был моделью, позирующей для обложки, одеяло было небрежно накинуто ниже его талии. Почему Бомгю никогда не видел его без рубашки? Он знал, что постоянно срывает с себя одежду перед Субином, с самого первого дня — Бомгю никогда не казалось странным снимать рубашку или переодеваться из джинсов в спортивные штаны перед ним. Просто соседские штучки. Но теперь, когда он подумал об этом, Субин всегда переодевался в ванной, в свои одинаковые пижамные комплекты, когда Бомгю возвращался в комнату в своих боксерах с полотенцем в волосах после душа. И Бомгю не знал, почему, кроме того, что Субин, похоже знал, что это вызовет у Бомгю сердечный приступ, когда он увидит нежные рельефы его бицепсов, гладкую светлую кожу на широкой грудной клетке, его соблазнительно розовые соски, его острые ключицы… Треугольник черных волос на его груди, такая же тонкая дорожка, начинающаяся прямо под его пупком. Дело не в том, что он был особо решительным или особо накачанным. Бомгю сомневался, что у него получится. Просто его было так много, и все это было так… мужественно, таким глупым, почувствовал себя Бомгю, думая об этом — Подними челюсть, — сказал Ёнджун, — Субин горячий, мы поняли. Бомгю оторвал взгляд и уставился на Ёнджуна. Не то чтобы было легко смотреть на него, его изящное, гибкое, безволосое тело соблазнительно вытянулось, а талия выглядела еще более четкой, чем обычно, на фоне темно-синего одеяла. Его длинные тонкие мышцы перекатывались, и глаза Бомгю скользили вверх и вниз по его телу. Полная уверенность, исходившая от него, заставляла Бомгю чувствовать себя немного одурманенным и чрезвычайно пьяным. Но, по крайней мере, Бомгю видел тело Ёнджуна раньше. Он уже касался его тела раньше, и Бомгю стало немного теплее при воспоминании о том, что он был под ним. — Извините, — сказал он, — Я могу вернуться позже. Мне просто нужно взять зарядное устройство для ноутбука. — Нет, все в порядке, Бомгю, — мягко сказал Субин. Бомгю задался вопросом, мог ли Субин понять, что он был там дольше, чем должен был быть, — Правда. Хочешь к нам? Да, подумал Бомгю, но концепция Субина, голого в одной постели с ним, была немного ошеломляющей. — Все ведь в порядке? — Да, — сказал Субин, и казалось, что именно это он и имел в виду. Его взгляд стал мягкими. Бомгю бросил свой рюкзак на стол и сбросил обувь. Он попытался забраться в изножье кровати, но Ёнджун протянул руки, и Бомгю вместо этого забрался на них, позволив Ёнджуну опустить голову ему на плечо. Бомгю не мог оторвать глаз от Субина, когда тот свернулся калачиком рядом с Ёнджуном, положив руку на подчеркнуто танцорский пресс, стараясь не подходить слишком близко к его члену, который казался очень, очень измотанным. — Разве это не странно? — Бомгю не мог не сказать. Потому что это было странно, Субин смотрел, как он обнимается, полностью одетый, с парнем, которого он буквально только что трахал. Лицо Субина не изменилось, по-прежнему мягкое и нежное, но он даже не моргнул и, казалось, как бы… напрягся, немного ерзая под одеялом. — Только если это для тебя, милый, — сказал Ёнджун, целуя его в макушку и кладя руку поверх руки Бомгю на свой живот, — Как прошел день? — Хм, скучно, — сказал Бомгю, — Субин ничего не сказал. — То, что ты пришел сюда, вероятно, оживило его, не так ли? — поддразнил Ёнджун. — Ну да, — Бомгю уткнулся лицом в шею Ёнджуна, не в силах больше смотреть на лицо Субина, и Ёнджун заворковал. — О, ты такой застенчивый, — сказал его рокочущий голос, прямо в лицо Бомгю, — Не стесняйтесь с нами. — Это трудно. Такое чувство, будто я застал моих родителей, занимающихся сексом, — пробормотал Бомгю, и он почувствовал, как смех Ёнджуна вибрирует на нем, а голос Субин наполняет его уши. — Это делает меня твоей мамой? — сказал Ёнджун, — Не знаю, как я к этому отношусь, — он оторвал лицо Бомгю от шеи за волосы, наклонился и поцеловал его. Субин наблюдает за нами. Субин наблюдает за нами. Но целоваться с Ёнджуном всегда было так безопасно и легко. Его сильные пальцы сжали челюсть Бомгю, направляя его, а его язык коснулся губ, как нежные волны во время отлива. Другая его рука опустилась на поясницу Бомгю, нырнув под его пояс, и Бомгю в ответ резко вдохнул через нос, проникая в рот Ёнджуна и углубляя поцелуй. Он больше не думал, о том что Субин смотрит. Это был всего лишь Ёнджун, который стонал на губах Бомгю, проводя проворными пальцами по его уху. Но Субин смотрел. — Джуни… — осторожно сказал он, и Ёнджун отстранился, отступив всего на сантиметр. Он держал голову Бомгю сбоку, чтобы тот не мог пошевелиться, его пронзительные глаза все еще смотрели в глаза Бомгю. — Собираешься остановить меня, Бинни? — мягко сказал Ёнджун и откинулся назад, сильно и быстро, внезапно прижав Бомгю к кровати, крепко прижимая руку к его груди. Ебать. Черт… Ёнджун скользнул на него сверху, задрал рубашку, расстегнул штаны одной рукой, но Субин смотрел на них и… — Черт, Джуни, — сказал Субин, на этот раз будто задушенно, и Ёнджун снова отстранился, все еще крепко держась одной рукой за голову Бомгю, все еще пробираясь сквозь молнию на его штанах. — Если ты не будешь трахать его, это сделаю я, — выдохнул Ёнджун. — Можно, детка? Бомгю не знал, что думать, что чувствовать. Он мог сказать, что его использовали, что происходило что-то большее, чем он сам, что-то, чего он еще не мог понять. Но Ёнджун хотел трахнуть его, и он хотел трахнуть его на глазах у Субина, он хотел, чтобы Субин смотрел, застывший в постели от собственной наготы, и Бомгю… Бомгю тоже этого хотел, он хотел помучить его, он хотел наказать его. — Да, — прошептал он. — Боже мой, — простонал Субин. — Ёнджун, пожалуйста … Ёнджун обвил ногами бёдра Бомгю, и его руки были на боках Бомгю, скользя вверх по его ребрам, по туловищу, поднимая рубашку. — Он еще не видел, какой ты хорошенький, не так ли, дорогой? — прошептал он, стягивая рубашку через голову Бомгю, и Бомгю не мог взглянуть на Субина, слишком напуганный, чтобы увидеть выражение его лица, — Не видел, какой ты хорошенький везде. Он провел руками по груди Бомгю, отползая назад на коленях, медленно спускаясь вниз по его ногам, прижимаясь этими мягкими губами к каждому ребру Бомгю, и младший жадно провел руками по его розовым волосам, чувствуя, как Ёнджун улыбается ему в ответ. В первый раз, когда Ёнджун прикасался к нему вот так, с целью заняться сексом, ожидание того, что произойдет, посылало удары в его сердце. Субин сейчас молчал, но это не имело значения, дело было не в нем. Руки Ёнджуна были на поясе Бомгю, одна ладонь обводила форму его твердого члена сквозь расстегнутые штаны, и он удовлетворенно мычал, услышав стон, вырвавшийся из горла Бомгю. — Он думал об этом с тех пор, как встретил тебя, не так ли, и теперь он должен смотреть, как я катаюсь на нем, должен… — Ёнджун! Бля, не делай этого со мной… — Ты хочешь меня, милый? — спросил Ёнджун у Бомгю, не обращая внимания на Субина, уткнувшись подбородком в его член сквозь штаны и смотря на него сквозь ресницы, — Я весь твой, полностью открытый с того момента, как он трахнул меня, готовый к тому, чтобы ты взял меня… — Да, да, — выдавил Бомгю, горячая кровь прилила к его члену. — Бля, пожалуйста… На секунду ему показалось, что Ёнджун наклонился, чтобы схватить Субина, чтобы втянуть его в это тоже, но он только прыгнул через замершее тело Субина, схватив смазку и упаковку презервативов из открытого верхнего ящика его тумбочки. Бомгю все еще не мог заставить себя посмотреть на Субина, и все его тело замерло на месте, распластавшись под бедрами Ёнджуна, полностью поглощенный ощущением того, что его член угрожает разорвать одежду. Ёнджун распахнул брюки Бомгю там, где он расстегнул пуговицы и молнию. Он бросил на него последний глубокий, пронзительный взгляд, наблюдая, как Бомгю втягивает и выдыхает, а затем, не мигая, перевел взгляд на Субина, медленно стягивая штаны и боксеры Бомгю с его ног. — Все для меня, Бинни, — прошептал он, — Все мое. Звук, который издал Субин, был мучительным, опустошенным. Бомгю закрыл глаза, не в силах выдержать вид того, как Ёнджун медленно поглаживает рукой его член, наверняка все еще глядя Субину в глаза. Он услышал шуршание упаковки презерватива, почувствовал, как Ёнджун раскатывает его по нему, услышал звук открывающейся смазки. Чувствовал, что тело Ёнджуна выровнялось с его собственным, и он приподнялся на локтях, чтобы посмотреть на это, посмотреть на … Он сосчитал до трех и повернул голову, глядя на Субина. Субин резко выпрямился в постели, его зрачки расширились, его глаза были прикованы к виду Ёнджуна, опускающегося на Бомгю в ленивом, томном темпе. Одеяло едва могло прикрыть его эрекцию, а его руки были плотно прижаты к постельному белью. Бомгю мог видеть, как его ноздри раздувались, а его грудь вздымалась, когда он пытался сохранять спокойствие. Но затем Ёнджун начал двигаться, а Субин исчез. Все, что существовало, — это бедра Ёнджуна, искусно изгибавшиеся, доводящие Бомгю до безумия. Он едва шевельнул туловищем, опершись ладонями на грудь Бомгю, его бедра крутились и двигались назад-вперед, назад-вперед, и Бомгю чувствовал себя игрушкой, созданной только для удовольствия Ёнджуна. Сжимаясь, когда садился, и расслабляясь, когда подтягивался, он знает, что делает, и Бомгю никогда раньше не чувствовал себя так. Он едва мог двигаться, просто хныкая. — Черт возьми, Ёнджун, святой… — и Ёнджун дьявольски ухмыльнулся ему. — На тебе никогда раньше не катались, да? Никогда не брали просто так? Бомгю застонал, о, черт возьми, ты… и провел рукой по спине Ёнджуна, запустив ее в его волосы, резко вздохнув. — Потяни, — приказал Ёнджун, и Бомгю дернул, заставив изящную грудь Ёнджуна выгнуться вперед к его лицу, а его загорелые маленькие соски дразняще приблизились. Бездумно Бомгю приподнялся на локте, подняв губы к соску Ёнджуна и прикусив его, а Ёнджун и Субин издали двойной стон. — Черт, — закричал Ёнджун, полностью садясь на него, просто покачивая тазом вперед-назад. — Бля, ммм… Его руки нашли оба соска Бомгю и ущипнули их в ответ, и Бомгю резко выпрямился, вздрогнув и взвизгнув. Другая его рука скользнула по коже Ёнджуна, добравшись до его волос, и он поднял голову, чтобы встретиться лицом к лицу с Ёнджуном, сжимая его голову обеими руками и прижимая его к своей собственной. Они столкнулись в грязном, жадном поцелуе, и Ёнджун отстранился на дюйм, задыхаясь. — Возьми меня сейчас, — простонал он, и Бомгю внезапно поглотила потребность заставить Ёнджуна кончить, заставить Ёнджуна почувствовать себя так же хорошо, как он чувствовал себя с Субином, устроить для него шоу. Возьми его, трахни его, трахни его… Бомгю выпрямился, крепко обхватив рукой тонкую талию Енджуна. Он приподнял его, насколько мог, поджав колени под себя, так что Енджун сидел на них, обхватив его колени длинными ногами. — Позволь мне, — выдохнул он и начал двигаться вверх, прижимаясь бедрами, руки Енджуна обвились вокруг его шеи, когда он навис над ним, садясь ему навстречу, его губы приоткрылись. Бомгю снова дернул его розовые волосы назад, впиваясь в удивленный вздох Ёнджуна, впиваясь зубами в плечо и заставляя его плакать: детка, о боже… Субина больше не существовало. Единственным, что было в комнате, была глубина тела Ёнджуна, его теснота, сжимающая его вокруг себя, твердость члена Ёнджуна, бьющегося о его живот, когда Бомгю толкался вверх, снова и снова. Счастливые стоны Ёнджуна о детке всякий раз, когда Бомгю проходился по нужному месту, все чаще и чаще по мере того, как он узнавал тело Ёнджуна. Ёнджун пах ананасом, его тело невероятно сладкое и стройное, все в нем было таким чертовски знойным. От того, что он был внутри него, Бомгю чувствовал себя пьяным. Рука Бомгю опустилась с его талии на бедра, чтобы прижать его крепче, когда он двинулся вверх, чтобы встретиться с ним, а тазовые кости Ёнджуна были острыми между гладкими округлыми изгибами его боков и твердыми кубиками его пресса. Его нижняя губа дрожала, ресницы бесконтрольно моргали, закрывая его красивые карие глаза и скрывая маленькие темно-зеленые крапинки. Заставь его кончить, дай ему… Бомгю долго не продержится. Ёнджуна было слишком много, его тело было слишком большим подарком, чтобы продолжать от него отказываться, и ему нужно было отплатить. Бомгю убрал руку с волос Ёнджуна и схватил его член, сжимая его в кулаке, когда Ёнджун снова повернулся к нему, хныкая. — Поцелуй меня, — умолял Ёнджун, и он это сделал, язык Ёнджуна слился с его, когда Бомгю начал напрягаться, начал терять контроль. Глаза Ёнджуна распахнулись, найдя глаза Бомгю, и он расслабился, ярость угасла, как будто он говорил, что он в безопасности, я с тобой, я тоже иду. Бомгю кончил серией стонов, беспорядочно толкаясь, услышав, как Ёнджун стонет в его рот, когда его сперма вытекала по всему кулаку Бомгю через несколько толчков после этого. Его бедра горели, а зубы все еще были прижаты к губам Ёнджуна, его разум был пуст, его чувства медленно возвращали мир обратно. Ёнджун не двигался, просто позволил себе расслабиться в объятиях Бомгю, его оргазм сделал его опустошенным и бесполезным. Бомгю вцепился в него, его грудь вздымалась и опадала обратно. Сделай так, чтобы ему было удобно.. Он повернулся, чтобы опустить Ёнджуна на кровать, положив голову на подушку, медленно выходя из него. Он сплел их руки вместе и посмотрел на его изящное тело, резкие линии сталкивались с парящими изгибами. Как будто весь огонь ушел из Ёнджуна, оставив его пушистым и бескостным, все его обычные укусы сменились сонливостью, но легкая улыбка расплылась по его лицу, его глаза все еще были закрыты. — Он был так добр ко мне, Бинни, — прошептал он, и внезапно Субин снова оказался рядом. Взгляд Бомгю метнулся к нему и, о боже. Он стоял на коленях над одеялами, совершенно голый, и он был большим, толще, чем у Кая, пульсирующим и красным, вырисовывающимся из черных кудрей, которые ползли вверх к его пупку. Он уставился на Ёнджуна в ярости, лицо его скривилось, когда он вдыхал и выдыхал через нос. Сердце Бомгю выпрыгивало из его тела, едва осознавая детали, разум был слишком измотан, очарован и напуган, чтобы что-то понять. — Ты хочешь этого, не так ли? — сказал Субин голосом, совершенно не похожим на его обычный, низким, опасным и внушающим ужас. — Да, — прошептал Ёнджун, — Пожалуйста. Никто не сдвинулся с места ни на секунду. — Все в порядке, Бомгю, — снова прошептал Ёнджун. Бомгю открыл было рот, чтобы спросить что происходит, но Субин прыгнул вперед, швырнул тело Ёнджуна на кровать, схватил его за лодыжки и согнул их почти до головы, показывая гибкость танцора. Ёнджун вскрикнул, когда Субин вонзился прямо в него по самое основание, без презерватива, без колебаний. — Ты гребаная шлюха, — прошипел он, — и ты примешь свое наказание. Он держал обе тонкие лодыжки Ёнджуна в одной из своих больших рук, удерживая их вместе с одной стороны головы Ёнджуна, а другая рука направилась к шее Ёнджуна и схватила ее. Ёнджун завопил, да, да, я был плохим, и Субин зарычал, наклоняясь глубже в конце каждого толчка, безжалостно вонзаясь в Ёнджуна. Бомгю не мог двигаться. Он смутно осознавал, что его рот открыт, что он сидит контуженный с полным презервативом на нем, все его тело застыло. Ёнджун уже почти плакал, но Субин продолжал говорить, ты думаешь, мне не все равно, шлюха, ты собираешься принять это, и Бомгю знал, что это было по обоюдному согласию, Ёнджун сказал ему, Ёнджун не хотел, чтобы он волновался, но он едва мог дышать. Рука Субина сжимала горло Ёнджуна, а Ёнджун задыхался, произнося слово «пожалуйста». — Черт, нет, ты не можешь чувствовать себя хорошо, — выплюнул Субин, отпустив его шею, чтобы шлепнуть его по щеке, и Бомгю подавил испуганный визг. — Ты уже повеселилась с ним, а теперь моя очередь, — Субин схватил его за волосы, сильно дернув голову Ёнджуна в сторону, наклонившись, и то, что он сказал дальше, заставило Бомгю похолодеть. — Ты не можешь больше прикасаться к нему, шлюха, — прошипел он, — он мой, и ты держи свои гребаные руки подальше от него, ты меня слышишь? — Да, — закричал Ёнджун. Субин внезапно отпустил ноги и волосы Ёнджуна и вышел из него. Он подтянулся вверх к телу Ёнджуна, рука полетела к его собственному члену, делая два, три толчка, пока он не кончил на грудь и шею Ёнджуна. Он сел на пятки и застонал, выжав несколько последних капель, оседлав Ёнджуна, его мышцы напряглись по всему телу. Ёнджун плакал под ним, ноги обмякли на кровати, и все вдруг стало очень тихим, тихим, если не считать мягких слез Ёнджуна. Субин на мгновение опустил голову, не шевелясь. А потом он скатился с живота Ёнджуна и обхватил его руками, обнимая его, обволакивая. Он целовал его снова и снова, по всей шее и уху, их руки были крепко сплетены вместе, когда слезы Ёнджуна утихли. — Мой Джуни, мой Джуни, — выдохнул он, — Мой прекрасный Джун. Моя любовь, — их тела слились воедино, каждый поцелуй немного замедлял слезы Ёнджуна, а затем еще немного, пока он не замолчал, едва всхлипывая, — Драгоценный. Идеальный для меня. Ёнджун повернул к нему голову, и Субин вмешался, нежно целуя его в полные губы. — Такой хороший для меня, Джуни, — а потом еще, а потом еще раз, оставляя поцелуи на его длинных ресницах, — Люблю тебя. Бомгю чувствовал себя так, как будто он вторгся в чью-то брачную ночь, как иностранный захватчик в их мире. Он не мог поверить, что никогда не видел этого, их двоих. Теперь он не мог это развидеть. Они просто имели смысл вместе: ресницы Ёнджуна под губами Субина, очерченная талия Ёнджуна под рукой Субина. Он попытался сделать себя еще тише, надеясь, что они забыли о нем, чтобы не тревожить их в их маленьком пространстве. Внезапно Субин посмотрел на Бомгю, полностью застывшего на месте, и его глаза были мягкими, на его лице не было стыда. — Если тебе это нравится, ты можешь избавиться от этого и прийти обнять его, — тихо сказал он, — Он хочет тебя тоже. Меня? Бомгю не двигался. — Бомгю, твое место здесь, — сказал Субин, — Я обещаю. Бомгю двигался в трансе, стягивая с себя грязный презерватив и позволяя ему упасть на кровать, подползая вперед и оборачивая руки вокруг Ёнджуна спереди. Он вытер слезы Ёнджуна большим пальцем, и Ёнджун открыл глаза, слабо улыбаясь Бомгю перед ним. — Такое красивое лицо, — тихо сказал Ёнджун, — Нам так повезло с тобой. — Нам так повезло, что ты у нас есть, Джуни, — пробормотал Субин в шею Ёнджуна, — Ты сокровище. Так хорош для всех нас. Бомгю не знал, что сказать, поэтому ничего не сказал. Он наклонился и прижался губами к губам Ёнджуна, позволяя ему лениво провести по ним языком, чувствуя взгляд Субина на них через плечо. Он не знал, что чувствовать. Очевидно, он был частью игры, хорошо отрепетированной сцены, написанной по сценарию. Он задавался вопросом, должен ли он чувствовать себя брошенной игрушкой, безликим телом, играющим роль другого мальчика, чтобы помочь им добраться до настоящего зрелища, финального акта. В конце концов, Тэхён предупреждал его об этом, что связь Субина и Ёнджуна была более сексуальной, чем у кого бы то ни было, но, увидев это, он не мог не краснеть. Возможно, Тэхён даже играл для них эту роль, позволяя Ёнджуну трахаться с ним, прежде чем вмешался Субин, чтобы закончить шоу, и теперь настала очередь Бомгю сыграть эту роль. Но Ёнджун заботился о Бомгю, и это был их первый секс. Ёнджун не хотел бы, чтобы их первый раз был частью ролевой игры, где Бомгю не имел большого значения. Бомгю, должно быть, имел значение. По какой-то причине он хотел, чтобы Бомгю смог увидеть вторую половину, увидеть Субина таким. И он хотел, чтобы Субин посмотрел первую половину, чтобы показать Бомгю. Может быть, он хотел показать… их обоих друг другу. Бомгю оторвался от губ Ёнджуна, вместо этого поглаживая их большим пальцем, и посмотрел на Субина, нависающего над плечом Ёнджуна. Он уже смотрел на него, его глаза были прикованы к нему. Больше не напряженный. Но и не нежно тоже. Просто смотрел на него, и Бомгю не мог отвести взгляд, глядя прямо в ответ. Интересно, хочет ли Ёнджун, чтобы мы были вместе, подумал Бомгю, и эта мысль захлестнула его и ошеломила. Интересно, знает ли он, что нас будет двое, как Кай и Тэхён. — Я так сильно хочу быть с тобой, Ёнджун, — прошептал Бомгю, отрывая взгляд от Субина и снова глядя на Ёнджуна. Глаза его были закрыты, на ресницах блестели маленькие слезинки, — Так сильно. Надолго. — Я знаю, милый, — прошептал в ответ Ёнджун, — Я знаю. — На это было… невероятно смотреть, — честно сказал он, все еще глядя на Ёнджуна. — Вы двое… Субин издал небольшой звук позади Ёнджуна, что-то вроде ворчания, и Ёнджун слегка улыбнулся. — У нас было много практики, — сказал он усталым голосом и притянул Бомгю ближе, — Ты тоже невероятен. Просто по-другому. — Так невероятно, — прошептал Субин. — Вы оба, вместе. Чуть не кончил, просто наблюдая. — Ладно, держи себя в руках, — сказал Бомгю, — Это не может превратиться в настоящий секс втроем. Не тогда, когда Субин все еще не поцеловал меня. Напряжение сбилось. Субин разразился нехарактерным высоким хихиканьем, а лицо Ёнджуна расплылось в широкой улыбке, когда он дернул Бомгю за волосы на макушке. — Ты совсем как Кай, — сказал он, — Никогда не встречал сексуальную атмосферу после секса, которую он не смог бы разрушить. — Эй, я был причиной сексуальной атмосферы, — защищаясь, сказал Бомгю, улыбаясь все шире. — Если бы я не появился, вы бы до сих пор спорили о своих странных вещах. — Ну да, этот спор был после целого раунда секса, который ты пропустил, — поддразнил Ёнджун. — Что было очень сексуально… — Субин, ты будешь судьей, — засмеялся Бомгю, и теперь он сгорал, мир казался веселее. Он только что занимался сексом с Ёнджуном. Он был голым перед Субином, Субин был голым перед ним, Ёнджун был в порядке с тем, как они начали относиться друг к другу, хотя он сначала любил Субина. Было снято так много странного бремени. Он сел на пятки, глядя на Ёнджуна и Субина, все еще лежащих, — Что из них было сексуальнее? Первый раунд без меня или второй раунд со мной? — Второй раунд, — без колебаний сказал Субин, глядя на все тело Бомгю. — Боже, Бинни, ты так помешан на нем… — Что, ты не согласен? — Сказал Субин, смеясь. — Ты хочешь сказать, что не будешь дрочить, думая об этом неделями, что мне пришлось просто смотреть, как Бомгю выебал из тебя жизнь? — Конечно, буду, — сказал Ёнджун, прижимаясь к нему и удовлетворенно закрывая глаза. — Это не делает тебя менее помешанным. — Я был хорош? — выпалил Бомгю, потеряв всякую застенчивость. Не стесняйся с нами сказал Ёнджун, и он больше этого не чувствовал, — Потому что я все еще разбираюсь с этим, и это так тяжело, когда вы все такие… — Если бы ты был плох, Ёнджун швырнул бы тебя обратно на кровать и катался на тебе, как на предмете, — прервал его Субин. — Так что перестань волноваться и возвращайся сюда. Джуни нужно больше любви. — Вообще-то, сначала возьми влажные салфетки, — сказал Ёнджун, все еще с закрытыми глазами. — Я чертовски липкий.***
— Значит, после сегодняшнего дня нам все еще нужно ложиться спать в одежде? Субин смотрел на него со своей стороны кровати, уже под одеялом в пижаме. — Даже не думай раздеваться. Брюки по-прежнему обязательны. И не… — надулся Бомгю, — не дуйся на меня. Это ничего не меняет. Просто дает мне повод, из-за которого я чувствую себя странно. Бомгю рассмеялся, а Субин вздохнул. — Бомгю, сегоднешнее произошло только из-за Ёнджуна. Между нами ничего не было, и так и останется. На данный момент. — Но ненадолго, — нараспев сказал Бомгю, забираясь на кровать в пижамных штанах с обнаженной грудью. — Ты становишься все слабее и слабее. Субин нахмурился, но не отрицал этого. — Не собираюсь сегодня угождать тебе, — сказал он, когда Бомгю свернулся калачиком в темноте, — Я чувствую, что сегодня уже перейдено слишком много границ. — Вот так я увидел твой член. Субин фыркнул. — И что ты тоже видел мой. — Да, — сказал он немного напряжённо, — Именно про эти границы я и говорю. — Можем мы поговорить о том, какой у тебя большой член? — Не смей, — сказал Субин. — А я еще не могу трогать? — Нет, — выдохнул Субин. — Но ты хочешь, чтобы я это сделал. — Бомгю. — Ну, может быть, хоть немного. Я просто немного ткну… — Бомгю, ты можешь просто… пожалуйста. Остановиться. Бомгю закатил глаза и надеялся, что Субин сможет увидеть это в темноте. Чертовски глупо, эта странная стена, которую Субин так старался поддерживать. Но не то чтобы он собирался сбить его с ног, если Субин этого не хотел. Хотя Субин явно этого хотел. — Тогда мы можем просто поговорить об этом в общих чертах? Субин на мгновение замолчал. — Хорошо. Но могу я начать? — Конечно. Субин глубоко вздохнул и очень быстро сказал. — Ты знаешь, я бы никогда не сделал с тобой ничего подобного без предварительных переговоров. Ничего из того, что ты сегодня увидел. Верно? — Субин. Серьезно? Конечно я знаю. — Хорошо, — сказал он слабым голосом. — Только не хочу, чтобы ты думал, что я всегда такой. Иногда это нравится Ёнджуну. На самом деле я не в восторге от того, что он хотел, чтобы я сделал это перед тобой. Но… похоже, ему это было нужно, и я не хотел ему отказывать. — Ага, — сказал Бомгю, его собственный голос тоже звучал странно. — Нет, я бы сказал. — И я чувствую… мне как-то странно, что ты впутался в это. Что я говорил. Это просто как-то… вышло наружу. Бомгю ничего не сказал. Очевидно, в этом было что-то большее. — Ты мой не больше, чем Ёнджуна. Вы все наши. Это был просто разговор. Ты знаешь это, правильно? — Ага, — снова сказал Бомгю. — За исключением того, что в некотором смысле это было не так. Это не просто разговорить для нас. Верно? — он даже не боялся сказать об этом, заговорить об этом. Это было так очевидно. Прошло мгновение, пока Бомгю ждал, чтобы Субин признался в этом. — Нет, я думаю, что это было не так. В некотором смысле, — сказал Субин и очень крепко сжал его руку. Он был тихим, и Бомгю не подталкивал его. Это было то, что Субин должен был понять самостоятельно, силу своих чувств к Бомгю и то, как они вписываются в группу. Бомгю знал, что они там. Ему говорили достаточно людей, даже если он сам этого не чувствовал. И он умирал от желания услышать, как он говорит о них, но время еще не пришло. Бомгю закинул бедро на бедра Субина, прижался к его промежности, и Субин не оттолкнул его. — Расскажи мне, каково было наблюдать за мной, — сказал он, расстегивая пуговицы на пижамной рубашке Субина, — С Ёнджуном. Поугождай мне немного. Субин глубоко вздохнул. — Не заставляй меня делать это. Бомгю немного прижал ногу. — Да ладно. Сделай это. Расскажи мне. Субин положил свою руку поверх руки Бомгю и сжал ее, раздумывая. — Это было… мучительно. Приходится смотреть. Чтобы не… Он сжал руку Бомгю. — Приходится смотреть на твое тело, но знать, что я пока не могу быть с тобой. Потому что чем ближе мы подходим, тем ближе я к… — он замолчал. — К тому, что сделает мне больно, — закончил Бомгю, скривившись, но Субин, похоже, ничего не заметил в темноте. — И смотреть, как ты есть у кого-то другого, так как я этого хочу. Мучительно. Бомгю чувствовал, как член Субина становится больше под его ногой. Он тяжело сглотнул. — Ты не хочешь, чтобы я был таким, — попытался он пошутить. — Разве тебе не нравится то, что было раньше? — Ты хочешь большего, да? — прервал его Субин, переводя взгляд в глаза Бомгю, — Немного большего? Бомгю кивнул. Субин повсюду, Субин на его шее, бедро Субина впивается в его член, руки Субина на его сосках. «Черт, я хотел бросить тебя на кровать и войти в тебя, хотел трахнуть тебя, пока ты был еще внутри него, хотел наполнить тебя своей спермой и заставить его слизывать ее с тебя, хотел, чтобы ты подпрыгивал на моем члене, пока он отсасывал тебе, блять, ты мне так нужен…» — Субин, — выдохнул Бомгю, расплющенный и истощенный, штаны полностью испачканы собственной спермой, руки Субина снова нежно легли ему на грудь, — Субин, мы не можем так продолжать, мне нужно, чтобы ты трахнул меня, я собираюсь… — Пообещай мне, что завтра не будешь делать глупостей, — настойчиво сказал Субин. — Пожалуйста. Ради меня. — Ради тебя, — солгал Бомгю.***
3 сентября — Только не показывайся. Несмотря ни на что. Если они увидят тебя, мне конец. Кай больше ничего ему не сказал. Просто постучал в дверь рано утром в пятницу и попросил позвать Бомгю, когда Субин сонно оторвался от тела Бомгю, чтобы открыть ее, сказав, что у него есть вопрос по игре гитаре, и потянул его в пустой коридор. — Вопрос о игре на гитаре в шесть утра? Это пиздецки тупо… — Я пронесу свой телефон, оставлю его включенным и отправлю тебе ссылку, чтобы ты смог отследить меня. Не пытайся по настоящему следить. Слишком рискованно. Просто иди на локацию. Будь там… я не знаю. В час ночи. — Ты точно не можешь сказать мне, что я увижу? Кай поморщился. — Неа. Так ты не получишь полного эффекта. А это то, чего ты хочешь, верно? — Такой хороший парень, — просиял Бомгю, но Кай отказался целовать его, тащась по коридору обратно и качая головой. Это было такое странно обычное утро. Субин был особенно ласковым, он заключил Бомгю в объятия, как только тот проснулся в подходящее для него время, и уткнулся носом ему в шею. — Ты так хорошо пахнешь, — пробормотал он, и Бомгю растаял. — Наверное, от меня пахнет потом. — Разве я говорил, что мне не нравится, как пахнет твой пот? Бомгю прижал руку к затылку Субина. — Расскажи мне, что тебе еще нравится, — прошептал он, и ничего не мог с собой поделать, сердце его бешенно колотилось. Черт, ему было так плохо. Все они нашли способы исчезнуть в тот день. Ёнджун ушел во время обеда, чтобы «сходить в туалет», и больше не вернулся. Внезапно у Тэхёна появилось пятничное занятие, о котором он забыл, сбежав со двора. Субин вспомнил, что оставил свой бумажник в библиотеке незадолго до обеда. — Не показывайся, — прошипел Кай, прежде чем повернуться и тоже уйти, оставив Бомгю одного на тротуаре возле их общежития, совершенно ошеломленного. Бомгю убивал часы, расхаживая кругами по кампусу, наблюдая, как солнце садится все ниже и ниже в небе. Он заставил себя вступить в разговор с несколькими людьми, которых узнал по мероприятиям для первокурсников, растянулся под деревом на спокойном ветру, полагая, что это хороший способ не проверять время каждые две минуты, и обнаружил, что действительно наслаждается. «Может быть, мне стоит завести и других друзей», — подумал он и вспомнил, как Кай упомянул, что он будет делать, если Бомгю расстанется со всеми ними. Но этого не произошло. Ничто из того, что он собирался увидеть, не могло быть настолько плохим. Не тогда, когда он еще даже не поцеловал своего любимого парня.***
4 сентября В половине первого ночи, беспокойно расхаживая теперь по своей комнате, он случайно бросил взгляд на местонахождение Кая и с удивлением увидел, что оно уже находится глубоко в лесу и остановился на одном месте. Они уже там. Пора идти. Книга явно пропала. Бомгю побежал к горе, мчась вдоль линии деревьев, пока не достиг небольшой тропинки, по которой Субин привел его вниз. Там было так темно, а Бомгю не любил темноту. Но он даже не подумал об этом, просто уменьшил яркость телефона настолько, насколько мог, и скрылся в тени. Это было мучительно медленно, он еле двигался, чтобы не споткнуться, слишком боясь использовать фонарик на своем телефоне на случай, если он каким-то образом светит сквозь деревья, вместо этого ему приходилось использовать свой тусклый экран телефона, но также нужно было периодически смотреть на экран, чтобы понять что он не сбиться с пути. В конце концов он, казалось, свернул в неправильном направлении, поэтому он глубоко вздохнул и двинулся вперед, в лес, лодыжки натыкаясь на кусты и ежевику, ступни увязали в грязном месте, а руки царапали ветки деревьев. Он был рад, что решил надеть свои и без того грязные кроссовки. Он понятия не имел, как Субин в тот раз нашел амфитеатр в темноте, вообще без карты. И что они делали в этой глубине, когда наткнулись на это место? Бомгю внезапно вспомнил о том чувстве, которое он испытал, когда Ёнджун описал, откуда они узнали об амфитеатре — что в этой истории что-то скрывалось. Теперь он был в этом абсолютно уверен. Он понятия не имел, как долго шел, но в конце концов решил, что находится достаточно близко, так что было бы слишком рискованно продолжать случайные взгляды в свой телефон — казалось, что он был близко по карте. Так что он положил свой телефон в карман и продолжал идти к горе, двигаясь так медленно, как только мог, стараясь не издавать слишком много шума. Наконец, из-за деревьев впереди выглянуло звездное небо. Бомгю не пошел прямо к краю линии деревьев, а сначала немного обогнул поляну, чтобы уйти подальше от направления, в котором они наверняка будут возвращаться. Черт возьми, я здесь. Я всё увижу. Он медленно двинулся вперед, сквозь деревья все яснее виднелось то место. Заметив дерево, которое выглядело достаточно большим, чтобы можно было спрятаться за ним, Бомгю выглянул из-за него на поляну. Там были они в лунном свете, выглядя совершенно нормально. Все в той же одежде, что и раньше, так что никаких странных церемониальных мантий или чего-то подобного. Это было хорошее начало. Они сидели небольшим кружком в центре платформы, рюкзаки и ранцы были разбросаны позади них, как будто они просто тусовались, ни о чем не заботясь. Тэхён очень плотно прижался к плечу Кая, спиной к Бомгю, и Кай, казалось, успокаивающе бормотал ему, хотя Бомгю мог только слышать звуки, но слов было не разобрать. Очевидно, Тэхён ненавидел это не только на своей неделе. Он не знал, как долго они просто сидели, в основном молча, если не считать бормотания Кая. Он не собирался снова доставать телефон, чтобы проверить время. Его тело пульсировало от такого количества адреналина, что его начало тошнить. А потом они внезапно зашевелились. Субин сел на колени, переполз через круг и поцеловал Кая. Это было так глубоко, тяжело, быстро и требовательно, что Бомгю с трудом отвел взгляд. Он понял, что ни разу не видел, как они делают что-то такое, не только поцелуй, он вообще не мог вспомнить, чтобы они даже касались друг друга. Они были меньше всего похожи на пару среди них всех. Но этого было так много, и он услышал, как Тэхён издал грустный звук, отрываясь от плеча Кая, чтобы дать им больше места. Субин отстранился и прижался лбом к лбу Кая, и Бомгю очень отчетливо услышал, как Кай успокаивающе сказал. — Все в порядке. Все в порядке, — он провел рукой по затылку Субина. Они зависли в этом моменте на несколько мгновений, Ёнджун и Тэхён наблюдали за ними. — Ты знаешь, что я в порядке, Субин, — сказал Кай слабым голосом почти не слышимым из-за расстояния, — И всегда буду в порядке. А потом все медленно и устало двинулись к своим разбросанным вокруг сумкам. Все, кроме Кая, который остался стоять на коленях. Бомгю знал, что вытаскивали Тэхён и Субин, и, конечно же, там была ткань, аккуратно сложенная в модной сумке Тэхёна от Louis Vuitton, и книга, завернутая во что-то, чтобы защитить её тонкую обложку, спрятанная в кожаной сумке Субина. Бомгю с интересом наблюдал за Ёнджуном и увидел, как он вытащил какой-то сосуд с крышкой, бутылку и маленький пустой пузырек, похожий на пробирку. Было слишком темно, чтобы что-то разглядеть с такого расстояния, но в бутылке что-то было, какая-то темная жидкость, и казалось, что она украшена чем-то блестящим по краю. Тэхён расстелил ткань перед Каем и тут же снова обернулся вокруг него. Субин положил книгу на один из краев ткани и раскрыл ее в затертом месте, не проверяя номера страниц. Ёнджун осторожно поставил бутылку и флакон рядом с книгой, быстро отойдя на свое место в стороне. И все они снова сидели там, снова молча. «Начинается, начинается», — подумал Бомгю, его сердце билось о ребра изнутри. Разум Бомгю лихорадочно перебирал все, подбрасывались все новые доказательства. Ткань была размером с небольшую скатерть, так что Кай, очевидно, собирался залезть на нее для своего… жертвоприношения или чего-то еще. Кто-то должен был выпить, что бы это ни было, возможно, Кай, хотя во флаконе еще не было смысла. И где был нож? Тэхён фыркнул. — Все в порядке, детка. Иди на свое место, — сказал кто-то, хотя Бомгю не мог сказать, кто именно. Кай оторвал его от тела и осторожно подтолкнул к одной стороне ткани, напротив Ёнджуна, и посмотрел на Субина рядом с книгой. Хорошо. Итак, Субин был… священником или кем-то еще. Это имело смысл. Они тихо разговаривали друг с другом, и Бомгю вытянул шею, чтобы попытаться услышать, быстро вспомнив, где он был, и глубоко зарывшись обратно в тень леса. Субин протянул руку Каю, который взял ее, и его плечи несколько раз вздымались вверх и вниз. Кай отпустил его, и они оба потянулись, чтобы снять свои рубашки. Бомгю почти закатил глаза. Конечно. Конечно, это был странный сексуальный ритуал. Буквально прямо из фильма. Разве это не могло быть немного менее клишированным? Почему жуткий кровавый ритуал также должен быть связан с сексом? Серьезно? Но это не заставило его хотеть смотреть это меньше. Они оба разделись догола, и Кай заполз в центр круга, спиной к Бомгю, Тэхёну и Ёнджуну, неподвижно стоящим по обе стороны от него. Тэхён больше не прикасался к Каю, и никто не говорил. Бомгю догадался, что все действительно началось. Субину едва ли нужно было смотреть на книгу, чтобы процитировать то, что он должен был процитировать. Было совершенно ясно, что он делал это много раз раньше — может быть, почти каждую неделю в течение года, подумал Бомгю. Это была длинная декламация, и мысли Бомгю блуждали, когда его глаза скользили вверх и вниз по красивым обнаженным телам Субина и Кая, которые все еще стояли на коленях лицом друг к другу. Ему стало интересно, не это ли имел в виду Тэхён, когда сказал, что Кай время от времени был снизу, потому что было совершенно очевидно, что Бомгю вот-вот увидит именно это. Ему было интересно, кто исполнял ведущую роль Субина на неделе Субина. Ёнджун или Кай? Он задавался вопросом, начали ли они делать это до или после того, как они сошлись. Ёнджун сказал- Руки Субина вытянулись и швырнули Кая на землю, а Ёнджун тут же схватил его за руку, как будто хотел прижать к земле. Однако он не сопротивлялся, просто лежал, подняв колени, тяжело дыша. Субин несколько секунд смотрел на него, прежде чем наклониться и взять бутылку. Он колебался. — Сделай это, Бинни, — раздался четкий, ровный голос Ёнджуна, — Он готов. Субин одним махом выпил содержимое бутылки и тут же согнулся пополам, словно от мучительной боли. Он издал ужасный звук, упершись руками в землю, тело тряслось в конвульсиях, как будто он полностью вышел из-под контроля. Никто из остальных не шевельнулся, и Субин тяжело дышал и судорожно пытался собраться с мыслями, но безуспешно, в конце концов он откинул голову назад и завыл в небо, как мать-волчица, потерявшая своих щенков. Он поднес руки к шее, впиваясь ногтями в кожу и взвизгивая от этого ощущения. Затем они оказались в его волосах, дергая их, как будто он пытался вырваться из своего тела, с корнем. — Помогите, — умолял он, но никто не мог. Казалось, что все они должны были переждать это, и они так и сделали. Бомгю ждал с ними в тени, с замиранием сердца думая о том, как металось и стонало тело Субина тем утром, когда он истекал кровью в постели. И с болью он заметил, что когда Субин выл и плакал, он… становился твердым. Какое-то долбаное дерьмо, как сказал тогда Кай. Бля, это был пиздец. Должно быть, что-то щелкнуло, что-то внутри него как будто наполнилось. Барьер был пробит. Субин вскрикнул еще раз, рухнул на сжатые кулаки, вздымая спину, и уставился своими темными глазами на Кая. Ёнджун явно это заметил, дергая Кая за руку, чтобы удержать его, хотя Тэхён не двигался. О, черт, Тэхён закрыл глаза, он плакал. Субин набросился, а Бомгю сам почти хотел закрыть глаза. Но, по крайней мере, секс казался просто… сексом. Никаких следов ножа, никакого сатанинского дерьма для пыток, кабалы или чего-то еще, что Бомгю извлек из своих поп-культурных знаний о вымышленных сатанинских сексуальных ритуалах. Кай, должно быть, подготовился к этому, потому что Субин зашел в него одним резким рывком, хотя звук, который он издал, ясно дал понять, что это все еще больно. Субин не остановился, чтобы проверить его состояние, просто толкался в него снова и снова, его кулаки прижимались к камню по обе стороны от головы Кая, а его бедра прикасались к его телу. По напряжению его мышц и отчаянным, мучительным стонам, которые издавал Субин, было очевидно, что он не полностью себя контролировал, или даже вообще не контролировал. Кай просто лежал, свободно разведя ноги в стороны, почти не издавая ни звука. Прошло совсем немного времени, и это был наименее сексуальный секс, который Бомгю мог себе представить. Но тело Субина больше не принадлежало ему, и тот, кто контролировал ситуацию, явно не был отвергнут вялым молчаливым партнером. Субин схватился за бедра Кая обеими руками, откинул голову назад и зарычал. Он полностью погрузился внутрь Кая, когда он кончил, едва двигаясь, его перекошенное лицо начало расслабляться. И в тот момент, когда он вышел, Ёнджун бросился вперед, оттолкнув Субина от ткани, просовывая руки под Кая, чтобы перевернуть его на живот. Субин встал на четвереньки в нескольких футах от него, его спина вздымалась, он явно возвращался в себя, но испуганные глаза Бомгю были прикованы к Каю, который начал дрожать, распластавшись на холсте, а руки Ёнджуна поглаживали его спину. — Бля, — захныкал он ужасным, надломленным голосом, — больно, прекрати делать это… — Еще нет, обезьянка, еще нет. Ты можешь это сделать. А Кай кричал, катался, просил… чего-то, чего-то ужасного. — Помогите, мне нужно, чтобы это закончилось… Бомгю полностью спрятался за деревом и перестал смотреть. Он старался не слушать, как Кай умолял их прекратить это, что он не может этого сделать, что ему слишком больно. — Я проигрываю, я проигрываю, — закричал он, и его голос звучал отстраненно, как будто даже он не мог его слышать. Бомгю не знал, как долго Кай так корчился на ткани. Он мог сказать, что это было долго, что прошли минуты, а потом и больше. Может быть, часы; время здесь больше не существовало. Кай замолкал, а Бомгю думал, что все кончено, готовясь посмотреть снова, но затем из него вырывался вой, и Бомгю снова закрывал лицо руками. — Я сдаюсь… Я не могу… Он не знал, что делают остальные, кроме Тэхёна. Он знал, что Тэхён плакал непрерывно. Наконец, тишина казалась постоянной. Бомгю случайно взглянул на поляну, и Кай сгорбился в объятиях Ёнджуна, а сильные, ловкие руки Ёнджуна гладили его позвоночник вверх и вниз. Субин снова оделся, встал на колени за книгой и не смотрел на Кая. Тэхён всхлипывал, прикрывая лицо рукой. — Вы готовы? — услышал он тихий голос Субина, едва слышный на расстоянии. Кай, должно быть, сказал «да», потому что Ёнджун наклонил голову, чтобы встретить Кая, и поцеловал его, запустив одну руку в волосы. — Ты такой сильный, — сказал он, помогая уложить его обратно на ткань. — Всегда такой храбрый, обезьянка. Субин перевернул книгу, вытащил что-то из пустоты рядом с задней обложкой и… Бомгю хотелось кричать. Как это произошло? Как они оказались здесь, в этой ситуации, когда каждую неделю одному из них приходилось вскрывать человека, которого они любили? Где Субин должен был сидеть там, говоря что-то на языке, которого даже не должно было существовать, в то время как Ёнджун поднес сверкающее, украшенное драгоценностями маленькое лезвие к шраму на руке Кая и провел им по его коже одним плавным, быстрым движением? Кай даже не издал ни звука. Бомгю подумал, что он, вероятно, привык к этому, и после какой-то ужасной внутренней битвы, которую он только что вел, порез, должно быть, ничего не значил. И это была боль, которую он, должно быть, чувствовал много раз, всегда в одном и том же месте, снова и снова. Исцеление и боль, снова и снова. — Флакон, — серьезно сказал Ёнджун, наклоняясь над телом Кая, чтобы вытереть нож об определенное место на ткани — возможно, об один из символов, но Бомгю не мог точно сказать. Он протянул его Субину, который обменял его на флакон. О, нет. Ёнджун повернул руку Кая, немного сжал ее ниже раны, заставив того захныкать и сильнее истечь кровью. Он приложил флакон к ране, набрал несколько капель. Затем он поднял его к луне, явно пытаясь измерить, достаточно ли он собрал. Судя по тому, как Бомгю напрягал глаза, там было не так уж и много, вероятно, всего несколько миллилитров, но Ёнджун казался удовлетворенным. — Бутылка, — сказал он, и Субин протянул ему уже пустую бутылку с открытой пробкой. Ёнджун вылил содержимое флакона в бутылку, снова закупорил ее и аккуратно поставил на землю. Бомгю очень быстро моргнул. Невозможно, чтобы бутылка была настолько полной. Ёнджун почти ничего не влил в неё, правда, всего несколько капель крови Кая. И она была совершенно пуста после того, как Субин выпил из неё. Но теперь она была так же полна, как и прежде, готова к тому, чтобы её снова поглотили, готова к еще одной неделе пыток. Бомгю почувствовал что-то мокрое на своем лице, когда смотрел на это. Он не понимал. Он не знал, хочет ли он все ещё что-то понимать. — Тэхён, — мягко сказал Субин, и Тэхён впервые за ночь шевельнулся, рванув за своей сумкой и вытащив аптечку. Он прополз по телу Кая, отдергивая окровавленную руку Ёнджуна, распахнул маленький комплект и вытащил бинты и антисептический спрей. — Ты лучший, детка, — услышал Бомгю слабый голос Кая, — Всегда так хорошо обо мне заботишься. Бомгю спрятался достаточно глубоко в лесу, чтобы всхлипывать, не будучи услышанным. Они оставались там до восхода солнца, все собрали и вернули в свои сумки, Кай снова оделся, обняв Тэхёна у себя на коленях, пока Ёнджун гладил Кая по спине, а Субин положил руку на колено Тэхёна. Бомгю просто смотрел, слишком ошеломленный, чтобы по-настоящему задуматься о том, что он чувствовал, что он хотел сделать сейчас, что еще он хотел знать. Слишком ошеломлен, чтобы вспомнить слова почему, почему, почему. Почему они, почему сейчас, почему здесь? Почему это вообще должно было произойти? Почему они не могли остановиться? Это была неделя Кая, но Тэхен был тем, кого они утешали, его грустные рыдания заставляли тело Бомгю физически болеть. Бомгю не мог представить, каково было здесь на прошлой неделе, на его неделе. Как Тэхен мог выдержать, когда его так трахал один из его партнеров, когда все, чего он хотел, это чтобы они ценили его, сражаясь в одиночку с тем внутренним демоном, который заставил Кая, такого толстокожего, молить о пощаде. Слишком многое нужно было обдумать. Он еще не мог этого сделать. Его мысли приходили урывками. Но был один вывод, который его разум был способен сделать — Ёнджун был прав, когда Бомгю подслушивал. Тэхён не мог продолжать это делать. Если им нужны были четыре человека, то вместо него должен был быть Бомгю, если он хотел. И Субин тоже это знал. Он должен был знать. Но был ли Бомгю к этому готов? Где-то в голове Бомгю проснулось крошечное разумное существо. Тебе нужно двигаться, сказал оно. Подумай об этом позже. Тебе нужно оказаться в своей комнате, где ты притворишься, что всю ночь мирно спал. Бомгю оторвал от них взгляд и попятился в лес, начав оживать, когда солнечные лучи засияли сильнее. Все восстанавливало свой цвет, липкая утренняя роса полностью накопилась и была готова сгореть, когда действительно выглянет солнце. Бомгю не удосужился взглянуть на карту своего телефона, а просто помчался так быстро, как только мог, в противоположном направлении горы, цепляясь одеждой за растения и спотыкаясь ногами о камни. В конце концов лес выплюнул его далеко не там, где он начал, но, к счастью, в знакомом уголке кампуса, и он просто бежал, бежал, бежал в свою спальню. Бежал в безопасное место, бежал туда, где не было крови, где никого не пытали и не оставляли в одиночестве в кругу тех, кого они любили больше всего. Но ничто больше не выглядело как прежде. Что не так с этим местом, с Ханджонгом, каким образом оно наложило это проклятие на его парней? В своей комнате он разделся до боксеров, засунул испачканные грязью штаны на дно корзины и, как мог, вытер грязь с кроссовок. Он понятия не имел, когда вернется Субин; он смутно помнил, что в первый раз тот вернулся в десять, а было едва шесть тридцать. Но каким-то образом у него было чувство, что он вернется сегодня пораньше, чтобы убедиться, что Бомгю находится именно там, где он должен быть. И действительно, едва Бомгю забрался в аккуратно заправленную постель, как обычно, с телефоном, подключенным к зарядному устройству, когда услышал в тихом коридоре характерные шаги, тяжелые и ровные. Черт, это было близко. Ебать. Черт, что мне делать- Бомгю закрыл глаза, когда Субин открыл дверь. Он слышал, как тот закрыл ее и встал прямо в комнате, и он знал, что Субин наблюдает за ним, вероятно, пытаясь определить, действительно ли он спит. Бомгю не двигался, полностью застыв под одеялом. Слава богу, он натянул его до самого носа, как он и делал это обычно. Это сделало его немного более реалистичным. Движение ткани. Звук блейзера Субина, падающего на стул, его тяжелых ботинок, падающих на пол. Ключи стучали по его столу, ремень вытягивался из шлевок. Еще несколько секунд, и кровать прогнулась, и Субин забрался на нее позади него. Что теперь чувствовал к нему Бомгю, видя, что они сделали? Он все еще хотел быть с ним? Любил его? Бомгю больше не знал. В его сознании произошел перелом — до Субина и после Субина. Субин со смутным секретом, и Субин, которого он теперь знал слишком хорошо. Каким-то образом во всем этом виноват Субин — так сказал Ёнджун. Он наложил это на них всех, хотя Бомгю понятия не имел, как. Но Бомгю также знал, что это съедает Субина заживо, разрушая его изнутри. Что он ненавидит это так сильно, что делает все, что в его силах, чтобы удержать Бомгю от этого, уберечь хотя бы одного из своих парней от худшего, что он когда-либо делал. Что он так боялся вовлечь в это Бомгю, что еще даже не поцеловал его, пытаясь удержать его от слишком близкого приближения к опасности, которую он принес с собой. Опасность, которую Бомгю наконец понял. Имеет ли значение, что он ненавидел это? Это имело значение? Что было внутри него, что он начал это? И хотел ли Бомгю быть с тем мужчиной, тем мужчиной, который содержал в себе ту тьму, которая навлекла на них это? Он не мог сказать. Он дрожал всем телом, стараясь удержаться на месте, пытаясь прояснить голову и трезво мыслить, но это было невозможно. Не было никого, кто мог бы ему помочь. Он был один в этом решении, брошенный на краю чего-то ужасного, лицом к лицу с реальностью того, что он оставит позади, если повернется к ним спиной — плохое, кровавое, но также очень, очень и хорошее. Руки Субина скользнули вокруг Бомгю под одеялом, и он был только в своих боксерах, его кожа была теплой и соприкасалась вплотную со всем телом Бомгю, их ноги внезапно переплелись, как волокна веревки. Его грудь прижимается к спине Бомгю, как страницы закрытой книги, а его лоб прижимается к затылку Бомгю. Бомгю расплакался. Что мне со всем этим делать? Как я могу перестать это чувствовать? — Все в порядке, — прошептал Субин ему в спину, — У нас все в порядке, все в безопасности. Засыпай. — Я не могу, — всхлипнул Бомгю. Субин издал тихий звук, поглаживая большим пальцем ребра Бомгю. — Пожалуйста. Ради меня. Засыпай. Бомгю развернулся в его руках и посмотрел в его красивое лицо, такое усталое и обеспокоенное. Темные глаза, настолько черные, насколько это возможно, ямочки исчезли. Бомгю не знал, как сохранить это в себе. Ему нужна была помощь, а обратиться было не к кому. — Я боюсь, — прошептал он, — Я влюбляюсь в тебя, и я так боюсь, я так боюсь тебя. Он наклонился, и Субин не остановил его. Это было похоже на обнаружение атриума в его сердце, о существовании которого он не подозревал. Чем-то совершенно новым и в то же время совершенно знакомым, с формой зубов Субина, совпадающей с отпечатком собственных зубов Бомгю, но их прикус на его губе говорил на иностранном языке. Бомгю опрометчиво лизнул его, его большие пальцы впились в щеки Субина, и Субин встретил его с мягкостью, позволив грубому языку Бомгю напасть на его нежный, а его маленькие губы всосались в более полные губы Субина. И когда Субин удовлетворил потребность Бомгю, провел языком между его губами достаточно, чтобы утомить его, облизал зубы достаточно, чтобы смягчить их остроту, это было похоже на то, что действие подавления огня Бомгю зажгло огонь Субина. Он схватил Бомгю за челюсть обеими руками и прижал его к кровати, забравшись на него сверху и выпустив язык в рот, и Бомгю утонул в глубоком отчаянии Субина, не зная, как выплыть. Субин нуждался в нем, он нуждался в нем так сильно в каждом быстром вдохе, что он резко фыркнул через нос и шершавым кончиком пальца, он рвано почесывал волосы Бомгю, и Бомгю чувствовал, как его собственная потребность просачивается в Субина через поры их голой кожи, склеенные вместе с потом Бомгю. Нос Субина врезался в его собственный, их передние зубы щелкнули друг об друга, одна рука запуталась в волосах Бомгю так сильно, что его голова заныла. Бомгю не вздрогнул, ему было все равно, от этого все стало только лучше. Это сделало Субина более родным, ни одна часть его тела не ускользнула от тела Бомгю, их колени прижались друг к другу, их пупки прижались друг к другу. Пальцы Бомгю вцепились в кожу на спине Субина, словно это была ткань рубашки. Он вдыхал дыхание Субина в свои легкие, и ему хотелось большего, большего. Субин выдохнул в рот и отстранился, посасывая губы Бомгю, как он это делал, и позволяя им упасть с легким хлопком. Он отодвинулся достаточно далеко, чтобы посмотреть на его губы, посмотреть на следы, которые, как знал Бомгю, он, должно быть, оставил там своими зубами, чтобы увидеть, насколько они опухли. Его лицо было раскрасневшимся, совершенно взволнованным, его обычное самообладание исчезло. — Я не могу трахнуть тебя, — выдохнул Субин, — Пожалуйста, пожалуйста, не проси меня об этом, я не смогу отказать, — и Бомгю понял. Нет, он не станет просить Субина переспать с ним так скоро после того, что он сделал этой ночью. Когда у него даже не было возможности смыть это с себя. Это разрушит его. — Еще, — попросил он, и Субин вернулся, его грудь расслабилась на груди Бомгю от довольного хныканья, которое Бомгю издал в тот момент, когда их губы снова соприкоснулись. Бомгю просто открыл рот, позволил ему обмякнуть, позволил Субину исследовать его губы столько, сколько он этого хотел, пока ему не осталось ничего, что можно было бы скрывать. Его кончики пальцев водили по всему лицу Бомгю, большие пальцы — по ресницам, мизинцы — по бровям, ногти — по линии роста волос. А потом Бомгю открыл рот и ворвался в рот Субина, и Субин тоже позволил ему раскрыть все свои секреты. Ранка в том месте, где он укусил внутреннюю часть щеки, небольшая щель между нижним левым клыком и зубом за ним. Ужасный секрет, который больше не был секретом, что ты можешь сделать худшее в своей жизни с людьми, которых любишь больше всего на свете, и все равно любить их больше всего на свете, что если Бомгю захочет их, ему тоже придется разделить это бремя. Другого пути не было. Бомгю обхватил руками затылок Субина и притянул его к подушке, прижавшись к его лицу. Субин перехватывал вздохи Бомгю, лишив его дыхания. Он не думал, что когда-нибудь снова отдышится. Он не собирался уходить. Он не мог. Он был так напуган, но не мог. Он не мог бросить это, бросить его, бросить их. Ему нужно было понять это, научиться жить с этим, вступить в свой страх и позволить ему разорвать его на куски, пока от него не останется ничего, что могло бы больше вызывать страх. Это всегда было их частью, и он все равно влюблялся в них, верно? — Это будем мы, — прошептал Субин в подушку. — Так и есть, — прошептал в ответ Бомгю. Не мы без этого, это внутри них. Но в них ничего не изменилось. — Я сделаю тебе больно. — Я знаю, — выдохнул Бомгю. Слишком поздно. — Ты сказал, что испугался. — Испугался, — Бомгю обвил руками широкую грудь Субина и сжал так сильно, как только мог, — Но уже слишком поздно. Он уткнулся носом в его ухо, и Субин повернул голову, чтобы снова поцеловать его, быстро и легко, как будто они делали это уже много лет. — Даже не думай, что это твоя вина, — сказал ему Бомгю, — Мне никогда не придется прощать тебя, если мне будет больно, потому что я делаю это сам. Хорошо? Он слабо улыбнулся. — Я постараюсь. — Ну, попробуй, черт возьми, только по-настоящему. Потому что твои обычные попытки были чушью, помнишь? Субин просто бросился с поцелуями на Бомгю, чуть не промахнувшись губами. — Это был объективно плохой поцелуй, — сказал Бомгю, когда отстранился, и Субин улыбнулся. — Могу я это исправить? Да, да. Еще, и еще, пока Бомгю не выдохнется, и его рот не истощится, его губы потрескались и были в синяках, его шея была вся в засосах Субина, нападавшим на нее всякий раз, когда Бомгю нужно было отдышаться, его член ныл от того, что он был таким твердым. Мне так страшно, но это не имеет значения. — Когда ты собираешься трахнуть меня? — почти час спустя Бомгю ахнул, прижавшись к груди Субина, оседлав его бедра и отчаянно потираясь об него во время последних нескольких поцелуев. Субин просто застонал, уступая необходимости. Он прижал бедра Бомгю к своим и толкнулся в них, отбросив их боксеры так быстро, что это почти смутило. Субин так и заснул, отвратительный, истощенный и покрытый потом Бомгю, на половину состоя из усталости и желания. В конце концов, это была длинная ночь для него, и Бомгю почти заснул вместе с ним, его разум молил об отдыхе после тяжелого дня. Хотя Субину и не нужно было знать, почему Бомгю так устал. Вместо этого он заставил себя держать глаза открытыми, чтобы успокоить свой мозг, чтобы немного подумать. Он был раздавлен масштабами увиденного. Вопли Кая все еще отражались от его барабанных перепонок, и теперь его мысли начали сливаться в вопросы, начало охватывать паническое отчаяние. Что, черт возьми, это было? Это было… реально? Этого не может быть. Выхода не было. Но тогда зачем они это сделали? И если Бомгю все еще был с ними, если он останется, что будет дальше? Ему нужно было понять. Они обязаны ему многое объяснить.