Когда цветет можжевельник

Следующие несколько дней выдались спокойными. Камило все так же приходил изображать из себя няню, но все чаще был собой, радуя тем самым двойняшек, которые были уже не так зависимы от присутствия мамы. Зато, не имея другого общения, помимо домашнего, были зависимы от него самого. Как и Савина, которая уже с большей охотой ждала его прихода, чем неделей ранее. Парень имел удивительную способность располагать к себе людей и разряжать обстановку вокруг, из-за чего отношения в семье стали менее напряженными. Это не касалось только Йоли, которая была расположена лишь к Савине. Даже с Камило та разговаривала лишь изредка. И хотя такая ситуация Савину не совсем устраивала, разбираться она не спешила, откладывая решение разногласий в семье в долгий ящик. Как бы она не любила младшую сестру, со своими проблемами хотелось разобраться в первую очередь. Утром в Энканто пошел дождь. Он принес с собой долгожданную прохладу, которая свежестью наполняла легкие, а мысли — радостью, что жара, хоть и ненадолго, но прекратилась. Мелкие ручейки стремились вниз по мощеным улицам, а шум капель, сливаясь с музыкой барабанов и аккордеонов, уводил за собой на главную площадь, где уже собралась добрая часть поселения. Люди здесь жили танцами и музыкой, и такая погода не была исключением, даже наоборот, разжигала страсть, заражая ею прохожих. Среди танцующих Савина заметила Пепу и Феликса Мадригалей, которые, казалось, были самым сердцем происходящего вокруг, собирая рядом с собой все больше счастливых людей. Девушка не стала терзать себе душу мыслями о том, что сейчас не время для танцев. Рассуждения об упущенной возможности повеселиться и расслабиться она решила похоронить как можно глубже, пока они не взмыли кипучем вихрем. Не сдержав вздоха, Савина пошла в сторону дома. Дождь шел недолго, вскоре вышло солнце, сверкая и отражаясь в каплях, падающих с крыш и листьев, во влажной траве и маленьких лужицах. В этот раз кухня дома Сентинель была пуста, а значит можно не бояться, что Савину раскроют так быстро. Тем не менее, идти через главный вход было небезопасно, нужно было снова лезть, причем, не теряя ни минуты, девушка и так задержалась дольше положенного. В ответ на вторжение, дерево окатило Савину градом крупных капель. Девушка недовольно сморщила нос и протерла рукой лицо, вымазав его в грязи с мокрой ветки. День с каждой секундой становился все хуже, но деваться было некуда. Пыхтя и ругая этот мир на чем свет стоит, Савина продолжила лезть, хотя после дождя это давалось не просто. Одна скользкая ветка, другая и вот уже балкончик в зоне досягаемости. Облегчение вытеснило недовольство, подняло боевой дух настолько, что, казалось, будто Савина способна преодолеть любое препятствие. Девушка сделала полный уверенности шаг, почти последний, разделявший дерево и балкончик. Но опоры не оказалось. Перед падением все внутри сжалось, мысли забегали муравьями, ища выхода. Руки судорожно пытались ухватиться хоть за что-нибудь. Ветки и листья хлестали по лицу. Хватали за юбку. Савина зажмурилась. С ощутимым ударом и шелестом она упала на камни. Боли не чувствовалось, в голове пульсировал лишь страх: «Сейчас заметят!». Сейчас мама выйдет на шум и наверняка обо всем догадается. Савина не успела открыть глаза, лишь услышала торопливые хлюпающие шаги. Она сжалась, думая, что мама сейчас схватит ее и… — Я ожидал чего угодно, но не этого, — услышала она мужской голос. — Ты в порядке? Савина открыла глаза и увидела перед собой Камило, который тянул к ней руки в намерении помочь. Его лицо выражало смесь беспокойства и сдерживаемого изо всех сил смеха. — Только не сдавай меня! — времени думать нет, нужно срочно решать, что делать. — Что? — приподняв бровь, удивился парень. — Мама не должна меня увидеть, — Савина начала медленно подниматься, оглядываясь в поисках укрытия. Камило ответил не сразу. Он помог девушке подняться, после чего произнес: — Тогда расскажи, от кого ты прячешься. — Расскажу, только помоги! Со стороны входа раздались шаги, а Савина резко сорвалась прятаться сбоку от дома. Если повезет, ее не заметят. Этот день явно не может стать еще хуже. Но далеко Савина уйти не смогла, последствия падения давали о себе знать болью в лодыжке. Царапины саднили, а обида на весь мир накатывала с новой силой, наваливалась всем весом. Девушка оперлась о стену спиной, прислушиваясь. Она ушла не так далеко, чтобы ничего не было слышно. — Камило? — послышался удивленный голос мамы. — Доброе утро, сеньора Сенна, — Камило был как всегда бодр. — Вас что-то беспокоит? — Я слышала какой-то шум. Савина оперлась уже рукой, стараясь выглянуть из-за угла и разглядеть, что происходит. — Кошки, сеньора. Ничего страшного, можно возвращаться. Но ничего не было видно, даже голоса, как оказалось доносились с трудом. Девушка тихо выдохнула, присела на корточки и собрала подол юбок, чтобы осмотреть ногу. Она росла все оттуда же, никаких открытых и закрытых переломов, лишь небольшой ушиб и несколько царапин. Но легче от этого не становилось. — Нет-нет, мне уже нужно идти, — сказала женщина. — Ты уже больше недели нам помогаешь, девочки тебе не досаждают? — Что вы! Я только рад проводить с ними время, они напоминают мне мою кузину и младшего брата вместе взятых. — Рада слышать. Мы у тебя в долгу, повезло, что ты им понравился. Хотя, я вряд ли найду девушку в Энканто, которой бы ты не нравился. Женщина хохотнула, а Савина почувствовала жгучее желание выйти из укрытия и самолично закрыть маме рот. Что за стыд. — Но, знаешь, — женщина продолжила, — мне кажется, им не хватает общения. Я хочу водить их к сеньоре Лисите. Она раньше преподавала в нашей школе, теперь занимается воспитанием детей. Пришла моя очередь просить ее помощи. Савина хоть и относилась к тому поколению молодежи поселения, которое ходит в церковь из уважения к старшим, но сейчас она хотела всерьез начать молиться, чтобы мама поскорее ушла. Нога давала о себе знать саднящей, раздражающей болью. — Что ж, не будем друг друга задерживать, до вечера, Камило. — До свидания, сеньора. Шаги постепенно удалялись, но Савина не спешила выходить, мало ли мама что-то забыла. Но нет, она не вернулась, пришел лишь Камило, уперев руки в бока. — Твоя мама ушла, — он странно улыбнулся, ехидно изогнув бровь. — Тебе бы умыться. — Молчал бы уж, — девушка нахмурилась, после чего провела пару раз руками по лицу, стараясь вытереть его хоть немного, чем вызвала еще одну улыбку у парня. — Пошли. Савина сделала пару шагов вперед, скривилась от боли и поджала губы, стараясь не показывать слабости. Глупое и детское упрямство пересиливало, но несмотря ни на что, хромота была заметна. Не успела девушка сделать еще один шаг, как почувствовала легкое прикосновение к спине, а мгновение спустя, пискнув от неожиданности, уже оказалась лицом к лицу с Камило, который взял ее на руки и был собой явно доволен. Хотя и не понимал, к чему такие жертвы. — Ты могла просто попросить, — хмыкнул он. Даже в такой не самой приятной ситуации, стоило оказаться в чьих-то руках, как мозг Савины, атакованный ураганом чувств, перестал работать. В груди распускались приятно сладкие цветы, отражаясь краской на щеках, а вместе с ними росли шипы раздражения — маленькие и безобидные. От неловкости некуда было деть руки. В сказках принцессы обнимают своих принцев, но Савина не рискнула, сжав ладошки. Она взглянула на Камило нахмурившись и поджав губы. Оба молча зашли домой, где парень опустил свою ношу на диван в гостиной. Савина посетовала, что после нее диван придется чистить, но промолчала, ее щеки все еще пылали. — Я принесу полотенце. Камило уже знал, что где находится в доме, поэтому без проблем ориентировался. Полотенце он слегка намочил, чтобы девушка могла вытереть грязь с лица и рук. «Потом еще и полотенце стирать. И одежду». Савина тревожно вздохнула, вспомнив еще и о том, что если до вечера ничего не пройдет, то поход в библиотеку придется пропустить. Сбежать вряд ли получится. В таком-то положении. Беспокоил не только пропущенный день, но и свободное время, которое девушка не знала, куда девать. Потому что даже домашние дела в таком состоянии скорее мука, чем спасение. Пугала перспектива провести эту ночь наедине со своими мыслями. — Как твоя нога? — Камило оперся о колени, оказавшись наравне с лицом Савины. — До свадьбы заживет, — девушка криво улыбнулась, вызвав легкий смех у Камило. — Хорошо. Воцарилось молчание, долгое, во время которого парень с ожиданием смотрел на девушку, пока та не понимала, что от нее ждут. — Ну, — произнес Камило, — Рассказывай, от кого прячешься. — Ах да, — Савина вздохнула и пожала плечами, — По утрам я подрабатываю, а мама против. Приходится прятаться, чтобы не обидеть ее. Только не говори ей, даже представить не могу, что случится, если она узнает. Девушка еще никогда не видела такого разочарованного выражения на лице. Стало даже неудобно. Видимо, Камило ожидал невероятных ночных приключений, а здесь всего лишь небольшие семейные драмы. — И ради чего такие жертвы, — он закатил глаза и мотнул головой, убрав кудри с лица. — Что ж, отдыхай и зови, если понадоблюсь. Парень резво ушел наверх, оставив Савину одну. Девушка обтерлась, как могла, проверила слегка опухшую ногу, вздохнула и подумала, что надо бы подняться к себе и переодеться. Да, конечно, можно было позвать Камило и попросить помочь, но желание справляться самой было сильнее. Слегка свыкнувшись с болью, девушка потихоньку поковыляла наверх, в комнату. За последнюю неделю комната не изменилась, она выглядела все такой же пустой и неуютной. Чуть передохнув, Савина подошла к шкафу, чтобы достать сменную одежду. Внутри висели несколько блузок, юбок, комбинаций для сна, а в самом низу стоял деревянный ящик. Взгляд задержался на нем. Он стоит тут уже довольно давно, храня воспоминания, что дороги сердцу, но которые до поры до времени несут вместе в себе лишь ноющую тоску. Но, может, сегодня что-то изменилось? Душа разделилась на два лагеря: одна часть требовала немедленно его открыть и достать все, что там хранится, другая боялась это делать. В коридоре прозвучали оживленные голоса. Камило решил вывести двойняшек на улицу, пообещав им показать свой волшебный дар. Савина закатила глаза, а когда голоса стихли — решилась! Достала сменные вещи, переоделась, после чего вытащила ящик, который оказался не таким уж тяжелым, каким девушка его помнила. Она села на пол, стараясь не тревожить больную конечность, осмотрела находку и с осторожностью положила руки на край крышки. Глубокий вдох. Глубокий выдох и крышка уже лежит на полу, открывая миру содержимое ящика. Внутри лежали тетради, блокноты в твердой обложке, книги, альбомы для гербария, карандаши с красками, ботанические зарисовки, фотографии и много чего другого. От ящика исходил терпкий запах, смешанный с пылью и легким ароматом трав. Воспоминания дарили странное чувство отрешенности и невесомой грусти, будто Савина застряла в прошлом и наблюдала за тем, как жизнь вокруг идет своим чередом. Первыми попались сшитые вручную листы с бледной потрепанной обложкой. Ее украшала небрежная и потертая надпись: «Энрик Сентинель». Примерно тридцать листов, исписанных вдоль и поперек, а среди страничек, чуть пожелтевших от времени и капель кофе, лежали веточки засушенных растений, которые владелец использовал как закладки, забыв вытащить со временем. Те сохранились даже лучше, чем сама тетрадь. Открыв случайную страницу, Савина взглянула на расплывшуюся дату и, сосредоточившись, чтобы понять каракули, начала читать: «Это мог бы быть спокойный день. Мог бы. Но Сенна дуется даже хуже прежнего. Кто же знал, что небольшая ложь обойдется мне дороже, чем все время, проведенное в ее племени. Прошла уже неделя. Неделя! А она до сих пор язвит и задевает меня. Господи, дай мне терпения и мудрости больше не совершать таких ошибок. Но не бывает худа без добра. Савина сегодня снова решила идти со мной в горы, помочь собрать образцы и зарисовать их. Жаль, что ее рисунки еще нельзя использовать в моем ботаническом альбоме, но немного практики и из моего цветочка выйдет прекрасный ботаник! А Йоли, моя маленькая фиалка, все чаще проводит время с мамой. И даже разделяет ее обиды! Видит Бог, из нее выйдет прекрасная жена…» Заканчивать читать не хотелось, точку поставила упавшая на край страницы тяжелая капля. Савина шмыгнула. Как давно это было. Воспоминания приносили своеобразное мазохистское удовольствие, похожее на первое купание в еще прохладной реке. Легкое касание пальцами ног воды, которая вызывает дрожь во всем теле, а потом этого становится мало, и ты уже ныряешь с головой, ощущая прилив радости и адреналина. Только здесь присутствовал легкий полог еще не прошедшей тоски. Другие дневники были отложены до лучших времен, а вот детские рисунки представляли особый интерес, разглядывать их всегда было весело и немного стыдно. Ни одного изображенного на многочисленных картинках растения невозможно было узнать, повезло, если можно отличить листья от лепестков. Но чем позднее датируются изображения, тем лучше они выполнены, а со временем появляются даже портреты. Кривые и неправильные, но такие знакомые. Лучше всего получился портрет папы, который был узнаваем в основном из-за своих кудрявых волос. На дне остались краски с карандашами, остатки растений, книги и несколько фотографий. Весь пол был усыпан маленькими кусочками прошлого, хранившими в себе душу тех людей, что когда-либо их создали. Савина задумалась лишь о том, что с тех времен она не создала для своего маленького мира ничего нового. Снаружи раздался шум и детские крики разнеслись по всему дому. Нога болела уже не так сильно, поэтому девушка, забыв убраться, решила выйти, в основном чтобы узнать, все ли в порядке. В коридоре ее чуть не сбили два цветных торнадо, которым срочно потребовались объятья. — Видимо, все в порядке, — Савина улыбнулась, погладив сестер по голове. — Камило сказал, что ты поранилась, — Люпин подняла голову на девушку. — Ничего страшного, уже не болит. — Тогда пошли с нами! — обрадовалась Мари. — Камило начал рассказывать про свою семью, но на улице сли-ишком жарко. Это не было предложением, это было требование, которому оставалось лишь подчиниться. Двойняшки с огромным упорством повели девушку, все еще ковылявшую, в гостиную, где усадили ее на диван, устроившись по бокам, да прилипли так, что сбежать от них теперь невозможно. Камило встал перед ними, отвесил поклон и начал: — Продолжим, где остановились. Или сеньорита хочет увидеть представление с самого начала? — парень подмигнул, взглянув на Савину. Та закатила глаза и улыбнулась, ответив: — Не думаю, что я много пропустила. Ничего страшного, продолжайте. В одно мгновение он превратился высокую рыжую женщину, в которой Савина узнала сеньору Пепу, изобразил небольшую сценку, где показал ее дар. Прихватив лейку из сада и одну из книг с детской полки, Камило вслух прочел самый грустный момент, после чего устроил себе импровизированный дождь. Смотря на представление, девушка не могла понять, почему дождь нельзя выключить, когда хочешь, если ты умеешь управлять погодой. Но двойняшкам нравилось, а Савина не была в силах устоять перед их заразительным смехом, и сама улыбалась. После сеньоры Пепы шел сеньор Феликс, образ которого сопровождался громким смехом. Сеньору Джульетту для Камило показать было сложнее всего, по крайней мере Савина так думала, зато сеньора Бруно парень изображал с особым удовольствием. Невысокий и сгорбленный, руки с крючьями пальцев, а глаза светились ярким зеленым светом. — Я ви-ижу, — протянул он, — Вижу! Что ваша сестра заставит вас есть невкусную кашу! — Так не интересно! — крикнула Мари. — Савина бы никогда так не поступила! — поддакнула ей Люпин. — Я вкусно готовлю, — буркнула Савина. — Уж извините, — хмыкнул «Бруно», поправив упавшие на лицо кудрявые пряди, — у вас нет золотой рыбки, которой я бы мог предсказать смерть. — История с рыбкой такая же древняя, как и вода, в которой она жила, — сказала Савина. — И так было ясно, что она умрет. Это нельзя даже предсказанием назвать. Про бедное животное в Энканто не знал разве что ленивый. Эта история, как и другие «громкие» предсказания будет передаваться из поколения в поколение, превратившись в местную шутку и в очередной раз доказывая, как безобиден предсказатель семьи Мадригаль. — Не веришь? — Камило вернул себе облик. — А как же волосы сеньора Густаво? — Мама говорила, что в его семье все мужчины лысые, поэтому тоже не аргумент. Про живот сеньора Освальдо даже не упоминай. Большую часть времени он проводит в пекарне, потому что у него нет жены, которая бы ему готовила. И вообще, — Савина обратилась уже к двойняшкам, — сеньор Бруно безобиден. — Зануда, — выдохнул парень. — А тебе он что-нибудь предсказывал? — спросила Люпин. Камило отрицательно покачал головой и продолжил. С Долорес он устроил шарады, где двойняшки сами угадали ее дар. После этого он сделал вид, что прислушивается, даже приставил руку, чтобы слышалось лучше. Девочки с замиранием сердца смотрели на «Долорес», даже слегка поддались вперед, ожидая, что же сейчас будет. — Кажется, — прошептала «девушка», — у кого-то в другой стране несварение. Но девочки не поняли шутки, слишком малы были для того, чтобы знать слово «несварение», поэтому Камило пришлось все разжевывать, тогда как Савина больше смеялась с ситуации и нелепого вида парня. Еще легче дела обстояли с Луизой, где диванные подушки играли роль тяжестей, которые та поднимала. Для Изабеллы ему пришлось идти на улицу и искать розы, лепестки которых он бы мог использовать. Разбросав их направо и налево, в самом конце Камило уточнил, что разбрасываться кактусами было бы весело, но слишком опасно. Образ Антонио заворожил Мари, та глаз не отводила от парня. «Антонио» подошел к мирно спящей на подоконнике кухни кошке, посадил ее перед собой и сделал вид, что разговаривает с ней. Но кошка плевать хотела на его попытки поговорить, поэтому широко зевнула, потянулась и устроилась спать дальше, но уже на его теплых коленках. Последней осталась Мирабель, за которую он забавно станцевал, позже добавив, что дара у нее нет, но семья все равно ее любит. И уточнил, что было бы намного веселее, будь она здесь. А гвоздем программы было превращение Камило в Люпин. Та радостно взвизгнула и кинулась к «себе», осматривать и играть. Мари тоже соскочила, с возгласами о том, что она тоже хочет!

***

Вечером Йоли передала сообщение от сеньоры Марты, что сегодня Савина может не приходить, так как женщина вечером занята. Ушла одна проблема, зато на замену ей пришла другая — что делать все это время наедине со своими мыслями? Тем не менее вечер не прошел в раздумьях, Савина нашла себя за разбором ящика. На столе аккуратной стопкой лежали рисунки, прижатые одним из дневников, рядом были старые карандаши и практически высохшие краски. Савина наконец достала старые фотографии, которые она не видела уже добрые три года. На самой свежей была запечатлена вся семья целиком, спустя пару месяцев после рождения Люпин и Марипосы. Мама и папа, приобняв друг друга, держат на руках младенцев, а Савина обнимает Йоли. Папа уже полностью седой и заросший, волосы вместо кудрей образовали легкие волны, а мама даже не смотрит в камеру, она всецело охвачена любовью к своему мужу. Ни одна другая фотография не вызывала этого чувства щемящей тоски, когда вся семья была вместе. Сейчас же все будто по разные стороны баррикад непонимания и обид. Безнадега нечастый спутник, но после ее визитов остаются неизгладимые впечатления. Раздался тихий стук, после которого вошла мама. Савина приподнялась с кровати, убрав фотографии под подушку, чтобы освободить маме место. В одной руке женщина несла небольшую плашку, доверху наполненную сухофруктами и орехами и, поставив ее на стол, удалилась вновь, под вопросительный взгляд девушки. Второй ее приход сопровождался теплым светом, а в руке она несла подсвечник с толстой свечой. — Солнце зашло, — улыбнулась женщина, поставив подсвечник на стол. Она села рядом на кровать, после чего взглянула на девушку, нахмурившись. — Только ума не приложу, где ты умудрилась заработать ушиб! Если бы узнала раньше, тут же отправилась к сеньоре Джульетте. — Уже поздно, мама, — Савина закатила глаза. — Само пройдет. — Неисправимая, — вздохнула мама, после чего перевела заинтересованный взгляд на стол, а потом и на подушку. — Ты решила освежить воспоминания? Я рада, что ты потихоньку оживаешь, цветочек мой. — Это и тебя касается, — девушка взглянула на маму. — Я еще не решилась открыть свои, — женщина вздохнула. — Но когда-нибудь решусь. Разговор прервался недолгим молчанием, мама время от времени поглядывала на подушку. Она знала, что Савина прячет фотографии и думала, стоит ли ей их видеть. — Завтра я отведу Люпин и Марипосу к сеньоре Лисите, — женщина перевела взгляд на дочь. — Помнишь ее? — Как можно забыть первую учительницу? — хмыкнула Савина, после чего опомнилась. — Подожди, то есть завтра я могу идти к сеньоре Гузман? — Да, цветочек, — мама поцеловала ее в лоб. — Но только если будешь хорошо себя чувствовать! У Савины возник еще один вопрос, который она никак не хотела произносить, а тем более признаваться себе самой, что он вообще возник. Рот будто бы нитками сшили, нет возможности произнести и слова. — Я уже сказала Камило об этом, так что сегодня он был здесь в последний раз. Хотя, кто знает, может ты решишь как-нибудь пригласить его… — Нет! — из уст Савины это прозвучало в самой резкой форме, что вызвало у мамы тихий смех. — Ладно-ладно. На самом деле есть еще одна вещь, которая меня беспокоит. — Какая? — У Йоли скоро кончается учебный год. Она вряд ли захочет видеть меня на фестивале. Женщина замолчала и перевела взгляд на Савину. В слабом свете свечи он был глубоким и таким… горьким? — Расскажешь мне, как все прошло? — Конечно! — Савина обняла маму, чтобы хоть как-то ее подбодрить. — Рано или поздно вы помиритесь. — Лучше рано. Но не надо утешать меня, я все прекрасно понимаю. Женщина еще некоторое время смотрела на колышущийся огонек свечи, после чего с улыбкой сказала: — Пора спать. Спокойной ночи, цветочек. Легкий поцелуй в лоб, после чего мама скрылась за дверью. А Савина вновь задумалась. Казалось бы, жизнь возвращается в прежнее русло, но отчего-то было тускло. Она прокрутила в голове весь прошедший день, закономерно смутилась из-за утренних ситуаций, но решила остановиться на моменте, где Камило рассказывал о членах своей семьи. В особенности, ее интересовал Бруно. Он правда предсказывает будущее? А если да — что с того? От предсказаний ничего не меняется и всю жизнь ты живешь в ожидании чуда, ведь даже если предсказание плохое, то оно непременно ложь. И все же… Вдруг это маяк для заблудших душ, который спасает их от шторма и дает хотя бы эфемерную, но уверенность в том, что должно произойти? «Зачем я вообще об этом думаю? Как раньше справлялась без магии, так и сейчас справлюсь! Вот так.» Снаружи донеслись подозрительно громкие хлопки. Крылья? А потом странное цоканье. Савина насторожилась, смотря в сторону окна, ведущего на балкончик. Оно было закрыто ставнями, и девушка собиралась с духом, чтобы их открыть. Страшно. Медленно протянув к ним руку, она резко потянула на себя одну створку, оказавшись практически лицом к лицу с гигантским красно-зеленым клювом. Савина смотрела на тукана. Тукан с интересом разглядывал Савину, а в клюве у него висел узелок с чем-то не очень тяжелым. Поняв, что бить его не собираются, тукан пролетел над головой девушки в комнату и устроился на столе, недалеко от тарелки с лакомствами. Свеча дрогнула, но не погасла. А тукан продолжил ждать, но уже выложив свою ношу на стол. Удивительное рядом. Савина аккуратно, стараясь не злить и не провоцировать птицу, потянулась к его ноше. Устав ждать, птица крикнула, уронив узелок, а девушка от неожиданности одернула руку, после чего тихо шикнула на него, прижав пальцы к губам. Не дай бог услышат! А что будет? Не ясно, но такие странные вещи лучше держать в секрете до поры до времени. Птица перелетела на спинку кровати, недовольно пискнув. Раскрыв узелок на коленях, Савина обнаружила небольшой сюрприз. Арепу и маленькую записку, написанную неровным мягким почерком. А в ней лишь одна фраза: «Послал к тебе тукана, пусть научит правильно сидеть на деревьях». И подпись: «Камило». — Ах ты! — разозлилась Савина, намереваясь разорвать клочок серой бумаги, но взгляд упал на колени, где лежала арепа. — Дурак. И в тусклом свете свечи вряд ли можно было разглядеть легкий румянец. Отложив записку, девушка взглянула на презент, вновь ощутив разлад в душе. Не хотелось. Не хотелось пользоваться чем-то подобным, чтобы облегчить себе жизнь. Но… это ведь подарок, по своей сути. Рука не поднималась выбросить его или отдать кому-то другому. Девушка сделала один укус, прожевала, после чего пошевелила лодыжкой. Та не болела. И даже царапин уже не было. Чудеса с привкусом досады. Савина обратила внимание на тукана, тот сидел и спокойно ждал. Взяв в руку несколько орехов и сухофруктов, она решилась его покормить, все же он старался и летел сюда. Птица аккуратно брала угощение с руки, но даже когда есть уже было нечего, она все равно продолжала сидеть. — Ну, — шепнула девушка, — лети, чего ты ждешь? Тукан опустил голову сначала на один бок, потом на другой, после чего перелетел снова за стол. Клювом он начал подталкивать к Савине карандаши один за другим, постоянно роняя их на пол. — Что? Девушка подскочила, стараясь ловить их на лету, но наглая птица не успокаивалась, продолжая шуметь. — Чтоб тебя! Тукан снова громко крикнул, видимо, ругаясь. Карандаши кончились, тукан перешел к бумаге. Он пытался зацепить края клювом, намереваясь вытащить ее из-под книг, рвал их и шумел еще больше. — Савина? — донесся глухой голос мамы из-за двери. — У тебя все в порядке? Тукан завис, уставившись на дверь. — Да-а, — неуверенно протянула девушка, — все хорошо, не переживай. — Я сегодня весь день слышу какой-то шум, — пожаловалась женщина. Почуяв неладное, Савина медленно встала с кровати и схватила тукана, намереваясь кинуть его в окно. Не ожидая такого поворота, птица громко крикнула. Дернулась дверная ручка, между стеной и дверью появился просвет. Девушка быстро избавилась от тукана, но все пошло не по плану, ноги запутались друг в друге, заскользили по разбросанным карандашам, уронив саму Савину на кровать. Руками она дотянулась до ставней, те в свою очередь громко хлопнули. — Савина! — громко шикнула мама. — Что происходит? — Я это, — девушка перевернулась на спину, закрывая собой платок с запиской и арепой, — просто поскользнулась. — А что снаружи? — женщина прошла вглубь комнаты, направляясь к окну. — Ничего такого. Пока мама открывала ставни, Савина спрятала презент под подушку, после чего вслед за женщиной взглянула в окно. Тукан сидел на перилах и с любопытством смотрел на них обоих. Его перья были слегка потрепаны. — У тебя за окном сидит тукан, — констатировала мама. — Мало ли туканов в Энканто, — девушка пожала плечами. А сердце неимоверно билось, отдаваясь легким покалыванием в кончиках пальцев. — И ты его испугалась? — мама взглянула на дочь и улыбнулась. — Да-а, — протянула девушка, — просто не хотела тебя беспокоить. — Дурашка, — женщина закрыла ставни, оставив птицу снаружи, — Ложись спать, тебе ничего не угрожает. — Приберусь только. Мама ушла, а девушка принялась собирать карандаши по всей комнате. — Не хватало ноги еще и переломать, — буркнула она. Мама — женщина чаще всего безобидная, но весьма своенравная. Не было бы ничего плохого в том, чтобы она увидела и записку, и презент, но чаще всего в таких моментах понятие «личное пространство» — последнее, что приходит ей в голову. Когда все карандаши уже лежали на столе, на глаза попался обрывок бумаги. Странное поведение тукана вызывало вопросы, но смутные образы все же возникали в голове. Зачем птице нужны были карандаши и бумага? Он хотел рисовать? Нет, в таком случае он был вряд ли ронял все это на пол. — Может, он что-то от меня хотел? — тихо спросила девушка. Ответ мелькал в голове, предположение было для Савины слишком смелым, но в своей догадке все же нужно было убедиться. Если получится. Подойдя к окну, она открыла ставни. Благо, тукан все еще сидел там. — Ты хочешь, чтобы я написала ответ? Птица тихо пискнула. — И ты не улетишь, да? — спросила Савина. Тукан мотнул головой. Пришлось писать. Но в голове не было таких мыслей, чтобы уколоть Камило острым словом, пришлось сидеть и думать. Не хотелось падать в грязь лицом, поэтому она написала: «Может, в следующий раз ты будешь быстрее и сможешь поймать меня на лету?», но это показалось ей слишком грубым, поэтому фразу пришлось зачеркнуть и начать заново. После чего пришла другая мысль: «Тукан? Он был таким громким, и я подумала, что это ты», но и тут Савину не устроило, ей показалось, что так она выставляет себя не в лучшем свете, поэтому, спустя время раздумья, в голову пришла еще одна идея: «Судя по всему, он же учил тебя держать девушек на руках». Этот вариант показался максимально подходящим, поэтому она, не задумываясь, отдала записку тукану. За одно вытащила из-под подушки платок, насыпала в него лакомств и также всучила птице. Лишь после этого, тихо пискнув, он, наконец, улетел. Только потом до Савины дошло, что вместо того, чтобы уколоть Камило, она скорее сделала ему комплимент. Под стрекот сверчков, девушка упала на кровать, уткнувшись лицом в подушку. Душа трепетала волнением и странной беспокойной радостью, стремилась вырваться. Не успела Савина опомниться, как было уже слишком поздно.