***
Проснулась Савина только к обеду, когда, как оказалось, дома была только Йоли. Девочка в этот раз не ушла ранним утром, решив провести этот день дома. С Савиной она не разговаривала, лишь кидала хмурые взгляды исподлобья и всем видом показывала, как же сильно она обижена. Савина лишь украдкой закатывала глаза и дышала так глубоко и медленно, что кружилась голова. Можно и нужно высказать многое, выяснить отношения в конце концов, но разум чувствовал себя разбитым бокалом, осколки которого теперь плавились под очень высоким градусом. Да и погода за окном этому явно подыгрывала. — Ты кормила Кошку сегодня? — спросила Савина, тихо поставив чашку с чаем на стол. Девочка не ответила. Лишь встала из-за стола, громко отодвинула стул, так же громко его задвинула и, даже не взглянув на сестру, ушла с гордо поднятой головой. Савина взглядом проследила за Йоли, пока та не ушла на второй этаж, после чего со стуком уронила голову на стол, негромко простонав. Страшно думать о том, что будет ждать вечером, ведь у мамы язык от обиды только сильнее развязывается. У сеньоры Гузман день прошел спокойно и незаметно. Женщина практически не разговаривала, видимо, заметила подавленность своей помощницы. Лишь изредка давала ей легкие задания: заштопать дырки или наметить несколько небольших выкроек. Даже когда Савина полностью погружалась в свои мысли, забыв обо всем вокруг, сеньора старалась ее не трогать. А вечером не стала выгонять, когда девушка задержалась немного дольше обычного. Савина же свою очередь металась меж двух огней: домой идти не хотелось, но и усталость под конец дня навалилась всем весом, будто намеренно пытаясь выпихнуть ее из ателье. Уйти в любом случае пришлось, сеньора Гузман не сеньора Марта, которая могла бы весь мир доверить Савине, если бы была такая возможность. Девушка еще некоторое время гуляла по городу. Взгляд скользил от человека к человеку, от одного дома к другому, но не мог сосредоточиться ни на чем значительном, не чувствовалось облегчения от прохладного вечера, а мысли заглушали окружающий шум. Дома Савину встретил аромат готового ужина, который даже немного поднял настроение. Пряности бальзамом ложились на уставшую душу, но лишь сильнее раззадорили голодный желудок. Девушка поприветствовала всех. Аккуратно и несмело. Двойняшки ответили как всегда весело и громко, Йоли молчала, а от голоса мамы, который с нажимом выделял каждую букву, Савину передернуло. — Ты сегодня задержалась, — сказала мама. Рутинная фраза. Выделялся лишь тон, брезгливый и холодный. — Много работы у сеньоры Гузман, — Савина направлялась в свою комнату, но остановилась, чтобы ответить. — А я уж думала будешь ужинать у сеньоры Марты в библиотеке, — мама пожала плечами. — Но спасибо, что в этот раз семья для тебя оказалась важнее. Девушка глубоко вздохнула и молча ушла. Легла отдохнуть на кровать, но голод не давал просто отсидеться в комнате до ночи, да и теплилась еще надежда, что все пройдет не так плохо. Савина спустилась только после того, как собралась с моральными силами. Она выжидательно молчала, когда за столом делились событиями прошедшего дня, наблюдала за Йоли, которая уже без особых проблем перебрасывалась с мамой редкими фразами. Но делала это с некой театральностью, будто ожидала от Савины какой-то реакции. Были в этом и плюсы. Йоли наконец помирилась с мамой, пускай их и объединяла обида на общего врага. Под конец ужина, когда двойняшки уже убежали в комнату, Савина решила помочь убрать со стола, но мама пресекла эту попытку, сказав: — Не стоит, у тебя наверняка есть дела поважнее. Ничего не ответив, девушка молча ушла в комнату, не желая оставаться под этой давящей атмосферой. Пусть она и распространялась на весь дом, комната была тем местом, в котором ее влияние ощущалось меньше всего. Конечно, можно было упрямо остаться и помочь, показывая тем самым и характер, и силу духа, но что-то подсказывало, что за этим последовало бы еще более нервовыматывающее время. Савина устало упала на кровать, стараясь насладиться тишиной надвигающейся ночи. Следующие несколько дней проходили одинаково тускло и нервно. Мама не упускала возможности съязвить, а Йоли всем своим недовольным видом будто поддакивала ей. Пускай сама она и молчала. Двойняшки за совместными ужинами вели себя теперь тише, потому что на себе ощутили эту гнетущую обстановку, но не могли понять ее причин. Савина же теперь старалась пересекаться с семьей как можно реже, больше времени проводила у сеньоры Гузман, желая вновь забыться на работе. Жизнь будто бы в одну ночь истратила все свои яркие краски, оставив лишь серость безнадеги. Не было ни злобы, ни раздражения, лишь желание, чтобы все это быстрее закончилось. Но больше всего расстраивало то, что Савина очень давно не видела Камило. У нее самой не было сил искать его, а явиться в дом семьи Мадригаль в состоянии раздавленной папайи было выше ее достоинства. Но и сам парень не спешил выходить на связь. Савина понимала почему. Со дня на день в Энканто прибудет бродячая ярмарка, и он вместе со своей семьей занимается подготовкой поселения к такому масштабному событию. Правда, перед этим почти все они были заняты закрашиванием и отмыванием того ужаса, что все вместе натворили. Историю получилось замять, а сеньора Гузман рассказала: местные художники сошлись на мысли, что картину давно пора перерисовать. А то, что к Савине не пришли спрашивать за этот беспредел, означало лишь одно, ее впутывать в не стали. Девушка не могла определиться, хорошо это для нее или плохо, но в свете последних событий склонялась ко второму варианту. Почему-то казалось, что рядом с Камило ей будет хорошо при любом раскладе.***
Это утро ничем не отличалось от тех, что были несколько дней подряд. Только сейчас Савина заметила, что поселение слышится более оживленным, чем обычно. До окон балкончика доносились взволнованные разговоры, детский смех, суета и городской шум. Это казалось странным, ведь часы показывали половину седьмого утра — время, когда не спят лишь птицы да горожане с особым отношением ко сну. Девушка повернула голову набок и ногой закрыла ставни, не желая погружаться в подробности соседской жизни. В душе с недавних пор поселилось тяжесть, которую хотелось выгнать тягучими глубокими вздохами. Но это не помогало, надежда была лишь на то, что в дневных заботах это ощущение уйдет на второй план. Вдруг вспомнилось, почему конкретно Савина так старалась занять себя хоть чем-то все эти годы. Не желая оставаться наедине со своими мыслями, девушка спустилась на кухню. Мама в этот раз тоже проснулась раньше положенного, что совсем не обнадеживало. Савина надеялась занять себя чем-то в полном одиночестве, но возвращаться теперь не вариант. Лишь может создать повод для еще больших нападок. — Доброе утро, — сказала девушка. Она медленно направилась к столу. — Я думала, ты у сеньора Освальдо, — ответила мама, не обернувшись. Савину передернуло, она терпеливо сжала губы. Не ясно, сколько еще это может продолжаться, но если тактика «язвить в ответ» может сделать только хуже, то тактика «терпеть и молчать» как минимум приводила к нейтральным результатам. Опыт папы показал, что мама перебесится и успокоится. Вопрос только в том, как скоро это произойдет. Савина села за стол, стараясь вести себя как можно тише. Будто любое действие могло вызвать противодействие. Мама в ответ молча поставила перед девушкой чашку с травяным отваром и тарелку со сладкими пирожками. — Я давно уволилась, и я уже говорила об этом, — аппетита особо не было, поэтому Савина лишь сделала маленький глоток горячего напитка. — Мне теперь не понять, где в твоих словах правда, а где ложь, Савина. Девушка вздохнула, но отвечать не стала. Лишь порадовалась, что Йоли хотя бы в этом не пошла в маму. Иначе двух таких людей Савина бы точно не вытерпела, послала бы все к чертям как можно скорее и ушла бы жить в джунгли. Природа хоть и не молчит, но ее слушать куда приятнее. У сеньоры Гузман, несмотря на всю недавнюю историю, атмосфера и то была куда приятнее и легче. Женщина волновалась и не могла сосредоточиться на работе. На самом деле, это касалось все поселение. Оно было настолько взвинчено, что привычная жизнь ненадолго вылилась из берегов: всех интересовало только одно. — Когда понимаешь, что ярмарка прибудет со дня на день, уже не можешь заниматься привычными делами, — поделилась сеньора Гузман. Сейчас Савина не могла разделить ее нетерпения. Девушка вновь старалась завалить себя работой с ног до головы, чтобы под вечер конечности отваливались от усталости. Но из уважения она все же подняла голову, чтобы ответить: — Не могу не согласиться, сеньора. — Несмотря на то, что все Энканто с нетерпением ожидает каждого их появления, они все равно валятся на нас как гром среди ясного неба. И ведь никогда не угадаешь, что они придумают в этот раз. Прошлогоднее представление было выше всяких похвал. Эти акробаты летали так высоко, что я каждый раз с замиранием сердца следила, чтобы они не разбились об землю. От предвкушения, похоже, у сеньоры Гузман язык развязался не хуже, чем у сеньоры Марты. Савина не стала отвечать, но сама невольно вспомнила и акробатов, и метателей кинжалов, и людей управляющих огнем. Но все это касалось лишь некоторой части тех представлений, что везла с собой ярмарка. Раньше к ним относились и укротители животных, но с тех пор, как Антонио получил свой дар, мальчик при любой удобной возможности выпускал животных под свою опеку, оттого этот вид представлений сошел на нет. Савина улыбнулась. Ярмарка каждый раз готовит что-то интересное и иногда даже казалось, что своей зрелищностью и масштабами она старалась переплюнуть дары семьи Мадригаль. Грустно было только одно. Савина по-прежнему не сможет насладиться ею в полном объеме. Если раньше мешала постоянная занятость и усталость, то теперь разлад в семье, который просто не получится игнорировать. Девушка не волновалась, не предвкушала так же, как все остальное поселение, не чувствовала единения ни с кем и в своей грусти вновь осталась одинока. С улицы послышался шум суматохи и беготня, сеньора Гузман и Савина прислушались, краем уха уловив звуки барабанов. Обе переглянулись, после чего направились к выходу, девушка спокойно и неторопливо, а сеньора тем временем быстрым шагом уже скрылась снаружи. Все поселение торопилось к площади, люди вокруг что-то оживленно обсуждали, а толпа достигала таких размеров, что в ней без труда можно было потеряться. Музыка тем временем становилась все громче и звучнее, под аккомпанемент барабанов хрипло дышали тромбоны и трубы, задорно пели аккордеоны и в общей мешанине звуков можно было даже почувствовать скрипку. Все это звучало в такой гармонии и энергии, что люди уже сейчас пускались в пляс, мелькали женские юбки и платья, мужчины снимали шляпы, в общем упоении толпы бросая их в воздух. Казалось, что от такого скопления народа тряслась мостовая и стены домов, но это и не вызывало удивления или страха, никто просто не обращал на это внимания, весь взгляды были прикованы к длинной и масштабной процессии, шедшей по улицам поселения в сторону площади и сопровождаемой всеми жителями Энканто. Процессию открывали невероятной пластики и грации танцовщицы, которые под звуки музыки двигались так резво и плавно, будто они были ее частью, ее продолжением. Цветастые юбки взметались вверх, поднимая за собой клубы пыли с дороги, но это не портило впечатления, наоборот, создавало ощущение завершенности общей картины. Люди волнами расступались перед ними, самые смелые присоединялись, стараясь уловить тонкость движений. За ними в такт бойкой музыки, шагали по камням лошади и ослы, везя за собой разнообразных форм и размеров повозки, все украшенные в сочные и яркие цвета. В открытых ехали и играли музыканты, одни инструменты становились тише, другие звонким вступлением давали о себе знать, одна музыка сменяла другую, сохраняя при этом общее настроение энергичности и жизнерадостности. Громогласно пели мужчины, в такт им вторили женщины, будто соперничая друг с другом, кто из них больше трогает не только людские души, но и заставляет ноги сами пускаться в пляс. От обилия цветов болели глаза, но оторваться от пестрых узоров, которыми были украшены повозки было невозможно. Заканчивали процессию уже не такие интересные телеги, до верху нагруженные чем-то, что было скрыто под яркими полотнами. Но на них редкий человек обращал внимание, большая часть сейчас встречала ярмарку на площади, чтобы устроить шумный праздник, который ближе к ночи перейдет за пределы поселения, там, где она обретет временный дом, прежде, чем снова отправится странствовать по всему известному ей миру. — Тебя-то я и искал. Услышав знакомый голос, Савина обернулась, увидев, как сквозь толпу к ней пробирается Камило. Растрепанный, но довольный, он сиял улыбкой. Грусть, наполняющая душу девушки, никуда не исчезла, к ней лишь добавилось ощущение странной щемящей радости. Савина улыбнулась уголками губ. — Думаю, — продолжил он, — Луизы и Долорес хватит, чтобы уследить за порядком. Здесь еще никогда не случалось ничего страшного, так что должно измениться сейчас? Поэтому, я решил, что пора заняться делами поважнее. — Понятно, — единственное, что Савина смогла со вздохом ответить. Она отвела взгляд от Камило, уставившись на толпу перед собой. Было жгучее желание поговорить с ним, но она понимала, что все разговоры сейчас будут сводиться к одному, а вешать на парня еще больше своих проблем не хотелось. Девушка еще никогда не чувствовала себя такой жалкой. — Сначала я подумал, что подожду тебя на площади, — Камило, казалось, вообще не волновала образовавшаяся тишина, он без проблем мог ее заполнить. И Савина, пожалуй, была ему благодарна, что парень разговаривал сам вместо того, чтобы вытягивать слова из нее. И не уходил сейчас. Еще только бы пару минут побыть с ним… — но потом подумал, что горы вокруг Энканто исчезнут раньше, чем я тебя дождусь. Поэтому пришел забрать тебя веселиться. — Это не лучшая сейчас идея, — выдохнула Савина. Похоже, она говорила слишком тихо, поэтому парень чуть приблизился, чтобы все расслышать. Рефлекторно девушка шумно вдохнула, но отодвигаться не стала. В душе творилось необъяснимое. — Я не в настроении и вряд ли смогу сейчас веселиться. — Что? — Камило наигранно нахмурился и всплеснул руками. — Мы так давно не виделись, что я не отпущу тебя просто так. Я все возьму в свои руки. — Я все еще не закончила работу у сеньоры Гузман, — ответила Савина и щеночком взглянула на парня. — Она будет ругаться. — У той сеньоры Гузман, что сейчас наслаждается долгожданной ярмаркой? — Камило тихо рассмеялся. Савина больше не могла придумать причин не идти сейчас на площадь. Во всей этой ситуации она боялась испортить Камило праздник. Поэтому лучше отказаться сейчас, чем позже расстраиваться еще больше. Не успела она сказать еще хоть слово поперек, как Камило без особых раздумий взял Савину за руку, улыбнувшись уверенно и открыто, будто все именно так и должно быть. На миг Савина забыла, как дышать. От ощущения горячей сухой руки на своей тело бросило в жар и пот, поселив в душе легкий восторженный трепет. — Я же сказал, что все возьму в свои руки. Камило сказал это так просто и выглядел, как ни в чем не бывало, пока Савина не знала, куда деть себя от того коктейля противоречивых чувств, что бушевал в душе и пьянил голову. «Что происходит?» Парень без особых раздумий повел Савину сквозь толпу к площади, умело выискивая самые удобные проходы. Музыка здесь играла с особой сочностью, все вокруг было заряжено невероятной энергией, люди пели и танцевали, вверяя свои тела и души в волю ритма. В самом центре устраивали представление танцовщицы, что сопровождали ярмарку, а чуть в отдалении на импровизированной сцене из телеги играли музыканты. Среди них устроился мужчина с гитарой, что пел легкую жизнерадостную песню, а на припевах к нему присоединялись остальные музыканты, придавая всему представлению особую душевность и дружелюбность. Веселью не мешало даже заходящее за горы солнце, что окрасило в розовые и пурпурные оттенки все вокруг. Люди зажигали свечи, стараясь убрать их подальше от неосторожных движений, а прохладный ветер обдувал разгоряченные тела, что не хотели останавливаться. Все поселение было готово танцевать и праздновать до самого утра, освещаемые лишь теплым светом свечей и далекими звездами. Камило завел Савину не в самую гущу событий, уверенно выбрав наиболее удачное место рядом с музыкантами, где музыка слышалась лучше всего и людей было не так много, все внимание приковали к себе танцовщицы. Парень явно старался вывести Савину на танец, но не для того, чтобы любоваться, целью было танцевать и веселиться вместе. Камило сразу же прочувствовал энергичный быстрый ритм и двигался в такт музыке, с искорками в глазах и ожиданием смотря на Савину, пока та лишь слегка покачивалась под музыку. Кудри парня взмывали и падали на лицо в грациозном танце, им вторила руана, что вела себя на манер женских юбок, придавая движениям легкости. Сумбурные на первый взгляд движения рук были лишь подыгрыванием ногам и бедрам. Камило будто был в своей стихии и счастливое лицо лишь подтверждало этот факт. Сначала Савина чувствовала себя неуверенно в толпе. Неловко улыбалась, смотря на лаконичные движения парня и хотела провалиться под землю от неуместного ее здесь нахождения. Но деваться было некуда, постепенно она начала притопывать ногой, улавливая музыку, позже, пытаясь создать гармонию, задвигала бедрами и начала помогать всему телу руками. Она взглянула на довольного Камило, заметив в его глазах не только огоньки радости, но и кое-что еще. В них плескался вызов. Прошло не так много времени прежде, чем Савина решила полностью отдать себя музыке. К черту все обиды и проблемы! К черту стеснение! Тело, давно позабывшее это чувство энергичности и бодрости, теперь требовало своего. Требовало выплеснуть все, что все это время копилось и застаивалось. Движения Савины более плавные и медленные, чем у Камило, тем не менее не были лишены задора. В упоении танца девушка улыбалась и вовсе забыла обо всем, что творится в мире. Сейчас была только она и музыка, которая умелым партнером вела за собой. Ее танец можно было назвать волнующим и выразительным, яркая юбка двигалась в такт с ногами, вырисовывающими на камнях площади аккуратные узоры, в то время как Камило танцевал энергично и горячо, вкладывал в движения всю душу и явно наслаждался самим собой. Поддавшись ярким чувствам танцевального экстаза, пара сначала взялась за руки, пытаясь подчинить друг друга своему такту. Неловкие попытки сначала вызывали надрывный запыхавшийся смех, а потом перешли во что-то новое. Оба нашли свой собственный ритм, общие движения, через танец старались понять друг друга. Правил бал Камило, Савина лишь на этот раз дала собой управлять, поддавшись требовательным, но нежным рукам, что в этот раз отпустили ее собственные, но лишь для того, чтобы одной рукой обхватить талию, а другую расположить на спине, тем самым до минимума сокращая дистанцию между разгоряченными в танце телами. В самозабвенных страстных движениях Савина забылась, чувствовала себя абсолютно свободной, танцевала с неистовым жаром, пытаясь выплеснуть все то, что копилось у нее в душе. Пара лихих движений головой и лента улетела под ноги таким же танцующим и ими же втопталась в землю, но все равно на это, все равно на распущенные волосы. Теперь для нее, помимо музыки, существовал еще и Камило, его вспотевшие руки на горячем теле, ее руки у него на плече и шее. Пальцы время от времени зарывались в мягкие кудрявые волосы, пока его рука в очередном движении требовала подчиниться. Но Савина не собиралась слушаться в этот раз, задала собственный ритм и с вызовом теперь смотрела на парня. Ее руки теперь переместились на его тело, на бедра и грудь, помогая и направляя, он не сопротивлялся, смело вверяя себя в руки партнерши. Бог знает, сколько времени прошло, за этим никто не следил, но это и не нужно было. Существовали только эти двое, что без особых сожалений и раздумий отдавались танцу и друг другу. Заметили, как сильно запыхались лишь, когда музыка закончилась, сменившись на другую. Но продолжать уже не стали, отстранились друг от друга в попытках отдышаться и прийти в себя. Камило жестом подозвал Савину к самому краю площади, чтобы не мешать остальным танцующим. Музыка с веселого задора сменилась на интимную нежность и люди перешли к более медленным танцам со спутниками жизни и возлюбленными. В уже не такой густой и активной толпе можно было заметить сеньору Джульетту и сеньора Августина, что были полностью поглощены друг другом, а на самом краю площади мерно двигались Мариано и Долорес. Девушка закрыла глаза и с теплой улыбкой прильнула к груди мужчины, а тот просто наслаждался праздником и приятной компанией. — Знаешь, — начал Камило, тем самым отвлекая Савину от созерцания танцующих пар. — Твой папа был прав, ты умеешь танцевать. Девушка взглянула на него и улыбнулась, даже не пытаясь скрыть выступивший румянец. Сойдет за красноту от быстрых движений. Но то, что комплимент вызвал бурную радость в душе, даже большую, чем недавний танец, заставляли задуматься. — Спасибо. — Но все равно не лучше меня, — хмыкнул парень, от чего девушка тихо рассмеялась. Она бы могла сейчас засыпать Камило комплиментами, и пусть в Энканто с трудом можно найти человека, который не умеет танцевать, его движения произвели на Савину особо впечатление, а касания, такие нежные и крепкие, хоть и ощущалась лишь сквозь блузку и юбку, до сих пор горели на коже, оставляя тягучие ощущения глубоко в груди. «Что происходит?» — Камило, — к ним подошел сеньор Феликс, что, кажется, был запыхавшимся не хуже их двоих, — нам пора возвращаться, пока бабушка не заметила нашего отсутствия. Привет, Савина, наслаждаешься праздником? — Добрый вечер, сеньор Феликс, — девушка улыбнулась. — Немного. Но мне тоже пора идти. — Надеюсь, бабушка не будет сильно ворчать, — вздохнул Камило и повернулся к Савине. — Увидимся завтра. Парень крепко обнял ее, и Савина была бы рада прикрыть глаза от накатившего приятного удовольствия, но встретилась со взглядом сеньора Феликса. Мужчина иронично изогнул бровь и улыбался широко и довольно, отчего девушка почувствовала себя неловко и поспешила попрощаться. Она еще некоторое время смотрела вслед отцу и сыну, когда мужчина ткнул локтем Камило в бок, а тот начал очень громко возмущаться, не понимая, чем заслужил к себе такого отношения. Савина осталась наедине с собой в смятенных чувствах. Ей казались подозрительными те ощущения, что она испытывала рядом с Камило, и она никак не могла признаться себе самой, что под ними скрывалось. Но понимание постепенно обретало четкие очертания, а вместе с тем росла и легкая паника. Но прежде, чем убедиться окончательно, Савина решила сначала досконально во всем разобраться и все обдумать. Ноги вот-вот ватой могли расползтись по площади, поэтому девушка решила отправиться домой. Хотелось прийти как можно скорее и как можно раньше.