Михаил Григорьевич тихо сидел у себя в кабинете, не спеша потягивая коньяк - операция выдалась тяжелой, вот пришлось себе нервы успокаивать. В рамочке стояла старенькая фотография, на ней был изображен маленький мальчик с широкой улыбкой - еще и спереди не было двух зубов, что умиляло еще больше.
Мужчина провел пальцем по изображению, грустно улыбаясь - его блудный сынок не захотел на лето к ним приезжать, а предпочел этого Арестовича. Ох и врач не любил его! Но ради своего Миши старался отзываться о нем хорошо и вести себя с ним дружелюбно.
- Михайло Григорович! - вошла к нему медсестра.
- Та, Лідуся, що там?
- Практикантів берете? - с улыбкой спросила женщина.
- Та най йдуть сюди, я їх зараз порозпихаю по відділенню - будуть перев'язки робити.
- Сюрприз!!! - выскочил с улыбкой студент.
Мужчина стянул свои очки и уставился на парня. Подрос его Мишенька, подтянулся и стал еще красивее - такой миленький, солнечный с этими своими веснушечками на щеках. Он поднялся со стула, обошел стол и обнял мальчика, целуя в лохматую, темную макушку.
- Ти ж казав, що в серпні приїдеш.
- Льоша на тиждень на практику поїхав, от я і до вас з мамою вирішив заскочити.
- Дай, я тебе обійму. Як ж я за тобою скучив, маленький мій.
- Я вже не маленький! Мені скоро вісімнадцять!
- Все одно - ти мій маленький Михася, - с улыбкой сказал врач, еще сильнее прижимая к себе брюнета, - В мене на сьогодні все - роботи нема, їдемо додому чи хочеш тут побути?
- Та я вже був дома і прихопив з собою все необхідне: хірургічка тут, халат тут, тапки є, шапка є, рукавички і стетоскоп позичите?
- Ну пішли, покажеш мені чого навчився.
Михаил Грегорьевич немного переживал, что что-то может пойти не так, но Миша себя чувствовал, как в своей тарелке: менял уже третью капельницу, сделал четыре внутривенные инъекции, померил давление бабушке Зине, послушал ее сердечко стетоскопом и даже выписал пару лекарств, конечно под строгим наблюдением и одобрением Подоляка-старшего.
Врач был доволен - краснеть за своего красавца не пришлось - значит учится на совесть. Держится он более уверенно, говорит четко, пациентов не боится, еще и так мастерски отстаивает свою точку зрения! Где же он научился так красиво говорить? Были у доктора одни подозрения, но пока это всего лишь подозрения.
- Татусю, задоволені? - с немного уставшей улыбкой спросил кареглазый - они задержались в отделении аж до десяти вечера.
- Не те слово, Михася, ти в мене такий розумний. Стільки всього вже навчився. Я завтра пацієнта цікавого оперувать буду. Дозволю шви йому накласти, за одно подивишся, як кровотечі зупиняти.
- Мені Льоша дуже класну книжку подарував по невідкладці, там так все гарно розписано, може мені й пригодиться на завтра.
- Ви ше не розбіглися? - не успел укусить себя за язык мужчина.
- Тату! Ну скільки можна? Ну чого ви так його не любите?
- Колись ти мене зрозумієш, але то вже, мабуть, буде пізно.
- Ай, та ну вас! Нічого ви не панімаєте, я люблю Льошу, Льоша любить мене. Усьо. Точка. Крапка. Амінь. То істина.
"Аби той Льоша не заставив тебе плакать гіркими сльозами. Я ж його вб'ю. Закопаю живцем, якщо він тобі зробить боляче. Такі експеременти нічим хорошим не закінчуються. Боже, як бачу ті засмоктанці на шиї свого сина, аж всередині все підгорає з нервів! Ну як я собі маю вкласти в голову те, що мого синочка, моє дитя, чіпає оте чучело військове?!"
Дома Миша весело рассказывает об институтской жизни, о разных гулянках, на которые его таскал с собой Алексей, даже о Марке упомянул. Олеся только плескала в ладоши, да говорила, каких хороших друзей нашел себе брюнет. Подоляк-старший же сидел за столом и сам про себя думал, как хорошо, что хоть его жена не знает о том, что творит
"Який ж цей Льошенька хорошенький" с ее сыном.
- Міша, тваю мать, шо то таке?! - вскрикнул он, когда увидел лиловые отметины на шее, что плавно переходили вниз на ключицы, и тут же дал ему подзатыльника.
- Михайле, ану шуруй звідси! Шо ти мені малого чипаєш, не бачиш, що ми собі балакаємо?
- Ай! Дякуй Олесьці, бо я б тобі би так батогами вмастив! І кропивою по тій непосидючій задниці!
- Татууусь, - протянул Миша и обнял своего отца.
Тот сразу же растаял, обнимая парня в ответ. Эх, и все равно, не одобрял он этих "отношений". К тому же, он кое-что подозревал за своим сынулей и как это проверить пока не знал. Но, может, в его вещах какую зацепку удастся найти? Михаил знал, что так нехорошо, некультурно. Но он должен знать правду.
Среди тетрадей своего сына он находит неприметный серенький блокнот, тот довольно потрепанный - видно, что его открывал Миша чаще всех. Там мужчина находит разные записи, заметки и на белорусском, и на русском, и на украинском языках. Кровь в жилах стынет от таких записей - там было все, что угодно и на кого угодно - компромата выше крыши. И о Зубкиных были разные вклейки, фотографии...
"То це ж шо получається? Шо мій Михася то та зоря? Зірка, зіронька чи як там того журналіста кличуть? Хоча, той Арестович на нього постійно каже Звездочка. Он воно звідки пішло! Але ж як він це все встигає? І вчитися, і оціво писульки оформляти? Це ж так небезпечно! Це ж звідки треба інформацію такого польоту черпать?! Як він міг за таке взятись? Звідки в нього такі зв'язки ше й в Мінську?
Та ми проста, класична, українська сім'я - в нас ніхто ніколи таким не займався. Як він пробився туди? Але якби воно не було, то мале кошеня, як кудись полізе - неодмінно стане кращим серед кращих. І шо я зараз маю з цим робити? Пред'являти йому чи почекати? А, може, дійсно зачекати? Він сам мені розкаже, коли схоче.
Михася-Михася, шо ж за долю ти собі обрав?"
***
Леша наконец-то приехал со своей практики на полигоне усталый, как собака, голодный, как волк и не только в насущном плане. По дороге в общежитие он встречает Оксанку, которая спешит на свидание с Марком. Та говорит, что его Миша сидит в библиотеке, книжки читает. Парень желает ей удачи и стремительно несется к своему любимому.
Он здоровается с библиотекаршей, спрашивая, где его потеряшка, та его направляет в самый дальний зал. Военный оглядывается и слышит кругом тишину - никого вообще нет. Он проходит дальше и видит за толстым стеллажом немного сгорбленную спинку своего котенка. Алексей тихо подкрадывается сзади и накрывает ладошками черные глазки Подоляка.
- Л-льошенька? - немного испуганно спросил Михаил.
- А ты кого хотел увидеть, а? - игриво куснув того за ушко, тихо прошептал парень.
- Я так скучив, Льош, - кареглазый поднялся со скрипучего стула и сильно обнял Арестовича.
- А я как скучал, иногда гулял ночью по полигону и смотрел на звезды, вспоминая твои бездонные очи.
- А я домой на пару дней прокатался, пока тебя не было. А то мама так ругалась, что не люблю я их, забыл их... Требуют и в конце августа на недельку заскочить снова.
- Это же хорошо. Как Михаил Григорьевич?
- Дав мені підзатильника за ті засмоктанці, що ти залишив на моїй шиї...
- Малятко... - жалостливо прошептал парень, гладя того по щеке.
- Ага, батогами хтів мене товкти, ше й кропивою обпекти хтів! Але мамця не дала, - прыснул от смеха Подоляк, - Ходив на практику до нього в відділення, вчився шви накладать і припікать судини.
- Ой фу-фу, то не для твоїх ніжних ручок.
- Та шо вже зробиш. Я поки татові не розповідав про "Зіроньку"... Як не як - довчитись мушу, бо людина без освіти зараз нікому не потрібна.
- Михайлику, ти ще такий маленький. У тебе є час все обдумать. Не спішися, відпочинь, відкинь ти ті книжки - літо надворі. В кінці кінців - я вже тут. Хіба на підробітку буду бігати. Поїдемо кудись. Чого сидіти, оце зубрить ту медицину або літать по дахах і щолкати кнопкою на фотіку? Тобі треба відпочити. Хочеш закордон поїдемо? Он - в Німеччину прошвирнемось.
- Та й ну, нашо так далеко? Мені і тут добре. З тобою добре, - говорит Миша и хитро щурит свои глаза.
- Что ты уже задумал? - спрашивает Леша, садясь напротив него на стул.
Он слышит какой-то тихий хлопок, но не предает ему значения, все дальше с улыбкой рассказывая о том, где бы они могли оттянутся, но вдруг замолкает. Алексей ощущает сквозь ткань военной формы, как что-то касается его ноги. Он аж отшатывается - и слышит тихий смех Подоляка. Тот без зазрения совести смотрит в янтарные глаза и ведет своей ножкой по бедру Арестовича, подбираясь все ближе к паху.
- Ах ты, маленький негодник!
- Не правда, я ничего плохого не делаю, - в черных глазах студента, разве что, бесята не плясали.
- Ми-и-иш, не дразни меня.
- А то что? - невинно хлопая ресницами, спросил Михаил, поведя туда-сюда ступней по паху своего парня.
- Ох, Михайлику, буде дупця бита.
- Ага, а ти спіймай мене.
Но Миша даже и двух метров не успел пробежать, как уже был зажат между стеллажами горячим телом солдата. Он загнанно дышит, ощущая сзади, как возбудился Алексей, который сейчас расстёгивал пуговицы на его легкой, светло-голубой рубашке.
- Плохой мальчик, - горячо шепчет ему на ухо военный и ладонями проводит по груди, намеренно задевая розовые бусинки, дабы те затвердели.
- Льош, ми ж не можемо тут...
- А я тебя предупреждал...
- Льош! - шепотом вскрикнул кареглазый, ощущая как его соски терзают пальцами.
Парень выцеловывал тонкую шейку, одной рукой съезжает вниз, расстегивая пуговицу и серебряную змейку, и ласкает полувозбужденный член сквозь белье. Краем глаза он наблюдает, как пухленькие щечки побагровели, как Мишин взгляд растерянно бегает по пыльным книгам, как он закусывает губу, дабы сдержатся.
- Льош, ммм, а як хтось побачить нас?
- Так ты будь тише и никто нас не побачить, - касаясь рукой возбужденной плоти, шепнул Алексей.
- Льошенька, нє.. Аах, Льош, не витримаю я!
- Ти дивись, який слабенький, як спокушати мене - то він перший, а як получати за це - то зразу в кущі? Нє, Михася, зі мною цей номер не пройде. Зараз я буду тебе повільно-повільно доводити до божевілля, насолоджуючись твоїми хниканнями, які ти будеш намагатися стримати... - искушающе шептал Арестович.
И, черт возьми, Мише это нравится - этот горячий шепот и эти слова, произнесены командным тоном, что не терпел никаких возражений, эта горячая, не церемонящаяся ладонь, что двигалась по его члену, заставляя прикрывать ладонями губы, чтобы не издавать лишних звуков.
Да и вообще он бы никогда не подумал, что займется таким здесь...
В библиотеке.
- Льоша! - вскрикивает тот так тихо, насколько может, он уже вот-вот был на грани, как Лешина ладонь тут же сильно сжалась, окольцевав основание.
У Миши перед глазами пляшут разноцветные точки, а из приоткрытых губ ниточкой катится слюна. Он ощущает возле них чужие пальцы и без слов обхватывает их, смачивая обильно слюной.
- Хороший хлопчик, розстав ніжки, - шепчет Леша, приспуская с парня брюки вместе с бельем.
Он вводит сразу два пальца, нажимая на чувствительный бугорок, все так же пережимая у основания плоть Миши - того уже во всю колбасит - легкая, едва ощутимая боль вперемешку с удовольствием, заставляют закусить ребро ладони чуть ли не до крови.
Подоляк шепотом матерится, когда в него одним резким движением с пошлым шлепком входит Алексей. Он хочет убрать его руку, которая все еще сжимала основание, но тот только сильнее сдавливает и быстрее толкается в него - от такого контраста черные глаза застилает пелена слез, а сдерживать смущающие звуки удается все труднее.
- Льошенька, Боже, Льоша досить! Мммм! - хныкал, не сдерживаясь, Миша.
У него идет кругом голова, когда он ощущает, как его член отпускают и указательным пальцем играют с уздечкой, не переставая двигаться сзади.
- Сука... Льоша! Я не можу вжеее!
Студент уже не выдерживал этой сладкой пытки, одной рукой впиваясь в пильный стеллаж, а второй закрывая себе рот. Он пропускает момент, когда Леша заставляет его задрать голову назад и очухивается уже тогда, когда чувствует на своих губах чужие губы, что с жадностью целовали его.
Это все слишком.
Парню кажется, что он на несколько секунд теряет сознание - его накрывает оглушительной волной оргазма, да так, что ноги окончательно подкашиваются, но Арестовича во время его подхватывает.
- Михайлик, який ж ти курва спокусливий! - солдат сам кончает от вида удовлетворенного Подоляка, спуская все до капельки в него.
А потом они слышат тихий голоси издали:
- Молодые люди, куда вы пропали?
Парни со страхом смотрят друг на друга и начинают быстро одеваться. Леша помогает своему котику застегнуть рубашку, тот же застегивает его камуфляжные брюки, громко щелкнув пряжкой ремня.
- А, вот вы где! Простите, но библиотека уже закрывается - приходите завтра.
Парни в унисон смущенно кивают, тихо прощаются и пулей вылетают из здания. Немного прохладный, вечерний ветер бьет в лицо, заставляя поежится. Арестович отмечает, как кареглазый обхватывает себя руками, поэтому незамедлительно снимает с себя камуфляжную куртку и накидывает тому на плечи.
- Льош, ти ж замерзнеш.
- Після такого палкого сексу точно ні, - удовлетворенно ухмыльнувшись, сказал военный.
- Бляха, а я боявся, що ти там, на тому своєму полігоні, зраджуватимеш мені з якимись дівчатам, - со смущенной улыбкой говорил Подоляк.
- Думаю, свою вірність я тобі нині довів, - подмигнул ему брюнет.
- Ага, так довів, що в мене до сих пір ноги тремтять.
Арестович огляделся - темно, поздно, ни души во круг, а к общаге еще переться минут двадцать. Их и так никто не видит, к тому же его любимый в темноте похож на миловидную девушку. Он закидывает рюкзак на плечо и тут же подхватывает Мишу на руки.
- Та тобі ж тяжко, Льошенька! Ну спину надірвеш!
- Не метушись, я ж знаю, що після наших потрахушок тобі боляче ходить, так що носить тебе на руках - це тепер мій прямий обов'язок.
Подоляк обнимает его руками за шею и, поцеловав в скулу, прижимается своей щекой к его щеке. Он соврет если скажет, что ему это не нравится. Он бы так всю жизнь провел - щекой к щеке и на руках у этого прекрасного мужчины...
- Я кохаю тебе, Льош.
- А я тебе нє, - шутливо говорит Арестович, после чего тихо шепчет, - Мій Михайлик, та якби я міг - то зірку для тебе з неба дістав! Ти тільки скажи - я все для тебе зроблю.
"Не треба мені тих зірок, мені потрібен ти - поруч і назавжди".
