"А НАДО БЫЛО НЕМЕДЛЕННО!" - прокричал у себя в голове военный.
Как он мог быть с ним таким жестоким? Он разрушил его жизнь, превратив его лучшие годы в клетку пыток со сплошными страданиями. Внешне Подоляк - это мужик, сильный мужик, со стальной выдержкой, башка которого работает 24/7, в фантастически скоростном режиме, и готова розъебать своим интеллектом кого угодно. А внутри. Внутри него живет...Поламаний Михася
Сломанный Арестовичем тогда и разбитый окончательно им сейчас. Это же как нужно было довести человека, чтобы он пришел к тебе и предложил себя в качестве "отвлекалки" от войны? Подоляк готов был стать его игрушкой, лишь бы Леша хоть немного приласкал его, хоть чуточку побыл с ним. Миша топтал себя, шел босиком по кровавым осколкам, которые безумно делали ему больно, шел к нему. Наперекор всему, он шел к Алексею. Потому что любил его - любил сквозь время, сквозь слезы, мучения и жгучую боль. Он всегда любил его. И всегда ждал.Арестович сейчас себя чувствовал последней скотиной.
Ему хотелось взять в руки автомат и хорошенько пострелять.
А в конце просто взять и выпустить пулю в висок себе!!!
За все то ужасное, что он сотворил с Мишей!
Какая разница, что сейчас происходит вокруг, если его мир, его любовь, его Михася рушиться прямо на его глазах? Рушиться, рассыпается, исчезает, из-за его, необдуманно брошенных, фраз, как дома от авиабомб или ракет. Каждая такая строчка, каждый такой поступок, как выпущенный снаряд из РСЗО - резко вылетал, попадал да ранил, и без того раненое, сердце Подоляка. Но Миша наконец-то вернулся... Вернулся с переговоров совершенно потерянным и разбитым. Ермак что-то хочет вытрясти из него, но тот отмахивается, что ничего хорошего он не привез и порадовать ему всех не чем. Он идет в то помещение, что стало ему временным убежищем, и застает там Лешу, который сидел на кровати, дописывая на коленях отчеты и рассматривая другие документы. - П-привіт. - Привіт, Михайлику, заходь, не стій там. Подоляк заходит внутрь, садится на свою односпальную кровать и смотрит на Алексея жалобным взглядом. Ему сейчас хотелось одного - попросить Лешу, чтобы тот обнял его. Но он заранее знает, что никто его обнимать не будет. Ему так поговорить хочется, просто коснутся всего разочек, на мгновенье. Но он боится, что этим только разозлит его.Ему и дальше кажется, что он не нужен Алексею.
Им на роду написано - быть вместе!
- Т... Т-так, - Леше, кажется, что он слышал хруст... Хруст разбитого стекла - это последняя частичка души его любимого только что разбилась. - Ну, так чего тянуть - раздевайся, малыш... "Я просто іграшка... Я не цікавлю його, як особистість. Я йому взагалі нецікавий. Але я зручний. Я буду завжди під рукою для того, щоб він мною скористався... Так, хоч іноді, він буде торкатись мене... Хоч ті доторки будуть випадковими, зробленими чисто на інстинктах, без ласки, турботи, ніжності й любові... Він просто трахатиме мене на скору руку, без каплі кохання, без жодних слів. Ніколи не думав, що я настільки скочусь. Що мені настільки на себе буде наплювати... Моя залежність, викликана Арестовичем, мене вб'є, рано чи пізно... Швидше, ніж ворожий снаряд, швидше, ніж куля, швидше, ніж ракета. Хоча про що то я? Я вже й так мертвий..." Первый нож в сердце Алексея - он смотрит, как Миша подрагивающими пальцами расстегивает свой свитшот, а потом и рубашку. Когда он хочет дойти и до брюк, военный мягко его останавливает: - Стой, солнышко. Иди сюда, садись, - указывает он на свои колени. Второй нож в сердце Алексея - с каждым шагом он чувствует, как снова ломается маленький Михася, как он испуганно садится к нему на колени, как не знает куда деть руки."Он боится меня. Он заставляет себя. Он не хочет этого.
И я бы ни за что насильно не взял его. Никогда.
Боже, как же он дрожит в моих руках.
Маленький, испуганный и жаждущий ласки.
Котенок мой..."
Арестович хочет закончить этот кошмар, поставить наконец-то жирную точку в этой затяжной, не самой приятной в их жизни, главе, прижать Мишу к себе, сказать, что они все начнут заново, что они снова будут вместе вопреки всему, наперекор каждому, кто встанет на их пути. Как вдруг слышит тихое, едва уловимое: - Льоша... Будь зі мною ніжним, будь ласка. Эта просьба становится последним третьим ножом, самым болезненным - Арестович ненавидит себя, он просто ненавидит себя! Внутри все переворачивается от того, когда он смотрит в эти потухшие, черные звездочки, которые смотрят на него с немым обожанием и просьбой. - Михася, - он крепко обнимает его руками, оглаживая худые ссутулившиеся плечи, - Зіронька моя. - Льош? - Чшшш, все добре, маля. Тепер все буде добре, я обіцяю тобі, Михайлик, такого більше ніколи не повториться. Подоляк не до конца ориентировался в том, что происходит, особенно в смене настроения брюнета. Поэтому он непонимающе смотрел на него своим пустым, стеклянным взором, когда тот осыпал его лицо лихорадочными, невесомыми поцелуями. Миша едва ощутимо коснулся своей ладонью щеки Леши, на что тот и ее стал целовать, как раз ту самую многострадальную, правую руку. Его губы ласково проходились по каждому аккуратному пальчику, что когда-то был сломленным. - Льоша? Льош? Що з тобою? - Все добре. Все дуже добре, чуєш? Сонечко моє, скажи мені, чого ти хочеш, я все для тебе зроблю... - поглаживая того по волосам, говорил Алексей. - Поговори зі мною, будь ласка. - Ми будемо розмовляти стільки, скільки захочеш. - Я був там. Був в Мінську. Пам'ятаєш нашу бібліотеку? Вона стала ще більшою і красивішою. - Як тобі вдалось туди потрапити? - Я хіба зовні був, всередину мене б не пропустили... А потім разом з Давідом ходили по каву і я натрапив на алею, що вела до нашого гуртожитку. Там так гарно тепер! Все оновлене, доглянуте, а ще в нашій 169-ій поміняли вікно, що всередині не знаю, перепустки туди не маю вже як двадцять років... - с грустным смешком сказал Подоляк. - Ти й туди ходив? - Угу... Гарний той час був. Час, в якому ти ще мене кохав... - добавил шепотом мужчина. - Нічого не змінилось, я і далі тебе... - Цить! - сказал Миша, прикрывая своими пальцами губы брюнета, - Не треба. Не давай мені марних надій. - Тшшш... Михайлику, тобі треба відпочити. Випий оце, будь ласка. І тобі одразу стане добре, котику. Алексей заранее приготовил чай, в который добавил пару капель успокоительного. В таком состоянии они его малыша вырубят, и он хоть немножко поспит. Мужчина стягивает с себя свою серую толстовку и протягивает Мише - помнит, как тот любил таскаться в его вещах. Он помогает ему ее надеть, протягивает чашку, которую Миша благодарно принимает и, не спеша, пьет из нее. - Что там по переговорах? - решил перевести тему Арестович. - Погано... Погано все. - Тобі було страшно? - Да, в один момент стало настільки страшно, що я подумав шо вже всьо - хана. Вони нас вб'ють, не сьогодні, то завтра. Всіх вб'ють, познущавшись наостанок. - Маля... - Ти не чув, що вони говорили, як говорили... Це просто хами, без освіти, без інтелекту. Ладно, це просто бидло й долбойоби. Вони спеціально лякають, дратують, підливають масла в вогонь, тиснучи на болючі місця... Вони ж знають, як дорогий нам наш народ, наші люди, наші діти. У нас нема чужих - ми всі одна родина. - Михась, не думай зараз про це. Я ні за що не дам тебе в образу. Я зроблю все, щоб ти залишився живим за будь-яких обставин. - Чому бути, того не минути. Однак, я їх не боюся. Я боюся за людей, за державу. За діток - маленьких котиків, яких ми повинні вберегти будь-якою ціною. - Ми всіх врятуємо. Всіх до єдиного. Не хвилюйся, зіронька, - целуя того в висок, шептал своим успокаивающим тоном Арестович. - Льош. Шось мені... Очі закриваються? - Все добре, Михася, це так має бути. - Я не хочу. Льош, не йди, я так поговорити з тобою хочу. А очі злипаються. Льоша... - Я буду поряд, коли ти прокинешся. Все, давай, закривай очки, хай тобі насниться гарний котик або песик чи кого ти там любиш? - Тебе... - слышит сонный шепот Леша. "Я все зміню. Все!. Я зберу його серце заново, буду шукати кожен уламок і клеїти за допомогою свого кохання. Яким я був тоді дурним. Не треба було піддаватись на татові провокації. Тоді треба було розказати все Михайлику, він би відмовився від того всього, я б захистив його від всіх і ми б жили разом десь у Мінську, в маленькій, запиленій квартирці, від зарплати до зарплати, але разом. Я би влаштувався хоч на десять робіт, аби купляти йому все, що він захоче... Хоч я і знаю, що він ніколи не був капризним, Боже, та він навіть стидався з моїх рук брать фрукти, які я купував, бо казав, що не може так, що він може й сам купити собі. Він лишився таким, як і був - маленьким, сором'язливим хлопчиком, який далі тримає все в собі, робить неправильні висновки, ховає свій біль, свій страх аби не виглядати слабким в моїх очах... Він ніколи не був, не є й не буде слабким для мене. Він зробив себе сам. З маленького Михася він зробив Михайла Подоляка - сучасного політика, на якого багато хто хоче бути схожим. Він пішов у справу, яку раніше висміював і критикував. Він пішов у чорний світ, який затягував у темну дірку грошима, статусом та положенням. Але Міша залишився людиною. Не вдалося політичному, жорстокому, розбещеному світові засмоктати і облапяти чорними п'ятнами мого янгола з обірваними крильцями." *** Арестович и сам вырубился вместе с Мишей. Спина затекла и сильно болела, ноги тоже, потому что его любимый был уже не той пушинкой, что в студенческие годы, но для мужчины это было неважно.Леша готов хоть вечность терпеть эту приятную тяжесть на себе и своих коленях. Он уже, как пол часа, открыл глаза и смотрел на своего котенка. Тот сквозь сон крепко цеплялся своими тоненькими пальцами в края его кофты, боясь отпустить. Военный любовался бледным, уставшим личиком, что было усыпано коричневыми точечками, и большим пальцем водил по милым щечкам, которые, казалось, сошли на нет за эти несколько дней. Миша, словно маленький котенок, сопел у него на груди, разве что, не мурлыча. Его волосы сейчас были растрепаны и некоторые прядки кое-где мило торчали в разные стороны. Алексей зачарованно смотрит на пухлые линии чуть обветренных губ и не может сдержатся - наклоняется и невесомо касается их своими. Подоляк сквозь сон потянулся за горячими губами советника и Леша едва сдержался, чтобы тихонько не засмеяться. До чего же его Михась был лапочкой. Он отстраняется и замечает, что тот так и не проснулся, все так же забавно причмокивая губами во сне. Ему так не хотелось будить его, но у них скоро совещание и ничего уже не поделаешь. - Маля, прокидайся, у нас нарада через півгодини. - Не хочу... - шепотом сказал тот, потираясь лицом о его шею - кажется, он все еще спал и делал это неосознанно, - Марійка, відстань, мені Льоша сниться... - Марійкою мене ще ніхто не називав, - со смешком сказал военный. Миша резко поднял свои веки и отпрянул от Алексея, испуганно заглядывая в его янтарные глаза. Он начал извиняться за то, что заснул вот так на нем, на что мужчина только сильнее прижал его к себе. - Михайлик... - шептал он ему на ухо, - Моє маленьке кошеня. У советника защемило в груди от этих слов, а глаза наполнились влагой. Он крепко-крепко вцепился руками в Лешу и не хотел его отпускать, хотел побыть так еще немного, потому что думал, что больше таких порывов нежности не будет, что это все просто мимолетно.Он все еще боялся, что это всего лишь сон...
- Коханий, я б все життя з тобою так сидів, але нас чекають. Ходімо, - но кареглазый только сильнее вцепился в него и не хотел отпускать, краем уха Арестович слышит всхлип и ему самому хочется разрыдаться, - Михасик, не плач. Я обіцяю. Я тепер завжди буду поряд. Покажи своє личко, - он ласково касается подбородка Миши пальцами и целует его в щеку, - І хто то в нас такий красивий, м? - еще один поцелуй, но уже в правую бровь, - Йди, вмивайся бо Єрмак нас зараз точно пристрелить за запізнення. - Не хочу. Так не хочу... Але треба, пацанам на фронті ще гірше. - Що є, те є. Іноді так соромно за те, що я тут, а вони - там. В тому пеклі. Але я не міг не повернутись, - целуя того в висок, тихо говорил Алексей, - Я повернувся тільки за ради тебе. Кицька моя, тільки для тебе. - А я злякався, що тебе вб'ють. Тому й так вчинив. Хоча зараз розумію, що ти в ще гіршій небезпеці, ніж на фронті. - Ну що ти таке кажеш, Михайлик? Ти зі мною - це основне. А вже в якому ми місці... То не має значення. Видно, так мало бути. Коли б не війна, я б тебе зараз у своїх руках не тримав - якби це цинічно не звучало. Слухай, я спитать хотів, то що таке у тебе під лопаткою? - очерчивая указательным пальцем линию челюсти на милом личике Подоляка, спрашивал брюнет. - Що? - непонимающе спросил, хмурясь, Миша, - Йой, та то я зробив ще за день до того, як ти училище закінчив, - военный удивленно распахнув свои глаза, уставившись на кареглазого, - Шо ти на мене так дивишся? - Тебе Михайло Григорович не вбив? Знаючи його, він тебе, певно, зжер з кістками. - Ага, після того, як побачив її на моїй спині, я думав, що він другий інфаркт схопить. Замахав же він мене тоді... Сказав йти до дерматолога, перевіряти чи все нормально з моєю шкіркою, потім ше й змусив провірятись на СНІД і гепатити... Ой Боже, а я ше тоді, дурне, тих таблеток наковталось, ходило, як тіло без душі, - на этой фразе Михаил чувствует, как рука Арестовича на его плече сжимается очень крепко, пытаясь его прижать к себе, как можно сильнее, - Прямо там в того дерматолога і відключився... - Боже, кошенятко... - Арестович прижимается носом к лохматой макушке, он не хочет его останавливать, его малышу надо выговорится. - А, прокинувшись, бачу татові очі, що мало не вогні пускали з нервів, і маму злу. Всередині таке відчуття, наче тебе навиворіт перевертали двісті разів. Ненавидів я ті процедури промивання шлунку. О, а як я постійно нервував дежурну медсестру тим, що весь час витягував систему з вени по якій капали ліки і розчини. Вона все грозилась, що прив'яже мене до ліжка... - Ну і нащо ти так робив, чортеня моє? - шутливо кусая того за мочку уха, спрашивал советник, - Як мені шкода, маленький... - Я сам винен - молодий, дурний був... - Так що все ж таки вона означає? - Пусть юность поет о любви. - Але ж гарно! Они замолкают и смотрят друг другу в глаза. Алексей плавно проводит руками по талии и спине брюнета, а тот кладет свои ладошки на его грудь. Одна из них смещается на средину и сквозь ткань свитера ощущает учащенный стук родного сердца. Арестович делает ответный жест и облизывает свои губы, на минуту задумываясь о чем-то своем..."Як довго я цього чекав!"
- Льоша, ти ж не залишиш мене більше? - смотрел с нескрываемой надеждой на него Подоляк. - Навіть не думай про таке, - сказал военный и уже хотел было поцеловать Мишу, но их прервали. - Ви ше, блять, тут довго будете розводили соплі?! - ворвался в их комнату Андрей, - Міша, йди перевір чи все ок у тексті президента, а ти - бігом до Рєзнікова. Діло в нього до тебе є. - Яке діло? - сразу напрягшись, спросил Михаил, потому что понимал, что Резников явно будет давать задание не для стен офиса. - Подоляк, Льоша вже не маленький, він сам з Олексієм Юрійовичем розбереться собі. Давайте, через п'ять хвилин по місцях. Кави попили і пішли, - сказал глава ОП, аккуратно прикрыв за собой дверь. - Льоша? Він ж тебе не відправе кудись туди? - Киць, тобі що сказали? Рухай дупкою, йди текст Вови перевіряй, - Алексей чмокает его в нос и думает, что теперь со всем этим делать."Миша же точно сойдет с ума..."
Но Михаил понимает, что у каждого есть свои задания и пререкаться не стоит. Он кратко целует Лешу в щеку и с легкой улыбкой поднимается с его колен. Алексей, когда тот уже хотел уходить, хватает его в последний момент за руку и целует в костяшки пальцев, подмигнув. Миша, все еще сомневается в том, что "все будет хорошо". Но Леша готов на все, чтобы развеять эти сомнения... Теперь он будет делать так, как он хочет, и так, как хочет его Михася.А ведь их хотения совпадают.