Five Stars

Униформа «God’s Menu» намного легче, чем предполагал Чонин. Материал снаружи шёлковый, но внутри есть слой хлопка для утепления. Черный шёлк с короткими рукавами и золотым поясом на талии. Он развевается довольно легко, и несмотря на то, что пояс такой массивный, ни одна часть униформы не торчит и не может случайно зацепиться за что-нибудь или, например, попасть на открытый огонь. Стильно и практично. Проблема в волосах Чонина. При такой влажности, что бы он ни делал, они не укладываются. Волосы в беспорядке, и никакое количество геля, воды или их комбинации не сглаживает их. Когда входит Чонин, «God’s Menu» только открывается. Первый человек, которого он видит в дверях кухни, одаривает его широкой улыбкой, когда его серебряные локоны слегка поблескивают под светом. — Я Феликс, — говорит мальчик, протягивая руку для рукопожатия. — Чонин, верно? Чонин прочитал в досье Феликса, что он из Австралии. Он слышит это по акценту, но что больше всего застает его врасплох, так это глубина его голоса. От такого красивого и почти андрогинного лица, как его, он не ожидал, что голос будет глубже, чем Гранд-Каньон. — Но посмотри на себя, — задыхается Феликс, когда его руки поднимаются, чтобы коснуться щек Чонина. — Ты такой милый! Чанни сказал, что ты молод, и я видел тебя на днях, но вау. Я не замечал многого до этого момента. Чонин подумывает немного отойти назад, но оказывается в некоторой ловушке прикосновений Феликса. Так продолжается до тех пор, пока чья-то рука мягко не поднимется, чтобы отодвинуть Феликса назад. Тепло прикосновения застает Чонина врасплох, но когда он поднимает взгляд и встречается с глазами Хёнджина, все его тело замирает. Он вообще не слышал, как тот подошёл. Но Хёнджин почти прижат к его спине, его рука вытянута, когда он берет Чонина за плечо и вытаскивает его из захвата Феликса с минимальными усилиями. Чонин не понимает, что происходит, но прежде чем он успевает осознать это, он стоит позади Хёнджина. Тот пристально смотрит на Феликса, и Чонин не знает, как воздух изменился так быстро, но теперь он невыносимо тяжёлый. Вот почему так странно, когда реакция Феликса - не страх, а надувание губ. — Ну эй, — скулит Феликс. — Он на моей кухне, так что принадлежит мне. Чонин хмурится, смущённый, когда заглядывает через плечо Хёнджина. Он не намного выше его, но каким-то образом ему удается стоять там, как кирпичная стена, по какой-то причине эффективно защищая Чонина от Феликса. В этот момент двери распахиваются, и все трое оборачиваются, чтобы увидеть, как входит Чан, а за ним Чанбин. — Чан! — зовет Феликс. — Скажи Хёнджину, что новичок мой! Чан бросает один взгляд на них троих и качает головой. — Я не имею к этому никакого отношения, — хихикает он и направляется к задней части комнаты, где выскальзывает за гигантскую стальную дверь. Чонин сейчас очень смущён. Что именно Феликс подразумевает под принадлежностью к нему и почему Хёнджин останавливает его? Он пытается обойти Хёнджина, но тот тянет руку назад, чтобы остановить его. — Эм... — Я позволил тебе забрать Сынмина, – говорит Хёнджин низким и четким голосом. — У тебя не могут быть они оба. К этому времени разум Чонина гудит, пытаясь понять, чего Феликс или Хёнджин хотят от него. Каждый раз, когда он двигается, рука Хёнджина останавливает его, и он слишком сбит с толку, чтобы что-то делать, кроме как наблюдать за тем, как эти двое совершенно не ладят друг с другом. Каким бы надутым Феликс ни казался, он серьезен, как и Хёнджин. Здесь есть что-то, что Чонин точно упустил. Но именно Феликс, кажется, сдаётся первым, потому что он фыркает. — Не то чтобы ты действительно позволил мне забрать Сынмина, он сам хотел пойти ко мне, — ворчливо замечает он. — Прямо как Йенни. — Йенни? – прозвище заставляет Чонина моргнуть. — Тебе подходит, не так ли? — Феликс сияет, прежде чем повернуться к Хёнджину. — Прекрасно. Ты победил. Но если Йенни сам придёт ко мне, это не моя вина. Чонин смотрит на Хёнджина как раз вовремя, чтобы увидеть, как его губы скривились в оскале. Именно в этот момент Чонин не понимает, почему Феликс не боится Хёнджина. Если бы этот оскал был направлен на него, он бы уже застыл. Полицейский на обучении или нет, ничто в его тренировках до сих пор не скрывало явного ужаса, который представляет собой Хёнджин. Затем он поворачивается, хватает Чонина за плечи, и Чонин замирает, когда Хёнджин приближается, наклоняет голову и лижет шею Чонина. Сначала Чонин в шоке. Он чувствует, как язык Хёнджина вылизывает длинную теплую полоску сбоку от его шеи, мимо линии подбородка и вверх к щеке. Когда он отстраняется, глаза Чонина расширяются, как блюдца, и видна дрожь, которая пробегает по его телу. Сначала он даже не замечает, как Феликс смеётся. — Что я лизнул, то моё, — заявляет Хёнджин, прежде чем, наконец, отпустить Чонина и уйти. Чонин смотрит ему вслед, наблюдая, как гибкая фигура Хёнджина исчезает в той же двери, через которую ушли Чан и Чанбин. Только когда он уходит, Чонин понимает, насколько слабы его колени, когда он внезапно ощущает влагу на своей шее. Всё, что он может сделать, это посмотреть на Феликса, который все еще хихикает над ним. — Что это было? — Ты скоро поймёшь, — обещает Феликс и Чонин не уверен, что хочет это выяснять. Он трет шею, пока не убеждается, что она сухая, но даже тогда он всё еще чувствует тепло, следуя за Феликсом по кухне. Другой знакомит его со скамейками, печами и показывает, где находятся все необходимые принадлежности, как раз в тот момент, когда входит Минхо, а Сынмин следует за ним по пятам. — Это бред, Минхо, — кричит Сынмин, и Чонин замечает, как глаза Феликса закатываются, прежде чем он отворачивается и притворяется, что не видит эту пару. Чонин не может не смотреть, как Сынмин топает за Минхо, у которого все еще странная грациозная кошачья походка. — Законы об охране труда и технике безопасности - это не бред, — говорит Минхо, не сбиваясь с ритма, когда берёт прикреплённую к стене таблицу и листает в ней страницы. — Закон ясно гласит... — Нахуй закон, ты же знаешь, что у меня аллергия на латекс! — шипит Сынмин. Минхо наконец поворачивается и смеряет его яростным взглядом. — Если ты не наденешь свои чертовы перчатки, пока будешь готовить, я лично вернусь на эту кухню и натяну этот латекс на твой крошечный карликовый член. — Не обращай на них внимания, — бормочет Феликс Чонину. — Они всегда такие друг с другом. — Почему? — Чонин моргает, и пререкания на повышенных тонах становятся только громче, когда двое возвращаются в главную столовую. Феликс просто улыбается. — Бывшие, — говорит он, и это всё объясняет. — Первый день Чонин проводит на кухне, как и ожидалось. Он сразу же приступает к работе, и когда ресторан открывается и приходят клиенты, заказы поступают практически безостановочно. Пока Феликс выкрикивает приказы, Чонин работает так быстро, как только может, чтобы не отставать от Сынмина и Феликса. Минхо, как оказалось, весь день на главном этаже встречает клиентов, рассаживает их, пока Хёнджин и Джисон обрабатывают заказы. Чан и Чанбин не выходят, и, как бы ни был занят Чонин, он не видит ни одного из них до конца дня. Он слишком занят на кухне, чтобы даже что-то замечать, но когда у него, наконец, появляется время, чтобы посмотреть в окно, которое отделяет кухню от зала, он видит, как светлые волосы Хёнджина развеваются вокруг гостиной. Он совершенно другой человек. Трудно не быть очарованным им, когда тот перед гостями принимает заказы. Его улыбка, то, как он стоит, всё по-другому, и Чонин хотел бы услышать, как он говорит, потому что он представляет, что тон голоса Хёнджина тоже был бы другим. — Какое-то время нам катастрофически не хватало персонала, — объясняет Феликс позже вечером, когда они близки к закрытию и поток клиентов, к счастью, утих. Сынмин готовит последнее блюдо дня, пока Феликс и Чонин убираются. И несмотря на то, что Чонин чувствует себя измученным, Феликс объясняет, что могло быть и хуже. — У нас был один парень раньше, — говорит ему Феликс, пока он моет разделочный стол. — Отличный парень, он мог приготовить еду в мгновение ока и умел обращаться с ингредиентами, но... Но он был копом, Чонин смотрит вниз и слушает, как Феликс продолжает. — Но с ним ничего не вышло, — наконец заканчивает Феликс. — И какое-то время я был на пределе. Я имею в виду, можешь ли ты представить, как справиться с сегодняшней нагрузкой, когда на кухне всего два человека? Чонин едва справился, когда их трое, он качает головой и оглядывается. — Эта кухня такая большая. Если честно, нам, наверное, не помешал бы ещё один. — Я бы согласился с этим, только вот Чан очень... Придирчив, — говорит Феликс с загадочной улыбкой. — Поверь, мне пришлось бороться, чтобы заполучить тебя. Мне придётся разбиться в лепешку, чтобы получить ещё одного. Ты лучшее, что у меня есть, Йенни. Я хорошо тебя натренирую. Это обещание звучит ближе к угрозе, но Чонин всё равно улыбается и заканчивает со своим столом как раз в тот момент, когда Минхо открывает двери и проходит внутрь. — Вот и всё, — объявляет Минхо. — Только что ушёл последний посетитель, и «God’s Menu» наконец-то закрыт. Все хорошо поработали. Все аплодируют, и Чонину приходится оглядеться. В обычном ресторане персонала намного больше, чем тут. То, как «God’s Menu» вообще смог выдержать спрос, выше его понимания, но он должен отложить это в голове на потом. Прямо сейчас он действительно устал и почти забывает об этом утре, пока не входит Хёнджин, и Чонин чувствует, что его тело необъяснимо застывает. Это ненормально. Он это знает. Он сын начальника полиции, прошёл, по крайней мере, половину своего обучения. Он не должен бояться кого-то вроде Хёнджина, но он боится. Затем острые глаза Хёнджина встречаются с его взглядом, и Чонин поднимает руку, чтобы коснуться своей шеи, как будто его тело подсознательно помнит, что Хёнджин сделал с ним этим утром. — Аплодисменты нашему новичку! — приветствует Феликс, обнимая Чонина и отвлекая его от блондинки в дверях. Чонин поднимает глаза и видит, что остальные аплодируют ему, даже Чан, Джисон и Чанбин, которые каким-то таинственным образом появились, пока он не смотрел. Он должен на мгновение отбросить нервы и поклониться по восторженной просьбе Сынмина. Когда аплодисменты стихают, Чан выходит вперёд. — Хорошая командная работа, — говорит он. — А теперь, Ликс, помоги Йенни... — (когда, чёрт возьми, это прозвище прижилось? Чонин раздумывает) — войти в курс всего, как только сможешь. Пятница - важный день, понадобится вся сила. Раздается хор "да, сэр", и когда взгляд Чана останавливается на Чонине, он чувствует себя обязанным также выразить своё согласие. Всё, о чем он может думать, это то, что Чан находится в центре чего-то невероятно уродливого и опасного, и он понятия не имеет, как он должен собрать достаточно доказательств, чтобы похоронить его навсегда. — Неделя проходит, но не без происшествий. Чонин погружается в «God’s Menu» и тщательно следует учению Феликса. Это, конечно, восхищает Феликса, и он изо всех сил старается рассказать остальным, какой Чонин хороший ученик. Чонин узнаёт, что он самый младший в их команде. Остальные сразу же прониклись к нему теплотой, и это неудивительно. Он не опасен, не коп под прикрытием, насколько они знают (слишком юн), и он хорошо следует указаниям. Как ни странно, это последнее не то, что Чонин должен подделывать, это просто естественно из его дней в качестве модели, когда он был ребенком. Те дни были полны выбора направления, и он делает это очень хорошо. Работая и постигая основы «God’s Menu» так быстро, как только может, он начинает делать мысленные заметки о других. Вещи, которых не было в оригинальных файлах. Например, слегка враждебные отношения Сынмина с Минхо, открытые публичные отношения Минхо с Джисоном (Феликс однажды сказал Чонину, что они трахались на кухне, и Чонин не поверил ему, пока не зашёл в четверг и не обнаружил, что они вдвоём занимаются этим на столе). В частности, он ведёт записи о появлениях Чана, а тот на самом деле нечасто бывает в самом ресторане. В отличие от других, у него нет определённой роли. Он из тех, кто следит не только за филиалом в Пусане, но и за другими филиалами. Так что нет ничего необычного в том, что он исчезает на некоторое время. Ну, а Чанбин и Джисон, как правило, заходят и пропадают за большими стальными дверями, ведущими в морозильную камеру. Это то, что привлекает внимание Чонина. Утром, когда открывается «God’s Menu», персонал на кухне распределяет роли, и его распорядок уже стал рутиной. Он должен вымыть кухню, вытереть столы, подмести пол и подготовить рабочую зону. Набирать овощи - работа Феликса, а Сынмин - тот, кто достает мясо из морозилки. Феликс туда не ходит, и Чонину определенно не разрешено туда заходить. Естественно, когда ему говорят, что что-то запрещено, интерес Чонина немедленно возрастает. — Эта дверь, — объясняет Феликс, указывая на массивные тяжелые стальные двери, отделяющие кухню от морозильной камеры. — Невероятно тяжёлая. Там действительно легко запереться и последнее, чего я хочу, это замороженного Йенни. Чонин поднимает бровь, и Феликс наклоняется вперед, чтобы взять его за руку. — Смотри, я тебе покажу. Чонин следует за Феликсом через кухню к дверям, и Феликс ставит его перед ними. Он чувствует исходящий от них холод, и первое, что он замечает - эти двери должны открываться, но на них вообще нет никаких ручек. Феликс прислоняется к стене и скрещивает руки, на его веснушчатом лице появляется почти дерзкая ухмылка. — Давай, — говорит он. — Попробуй открыть дверь. Чонин переводит взгляд обратно на двери и кладёт руки на сталь. Он не дохляк. Он не слаб ни по каким стандартам, но когда он толкает дверь, не поддаётся. Он упирается в неё, толкает её всем весом своего тела, и максимум, что делает дверь - это сдвигается на дюйм, прежде чем вернуться на место. Чем больше он старается, тем шире становится улыбка Феликса. — Видишь? — дразнит он. — Вот почему работа Сынмина - добывать мясо. Он единственный из нас троих, кто может открыть эту чёртову дверь. — Зачем им такая тяжелая дверь? — Чонин не может не спросить. — Что, если Сынмин заболеет? Тогда кто откроет дверь. Феликс удивляется, и Чонин замечает, что его любопытство по поводу морозильника растёт. Естественно, при поиске подозрительных вещей морозильная камера - самая очевидная вещь. С точки зрения бизнеса нет абсолютно никакого смысла иметь морозильную камеру с такой массивной дверью. — Йенни, — наконец говорит он и указывает на замок в верхней части двери. — Детка, она заперта. Чонин поднимает глаза, его сердце в пятки ушло, когда он замечает замок, удерживающий дверь закрытой. Неудивительно, что она не открывалась. Он протягивает руку, чтобы открыть её, и когда он нажимает, дверь поддается намного легче. Феликс хихикает, когда Чонин открывает дверь и заглядывает внутрь. Холод поражает его. Когда он просовывает голову внутрь, загорается свет, и комната заливается мягким голубым светом. Чонин видит крюки для мяса, он видит полки с упакованным мясом, аккуратно уложенным друг на друга, завернутым в пластик с этикетками на полках. Феликс тоже просовывает голову и осматривается. — Хочешь заняться морозилкой? — предлагает он. — Раз уж тебе так интересно. Сынмин может убраться, вы двое можете поменяться. — Окей, — Чонин кивает. — Сидя в скрипучем кресле, Чанбин покачивает коленом, наблюдая, как Чан спорит по телефону со своим отцом. Другие люди и не подумают, что происходит ссора. В конце концов, Чан не повышает голос. Он не двигается, не хмурится. Но Чанбин не только может хорошо читать других, он также был рядом с Чаном достаточно долго, чтобы понимать его поведение. То, как его палец мягко постукивает по столу, сдержанность его тона, малейшее движение глаз - всё это говорит Чанбину, что Чан зол. Он терпеливо ждёт. И когда Чан, наконец, вешает трубку, он наблюдает, как тает спокойное, лёгкое самообладание, когда его гнев, наконец, проявляется человеческому глазу. — Ебаный мудак, — шипит Чан себе под нос. Чанбин не может не согласиться. Он имел несчастье встретиться с нынешним премьер-министром несколько раз, и ни один из этих случаев не был приятным. Чан - харизматичный парень, его отец - полная противоположность. Он один из тех бюрократов, которых Чанбин генетически предрасположен ненавидеть. Жадная к деньгам, жаждущая власти пиявка, которая сделает всё, чтобы достичь вершины власти. В конце концов, Чанбин был частью большой команды, работавшей за кулисами, чтобы привести этого человека к власти. Умные и продуманные рекламные акции в глазах общественности, в то время как в тени именно Чан и его команда работали над тем, чтобы уничтожить его конкурентов. Будь то подкуп или другие принудительные средства. На самом деле Джисон был тем, кто предложил их есть. Чан не был против этой идеи с самого начала, в отличие от Чанбина. В своё время он много чего натворил, но никогда раньше не ел людей. Наркотики, поджоги, убийства - хорошо, но каннибализм? Это что-то новое. Отсюда и рождение «God’s Menu». Прикрытие для чего-то, что на самом деле начиналось как безумный эксперимент и превратилось в эффективный способ заставить замолчать любого, кто осмелился встать на пути его отца. Конечно, с самого начала Чанбин не понимал, почему Чан настаивал на том, чтобы делать то, что приказал ему отец. Если бы это был его собственный отец, Чанбин без проблем послал бы его нахуй. Но Чан, как послушный сын, делал всё, что от него просили. И именно так у него появилась сеть этих ресторанов. Если бы только их клиенты знали, что или кого они ели каждый день. — Итак, — начинает Чанбин, стараясь, скрыть сарказм в своем голосе. — Чего он хочет на этот раз? Чан смотрит на него, но Чанбин не забирает слова назад. Он не извиняется за свое отвращение к отцу Чана. Так было всегда. Этот человек может быть харизматичным и выглядеть чертовски привлекательно для публики. Но что касается Чанбина, этот человек намного, намного ниже его. — Премьер-министр, — говорит Чан ровным тоном, который дрожит от плохо скрываемого гнева, — хочет быть президентом. Требуется некоторое время, чтобы это полностью улеглось. Чанбин обдумывает сказанное Чаном. И он не обращал внимания на политику. У него нет такого стояка на это, какой, похоже, был у отца Чана. Но нынешнее президентское кресло может быть переизбрано в следующем году. Есть вакансия. И когда он думает об этом, конечно, в этом есть смысл. Отец Чана ни за что не удовлетворился бы вторым по значимости местом - о нет, самая мощная вершина там, и она скоро освобождается. — Ну, — говорит он через мгновение. — Нахуй его. — Бинни. — Нет, я серьёзно, пошёл он, — хмурится Чанбин. — Я не понимаю, почему ты просто делаешь то, что он тебе говорит, и как, чёрт возьми, он вообще планирует этого добиться? Потребовалось много сделок и теневых подпольных влияний, чтобы он оказался там, где он есть, потребуется больше, чтобы получить статус президента. Как сказать «иди нахуй» по-английски? — Моя мать говорит по-английски, а не отец, — напоминает ему Чан. — И это не подлежит обсуждению. Точно так, как когда он начал подниматься по карьерной лестнице на пост премьер-министра, я сказал вам то же самое, что собираюсь сказать и сейчас. Вы со мной или нет? — Я согласен, — говорит Чанбин без паузы. — Я в деле. Но не для него, а для тебя. Потому что ты идиот, который делает всё, что говорит тебе твой отец, но будь что будет, я выбираю следовать за этим идиотом. Ему нравится улыбка на лице Чана. В ней видно облегчение, сожаление, это напоминает ему о всех тех случаях, когда Чан улыбался ему так, когда они были младше. Будь что будет. Чанбин пообещал следовать за ним и быть на его стороне. Он не нарушал эту клятву, и Чан никогда не давал поводов для этого. — Так что от нас требуется? — фыркает Чанбин. — Просто, ты же понимаешь... Срань господня, будет столько серьезной суеты. Он вообще знает, сколько людей положили глаз на это место? — Я даже не уверен, что он имеет право на это, ведь он премьер-министр но… Это не обсуждается, – Чан только качает головой. — Конечно, это не обсуждается — бормочет Чанбин. Раздается стук в дверь, и когда Чан приглашает войти, дверь открывается, и Чанбин не может не улыбнуться, когда лицо Феликса просовывается в дверь. — Как дела, Ликси? — спрашивает Чан, откидываясь на спинку стула, когда другой бочком входит в комнату. — Просто хотел, чтобы ты знал, мне нравится новичок, — говорит Феликс, подходя к Чанбину и плюхаясь прямо ему на колени. — Он такой милый. С брекетами и этой улыбкой и, уф, это почти тошнотворно. В хорошем смысле. Руки Чанбина обвиваются вокруг талии Феликса, и ему хочется замурлыкать, когда он чувствует, как тот наклоняется к нему. Это фамильярность со стороны Феликса. Феликс просто из тех людей, которые сидят у кого-то на коленях, обнимают и не думают об этом. Может быть, это что-то австралийское, а может, это просто Ликси (потому что, насколько Чанбину известно, Чан далеко не такой тактильный), но для Чанбина это значит нечто большее. — Мы должны устроить для него приветственную вечеринку, — предлагает Феликс с лучезарной улыбкой, когда его рука рассеянно поднимается, чтобы погладить волосы Чанбина. — Что ты думаешь? — Звучит неплохо, — соглашается Чан. — Но только после того, как мы переживём пятницу. Сможет ли он справиться? Нам нужно произвести впечатление на этих руководителей, они близкие друзья моего отца. — Йенни справится, — без сомнений уверяет его Феликс. Его рука продолжает убирать волосы Чанбина за ухо, и он, кажется, не замечает его, поскольку внимание полностью сосредоточено на Чане. — Все будут в порядке. Мы пройдём через это без сучка и задоринки, а потом я предлагаю повеселиться. И чтобы поприветствовать Йенни, и чтобы отпраздновать пережитую пятницу. — Договорились, просто убедитесь, чтобы не было косяков и всё прошло гладко. И я не хочу, чтобы Минхо и Сынмин дрались, держи их подальше друг от друга, – Чан ухмыляется. — Я могу обещать дистанцию, может быть, в два метра, но не больше, — дразнит Феликс, когда он, наконец, встаёт с колен Чанбина и направляется к двери. Чанбин оплакивает отсутствие Ликса, его колени внезапно становятся холодными, а сладкий аромат духов Феликса исчезает, когда тот уходит. Прежде чем уйти, Феликс поворачивается в дверях, чтобы посмотреть на Чана. — Пока я не забыл, тот мужик, которого мы сегодня подавали… — Доносчик? — гудит Чан. — Тот, кто представил нам эту свинью? — Да, он. Несколько наших гостей жаловались, что он был жёстким. — Он был не в лучшей форме, — сухо комментирует Чанбин. — Скорее всего, они вкусили результаты ленивой, сидячей жизни. — Возможно, — соглашается Феликс. — Но чтобы вы знали, лучший вкус, похоже, у здоровых. — Замётано, — бормочет Чан, когда Феликс снова улыбается и закрывает за собой дверь. Как только он уходит, Чан поворачивается к Чанбину, он пробегает глазами по остаткам румянца на щеках Чанбина, по тому, как он нюхает его рубашку там, где на неё опирался Феликс, и качает головой. — Тебе действительно стоит уже что-то ему сказать. Этот твой «краш» становится смешным. — «Судный день», как драматично называет его Феликс, наступает в конце недели, и хотя Чонин был хорошо подготовлен к напряжённому дню, ничто не могло подготовить его к суматохе, охватившей главный обеденный зал. — У нас всё забронировано, — говорит ему Минхо тем утром, когда они подготавливаются ко дню. Сынмин нехарактерно неистовствует, спешит с Феликсом навести порядок на кухне, пока не разразилась буря. — В двух словах, руководители забронировали весь ресторан на вечер. Мы будем обслуживать не менее трёхсот человек и всех, кого они решат взять с собой. Это не будет нашей обычной обстановкой, нам придется готовить блюда и заполнять столы как можно быстрее. Его кошачья ухмылка возвращается на его лицо, когда он поворачивается к Чонину. — К счастью для тебя, новичок, твоя роль в этом относительно невелика по сравнению с другими. Твоя роль - поддерживать кухню в рабочем состоянии. Продолжай передавать блюда. Следуй указаниям Феликса и помни: опера не закончена, пока толстая дама не споет. Понял? Чонину ничего не остаётся, кроме как кивнуть. Как и сказал Минхо, главный обеденный зал преобразился. То, что когда-то было залом с аккуратно расставленными столами и стульями, внезапно пустеет. Столы стратегически расставлены по краям зала вместе с длинными столами, накрытыми белыми простынями. Из динамиков играет музыка, а перед пустым пространством, которое как Чонин может представить, отведено для танцев, установлен подиум. — Йенни. Чонин следует за голосом Феликса, когда тот указывает ему на столешницу. — Начни с первых блюд и просто продолжай. Подготовь овощи и все ингредиенты. Если мне ещё что-то понадобится, я скажу тебе. Раздается звонок в дверь, и Чонин отдаляется на кухню. Поначалу тихо, прибывшие гости не склонны к разговорам, но вскоре всё меняется, когда прибывает большая часть вечеринки. Чонин не поднимает головы, но шум и болтовня из главного зала становятся почти оглушительными. Вокруг него Феликс и Сынмин сбиваются с ног. Собирают ингредиенты, готовят блюда и выдают Джисону, который выносит их в главный зал. Он слышит, как Минхо что-то объявляет, слышит смех и болтовню, но не отрывается от своей работы, как и остальные. У него начинают болеть руки, глаза щиплет от лука, и он не возражает заниматься этим в течение часа, но через три становится по-настоящему больно. Именно тогда он внезапно слышит голос Чана с трибуны, обращающийся к внезапно притихшей толпе. — Я хотел бы поблагодарить за то, что мы все собрались сегодня, — говорит Чан, его голос гремит на кухне громче, чем обычно. — Мой отец передаёт свои извинения, он бы с удовольствием присоединился к нам, но, к сожалению... — Йенни, продолжай работу! — Феликс указывает с другой столешницы, где он жарит что-то, что почти горит. Чонин держит голову опущенной. Нож быстро разрезает морковь, которую он готовит, в то время как Чан продолжает, не сбиваясь с ритма. Когда Чан переходит на английский, Чонину приходится сосредоточиться. Он понимает достаточно, когда Чан переходит от извинений за отсутствие своего отца к причине, по которой они все здесь. Празднование чего-то... Чего-то… Чонин хмурится. Что значит «жертвоприношение» на корейском? Он даже не замечает, как это случилось. Острая боль, он шипит на автомате, и кровь брызжет на столешницу, когда он смотрит вниз и понимает, что нож порезал его большой палец. — Блять, — шипит он, роняя его, и отскакивает назад, сжимая палец и в ужасе глядя на беспорядок на столе. — Дерьмо, — ругается Сынмин за другой столешницей. — О чёрт, — восклицает Феликс. — Ты только что отрезал себе палец? Чонин смотрит вниз. Крови много больше, чем он думал, но его палец, к счастью, всё ещё на месте. Хотя теперь у него довольно хороший порез прямо на большом пальце. — Мы не можем останавливаться, — говорит Сынмин. — Мы не можем, Ликс, у них заканчивается еда. — Я могу продолжать, — настаивает Чонин, возвращаясь за свою столешницу. — Я просто замотаю палец… — Ты не испачкаешь еду кровью, и я не допущу, чтобы ты получил заражение раны на моей смене! — ругается Феликс, не так громко, чтобы кто-нибудь в зале мог услышать. Но, безусловно, достаточно для того, чтобы Чонин понял, что он серьёзен. Разум Чонина раскалывается надвое. Он хочет следовать указаниям Чана, это может быть важно, но в то же время он чувствует, как другие паникуют. Феликс и Сынмин слишком заняты, чтобы прийти и помочь, но оба беспокоятся за него. В этот момент Чонин чувствует, как тёплая рука сжимает его запястье. Когда он поднимает взгляд, светлые волосы Хёнджина блестят, в то время как тот молча подводит его к раковине и засовывает руку под кран. На его лице нет никакого выражения. Чонин даже не слышал, как он подошёл. Он стоит неподвижно и смотрит, как Хёнджин достает аптечку из одного из верхних шкафов и смотрит через плечо на Феликса, который всё ещё немного паникует. — Спасите, что сможете, остальное выбросьте, — приказывает он, кивая на овощи, которые испачкал кровью Чонин. Феликсу требуется на секунду больше времени, чтобы перейти к работе, и когда он это делает, Хёнджин снова обращает свое внимание на Чонина. Чонин хочет слушать Чана, хочет сосредоточиться, но он понимает, что его внимание полностью украдено Хёнджином. Он наблюдает, как тот держит руку под краном, пока она не станет достаточно холодной, затем он вынимает, вытирает тряпкой и начинает наматывать повязку на рану так уверенно, что Чонин не может не задаться вопросом, делал ли он это раньше. К тому времени, как Чонин приходит в себя, Хёнджин уже все сделал, а Чан завершил речь под аплодисменты. Хёнджин смотрит на него мёртвым взглядом, когда возвращает ему руку, всю забинтованную. Затем, не говоря ни слова, он разворачивается и выходит из кухни. Феликс через секунду оказывается рядом с ним, обеспокоенно глядя на повязку. — Йенни, ты в порядке? С Чонином всё в порядке. Позже будет больно, но сейчас у него на уме другое. Наряду с разочарованием из-за того, что он пропустил речь Чана, всё, что он чувствует - это растерянность. — После этого Чонин продолжил работать, и у него не было ни единого шанса заглянуть в главный зал, пока вечеринка не подошла к концу и все не закончили уборку. Усталость наконец, настигает, и Чонин не единственный полуживой после этой ночи. У него болят ноги, болит порез на руке и даже голова, когда ресторан, наконец, закрывается и позволяет персоналу вздохнуть с коллективным облегчением. — Сука как я ненавижу эти сборища, — жалуется Феликс, когда они убирают последнюю посуду. — Можно подумать, что зал, полный озабоченных руководителей, не будет жаждать так много еды, но они всё никак не нажрутся. — Озабоченные руководители? – Чонин удивленно поднимает глаза. Феликс просто улыбается на это, и большая часть Чонина не хочет знать произошедшее. Однако начинающий коп под прикрытием должен знать, и когда он выходит в зал, он застывает прямо у двери. При закрытии «God's Menu», после долгого дня обслуживания гостей, грязные столы - данность. Пустые тарелки с остатками соуса, некоторые оставлены прямо там, где сидел гость, другие беспорядочно сложены в попытке помочь официанту их унести. Вокруг стояли пустые или полупустые стаканы, возможно, несколько стульев были выдвинуты, но никогда не задвигались. Обычный бардак для ресторана. То, что бросается в глаза Чонину, - вовсе не это, а последствия того, что можно описать только как оргию. Расчищенная поляна, которую он считал предназначенной для танцев, усеяна презервативами, заляпана таинственной полупрозрачной жидкостью и едой. Некоторые тарелки распиханы по полу, разбросаны повсюду, и Чонин внезапно вспоминает, что Феликс и Сынмин отвечали за приготовление блюд. Чонин отвечал за ингредиенты. Никто не отвечал за уборку, пока они не закрылись, вот почему. Вскоре появляется запах, и Чонин знает, как пахнет сперма. Он вылупил глаза на увиденное. Что бы он ни представлял себе происходящим в это шумной комнате, он был далек от истины. — Йенни, — упрекает Феликс, выходя, берёт Чонина за руку и тащит его обратно на кухню. — Тебе вообще по закону разрешено это видеть? — Там была оргия?! — Чонин спрашивает, не подумав. У него нет фильтра, он слишком шокирован. Феликс совсем не выглядит взволнованным. Во всяком случае, он выглядит привыкшим к этому. — Да, — он пожимает плечами. — Мы устроили оргию?! — Технически, Чан её устроил, — поправляет его Феликс. — Мы только подавали блюда. Чонин бледнеет, думая о тех, кто на самом деле работает в зале, о тех, кто, должно быть, видел, что здесь происходит. — Минхо? Джисон? Хёнджин? — Фу, они не участвуют, если ты об этом думаешь, — хихикает Феликс. — Они просто обслуживают. Еда, смазка, презервативы, всё, что им нужно. Чонин совершенно уверен, что эта вечеринка, по крайней мере, нарушила несколько сотен законов, и что его удивляет, так это то, насколько вульгарно это было. Это не тайна, никто не предупреждал Чонина не говорить о том, что произошло сегодня вечером. Это просто случилось, и никто не удивлён. — Йенни, успокойся. У тебя краснеют уши. Кроме того, твоя смена закончилась, ты можешь идти домой, – Феликс потирает плечо. — Но этот беспорядок... – Чонин беспомощно смотрит на дверь, ведущую в главный зал. — Это не твоя обязанность, особенно после того, как ты порезал руку, — уверяет его Феликс и подталкивает к двери. — Иди, иди домой и отдохни. Ты сегодня усердно поработал. Чонин хочет возразить. Он хочет, по крайней мере, помочь и попытаться разобраться в том, что произошло сегодня вечером, но Феликс так настойчив, что он, наконец, сдаётся и соглашается пойти домой. Пойти домой, вылечить руку, отдохнуть, и переварить то, что он узнал на этой неделе. Прошла всего одна грёбаная неделя, но кажется, что прошёл год. Он идёт домой, и прогулка на свежем ночном воздухе даёт ему время подумать. Прошла неделя, и он узнал, что «God’s Menu» - это автономный ресторан, который выглядит вполне нормально. По большей части так и есть, за исключением вечеринки, устроенной сегодня вечером. Он понял, что Чан очень похож на босса, который приходит и уходит, когда ему заблагорассудится, Чанбин в этом смысле вроде как его правая рука. Феликс и Сынмин отвечают за кухню, Минхо встречает гостей и оставляет задачу обслуживания столов на Джисона и Хёнджина. Если кто-нибудь заглянул бы в этот ресторан, не зная о вечеринках с оргиями, то увидел бы обычный ресторан. Не нужно даже второго взгляда, но работа внутри ресторана раскрывает совершенно другую сторону. К которой Чонин не был готов, ведь ни в одном из предыдущих отчётов от последнего копа об этом не упоминалось. Конечно, эти отчёты были старыми и собранными ещё до того, как он начал работать под прикрытием. Но это всё, на что Чонин опирался. Теперь он понимает: то, что узнал предыдущий полицейский - это лишь скольжение по поверхности всего беспредела, что здесь творится. Но если эта неделя что-то и доказала Чонину, так это то, что его прикрытие работает. Ни один из работников этого ресторана не считает его подозрительным. Судя по тому, как другие разговаривают с ним, он для них безобиден. Настолько безобидный, что они даже не видели ничего плохого в том, чтобы устроить оргию в его присутствии. Это, по крайней мере, утешает. На данный момент он в безопасности. Его дерьмовая предыстория сработала, и он в безопасности, чтобы раскопать всё, что сможет выяснить, что происходит с этими исчезновениями, найти доказательства и похоронить виновных. И если он переживёт это, может быть, он сможет также выжить, сказав своему отцу, что последнее, чем он хочет заниматься в своей жизни - это стать полицейским, как он. Когда он входит, в доме царит тишина. Обычно Минджи засыпает задолго до того, как он приходит поздно ночью со смены. Чонин пробирается по дому так тихо, как только может, чтобы не разбудить её, поднимается по лестнице на второй этаж и медленно идет по коридору. Он время от времени останавливается, только когда его нога ступает на скрипучую ступеньку, но по большей части в доме тихо, и он чувствует себя достаточно уверенно, что не разбудил её. Он добирается до своей комнаты, открывает дверь так тихо, как только может, и когда он входит, он закрывает её с самым тихим щелчком. Затем он включает свет и замирает при виде Хёнджина, сидящего на краю его кровати. Он всё ещё одет в свою униформу, одна нога элегантно закинута на другую, когда он откидывается назад, опираясь на одну руку. Он держит в руках бумагу, и Чонин чувствует, как вся кровь застывает, желудок сжимается, а сердце останавливается, когда он узнаёт штамп и своё имя, написанное чёрным по белому. Его свидетельство о рождении. — Ян Чонин, — читает Хёнджин, его голос звучит угрожающе непринуждённо, когда он читает сертификат. — Сын начальника полиции, Ян Чониля. Чонин чувствует, что у него перехватывает дыхание. Он ударяется спиной о дверь, а колени вот-вот подогнуться. Особенно, когда взгляд Хёнджина возвращается к нему, и он чувствует, как каждая клеточка его тела замирает. Как олень в свете фар. Вот оно. Эта насмешка, которая напугала бы его до смерти, если бы она была направлена на него на днях. Теперь так и получается, и он может поклясться, что видит, как у Хёнджина вырастают рога и хвост, когда тот медленно поднимается на ноги и бросает сертификат к ногам Чонина. — Ну, — говорит он. — Ты будешь не первой свиньей, которую я убью.