Five Stars

Чонин переворачивается на кровати и смотрит на будильник. Светящиеся красные цифры показывают 3:45 утра, и вот он здесь. Всё ещё не спит. Он смотрит на чернильно-тёмный потолок и медленно поднимает руку, чтобы нежно провести пальцами по губам. Они всё ещё трепещут. Он чувствует руки Хёнджина, что держат его, мягкий плюш его губ и бабочки, которые кружатся в животе, не лгут ему, хотя он очень бы этого хотел. Невероятно. Привлёк такой психопат, как он. Чонин не забыл, что Хван Хёнджин опасен. По крайней мере, его разум не забыл. Его тело - это совсем другое дело, и оно выдаёт его, покалывая и извиваясь, как влюблённый подросток. Не желая того, он вспоминает ощущение рук Хёнджина в своих волосах. То, что он заставил его почувствовать, когда понял, что Хёнджин изувечил Кан Могюля ради него. Может быть, ему следовало бы больше ужаснуться из-за Могюля, но это не так. Вместо этого он очень тронут… Польщён? Тёплое чувство, что Хёнджин сделал это для него. Судя по тону Джисона, будут последствия. И вопреки собственному здравому смыслу, Чонин надеется, что последствия не будут настолько серьёзными, чтобы забрать Хёнджина у него. Было бы полезно, если бы Хёнджина убрали с картины. Он мог бы вернуться к своей миссии, выяснить, действительно ли Чан стоит за исчезновениями, не опасаясь, что кто-нибудь из них узнает, достаточно ли он осторожен. Но есть в нём одна сторона, раздражающе громкая сторона, которая хочет, чтобы он жил. Чонин не дурак... ладно, может, и так. Он достаточно хорошо понимает, что чувствует. Он чувствовал это много раз в академии, когда видел кого-то, с кем он был бы не прочь запереться в шкафу. Это привлекательность, и у него есть глаза, Хёнджин такой красивый, никто не может это игнорировать. Но он психопат. Он опасен. Он просто сделал ебаный кебаб из члена Могюля без угрызений совести. Застонав про себя, Чонин снова переворачивается на кровати. Его одеяла и простыни скручиваются под ним от всех тех движений, которые он сделал сегодня вечером, но он не может найти в себе сил, чтобы сильно беспокоиться. В его голове беспорядок, и с рассветом он примет три решения: 1. Он должен выяснить, что происходит с теми людьми, которые исчезли, и насколько Чан вовлечён в это. 2. Должен не высовываться в «God’s Menu» и собрать все возможные доказательства, чтобы он мог каким-то образом отправить их своему отцу. 3. Ему нужно держаться подальше от Хван Хёнджина. — Избегать Хёнджина оказывается труднее всего, потому что на следующее утро, как только Чонин заходит на кухню, он сталкивается лицом к лицу с тем самым человеком. Он почти идёт прямо на него, но останавливается в самую последнюю секунду с испуганным писком, когда тот поднимает голову и встречается с ним взглядом. — Доброе утро, Йенни, — мурлычет Хёнджин. Чонин бормочет приветствие и уклоняется от него, он скользит к столу, где Сынмин уже достаёт мясо из морозилки. Он чувствует взгляд Хёнджина на своей спине, когда тот спешит помочь Сынмину вынести замороженное мясо и положить его на столешницу посередине. Утренняя рутина высечена на камне. Начало в восемь утра, открытие в девять, с этого времени кухня - оживлённое место. Чонин чувствует себя расслабленным, когда Хёнджин ныряет в главную комнату, чтобы начать свою работу. Но когда он выкладывает пакеты с мясом на столешницу, наклейка в углу упаковки привлекает его внимание. Это просто маленькая белая наклейка со словом «RACHA», написанным чёрными буквами. — Racha? — Чонин хмурится, когда Сынмин достаёт последний кусок мяса. — От них мы получаем наши припасы? Сынмин кивает. Он наконец закрывает морозильник и похлопывает по упаковке мяса на прилавке. — Наши поставщики находятся по всей Южной Корее, но основным поставщиком мяса является Racha. Овощи поступают от фермеров в Тэгу и Пусане. Иногда мы получаем импорт из Японии, Филиппин, Индонезии и Новой Зеландии. Брови Чонина поднимаются, но он полагает, что в этом есть смысл. Он никогда раньше не работал в ресторане, так что, возможно, это стандартная практика. Тем не менее, он смотрит на наклейку и делает мысленную заметку, чтобы изучить компанию позже. Входит Феликс, а за ним Чан. Лицо Чана немного серьёзное, и он держит одну руку на плече Феликса, когда направляет его и останавливает перед Чонином и Сынмином. — Если придёт моя сучья невеста, — говорит им Чан, мягко подталкивая Феликса к ним. — Держите её подальше от него. Сынмин, кажется, не удивлён. Он кивает и направляется к своему месту, но Чонин изображает растерянность. Он бросает вопросительный взгляд на Чана, но когда он не получает ответа, Феликс похлопывает его по руке. — Всё в порядке, Йенни, — говорит он ему. — Я ей просто не нравлюсь и... ну, она сумасшедшая. — Рассчитываю на вас двоих, — говорит Чан, ещё раз похлопывая Феликса по плечу, прежде чем уйти так же быстро, как и пришёл. Феликс делает глубокий вдох и неловко улыбается Чонину. Он выглядит так, как будто с ним всё в порядке, но по его лицу видно, что он чем-то потрясён. Чонин, конечно, помнит Каын, он помнит взгляд, который она бросила на Феликса, но не придал этому большого значения. Это явно серьёзнее, чем он предполагал. — С тобой всё будет в порядке? — не может не спросить он, когда Феликс начинает готовиться к утру. — Неужели всё так плохо? — Ну... она меня ненавидит, — объясняет Феликс, всё ещё немного смущённый, когда откладывает овощи в сторону. — И она психопатка. Она угрожала причинить мне боль, когда Чан не сделал то, что она хотела, так что теперь Чан вроде как... охраняет меня, — морщится он. Кажется, он не слишком доволен этим. — Он немного чересчур заботливый. Сынмин, похоже, не хочет вмешиваться. У него есть свой угол, и он ничего не комментирует, но время от времени Чонин видит, как он смотрит на дверь, как будто боится, что Каын ворвётся прямо сейчас и перестреляет их всех. — — Я думаю, тебе нужно отослать его. Чан принимает две таблетки и запивает их холодной водой. У него ноющая мигрень, и Чанбин, зависший так, не помогает, но он понимает его беспокойство. Чанбин защищает и любит всех участников, но особенно Феликса, к которому он испытывал смехотворно страстные чувства в течение многих лет. — Бинни, здесь он в безопасности, — уверяет его Чан. — Как ты думаешь, что произойдет? Она ворвётся сюда с дробовиком и проделает в нём дырки? — Единственная причина, по которой она его так сильно ненавидит, это то что она думает, что ты ей с ним изменяешь, — указывает Чанбин с раздражённым фырканьем. Кривая усмешка змеится по губам Чана. — Что ж, она не ошибается, — напевает он. — Я изменяю ей. Но не с Ликсом. — Скажи ей это. — Говорил, и я не буду пытаться донести снова, — вздыхает Чан. — Бинни, детка, просто оставь это. Он в безопасности, где я могу присматривать за ним, и я могу присматривать за ним на работе. Чанбин не выглядит умиротворённым. Он только сильнее надувает губы, но их внимание отвлекается, когда открывается дверь офиса и появляется Джисон. — Как всё прошло с Могюлем? — спрашивает Чан, потирая лицо. — И, пожалуйста, сообщите мне хорошие новости. Джисон бросает настороженный взгляд на Чанбина. Он тянется за спину, чтобы щёлкнуть замком, и когда он запирается, Чан стонет. — Чёрт, что случилось? Джисон не торопится. Он садится перед столом и задумывается над тем, что собирается сказать. — Я уже разобрался с этим, — уверяет он их обоих. — Так что, прежде чем вы, ребята, начнёте на него злиться, я с этим разобрался. Я предупредил его, и если он сделает это снова, я буду тем, кто разобьёт ему голову. Лица Чана и Чанбина мрачнеют, и Джисон продолжает. — Встреча с Могюлем прошла нормально, пока Хёнджин не проткнул ему яйца своим кинжалом. Чанбин и Чан оба бледнеют. Сначала они застыли на месте и уставились на Джисона с недоверием, а затем поняли, что да, да, Хёнджин сделал бы это, если бы у него была причина. — Почему? — Чан спрашивает первым, Чанбину, кажется, трудно переварить это в своей голове. На это Джисон может только покачать головой. — Мы все знаем, что Могюль - подонок. Никакой любви там не потеряно, но он ценный стукач, и если об этом узнают, у нас будут проблемы с тем, чтобы держать их всех в узде. — Блять, — рычит Чанбин, он сердито ходит по кабинету, прежде чем указать пальцем на Джисона. — Приведи его. — Твою мать, нет, я сказал, что разобрался с этим! — Джисон настаивает. — И это так! Если Хёнджин хоть на шаг переступит черту, я об этом узнаю. Но если я приведу сюда его задницу, чтобы вы оба съели его живьём, он... вы оба знаете, что он неуправляемый! Мы едва держим его под контролем! Чан поднимает палец, и это срабатывает, Чанбин сразу успокаивается. Он возвращается к Чану, когда тот снова обращает своё внимание на Джисона. — Следи за ним, — приказывает он ровным голосом. — Хёнджин - шальная пуля, но он не делает таких вещей без причины. На этот раз у него была причина сделать это, он не в первый раз встречает Могюля, поэтому что-то вывело его из себя. Я хочу знать, что это было. Джисон кивает, и когда он встаёт, Чанбин делает глубокий вдох. — Чан, — говорит он. — У нас нет людей, чтобы присматривать за Хёнджином, не прямо сейчас. Не с твоим отцом, который стремится стать следующим президентом. Чан издаёт рычащий звук, как будто он только что вспомнил это. — Кстати об этом, — говорит он раздражённо, но спокойно и решительно. — Хан, мне нужно, чтобы ты помог мне организовать мероприятие в «God’s Menu» через две недели. Джисон кивает, остановившись у двери. — Ещё одно событие, как в прошлый раз? — Нет, не как в прошлый раз, — говорит Чан, и его тон заставляет Чанбина и Джисона задуматься. Это тяжело и пронизано нерешительностью, как будто он действительно не хочет говорить то, что собирается сказать дальше. — Вечеринка в честь моей помолвки. Отцу нужна компания её отца, чтобы получить поддержку. — Чан... – Чанбин выглядит испуганным. — Чем скорее я женюсь на ней, тем скорее я смогу оторвать её от задницы Феликса, — обещает Чан. — Это всё равно произойдет рано или поздно. Если я женюсь на ней, это поможет заручиться поддержкой её отца в деле моего отца, и это даст мне власть держать её подальше от Феликса. Джисон молчит, он с беспокойством наблюдает за Чаном, но, как и Чанбин, он всё понимает. Он понимает логику рассуждений Чана, и, как бы несправедливо это ни было, рано или поздно это произойдёт. Должно произойти. Потому что, если Чан не скажет «нет» своему отцу, он всегда будет следовать его желаниям и делать всё возможное, чтобы заслужить его одобрение. Как он всегда делал. — Несмотря на опасения Чонина, что невеста Чана просто войдёт и застрелит Феликса, в тот день ничего не происходит. Как и на следующий день после этого, или ещё на день позже. Феликс остается с Чаном после работы, и Чонин начинает понимать, что бы ни происходило, Чан не намерен выпускать Феликса из виду. — Они как братья, — объясняет Минхо однажды ночью, когда Чонин поднимает этот вопрос после того, как Чан забирает Феликса в конце его смены. Сегодня закрытие остаётся за Минхо и Чонином. — Феликс и Чан оба австралийцы, вот почему. Это мгновенная связь, особенно когда ты за границей. Он ловит слегка смущённый взгляд Чонина и усмехается. — Ты никогда не был за границей, не так ли? Чонин застенчиво качает головой, и Минхо заканчивает вытирать стойку, прежде чем выбросить тряпку и повернуться к нему лицом. — Ну... это всё равно, что быть вдали от дома. Вдали от всего, что кажется тебе знакомым и успокаивающим, — легко объясняет он. Чонин не может не сравнивать это со своей собственной ситуацией. В Пусане. Вдали от своего дома, своей семьи, общается с людьми, которые, он совершенно уверен, имеют какое-то отношение к исчезновениям или даже убийствам. Не очень комфортная ситуация. — Быть за границей, особенно в одиночестве, всё равно, что окунуться в холодный бассейн, где нет ничего, что помогло бы тебе всплыть, — объясняет Минхо. — Особенно если эта страна говорит на другом языке. В такой ситуации искать знакомства - это нормально. Для Феликса это был Чан, и наоборот. — Но разве Чан не был здесь дольше? – медленно, Чонин кивает. — Так и есть. Но он всё ещё вырос в Австралии, и для него Феликс олицетворяет всё, что является его детством и домом. Всё равно, что маленький уютный кусочек дома, — продолжает Минхо, дружески кивая. — Видишь ли, я сам был за границей. Так что я понимаю. Я тоже пытался найти любой кусочек дома, просто для комфорта. У меня никогда не было своего Феликса, но зато были мои кошки. — Ты и твои грёбаные кошки, — стонет Хёнджин из дверного проема. Чонин не может не замереть. Он не знал, что Хёнджин всё ещё здесь. Минхо тоже выглядит немного удивлённым, но он приходит в себя намного быстрее, и хмурый взгляд быстро заменяет его милые кошачьи черты. — Хёнджин, — вздыхает он. — Думал, ты уже ушёл домой. — Есть дела, — пожимает плечами Хёнджин и протягивает руку. — Я запрусь сегодня вечером. Это займёт некоторое время. Чонин смотрит на выход. Он уже думает о том, как ему выбраться отсюда с Минхо, но прежде чем он что-то предпримет, Хёнджин добавляет: — Йенни, можешь остаться? О боже. Красивые глаза Хёнджина пронзают его насквозь, и Чонин чувствует, что замерзает. Он почти уверен, что застывший ужас ясно читается на его лице, потому что именно тогда Минхо хмурится. — Нужна помощь с чем-то? — он спрашивает. — Не нужно держать ребёнка дольше, чем требуется, я останусь. О, спасибо, спасибо, Минхо, мысленно говорит Чонин. Спасибоспасибоспасибо. — Не нужно, хён, — говорит Хёнджин, и Чонин даже не подозревал, что тот может звучать так уважительно и выглядеть настолько невинным. Но эта улыбка, которой он стреляет в Минхо, заставляет его лицо сиять чистой невинностью. — Йенни в любом случае у меня в долгу. К молчаливому ужасу Чонина, Минхо кивает и передаёт ключ. Он берёт свою сумку и хлопает Чонина по плечу, выходя. — Тогда ладно, — щебечет он. — Не работайте допоздна! Затем он ушёл. Чонин слышит, как за ним щёлкает дверь, и в ту же секунду рядом с ним оказывается Хёнджин. У Чонина даже нет шансов. Рука Хёнджина обхватывает его за талию, другая прижимает его к стойке, на которую он опирается, и Чонин быстро оказывается с ним грудь к груди. Красивые глаза Хёнджина безжалостны, а одна бровь выгибается, выглядит не впечатлённым. — Ты избегал меня, Йенни. Чонин хочет отрицать, но понимает, что в этом нет смысла. Хёнджин видит его насквозь. — Я напомню тебе, что ты тот, кто поцеловал меня первым, — продолжает Хёнджин, и Чонин пищит, чувствуя, как рука Хёнджина мягко скользит от его талии вниз к бедру. — Если ты игнорируешь меня только из-за этого, ты должен знать, что отстойно целуешься… Вот оно. Чонин каким-то образом находит в себе силы снова двигаться, быстро отталкивая смеющегося Хёнджина на несколько шагов назад. Видя, как смех психопата выводит его из себя ещё больше, и Чонин не может не задаться вопросом, как так получилось, что Хёнджин может заставить его замереть в подчинении. Но в ту же секунду, как он выводит его из себя, подчинение Чонина вылетает в окно. Он снова толкает Хёнджина назад, на этот раз немного сильнее, и чувствует, как по спине пробегает небольшая дрожь, когда он видит, что Хёнджин действительно немного спотыкается. — Никто никогда не жаловался, — выплёвывает он, и он не знает, почему вообще утруждает себя оправданиями перед Хёнджином. Хёнджин пристроил себя на средней столешнице и хихикает. — О, конечно, никто не жаловался, — дразнит он. — Потому что ты тот, кто всё время лидировал, верно? Ты знаешь, мысленный образ того, как ты подчиняешь кого-то, очень забавен. Чонину удаётся пнуть его в голень. Он получает одно болезненное ворчание, но когда пытается снова, Хёнджин уворачивается с грацией, которую Чонин никогда ни в ком не видел. Он уклоняется, падает и одним быстрым ударом сбивает Чонина с ног. Голова Чонина едва не ударяется об угол стола, когда он падает на пол и смотрит на смеющегося над ним Хёнджина. Высокомерный придурок. Чонин быстро берёт себя в руки и свирепо смотрит. — Зачем ты меня задержал? — он спрашивает. — Я хочу домой. — Ох, да ладно, — Хёнджин хихикает, и это обезоруживает. Он выводит Чонина из себя, он более чем способен повалить его на пол, и всё же то, как он хихикает, напоминает Чонину ребёнка. — Ты просто становишься интересным, Йенни. Тебе не кажется утомительным всё время быть таким покорным и похожим на макнэ? Чонин прищуривает глаза. Раздражает. Он такой раздражающий, и всё же он продолжает. Похоже, он получает удовольствие от того, что выводит Чонина из себя. — Скажи мне, — говорит Хёнджин, его изящное тело прислоняется к стойке, когда он поднимает одну руку, чтобы убрать с глаз выбившуюся светлую прядь. — Когда у тебя были маленькие свидания в кладовке для мётел или что ты там делал в академии, у тебя были какие-нибудь кинки? — Если ты задержал меня не для реальной работы, я иду домой, – Чонин возмущён. Он уже почти добрался туда. Он берёт свою сумку, перекидывает её через плечо, идет к задней двери. Но прежде чем он успевает туда добраться, Хёнджин хватает его, разворачивает и врезает спиной в дверь. Удар настолько резкий, что на несколько драгоценных секунд у Чонина затуманивается зрение. Когда его зрение проясняется, Хёнджин оказывается там. Грудь к груди, одной рукой держа его за запястье, а другой обхватив за талию, когда прижимает всем телом к двери. Вблизи Хёнджин потрясающий. Выбившиеся светлые пряди падают на его темные глаза, остальные волосы собраны в конский хвост. Чонин видит маленькие косички внутри хвоста. От прикосновения его плюшевых губ Чонина бросает в дрожь. Они отстраняются. Он чувствует его дыхание на своём лице, и его внутренности превращаются в знакомую кашу из тепла и желания. Сильнее, чем он когда-либо чувствовал к кому-либо ещё. Чонин не застрахован от красоты этого человека, он легко это признает. Но есть кое-что ещё о Хёнджине. Не только потому, что он такой красивый, это нечто большее. Чонин хочет его больше всего, когда злится на него, и Хёнджину, кажется, нравится делать Чонина таким злым. На этот раз первым движется Хёнджин. В последний раз, когда они целовались, это было спонтанным поступком со стороны Чонина. Столкновение неловких губ, удивление и мгновенный ответ. На этот раз Хёнджин целует его так сильно, что на его губах может остаться синяк. Он высасывает воздух прямо из лёгких Чонина, и всё, что Чонин может сделать, это хныкать и хватать его за плечи. Бабочки в его животе трепещут неустанно. Всё его тело, кажется, вот-вот вспыхнет пламенем, но он не может отстраниться от Хёнджина. Он не хочет. Рука Хёнджина вокруг него сжимается сильнее, и Чонин пищит, когда Хёнджин отрывает его от двери и оттаскивает от неё. Сумка Чонина падает на пол, ни один из них не замечает, как руки Чонина скользят в волосы Хёнджина, а другая рука Хёнджина обвивается вокруг талии Чонина, чтобы поднять его. Ноги Чонина обвиваются вокруг талии Хёнджина, и на мгновение он даже не понимает, куда Хёнджин несёт его, пока не обнаруживает, что его спина прижата к другой двери. Более холодной, большой двери. Холод на его спине заставляет его задыхаться, и поцелуй прерывается, когда он поднимает глаза и видит, что прижат к дверце морозильника. Губы Хёнджина на его шее. Он сильно кусает, и крик боли Чонина быстро превращается в стон, когда тело Хёнджина прижимается к нему, намеренно потираясь о растущую эрекцию, о которой он даже не подозревал. Внезапно Чонину становится всё равно, прижат ли он к дверце морозильника. Его не волнует ничего, кроме как дёргать Хёнджина за волосы и чувствовать, как он снова прижимается к нему. Спина Чонина трётся о дверь. Он совершенно беспомощен, пойман в ловушку захвата Хёнджина. Раб каждого движения - бедёр Хёнджина, и ему требуется на мгновение больше, чем следовало, чтобы понять, что делает Хёнджин. Каждое движение его бёдер, каждое преднамеренное нажатие на его промежность лишает его разума и всех связных мыслей, но когда он смотрит вниз, он почти теряет их. Хёнджин трётся о Чонина, прижимая его к двери, и выражения его лица, злобной ухмылки, почти достаточно, чтобы прикончить Чонина. Прямо здесь и сейчас. — Чёрт... — Давай, Йенни, — дразнит Хёнджин, как будто он не такой твёрдый, как Чонин. Но он был, Чонин может чувствовать его. Он видит румянец на щеках Хёнджина, и хотя Хёнджин пытается притвориться, что он не так взволнован, Чонин знает, что это так. Руки Чонина опускаются от его волос к плечам. Пальцы впиваются, когда Хёнджин толкается в него, и ему приходится сдержать стон от прилива чувств, бегущих по его венам. — Пошёл ты. Смех Хёнджина влияет на рассудок Чонина. Он снова двигается, и Чонин хнычет, он долго не продержится с такой скоростью. Даже если он закроет глаза, он всё ещё может слышать дыхание Хёнджина, он всё ещё может чувствовать его тело и тепло. Почему он это делает? Чтобы отомстить Чонину? Чтобы унизить его? Чонин откидывает голову назад к двери и крепко держится за плечи Хёнджина. Он долго не протянет. Он не выживет. Но он может, по крайней мере, утащить этого сукина сына за собой. Как и в большинстве вещей о Хёнджине, логика не всегда применима. Чонин инстинктивно открывает глаза, чтобы посмотреть на его лицо. Он знает, что он в беспорядке. Он знает, что на грани, и Хёнджин питается этим. Ухмылка на его лице, полное удовлетворение при виде того, как Чонин разваливается на части в его руках… Руки Чонина разжимаются там, где они держали плечи Хёнджина. Они скользят к лицу Хёнджина с такой мягкой нежностью, что Хёнджин на самом деле останавливается. Лёгкое замешательство расцветает на его лице. Но прежде чем он может что-то с этим поделать, Чонин обхватывает его лицо руками и наклоняется, чтобы поцеловать его. Это не так, как раньше. Не злобно, не расстроенно, не неловко или смущённо. Это мягко. И впервые он слышит, как Хёнджин издает тихий звук, смущённый, почти хныканье. Хёнджин теряется первым. Всё его тело содрогается, и Чонин обнимает его за плечи, заглушая стон Хёнджина поцелуями и глотая их целиком. Вскоре он следует за ним с хныканьем, но это недолго. В его голове звенят колокола победы. Он выиграл, в какую игру они бы не играли. Он всё ещё тяжело дышит, когда соскальзывает с двери и встаёт на ноги. Хёнджин тяжело дышит у его плеча. Он всё ещё выглядит ошеломлённым. Он не ожидал, что кончит первым, и он не ожидал такого откровенного проявления нежности, когда казалось, что у него всё под контролем. Чонин не может не воспользоваться моментом, чтобы позлорадствовать. — Я выиграл. — Ты играешь грязно, Йенни, – Хёнджин издает задыхающийся смешок и качает головой. Чонин выбирается из плена между Хёнджином и дверцы морозильника. Он быстро приходит в себя, прежде чем направиться к двери, чтобы забрать свою забытую сумку. Когда он оборачивается, Хёнджин всё ещё прислоняется к дверце морозильника. Он в полном беспорядке. Его волосы растрепаны во все стороны, щёки розовые, а грудь поднимается и опускается в такт дыханию, которое он всё ещё пытается уловить. Чонин знает, что выглядит не намного лучше, ему понадобится душ, чтобы справиться с влажностью в штанах, но он всё равно чувствует себя победителем. — Увидимся завтра, — удаётся ему сказать. Затем он выходит через заднюю дверь на холодный ночной воздух. Всю дорогу домой его мозг в полном беспорядке, он почти не может поверить, что это вообще произошло. Его разум наполнен стонами Хёнджина, его кожа испорчена укусами и запахом Хёнджина. Когда он, наконец, забирается в постель. Глаза Хёнджина преследуют его во сне. — — У меня есть для тебя работа. Хёнджин подозрительно смотрит на Чана, но ничего не говорит. Совершенно очевидно, что Чан и Чанбин знают о Могюле. Ни один из них не заговорил об этом - Хёнджин подозревает, что это из-за того, что Джисон сказал им не делать этого - но это очевидно по тому, как они смотрят на него. Как будто они пытаются выяснить, до сих пор ли на их стороне Хёнджин. Хорошо. Пусть они гадают. — Один? Чан кивает. — Есть радио-ведущий, который работает в утреннюю смену, — объясняет Чан. — И в последнее время он… высказывал сомнения в лидерстве моего отца. Хёнджин борется, чтобы сохранить серьёзное лицо. Он точно знает, что Чану на это насрать, Чан был бы первым человеком, который согласился бы, что его отец - продажный, злобный ублюдок. Но по причинам, которые Хёнджин не может понять, Чан непоколебимо предан своему отцу - даже несмотря на то, что он знает, что его отец был бы худшим президентом, которого когда-либо знала Южная Корея. Преданность крови глубоко укоренилась. Хёнджин рад, что не может сопереживать такому недостатку. — Дай угадаю, — говорит он. — Он делает громкие заявления о том, что твой отец не годится для участия в президентских выборах, и твой отец хочет, чтобы он замолчал. — Сделай это громче, и он станет мучеником, — предупреждает Чан. — Публика не глупа. Если парень, который громко ставит под сомнение полномочия премьер-министра, внезапно окажется мёртвым, это будет указывать прямо на моего отца. Они распознают надвигающуюся диктатуру задолго до того, как это произойдет. — Так... ты хочешь, чтобы он пропал? – Хёнджин поднимает бровь. — Нет, это привлечет к нему внимание, — говорит Чан, откидываясь на спинку стула и делая глубокий вдох. — Я хочу, чтобы ты... покреативил. Хёнджин наклоняет голову. Он не может этого отрицать, он заинтригован. Чан никогда раньше не давал ему столько свободы. Его приказы обычно сводятся к похищению кого-то или быстрому убийству - обычно под присмотром Джисона или Чанбина. Ему никогда не доверяли делать что-то из этого, особенно в одиночку и со свободой выбора метода. — Я пришлю тебе имя и адрес, — обещает Чан и указывает пальцем. — Убей только его. У этого человека есть дети и жена, не трогай их и не показывайся им на глаза. Кивнув, Хёнджин разворачивается на пятках, чтобы уйти. Как только он достигает двери, голос Чана останавливает его. — И Хёнджин. Если ты выкинешь ещё один трюк, подобный тому, что ты проделал с Могюлем, я прикончу тебя. Понял? Хёнджин не оборачивается, он чувствует, как стынет кровь, и может только кивнуть один раз, прежде чем уйти. Как только за ним закрывается дверь, он направляется прямо на кухню и заглядывает. Чонин работает за столом, измельчая овощи вместе с Феликсом. Теперь есть логичная, очень, очень логичная часть разума Хёнджина, которая знает, что он должен выполнить эту миссию в одиночку. Прийти, сделать это, уйти. Без фанфар, без шума, без свидетелей. Но когда он прислоняется к стене, наблюдая за работой Чонина, его разум обращается к более нелогичной части его головы. Той, которая полна плохих идей, которые любой, у кого есть мозги, распознал бы как таковые. Он заходит на кухню и улыбается, когда видит, как напрягаются мышцы на спине Чонина, когда тот чувствует его присутствие. Хорошо. Это хорошие инстинкты выживания. — Йенни, — говорит он на удивление небрежным тоном, подходит к скамейке и наклоняется. — Мне нужна твоя помощь кое с чем. Феликс выглядит любопытным, но Чонин опускает глаза на овощи. Феликс недостаточно близко, чтобы услышать, но Хёнджин слышит, как Чонин бормочет себе под нос. — Помоги себе сам. — Не волнуйся, — говорит Феликс, добродушие снова проявляется в самый неподходящий момент, когда он забирает нож из руки Чонина. — Я возьму это на себя. — Это займёт время, — предупреждает Хёнджин, и Феликс пожимает плечами. — В любом случае, почти время закрытия, у нас не так много гостей в такое позднее время. Чонин выглядит так, будто он в одной секунде от того, чтобы заскулить, но он кивает и бросает взгляд на Хёнджина, когда никто другой не смотрит. С лёгким вздохом Чонин идёт за своей сумкой и снимает фартук. — Тогда пошли. — В машине невыносимо тихо. Чонин неловко ёрзает на своем сиденье и смотрит в окно, пока Хёнджин ведёт машину. Тот не сказал больше двух слов с тех пор, как они покинули ресторан. Ни слова о том, куда они направляются, зачем и почему, чёрт возьми, он не мог просто пойти один. Мудак. — Ты можешь хотя бы включить музыку или что-нибудь ещё? — спрашивает Чонин после ещё десяти минут удушающей тишины. — И куда, чёрт возьми, мы едем? Хёнджин не отвечает, и когда Чонин поворачивается, чтобы посмотреть на него, другой смотрит на дорогу, но время от времени бросает взгляд в зеркало заднего вида. Чонин следит за его взглядом и видит чёрный седан, следующий в нескольких футах позади них. — Хёнджин? — Хорошо, включи музыку, — наконец смягчается Хёнджин, но сейчас Чонина больше беспокоит седан. — Куда мы идем? — он спрашивает снова. — Нас преследуют? Хёнджин вздыхает, послушно останавливается на красный свет и, наконец, поворачивается, чтобы посмотреть на Чонина. Он указывает на бардачок. — Открой. Чонин открывает, и единственная вещь внутри - толстый, почти не использованный моток серебристой клейкой ленты. Он достает его и, нахмурившись, осматривает. — Если ты не прекратишь задавать мне вопросы, я заткну тебе рот этим, — угрожает Хёнджин. Однако, если это должно было напугать Чонина, то проваливается с треском. Чонин прижимает скотч к груди и смотрит на Хёнджина. — Да пошёл ты нахуй! Снова эта улыбка. Та, которая заставляет бабочек в животе Чонина исполнять грёбаный лебединый танец. Он должен отвести взгляд, когда Хёнджин едет вперёд, когда загорается зелёный. — Однажды ты, возможно, захочешь, чтобы я привязал тебя скотчем, Йенни, — говорит он, его тон намного легче и игривее. Чонин предпочитает, когда он угрожает - с этим, по крайней мере, он может справиться. Чонин всё ещё не отпускает эту клейкую ленту. Он прижимает его к себе и закрывает бардачок. — Ни хрена подобного. Уже почти одиннадцать вечера. Чем дольше Хёнджин ведёт машину, тем острее Чонин осознаёт пустые ночные дороги. Сейчас они выезжают из Пусана, и чем дальше отъезжают от города, тем пустыннее дороги, пока не остаются только они и чёрный седан позади. В какой-то момент Чонин делает движение, чтобы оглянуться через плечо, но резко останавливается, когда Хёнджин хватает его за плечо и толкает обратно на свое место. — Не смотри. — Как я могу, блять, игнорировать это? За нами следят. — Да. И первое правило, когда за тобой следят, это не оборачиваться на сиденье и не пялиться на них через заднее стекло, — ругает Хёнджин, как будто разговаривает с трёхлетним ребёнком. — С таким же успехом можно просто сделать татуировку «убей меня, пожалуйста» у себя на лбу. Чонин хмурится. Он должен быть напуган. За ним и раньше следили на дороге. Однажды в Сеуле он ехал с другом, и какой-то сумасшедший преследователь следовал за ними целый час. Они продолжали ехать, потому что боялись остановиться и позволить парню причинить им вред, но они объехали весь город, пытаясь оторваться от него. Чонин был в ужасе, сидел на пассажирском сиденье, разговаривал по телефону со своим отцом, пытаясь описать машину. Теперь за ним снова следят. Та же ситуация, но на этот раз он не боится. Он смотрит на Хёнджина. У того волосы снова собраны в пучок, выбившиеся светлые пряди закрывают его красивое лицо. Хёнджин одет в белую рубашку на пуговицах с длинным рукавом, которая выглядит слишком официально для него. Его штаны - обычные чёрные джинсы и конверсы на платформе. Простой образ, но как-то ему всё равно удаётся выглядеть потрясающе сногсшибательно. Кто бы ни преследовал их в этой машине, он не может быть таким опасным, как Хёнджин. И, возможно, именно поэтому Чонин не боится. Они едут ещё минут тридцать. Хёнджин продолжает поглядывать на машину через зеркало заднего вида, но она остаётся на безопасном расстоянии от них. Они как раз приближаются к сельскому городку, когда Хёнджин внезапно сворачивает налево и останавливается на обочине дороги. — Чт- почему ты останавливаешься? — он спрашивает, глаза Чонина расширяются. Конечно же, седан позади них тоже паркуется. Всё ещё на безопасном расстоянии, но оно сокращается, когда они остановились. — Перестань смотреть туда, — предупреждает Хёнджин. Вместо этого Чонин оглядывается. Они у черта на куличках. Чуть дальше по дороге есть указатель на город, но прямо здесь пустошь. Ничего, кроме тёмных полей, без света и пустой дороги, если не считать двух машин. — Хён- Теплые губы. Руки Хёнджина держат лицо Чонина, и на мгновение Чонин не может сформулировать ни одной связной мысли. Когда он чувствует язык Хёнджина на своих губах, он ахает и отстраняется достаточно далеко, чтобы схватить Хёнджина за рубашку. — Какого хуя?! — шипит он. — У нас за спиной преследователь, а ты хочешь трахнуться?! Улыбка Хёнджина делает с ним странные вещи, и Чонин хочет отвести взгляд, но не может. Хёнджин всё ещё держит его лицо. — Давай устроим им шоу. — Давай, блять, не будем! — Чонин сердито пищит. Он пытается отстраниться, ударяет Хёнджина в грудь, но тот только смеётся и притягивает его ближе. Чонин чувствует его губы на своём виске, на лбу, в волосах. И он высвобождает кулак, чтобы ударить им по груди Хёнджина. — Отвали от меня, ты, грёбаный эксгибиционист! — он пытается кричать. Наконец, Хёнджин отступает. Достаточно далеко, чтобы посмотреть на него как следует, и Чонин до сих пор не понимает, что дышать стало намного труднее. Одним поцелуем Хёнджин украл воздух из его лёгких. Щёки Чонина горят, его тело словно в огне, и он ненавидит каждую реакцию, которую вызывает у него другой. Потому что это означает, что трахаться в машине, пока кто-то определённо наблюдает, для него не совсем исключено. — Йенни, — говорит Хёнджин, и, наконец, его тон становится серьёзным. Тихим, но серьёзным. — Те, кто стоят за нами, отвалят, если мы сделаем что-то, на что они не захотят смотреть. Это заставляет Чонина остановиться. Он хмурится, и это не имеет смысла, но потом вообще всё перестаёт иметь смысл. — Кто за нами следит? Хёнджин просто качает головой, что Чонин интерпретирует как «я не знаю». Именно в этот момент он замечает, как Хёнджину тоже не хватает дыхания. В тусклом свете машины он видит румянец на его щеках, широко расставленные глаза. Уловка или нет, поцелуй с Чонином повлиял и на него. Как и в прошлый раз. Как бы сильно Хёнджин ни любил брать всё под свой контроль, и он действительно может. Он не застрахован от того, что Чонин делает с ним. От этой мысли по спине Чонина пробегает дрожь. Он может видеть, как сильно Хёнджин хочет его, просто глядя ему в глаза, и то, как Хёнджин смотрит на него, заставляет Чонина чувствовать себя желанным. Как будто он единственный человек в мире, которого стоит хотеть. Это странно сильное и одновременно беспомощное чувство. Машина позади них не сдвинулась с места. Свет выключен, но она все ещё там. Чонин обнаруживает, что ему всё равно, когда он наклоняется, чтобы поймать губы Хёнджина, и он не пропускает тихий звук, который тот издаёт, когда его пальцы скользят в волосы Хёнджина и вытаскивают их из хвоста. Поначалу это неловко. Они оба склоняются над коробкой передач посередине, хватают друг друга за руки, притягивают ближе, фактически не покидая своих мест. Разум Чонина давно отключился, и Хёнджин, похоже, не может подвести его достаточно близко. Его поцелуи горячие и обжигающие, его язык безжалостен, а руки тянут за униформу Чонина, пока ткань почти не рвётся. Он слышит, как Хёнджин тихо бормочет «блять» себе под нос, и внезапно сиденье Хёнджина отодвигается, оставляя достаточно места, чтобы он мог схватить Чонина и перетащить его к себе на колени. Чонин двигается без колебаний, это всё ещё неловкое движение, но он не может оторваться от Хёнджина. Когда он скользит на колени старшего, его бедро задевает твердость в штанах Хёнджина, что заставляет блондина снова выругаться и прикусить нижнюю губу Чонина. Руки Чонина дрожат. Они задирают рубашку Хёнджина, пока она больше не заправлена. Его пальцы скользят по пуговицам, дрожащие, когда он нажимает на каждую с небольшим трудом. Его рука скользит по первому попавшемуся участку кожи, и рука Хёнджина скользит вниз, чтобы обнять его за талию. Его бедра двигаются вверх, чтобы встретиться с бедром Чонина, твёрдость прижимается к нему, и тело Хёнджина тёплое как печь. Чонин тяжело дышит. Он тоже твёрд, это неудобно, но он не может оседлать Хёнджина, здесь нет места. Это не совсем удовлетворительная позиция для любого из них, но они не могут оторваться друг от друга. Именно тогда рука Хёнджина опускается на колени Чонина и скользит вверх, чтобы расстегнуть его ремень. Чонин не может не стонать, его лицо сползает вниз, чтобы спрятаться в изгибе шеи Хёнджина, когда длинные, талантливые пальцы, наконец, проскальзывают в его штаны, под нижнее белье и хватают его. — Блять, — шипит Чонин. Одной рукой он сжимает плечо Хёнджина, а другой - подголовник сиденья, и он извивается, пытаясь найти лучшее трение о руку Хёнджина. Этого недостаточно, его штаны недостаточно спущены, и Хёнджин может только держать его, но у него нет места, чтобы пошевелить рукой. — Заднее сиденье, — бормочет Хёнджин, но это звучит скорее как вздох, как будто он тоже в нескольких секундах от того, чтобы сойти с ума. Чонин не тратит время даром. Он слезает с Хёнджина и забирается на заднее сиденье. Как только он добирается туда, он отчаянно тянет штаны, когда слышит, как Хёнджин поднимает водительское сиденье и забирается к нему. Хёнджин совсем не колеблется, он толкает Чонина на спину и забирается на него. Чонин хочет протестовать, но когда губы Хёнджина покусывают и кусают его шею, всё, что он может сделать, это обнять его за плечи и извиваться под ним. Руки Хёнджина движутся. Его рот оставляет следы, кусает, оставляет отметины, но его руки вытаскивают Чонина из штанов и нижнего белья с удивительной скоростью и мастерством. Рука сжимает истекающий член Чонина, и тот почти кричит. — Чанбин, будучи человеком переменчивого темперамента, имеет много увлечений. Одна вещь, которую Джисон узнал за эти годы, это то, что Чанбин никогда не придерживается только одного хобби. Он прыгает от прихоти к прихоти, смотря, что его интересует в любой момент времени. Одним из его увлечений были автомобили, и в результате у него их три. Тот, который он использует меньше всего, - тот, который Хёнджин никогда не видел и, следовательно, мог безопасно следовать за ним. Чёрный седан. Джисон и Чанбин сидят впереди, выключив фары, наблюдая, как машина Хёнджина подпрыгивает, когда он и Чонин забираются на заднее сиденье. — Не знал, что он встречается с Йенни, — бормочет Джисон себе под нос. Чанбин ничего не говорит. Он сидит на водительском сиденье, с любопытством наблюдая, как две фигуры в машине хватаются друг за друга. Джисон ёрзает на своём месте. Им было сказано следить за Хёнджином, чтобы убедиться, что он выполнил свою работу, но совершенно ясно, что у него есть другие дела сегодня вечером. — Бинни, — говорит он, привлекая внимание другого. — Мы должны ехать. Сегодня он не попадёт в беду. — Я просто... — Чанбин наклоняет голову, его глаза наблюдают за тем, чем занимаются те двое — ...размышляю. О Ликсе. Джисону каким-то образом удаётся не закатить глаза. Он оглядывается на двоих в машине и качает головой. — Ты видишь, как Йенни и Хёнджин занимаются сексом, и ты думаешь о Феликсе? — спрашивает он, немного удивлённый. — Серьезно, как долго ты собираешься продолжать это своё тихое увлечение? Просто скажи ему уже. — У него и так достаточно забот без того, чтобы я добавлял к этому, — раздражённо фыркает Чанбин. — И, кроме того, зачем Чан женится на этой психованной сучке? Мы могли бы заставить её исчезнуть. — Нет, мы не можем, она неприкосновенна, — тупо напоминает ему Джисон. — Она богатая наследница с семьёй, которая наверняка придёт за Чаном, если с ней что-нибудь случится. Чанбин рычит. Он откидывается на спинку стула и делает глубокий вдох. — Я просто ненавижу это. Я не хочу видеть, как Чан женится на ней, я лучше сам пущу ей пулю в голову и возьму вину на себя. Нахуй отца Чана. Тут Джисон может согласиться. Никто из них не может понять преданность Чана этому человеку. Преданность Чана своему отцу граничит с чистым безумием. Он чертовски хорошо знает, что его отец будет худшим, что когда-либо случалось с Южной Кореей, он знает, что его отец амбициозный и эгоистичный человек, и всё же он сделает так, как тот просит. Что это за извращенная преданность? — Серьёзно, нам нужно убираться отсюда, — предлагает Джисон. — Дома меня ждёт Минхо, и я точно не хочу видеть, как Хёнджин развлекается с Йенни. С глубоким вздохом Чанбин кивает и поворачивает ключи в замке зажигания. Он выезжает на дорогу и разворачивается обратно в Пусан. — Хёнджин падает на грудь Чонина, чтобы отдышаться. Под ним Чонин в беспорядке, его дыхание прерывистое, грудь поднимается и опускается, когда он пытается глотнуть воздуха. Между ними месиво из пота и спермы на обеих руках, штаны приспущены до половины, а рубашки задраны так далеко, как только могут. Чонин смотрит в потолок. Локоны волос Хёнджина щекочут его подбородок, но он не может пошевелиться. Вместо этого его рука лежит на спине Хёнджина, когда он переводит взгляд на окно и наблюдает за звездами в небе. — Я думаю... — Хёнджину, наконец, удаётся заговорить, когда в его легких достаточно воздуха — ...они ушли. Чонин качает головой. Он, честно говоря, забыл о другой машине. Его тело сейчас в беспорядке. Он чувствует синяки от рта, зубов и рук Хёнджина. Несмотря на это, он чувствует себя хорошо. Хороший вид измученности. Конечно, это не совсем секс, но у Хёнджина талантливые руки. — Когда мы, наконец, займёмся реальным сексом, это будет интересно, — Хёнджин хихикает, затаив дыхание. — Почему? — Потому что ты будто демон, — невинно отвечает Хёнджин. Он задирает рубашку Чонина и кусает его сосок, заставляя младшего пищать и извиваться под ним. — У меня будут синяки на шее. — Не у тебя одного, — бормочет Чонин, и, наконец, немного энергии возвращается к нему, когда его тело расслабляется и чувствует жало внимания Хёнджина за последний час. — Что теперь? — спрашивает Чонин через мгновение. — Ты действительно только что вывез меня на час дальше от Пусана, чтобы приставать ко мне на заднем сиденье своей машины? Это заставляет Хёнджина смеяться, и Чонин желает, чтобы ему не нравился этот звук так сильно. — Нет, мне действительно нужно кое-что сделать, — обещает он. — Я просто знал, что кто-то будет следить за мной. Отсюда и необходимость в тебе. — О, так я был отвлекающим фактором? – Чонин хмурится. — Правильно. Чонин не уверен, что он чувствует по этому поводу. Он может чувствовать лёгкое разочарование, но по большому счёту не удивляется. Почему бы психопату вроде Хёнджина не использовать его таким образом? Почему он позволил ему? Хёнджин слезает с него и натягивает штаны обратно. При этом Чонин пользуется возможностью наклониться и поднять свое нижнее белье, которое почти спрятано под передним пассажирским сиденьем. Хёнджин забирается обратно на переднее сиденье, и когда он заводит машину, Чонин неловко засовывает ноги обратно в штаны из-за ограниченного пространства заднего сиденья. Машина кренится вперёд, и Чонин чуть не падает с сиденья. Он ловит себя на том, что одной рукой держится за спинку водительского сиденья, принимает сидячее положение и пристегивает ремень. — Куда мы едем? Тишина. Хёнджин едет вперёд, и Чонин не может не смотреть ему в затылок. Он не утруждает себя тем, чтобы забраться на переднее сиденье. Не сейчас, когда за рулем Хёнджин, он может заставить их разбиться. В спальном сельском районе полно тихих домов. Единственный свет исходит от уличных фонарей и случайного автоматического освещения крыльца, когда машина Хёнджина тихо проезжает мимо. Он едет со скоростью улитки, его глаза сканируют дома, пока он, наконец, не останавливается перед одним. Чонин осматривает дом. В этом нет ничего особенного. Это почти похоже на один из тех пригородных домов, которые можно увидеть в американском шоу пятидесятых годов. В комплекте с лужайкой перед домом, воротами, высоким двухэтажным зданием, которое вы никогда не увидите в центре Сеула. Хёнджин поворачивается, чтобы посмотреть на него. Его глаза темнеют, и это заставляют Чонина остановиться, когда он чувствует внезапную перемену в воздухе. Хёнджин серьёзен, но здесь есть также что-то другое. Кое-что, что Чонин ещё не встречал. — Оставайся здесь. Он не даёт Чонину шанса возразить - в любом случае, он бы не стал. Чонин наблюдает, как Хёнджин выходит из машины и обходит её, чтобы открыть багажник. Чонин поворачивается на своём сиденье. Он не может видеть, что делает Хёнджин, но когда блондин закрывает багажник, Чонин видит, как он заправляет что-то в задний карман брюк. Это был пистолет? Он подходит к машине со стороны Чонина и стучит в окно. Когда Чонин опускает его, Хёнджин достает что-то из кармана и протягивает ему. Что-то тяжёлое из гладкой кожи. Чонин смотрит вниз, чтобы увидеть, что это складной нож, и его глаза расширяются в тревоге. — Вот правила, — тихо говорит Хёнджин. — Ты не выходишь из этой машины. Ты не издаешь ни единого звука. Забираешься на водительское сиденье и ждёшь меня. Достань свой телефон. Чонин слишком ошарашен, чтобы ослушаться. Как только он разблокировывает экран, Хёнджин забирает у него телефон и устанавливает его на таймер. Он ставит его на десять минут и, когда начинается обратный отсчёт, возвращает телефон Чонину. — Если я не вернусь через десять минут, уезжай без меня. Сказать, что Чонин встревожен и обеспокоен, было бы преуменьшением. Он смотрит на Хёнджина и чувствует, как у него леденеет кровь. — Что, блять, происходит? — Закрой окно и садись на водительское сиденье, — говорит ему Хёнджин, когда он отталкивается от машины и начинает пробираться к воротам. — Шевелись, Йенни. Чонин смотрит и на беспомощный момент, он ничего не может делать, кроме как наблюдать за Хёнджином, который перепрыгивает через ворота и тихо, без звука направляется к дому. Только когда фигура Хёнджина исчезает за углом дома, Чонин, наконец, понимает, что он должен делать, и сначала он поднимает окно. Затем он забирается на переднее сиденье, очень осторожно, чтобы не нажать на клаксон, садясь на водительское сиденье и глядя на ключи, всё ещё торчащие в замке зажигания. Нож тяжелеет в его руках. Таймер тикает мучительно медленно, когда тишина начинает окутывать машину. Это самые длинные десять минут в жизни Чонина. Предупреждения Хёнджина были настолько серьёзными, что Чонин продолжает оглядываться, ожидая, что что-то вроде зомби вскочит и нападёт на машину в любой момент. На улице даже не стрекочут сверчки, не слышно шелеста ветра, ни единого звука, и это душит. Чонину кажется, что он что-то слышит. Тихий щелчок, и он смотрит на другую сторону дороги. В домах там тихо, темно, все должны спать. Затем машина подпрыгивает, багажник открывается, и Чонину едва удаётся подавить крик, когда он резко оборачивается, чтобы увидеть, как крышка багажника закрывает заднее стекло. Что-то тяжелое приземляется внутри, и Чонин почти парализован страхом. Затем багажник закрывается, появляется лицо Хёнджина, и Чонин почти оседает с облегчением, наблюдая, как другой улыбается и подходит, чтобы открыть пассажирскую дверь и забраться внутрь. — Сделано. Чонин немедленно бьёт его по руке. — Ты мудак! Я думал, что кто-то собирается напасть на меня! Почему ты не предупредил меня, прежде чем открывать багажник?! — Ты казался рассеянным, — хихикает Хёнджин, что резко контрастирует с его прежней серьёзностью. Теперь она сменилась улыбкой. — Ты умеешь водить? — Конечно, я умею водить, — обиженно фыркает Чонин. — Ну, тогда ты отвезёшь нас обратно, — предлагает Хёнджин. — Мне бы не помешало немного отдохнуть. — Что ты сделал? — Чонин не может не спросить. Он указывает на заднюю часть машины. — Что ты положил в багажник? — Если хочешь узнать, я могу положить тебя в багажник вместе с этим, — предлагает Хёнджин с игривой улыбкой. — Скотч всё ещё при тебе? — Иди на хуй. — Позже, Йенни, — обещает блондин, отодвигая своё сиденье и откидываясь на спинку с неприятной ухмылкой. — Я возьму для тебя ароматизированные презервативы, если хочешь? Чонин рычит, но отказывается от багажника, заводит машину и отъезжает от тротуара. Машина тихо выезжает из сельской местности. Никто из его жителей не просыпается, никто не замечает, что незнакомцы уходят. Завтра утром сонный, тихий сельский район будет кишеть полицией. Соседи будут выглядывать из-за жёлтой ленты, отчаянно пытаясь увидеть, как тело выкатывают к машине скорой помощи и травмированным детям, которые его нашли. Детективы будут чесать затылки, отчаянно пытаясь найти разгадки внезапного исчезновения радио-ведущего Ким Хварана - того самого человека с кляпом во рту, связанного и запихнутого в багажник машины Хёнджина.