Слёзы Дракона

Лиса проснулась от крика леса. Кодама никогда не осмеливался будить деревню, отчего в каждом доме загорелся свет, кто-то вышел на улицу, чтобы проверить, всё ли в порядке у дерева и возвращались обратно в испуге, услышав душераздирающий крик Кодама. Это либо старые, либо совсем юные ёкаи, для которых крик дерева значит что-то ужасное. Эико поднялась на локтях, потёрла глаза и испуганно потянулась к вееру, увидев в покоях силуэт. — Тише, лисичка, я не хотела пугать тебя, — попятилась Увибами, чуть не споткнувшись об красное кимоно. Эико убрала веер и извинилась перед божеством, ссылаясь на уже вошедшую в привычку оборону. Девушка встала, надела носки и гэта, закрепила волосы заколкой и уже собиралась было перепрыгивать через ограждение, но умелая Увибами вовремя схватила её за плечо и потянула назад. От напряжения Эико упала, поглядела на женщину и пыталась что-то сказать, но её прервал очередной крик Кодама. Увибами снова рванула на улицу босой, на плечах еле-еле держался нагадзюбан, а из-под него торчал красный хвост. Неужели она в состоянии принять ипостась и причинить вред безобидному существу? И сколько ей потребуется времени, чтобы утихомирить свободного духа? Эико, сопровождаемая эхом кодама, добежала до покоев Лин Ганя, открыла дверь и извинилась за проникновение в столь позднее время. Лин Гань, услышав крик, поднялся и попросил Эико разбудить самураев. Теперь Эико поняла, что кодама не просто горько плачет. Он хочет крови. Достаточно крови, чтобы утолить голод и на долгое время уснуть, не тревожа гражданских и охотников, даже если они будут пытаться срубить его ветки. Увибами оказалась у Кодама и тут же отпрыгнула в сторону: толстая ветка чуть было не задела её нагадзюбан. Она не узнавала своего друга, своего Морико, ведь он напал на неё. Ками, словно кукла на верёвках, размахивало своими ветками неаккуратно, норовя поранить ни в чём не повинные деревья. Увибами перепрыгнула на камень, опустилась, пропуская ветку и готовя магию. Толстый поток огня попал прямиком в сердцевину дерева: кодама закричал ещё сильнее, отчего разлетелись все птицы, и подул страшный ветер. Увибами укрывала лицо рукавом, пока кодама кричал и мельтешил ветками. Крик дерева в лёгкую мог убить заблудшего странника, но древние ёкаи исключение. Тэсуке видел, что происходит в лесу и сдерживал своих детей, чтобы те не побежали прямиком к смерти. Увибами обладала хорошим зрением и слухом и, увидев на балконе лисицу, крикнула «ложка». Лиса спрыгнула с балкона, в воздухе поменяла облик и лишилась одежды, зато приземлилась на мягкие лапы и прямиком на чью-то крышу. За ней ринулись самураи, и почти собрался Тэсуке, если бы дети не удержали его. Тадао, превратившись в тэнгу, пытался клювом подцепить лапу лисицы, но не смог: она ловко умчала вперёд, перепрыгивая с крыши на крышу. «Зачем ей ложка? Она же, наверное, как амулет? Ничего не понимаю!» — мыслила Эико и чуть было не упала, но принявший форму óни Шин схватил лису в руки и отпустил лишь тогда, когда втроём достигли земли. Эико разозлилась, что ей помешали. Она укусила Ками за толстый палец, шикнула на него и умчалась к Увибами, лежащей на земле и объятой толстой веткой. Она не пыталась сопротивляться, знала, что ветку не сдвинет. Она выжидала момент, когда кодама ослабит хватку, подумает, что божество без сознания, и тогда Увибами нападёт, выстрелив в него толстым потоком огня из пасти. Женщина почти приняла ипостась, от человеческого у неё остались лишь лицо и одежда. Её клыки острые, как кинжал, а язык подобает змеиному, единственное, она не травит ядом, а безжалостно сжигает. Кодама, чтобы не допустить пожара, сдерживал её пасть своей самой любимой веткой. Лисица подоспела вовремя: напав на дерево, лапами поцарапав кору, она отвлекла кодама, и тот отпустил ветки. Эико крепко держала ложку в пасти, боясь повредить или, не дай бог, потерять. Однако не успела Эико отдать ложку Увибами, как кодама снова закричало, на этот раз от невыносимой боли. Тэнгу и óни смотрели на гору, думая, что крик дерева вполне мог вызвать лавину, однако гора спокойна, как море без шторма. Óни спрыгнул, вооружился клинком и обрубил самую тяжёлую ветку кодама: ту, которой он удерживал Увибами. Тэнгу оценил ситуацию и принял человеческую форму, чтобы оттащить Увибами. Она приняла его помощь, хоть и отнекивалась, ссылаясь на самостоятельность, но позже сообразила, что Тадао лишь выполнял свою работу. — Морико... — рыкнула она и замолчала, глянув на грязную и окровавленную лапу. Эико спрыгнула с дерева, прыгнула на камень и тут же спряталась, избежав удара дерева. Óни, держа клинок, следил за ветками и пытался словить момент, чтобы обрубить их. Эико была безоружна, но ей не мешало это царапать дерево острыми когтями. Внезапно кодама всё же ухватился за хвост лисы: она, повиснув вниз головой, выронила ложку и отлетела в сторону, ударившись об дерево, благо, не смертельно. Кодама напился кровью, как комар и переместил внимание на ложку, от которой чуть было не ослеп. Но не успел он ухватиться за неё, как Тадао, взяв ложку, вооружился клинком, и вместе с Шином они всадили их в сердцевину и голову. Тадао сообразил, для чего нужна эта ложка. Это — амулет, сделанный из нефрита и чёрной соли, которым во времена царствования дракона убивали всех предателей божества. Чёрную соль невозможно добыть. Она хранилась внутри Катаямы, внутри сердца Увибами. Это был прах её детей. Ходили легенды, что подняв с морского дня убитых малышей, из её глаз потекла смола, которой она покрыла «прах». На самом деле она хранила соль в месторождениях серы, в самом защищённом от чужого взора месте. Шин схватился за голову, ощутив серный запах: ему, как óни, также опасно находиться рядом с амулетом. — Прячься, Шин! — крикнул Тадао и продолжил держать ложку над головой. Дерево продолжало изнывать от боли. Увибами спрятала лису в укромном месте и направилась к обезумевшему Морико, полная ненависти. Гнева Матери Увибами страшатся всё ёкаи, но даже в таком случае Тадао и Шин уверены, что она не будет принимать весь облик, чтобы не тревожить и без того испуганную деревню. Магии Увибами будет достаточно, чтобы уничтожить мир. Её клинка будет достаточно, чтобы разрубить пополам империю. Но терпения у Ками недостаточно, чтобы спустить ситуацию на самотёк. Взяв от магии по максимуму, Увибами выхватила у Тадао клинок, пустила поток дереву в голову и, не понятно как, отрубила «голову». Дерево распалось на мелкие щепы. Тадао взглянул на свой клинок: он горел огнём, с него капала странная жидкость, больше похожая на слизь, а выглядел он так, как будто им только что разрубили полгорода. Внутри дерева, как и полагалось, свернувшись калачиком лежал ослабевший от амулета Морико. Тадао ринулся к другу, убедился, что с ним всё в порядке, подбежал к Эико и тут же прикрыл глаза. Она, приняв человеческий вид, тщательно пыталась прикрыть своё голое тело руками. Отвернувшись, он снял хаори и верёвку с волос, с закрытыми глазами вручил «подарок» лисе и отбежал к Увибами, которая терпеливо ждала, пока Морико отмучается. — Твоё хаори длинное? — уточнила Увибами, увидев нагую девушку. — Достаточно, — ответил Тадао и предложил Эико помощь, увидев, что она нацепила хаори и уже пыталась завязать его. Стоило Увибами подойти к Морико, как он выпрыгнул из своего гнезда, отбежал в сторону от Ками и схватил Эико за шею. Как бы сильно он не держал её за шею, она пыталась усидеть на снегу, лишь бы никто не увидел её голой. Она не успела завязать хаори — то совсем не прикрывает покрасневшие от мороза бёдра. — Нагая девушка в лесу! — воскликнул Морико и схватил девушку второй рукой за волосы. Увибами понимала, чем это чревато. Увидев симпатичную девушку, Морико захочет заняться с ней любовью прямо на глазах у шокированных самураев. Морико был духом плотских утех. Дух дерева, соратник Увибами был рождён в Токоё но Куни, стране вечной жизни, как добрый ёкай, но истинной его принадлежности не понимали Ками рангом выше. Морико сбежал из Токоё но Куни на Катаяму, где его бы точно не нашли духи. Каким же удивлением для Ками было обнаружить Морико с Матерью? Она не позволила забрать его в рай, где его никто не любил. Эико пыталась спастись любыми способами, ей уже было всё равно, что про неё подумают самураи. Главное — жизнь. — Я требую, чтобы ты перестал трогать девочку, Морико! — Увибами отняла клинок Тадао и провела вдоль крепкой шеи Морико. Он не остановился и даже не истёк кровью. Эико могла бы превратиться в лису, если бы не ломота в теле, кровь с затылка и не голое тело. Несмотря на чистокровность, она не умела превращаться в лису больше трёх раз в день. Даже когда ей было необходимо поменять облик, она не могла сконцентрироваться, кицунэ-би иссякали. — Увибами? — вдруг осёкся Морико и бросил девушку на снег. — Значит, это правда! Ками проснулась, все подопечные тоже! Только в дереве я ощущал себя неуютно... Девушка вам кто? Подруга? Или для кого-то из вас, самураи, она возлюбленная? — Ты что несёшь, Морико? — Увибами огрела духа звонкой пощёчиной, отчего тот упал. — Это — лиса Ацуко, и она находится под моей защитой! — Лиса Ацуко?! — уточнил Морико. — Помилуй мою голову, Увибами... Я не знал, что это лиса Ацуко! — Ты чуть не убил её своей веткой, — напомнил Тадао. — Сам сегун грозился оторвать руки, если с этой лисой что-то случится. Тебе не мешало бы извиниться. — Я не помню, что я делал, самурай, — пожал плечами Морико. — Как зовут сегуна? Я совсем ничего не знаю. — Его превосходительство Огайо Одадаки, — сообщил Тадао и успокоился, поняв, что больше Ками угрозы не несёт. Эико завязала хаори и встала с земли, обняла себя и двинулась к Увибами. Женщина обняла лису и погладила по голове, взглядом прожигая в Морико дыру. — Прошу, прекрасная госпожа, простите меня! Я больше не буду вас трогать даже пальцем! Боюсь я гнева Увибами и кицунэ-би. — Морико сел на колени и обхватил руками голень девушки. Эико глянула на него, грубо вытащила ногу и глубоко вздохнула, пытаясь выпустить кицунэ-би. Увибами и не позволила лисьему огню пробудиться, вместо этого она подошла к Морико снова и ударила в нос, чтобы больше тот не распускал руки. Морико схватился за нос, простонал имя дракона и попросил прощения. Тадао и Шин переглянулись: несмотря на то, что Увибами дракон, для женщины такая самооборона заслуживает похвалы. — Тадао-сама, — остановилась женщина, придержав чуть не упавшего Морико за локоть. — Отнесите девочку в дом, пожалуйста. Не думаю, что она в силах дойти самостоятельно, я не смогу донести её. — Да, конечно! — Тадао подбежал к Эико, взял её на руки, аккуратно коснулся ткани кимоно и убедился, что он ни в коем случае не трогает кожу. Эико положила руку ему на плечо, что-то простонала, обвинив Морико и замолчала, стоило Тадао сделать шаг. Шин, не приняв человеческий облик, двигался на четырёх лапах и был похож на большую собаку, которую вывели погулять на ночь глядя. Если бы Эико не знала, что Шин по природе óни-вегетарианец, она бы заявила, что он похож на инугами, Ками пса. Кажется, ему было бы не обидно за такую кличку. Это — ронин, подвергшийся насмешкам, прибегший к воровству и обману, чтобы продолжать жить, но помилованный самим сегуном. Грубая манера общения, привычка ходить на четырёх лапах, незнание правил в доме сегуна могли привести Шина к сэппуку, однако он до сих пор жив, питается нормальной едой и даже учит детей воевать. — Вот дерьмо! — ругнулся Шин, наступив лапой на мёртвого аманодзяку, óни-вредителя. — Откуда здесь аманодзяку? — Из Дзигоку, — серьёзно ответил Морико. — Самое опасное существо Дзигоку не знает, откуда лезут миниатюрные твари? — Я покинул Дзигоку, потому что Эмме не понравилось, что я вместо людей ем свинину и курицу. — Как Эмма тебя не убил? — спросила Увибами. — Он хотел. Но в Токоё Но Куни ему не рады и отдавать на попечение своего же мой сэнсей не захотел. Даже после его смерти Эмма пытался найти меня, но в то время я уже жил у сегуна. Кстати, Тадао — приёмный сын сегуна, и после двадцати семи лет он унаследует власть. Морико странно покосился на Тадао, видимо, испытывая стыд. За подобную оплошность его бы в лёгкую лишили головы, если это был обычный дух, а великий Ками плотских желаний и соратник дракона. — А Эико вам кто, Тадао-сама? — На вопрос духа Тадао ничего не ответил. Проверив состояние Эико он прижал её так, что холодные длинные пальцы касались толстой ткани красного хаори. Тадао запрещено сближаться с девушками. Таково правило сегуната, ведь после того, как он станет правителем, во дворце будет собран гарем из двадцати юных девушек, и одна будет выбрана в качестве невесты. Если, конечно, Тадао не найдёт себе будущую высокородную жену самостоятельно. «Спасибо...» — мысленно сказала лисица, прижавшись головой в упругую мужскую грудь. Тадао не почувствовал её и был сосредоточен на дороге, чтобы, не дай Ками, под ногами не бегали аманодзяку, и Шин не перегрыз Морико глотку. В усадьбе даймё горел свет. Мин ждала гостей и не смыкала глаз, пока её братья, обняв друг друга, спали на татами в позе эмбриона. Тэсуке ходил из угла в угол, постоянно глядел на улицу, и вскоре увидел дракона. Мин выбежала на улицу к подруге и испугалась, увидев инугами, но стоило Шину превратиться в невероятной красоты человека с чёрными кудрявыми волосами, как Мин облегчённо выдохнула. Чистокровный японец всегда имел гладкие чёрные волосы, как Тадао, Эико и все жители этой деревни. Один лишь Шин, стыдясь своего произношения и того, что его отец был Йондоном и перебрался в Хиганбану за несколько дней до смерти, чтобы увидеть сына, ненавидел, когда ему тыкали пальцем, что он — не чистокровный ёкай. — Эико-тян! — крикнула Мин и подбежала к Тадао. Он успокоил девушку и сообщил, что ничего с ней не случилось, но на самом деле Мин почуяла запах свежей крови. Коснувшись головы подруги, она обнаружила кровь. — Не беспокойся, девочка, я вылечу её, — ответила Увибами, будто почувствовав, что Мин спросит о произошедшем. — Тадао-сама, будьте добры, отнесите её до спальни и побудьте с ней, пока я не приду. Тадао послушно вошёл в усадьбу и протиснулся в спальню Эико, увидел, что она закрыта не полностью, толкнул дверь ногой и, положив девушку на мягкий футон, закрыл дверь. — Принеси мне, пожалуйста, нагадзюбан, — попросила Эико и с большим усердием села на колени. Тадао открыл шкаф и взял одежду, аккуратно положил на футон и отвернулся к стене, сложив руки за спиной. Эико быстро переоделась в ночное бельё и всучила Тадао кимоно, глубоко поклонилась за то, что он донёс её до спальни и вернулась на футон. Тадао надел хаори и пошёл набрать Эико воды в миску. Девушка ждала мужчину и поправляла слипшиеся от снега волосы. Вернувшись с миской воды, Тадао уселся на футон. — У тебя лицо красное. Ты плакала? — забеспокоился Тадао. — Да, из-за того, что я сильно ударилась, — дотронувшись до раны на голове, ответила Эико. — Ты проявила стойкость, Эико-тян. Увибами залечит твои раны. Мне жаль, что мы тебя не защитили, — признался Тадао. — Что ты?! — поразилась Эико. — Вы вообще не должны обо мне заботиться! Я хеймин, а вы с Шином самураи сегуната... — Ты лиса Ацуко, и мы с Шином должны обеспечить тебе безопасность. — Тадао сжал кулаки и тепло посмотрел на Эико. — Я бы очень хотел стать твоим другом и защитником, Эико-тян. Шин выполняет указ сегуна из-за награды, а я из личного желания хочу, чтобы я был не только твоим телохранителем, но и другом. — Ты можешь быть моим другом, Тадао, — улыбнулась Эико и подала ему руку. Тадао пожал её и удивился мягкости коже, тонким бледным пальцам, коротким ногтям и родинкам на мизинцах. И из таких маленьких рук получался огромный поток кицунэ-би, сносящий врагов с ног. Эико забыла о ране, ведя разговор с мужчиной. Это был её первый случай, когда к ней проявляли интерес, и она была удивлена тому, что сумела понравится представителю семьи сегуна. Увибами пришла в спальню девушки с тюбиком мази и лекарствами, увидев Тадао, она попросила его удалиться и не мешать процедуре. Откланявшись, Тадао направился в свою спальню, где его, усевшись на чистом футоне в Сукхасана, ждал Шин. — Повернись, пожалуйста, — попросила Увибами и обмакнула тряпку в воду. Эико послушалась и вздрогнула, стоило Увибами положить левую руку на её плечо и чуть отогнуть нагадзюбан. Несмотря на мороз, руки Увибами горячие, и она, похоже, была уверена в том, что успеет согреться до прихода к лисице. Эико переложила волосы на правое плечо и посмотрела на полумесяц и гору. Увибами закончила протирать голову мокрой тряпкой и выдавила на палец зеленовато-жёлтый крем, вмазала в голову Эико и развернула её к себе. От высыпанных в миску трав Эико сморщилась и прикрыла нос рукавом нагадзюбана, но когда Увибами перемешала их в воде и зачерпнула деревянной ложкой, резкий запах исчез, и вместо него комната пропиталась мятой и кедром. Увибами налила травы в чашку, дала Эико и потребовала выпить всё, даже если ей будет неприятно. Однако Эико выпила весь отвар и даже не сморщилась, и Увибами этому не удивилась. По сравнению с ударом Кодама, этот чай ещё цветочек. — Здесь что, кедр? — поинтересовалась Эико и приложила чашку ко лбу. — Это Морико дал кедровую ложку, — ответила Увибами и встала с футона. — Завтра мы отправляемся в Оцуки. Она забрала миску с тряпкой и чашку и собралась уходить, но Эико её остановила: — Всё в порядке? — искренно переживала она и чуть было не обратилась к ней на «ты». — На «ты», лисичка. Со мной всё в порядке, не волнуйся. Больше всех пострадал Морико. — Хорошо, — улыбнулась Эико и укрылась одеялом. — Спокойной ночи, Увибами. Она как-то странно взглянула на тень девушки, погасила лампу и глубоко поклонилась, но Эико уже закрыла глаза и не услышала, как Увибами пожелала ей сладких снов и как назвала её дитятком.