Tea Cosy

— Ты больной ублюдок. Громкие слова, учитывая, что именно Ганнибал был тем, кто вложил в него этого ребенка, но Уилл был действительно не в настроении. Он скрестил руки на груди. Его живот теперь непристойно выпирал, и Уиллу часто приходилось ходить по дому, завернувшись в одеяло, потому что ничто из того, что у него было, не могло должным образом прикрыть его. Именно поэтому Ганнибал отправился за покупками. — Я думаю, что оно сделано со вкусом. — Я действительно начинаю сомневаться в твоем вкусе, Ганнибал, — пробормотал Уилл. У его ног тявкнула Арти и положила свои крошечные лапки на голень Уилла. Он кивнул ей. — Я знаю, это кошмар. — Уилл. — Я не буду носить… что бы, черт возьми, это ни было. — Это просто одежда, соответствующая твоему состоянию. Уилл бросил на него злобный взгляд. — Ты знаешь, что это не то, что я нахожу безвкусным, Ганнибал. Сама по себе одежда не была ужасной. Конечно, Уилл не был большим поклонником пастельных тонов, но он мог понять, что редко бывает, чтобы кто-то «естественно» беременный захотел носить фланель лесорубов по дому. Это он мог принять. То, что заставляло его кровь кипеть, было пакетом рядом, в котором совершенно очевидно лежали... — Трусики, Ганнибал? Ты понимаешь, что мы находимся в откровенно уникальном положении, потому что я не только забеременел, но и сделал это даже раньше чем, мы потрахались? — Уилл обвиняюще ткнул в него пальцем. — И это, кстати, полностью на твоей совести. — Минимальное физическое напряжение лучше всего для ребенка, — сказал ему Ганнибал, казалось, в тысячный раз. — Ты должен быть на постельном режиме. — Не начинай это снова, — отрезал Уилл. — Я еще даже не вступил в третий триместр. Что мне прикажешь делать еще четыре месяца, лежать там, как человеческая какашка, пока ты будешь отрываться? В трусиках, — добавил он, нахмурившись. — Тебе нужно быть осторожным, но тебе не нужно соблюдать целибат, — сказал Ганнибал тем Я-совершенно-разумен-в-то-время-как-тобой-управляют-эмоции-как-простым-смертным тоном, который он часто использовал в последнее время. Уилл собирался на днях вырвать его язык. — В последнее время ты жалуешься на свою внешность. Я подумал, что, возможно, изменение эстетики… — Не смотри мне в глаза, говоря, что ты хотел, чтобы я чувствовал себя милым. Бросив на сумку с бельем последний презрительный взгляд, Уилл схватил первую попавшуюся рубашку для беременных, до которой смог дотянуться, не наклоняясь, и развернулся на каблуках. У него были спортивные штаны где-то в прачечной, которые все еще подходили ему. — Мы с Арти собираемся наслаждаться солнцем. А ты можешь наслаждаться своей фетишистской одеждой в одиночку. Драматический уход Уилла был несколько испорчен его переваливающейся походкой, но так тому и быть. Спортивные штаны не подходили ему все еще, а рубашка, которую Уилл схватил, оказалась платьем для беременных. Простое и свободное, темно-синего оттенка, а не пастельного, но все же платье. Пытаясь удержаться от убийства своего мужа за то, что тот вообще посмел ему это предложить, Уилл свернулся калачиком в кабинете, как обычно, голый. Ганнибал был идиотом. Он был идиотом и эгоистом, и Уилл просто хотел, на одну минуту, надеть что-нибудь, что не заставляло бы его чувствовать себя научным экспериментом. Уилл ненавидел то, как эмоционально он повел себя недавно. Он понимал почему он был таким, и, возможно, именно поэтому злился еще сильнее. Потому что этого вообще не должно было произойти, не так должна была сложиться его жизнь. Черт, он не ожидал, что влюбится всем сердцем и душой в серийного убийцу, но даже это было более вероятно, чем забеременеть. И Ганнибал сказал правду, Грэм ненавидел то, как он выглядел. Он никогда не был особенно тщеславен, и, учитывая, как он одевался на работу, никто не мог сказать, что Уилл Грэм был особенно стильным, но он всегда был худым, он всегда был стройным. И теперь он чувствовал себя чертовым воздушным шаром. У него болела спина. У него болели ноги. Его голова просто убивала его. Он и часа не мог прожить без того, чтобы не пописать. Иногда он не мог удержать еду в желудке. Он был потным, измученным и раздражительным, и черт бы побрал Ганнибала и его фетиши, и его попытки выставить их как что-то для Уилла. Черт бы его побрал. Уилл даже не осознавал, что плачет, пока Арти нежно не уткнулась ему в лицо, поставив задние лапы прямо на чертов шрам у него на животе. У этой собаки была та же способность, что и у Ганнибала, находить болезненные точки, не желая этого. Уилл поднял ее и позволил ей лизнуть свое лицо, невольно смеясь. — Ты маленький ужас, — пробормотал он, нежно почесывая ее за ушами, пока Арти извивалась. Он поставил ее на пол. — Иди написай ему в ботинки или что-нибудь в этом роде. Арти неуклюже плюхнулась на задницу и некоторое время смотрела на Уилла, подметая хвостом пол позади себя, прежде чем она снова встала, встряхнулась, чихнула и побежала прочь. Момент передышки был приятным, но кратким, и Уилл продолжил смотреть на стену впереди себя, тихо роняя слезы. Больше он ничего не мог сделать. Ни за что на свете они не могли потерять этого ребенка только потому, что у Уилла был плохой день, но, черт возьми, иногда это было тяжело. В глубине души Уилл все еще был уверен, что этот эксперимент был проведен исключительно для Ганнибала, а не для него. Чтобы Ганнибал мог ухаживать за ним, одевать его и лечить, пока Уилл страдал. Это было несправедливо. Было ли это справедливо? Уилл больше не знал этого. Когда теплые руки легли ему на плечи, Уилл с тихим всхлипом склонил голову к одной из них и втянул верхнюю губу в рот. — Мы делаем все это задом наперед, — сказал Уилл грубым от недостатка использования голосом. — Ты должен покупать мне сексуальные вещи до того, как мы переспим, и определенно до рождения гребаного ребенка. — Поможет ли тебе то, что я уже некоторое время считаю нас инитимно знакомыми? — пробормотал Ганнибал ему в волосы. — Ты был внутри меня, — печально сказал Уилл, потирая ладонью "улыбку" на животе. Ганнибал вздохнул в его волосы. — Ты поверишь мне, если я скажу, что не хотел тебя огорчить? Уилл подумал об этом, стирая соль со щёк. — Может быть, — наконец сказал он. Он не был в достаточно хорошем настроении, чтобы дать Ганнибалу преимущество от его сомнения. — Это все еще похоже на то, что ты сделал для себя. Не думая обо мне. Ганнибал обошел диван, вставая перед Уиллом. Тот неохотно подвинулся, чтобы дать ему место. С еще большим колебанием он позволил вытащить себя из своего одеяльного кокона и пристроить на груди Ганнибала. Лектер лег на спину, потянув Уилла за собой, пока они оба не растянулись. — Я нахожу тебя привлекательным, — сказал Ганнибал, положив руку на изгиб живота Уилла. Тот вздрогнул, и доктор поспешил продолжить. — Я нахожу тебя привлекательным в любой форме, которую ты можешь принять. Но я не могу не получать удовольствия, наблюдая за этой трансформацией. Ты сияешь, Уилл. Ты сотворил чудо. Уилл фыркнул. — Ты сотворил чудо. Я был без сознания. — И все же именно ты хранишь и защищаешь нашего ребенка, ты оберегаешь его. Он не существовал бы без твоей заботы о нем. Уилл уткнулся носом в подбородок Ганнибала и вздохнул. Он все еще был зол, но он злился так же часто, как и возбуждался, уставал и радовался. Он не мог вспомнить ни секунды, когда бы он не чувствовал это маленькое существо внутри себя, как бы нелепо это ни звучало. Уилл проснулся от толчка, когда ребенок сдвинулся внутри, и по привычке начал успокаивать его маленькие удары мягким мурлыканьем, поглаживая ладонью живот. Он заметил, что ребенок успокаивался, когда Ганнибал шептал что-то, прижавшись к его животу, и когда его ладонь тепло ложилась поверх поврежденной кожи. Он знал их, что бы это ни значило. Возможно, их ребенок был единственным существом на Земле, имевшим право заявить это. — Что бы заставило тебя чувствовать себя лучше? — спросил Ганнибал через некоторое время. — Я сделаю все, что в моих силах. Уилл невесело рассмеялся, но все равно задумался над вопросом. — Я хочу снова иметь возможность дремать на животе, — сказал он, рассмеявшись сразу же. — Черт возьми, если ты сможешь это сделать, но, боже, я скучаю по этому. Я хочу иметь возможность надеть штаны, которые не будут сползать с моей задницы. Я не хочу многого, я не… — Он прикусил губу, слегка повернувшись к Ганнибалу, пока тот продолжал удерживать его в своих объятиях. — Я не хочу, чтобы ты менял мир для меня. Я на самом деле не хочу больше никаких перемен, если это возможно. Ганнибал поцеловал Уилла в макушку и ничего не сказал. Через некоторое время они задремали, Уилл, тяжелый и слишком теплый, лежал на нем, Арти царапала край дивана, на который она еще не могла запрыгнуть самостоятельно. Сонный Ганнибал подхватил ее на руки и позволил ей устроить маленькое гнездышко у их ног. На следующий день он подарил Уиллу надувной круг для бассейна, и смех Уилла был ярким и чудесным. — У нас нет бассейна! — Я купил его не для воды, — ответил Ганнибал, подходя ближе. — Я купил его, — он прошел дальше в дом, и Уилл последовал за ним. Ганнибал бросил круг на их кровать. — Чтобы ты мог лежать на животе, когда будешь дремать. Это сорвало еще один небольшой взрыв смеха с губ Уилла, и он покачал головой. — Это просто смешно, — хотя он и сказал так, любопытство его взяло верх, и он подкрался ближе к кровати. — Ты просил решения проблемы, — ответил Ганнибал. Он потянулся к Уиллу, помогая улечься, его ладонь легла на основание позвоночника Грэма, и Уилл поерзал, устраиваясь удобнее. После долгой паузы он вздохнул, уткнувшись лицом в мягкую подушку. — Хорошо. Приемлемо. Улыбка Уилла говорила, что усилия Ганнибала были оценены гораздо выше, чем «приемлемо», и хотя ранее он не собирался спать, сейчас он не предпринимал никаких усилий, чтобы снова встать. — Я также заказал тебе еще несколько штанов для беременных, — сказал Лектер. Он положил обе руки на поясницу Уилла, медленно начиная распутывать образовавшиеся там узлы. — Черные. С эластичными поясами. Уилл застонал с большим удовольствием в голосе, чем обычно показывал, когда они лежали вместе в постели, вызвав ухмылку на губах Ганнибала. — Почему это самые замечательные слова в английском языке? — спросил Уилл, его глаза закрылись. — Я собираюсь сделать тебе массаж и приготовить что-нибудь невероятно острое на ужин. На этот раз стон Уилла граничил с непристойностью. — Я передумал, это самые замечательные слова в английском языке. Ганнибал рассмеялся и наклонился, чтобы нежно поцеловать Уилла в волосы. Он продолжил массаж, сосредоточившись на нижней части спины Уилла, между плеч, вниз по рукам. К тому времени, когда он просто поглаживал кожу Грэма, тот уже дремал, мягкий и податливый. Ганнибал поцеловал его в щеку. — Спасибо, — пробормотал Уилл, улыбаясь, когда Лектер двинулся, чтобы поцеловать уголок его рта. — Прости, что я такой сварливый говнюк. — Я знал, кто ты, когда влюбился в тебя. — Хорошо, — вздохнул Уилл, слегка застонав пошевелившись, все еще совершенно довольный тем, что лежит лицом вниз на надувном кольце. — Я знаю, что гормоны усугубляют все. Ты многое делаешь для меня, за что я не всегда бываю благодарен. — Твоя благодарность не нуждается в словах, — заверил его Ганнибал. Уилл просто повернул свое лицо к нему еще немного ближе, чтобы потереться носом о нос Ганнибала. Он знал, что это правда, но он также знал, что чаще всего он погружался в свои мысли и излучал тревогу по всему дому. Они оба могли бы быть лучше. — Я люблю тебя, — сказал ему Уилл. Ганнибал погладил его по волосам и поцеловал в висок. — Спи. Я разбужу тебя к ужину. Благодаря надувному кругу и удобной фланелевой пижаме, пришедшей по почте, Уиллу стало гораздо легче засыпать. Он проводил долгие часы, отдыхая, особенно после того, как его лодыжки начали раздуваться и болеть, если он стоял слишком долго. На самом деле болело всё. Его тело не было сформировано должным образом для быстрого увеличения веса, и бедра и поясница Уилла регулярно стонали от этого. Он также развил чувствительность практически к любому виду контакта, и… — Что ты мне даешь? Уиллу потребовалось достаточно много времени, чтобы усомниться в разнообразии таблеток и уколов, которыми его пичкал Ганнибал. Его подозрения стали слишком велики, чтобы продолжать принимать все, что дают. Он сложил руки на животе, хмуро глядя на лекарства, предложенные Ганнибалом. В ответ Лектер выдал список официальных терминов. Уилл отметил, что они казались почти намеренно неузнаваемыми. — И что они делают? Ганнибал колебался. Уилл подозревал, что так и будет. — Какое бы из них ни вызывало у меня боль в груди, выбрось его, — потребовал Уилл. Кулак Ганнибала сомкнулся вокруг таблеток. Грэм видел, как тщательно он обдумывает свои следующие слова. — Уилл, преимущества грудного кормления… — Нет, — решительно прервал Уилл. — Это едва ли будет самой странной вещью, которую ты делал, — медленно произнес Ганнибал. — При правильном сочетании лекарств лактацию можно вызвать у любого мужчины… — Тогда ты можешь кормить ребенка, — сказал Уилл фальшиво сладким голосом. — Выбрось, Ганнибал. Я не могу поверить, что ты думал, что тебе это сойдет с рук. Ганнибал выглядел так, как будто собирался что-то сказать, но мудро передумал. Уилл почти мог предсказать, что творилось в его безумной голове: что ему сошло с рук то, что сделал — и сохранил — Уилла беременным. Конечно, лактация не была бы болезненным растяжением дозволенных границ? Уилл подождал, пока Ганнибал вздохнет и отложит в сторону таблетки, вызывавшие еще более неестественные изменения в его теле, прежде чем принять остальные. Некоторые из них были обезболивающими, натуральными и травяными, не способными навредить ребенку. Некоторые из них были витаминами и минералами, чтобы поддерживать его здоровье, дополняя питательные вещества, которые его организм не получал естественным путем. Некоторые помогали ему заснуть. Потому что Уиллу нужна была помощь по ночам, когда он представлял самые ужасные сценарии того, что может произойти через несколько месяцев. — Стресс вреден для вас обоих, — мягко объяснил Ганнибал. Уилл был очень близок к тому, чтобы обматерить его. — Да, ну, трудно быть спокойным, зная, что, что бы ни случилось, мы не можем пойти в больницу, — Уилл прошипел в ответ. Потому что всемогущий ад обрушится на них, если это станет необходимостью. — И ты не совсем обучен уходу за новорожденными. — Я был хирургом скорой помощи, — напомнил ему Ганнибал. — Я работал с пациентами всех возрастов. — Сколько из этих пациентов были беременными мужчинами с пересаженными матками? — спросил Уилл, приподняв бровь. Ганнибал, возможно, и вел себя уверенно, но его бравада не обманула Уилла. Он не очищал историю поиска, и Уилл знал, что он проводил определенные исследования в области акушерства. — Все же я удачно провел твою операцию, — напомнил ему Ганнибал. — Отлично. В следующий раз, когда нам понадобится дать мужчине утробу, мы будем знать, кому позвонить. Ты знаешь, каков уровень смертности при типичных родах? Уилл знал. Он довольно много знал о том, что может пойти не так. Как и любой будущий родитель, он провел исследование, изучая статистику и анекдотические страшилки, до тех пор пока его не затошнило. Ганнибал даже начал изощренно угрожать сменой пароля Wi-Fi. Однако, несмотря на статистику, Ганнибал отказывался волноваться, по крайней мере, перед Уиллом, и это сводило с ума. Грэм знал, что он не единственный, кто изучает её, и все же Ганнибал настаивал на том, чтобы выглядеть спокойным. Это вызвало у Уилла желание встряхнуть его. Руки Лектера нежно легли на плечи мужа. — Уилл. Даже в отделении неотложной помощи я знал свои обязанности. Я лично помогал в нескольких родах. — Ни одни из них не были моими, — ответил Уилл напряженным голосом. Ганнибал присел на корточки перед ним и мягко взял за подбородок, пока Уилл не был вынужден посмотреть на него. — Я знаю, — сказал он. — Я знаю, Уилл. — Я просто… Ганнибал поцеловал его, нежно, почти целомудренно, и погладил по волосам. Разговор был отложен еще на какое-то время. До тех пор, пока Ганнибал или Уилл не найдут на всемирном счетчике паники что-то, о чем стоит беспокоиться. Когда Уилл не мог заснуть, он бродил. Точнее, он ковылял вразвалку вокруг дома в темноте. Арти тихо крутилась у его ног, пока она не чихала или не плюхалась на задницу, чтобы почесать за ухом. Затем она догоняла его, постукивая крошечными коготками по кафелю или дереву. Часто у Уилла не было никакой цели, кроме как просто двигаться. На самом деле ему было некуда идти, но он не мог оставаться в постели и ерзать, пытаясь найти удобное положение. Было много возможностей, когда он мог пораздражать Ганнибала, и без разрушения его сна. Одно из таких путешествий привело Уилла в кабинет. Между ними больше не было секретов, но он все равно испытал некоторое волнение, увидев один из альбомов Ганнибала открытым на его столе; он, вероятно, забыл о нем, когда Уилл отвлек его ранее. Ничего срочного, редко случалось что-то срочное, но даже Ганнибал Лектер мог быть немного рассеянным. Внутри Уилл нашел этюды из жизни. Это был любимый жанр Ганнибала помимо архитектуры. Уилл пролистал рисунки обеденных тарелок, Арти в разных позах с красиво переливающимся мехом. И его самого. Он ожидал увидеть воспоминания. Себя, измазанного в крови Дракона. Или, возможно, еще раньше, когда он однажды привел себя в порядок к восхищению Ганнибала. Возможно, где-то эти наброски все-таки существовали. Возможно, где-то была книга, полная упущенных возможностей, моментов, когда взгляд Ганнибала задерживался на нем с надеждой. В этой книге не было ни одного похожего рисунка. Вместо этого Уилл обнаружил изображения себя, лежащего на диване, иногда уставившегося вдаль, не подозревающего о бдительном взгляде Ганнибала, а иногда крепко спящего. Уилл, в пижаме, которая больше не налазила на него, свернувшийся калачиком в их постели, положивший руку на свой еще плоский живот. Уилл, в те недели, когда он ходил голым, красиво прикрытый одеялом, дремлющий в кабинете. Изгиб его живота был изображён так же любовно детализировано, как и все остальные его части. Уилл, всего днем ранее, читающий какую-то банальную книгу о воспитании детей с Арти на коленях. Он видел, как Ганнибал делал наброски, если вспомнить, но он думал… Он не знал, что он думал. Точно не это. Не страница за страницей Уилла, нарисованного с такой тщательностью, что у него болело в груди от взгляда на эти рисунки. Ганнибал любил его. Уилл, конечно, знал об этом. Это был один из непреложных фактов вселенной. Но иногда он задавался вопросом, может, Ганнибал любил его как продолжение самого себя, или его привязанность к их ребенку была порождена гордостью за его собственный талант. Эскизы говорили об обратном. Это были всего лишь наброски, но Уилл чувствовал нити эмоций, вплетенные в них, любовь Ганнибала и его желание в равной мере. В набросках Уилла иногда почитали, иногда эротизировали, и все же всегда, всегда любили. Уилл был уверен, что где-то существовали эскизы его как Патрокла, или Ганимеда, или, возможно, Зевса, учитывая ситуацию. Он предпочитал эти, в их честности, неограненное проявление чувств Ганнибала. — Уилл. В дверях стоял Ганнибал, пришедший, чтобы уложить Уилла обратно в постель. Он замер, глядя на Уилла с почти настороженным выражением. — Ты делаешь меня слишком красивым, — тихо сказал Уилл, все еще держа пальцы на страницах, обводя линию бедра, нарисованную Ганнибалом. — Ты никогда не изображаешь недостатки. — Мы запрограммированы видеть в себе недостатки, которые другие не воспринимают как таковые, — осторожно сказал ему Ганнибал. Уилл выдавил из себя улыбку и, наконец, оглянулся через плечо. — Очаровательно, но банально, Ганнибал. Я — сплошное месиво шрамов. Теперь я ничего не чувствую кожей живота, разве что изнутри. Я раздражителен. Я ем слишком много или недостаточно. Я потею так сильно, что приходится менять простыни каждую гребаную ночь, я… — Человек, — сказал Ганнибал, подходя ближе. — И в своей человечности ты прекрасен. Уилл изобразил легкую фальшивую улыбку, от которой уголки его рта дрогнули. Было очевидно, что он не согласен. Очевидно, что Ганнибал видел его таким, каким должен был быть Уилл, а не таким, каким он был. Определенно, не тем, кем он был. Франкенштейн, созданный из воспоминаний и надежд, шрамов и сухожилий. — Я не хмурюсь ни на одном из них. — Потому что ты и не хмурился, — услужливо подсказал Ганнибал, и тогда Уилл действительно рассмеялся. Он повернулся к Ганнибалу и прижался лицом к его плечу. Он позволил себе постоять так одно мгновение, просто вдыхая Лектера. Даже в гневе, даже в изнеможении, даже в иррациональном беспокойстве Уилл хотел его. Иногда так сильно, что это причиняло ему боль. — Иногда я беспокоюсь, что тебе больше не будет интересно, когда эксперимент закончится, — пробормотал Уилл в плечо Ганнибала. Тот покачал головой. — В отличие от некоторых, я всегда находил тебя интересным. Осознание заняло мгновение, но Уилл снова рассмеялся, наклонив голову, чтобы поймать взгляд Ганнибала. — Ты все еще помнишь это? — В тот раз ты был в нижнем белье, — напомнил ему Ганнибал. — Как я мог забыть? — Великий Ганнибал Лектер, — сказал Уилл, — раб своих низменных побуждений, как и все мы. — Только с тобой, — заверил его Ганнибал, — И в тот момент именно твой разум пленил меня. Все еще пленяет. Я просто научился ценить тело, в котором он находится. — Я больше не узнаю это тело, — печально сказал Уилл. — Рад, что оно тебе нравится. Хотя бы один из нас должен наслаждаться им. Рука Ганнибала скользнула вниз, чтобы накрыть его живот, и после мгновенной паузы переместилась на бедро. — Тебе снова больно? Я мог бы принести обезболивающие. — Мне просто нужно измотать себя, — сказал Уилл, — чтобы мы могли вернуться в постель. — Есть способы получше, чем бродить по дому, — весело предположил Ганнибал, и Уилл фыркнул, покачав головой и пожав плечами. — Я открыт для идей. Ганнибал что-то промычал и мягко заставил Уилла отступить назад, пока тот не опустился со стоном в кресло доктора. Когда Уилл поднял глаза, удивленно изогнув бровь, Ганнибал просто встал между его ног и опустился на колени. Уилл сглотнул. — Ганнибал… — Раздвинь для меня ноги. Вспышка желания пронзила Уилла так быстро, что у него закружилась голова. Они редко разговаривали, когда были близки, только потому, что хотели поцеловать каждую частичку друг друга, до которой могли дотянуться, и слова не имели значения. Но время от времени, мимоходом, Уилл что-то предлагал, или Ганнибал шептал, и разум Уилла оказывался в хаосе. Он надеялся, он так отчаянно надеялся, что как только у него родится ребенок и его тело снова более или менее вернется к нему, слова Ганнибала подтвердятся: он найдет Уилла интересным, достойным и красивым. И будет хотеть его, как он хотел его сейчас. Чаще всего Уилл думал, что так и будет, что то, что он чувствовал на вершине утеса, и то, как крепко Ганнибал держал его, когда они падали, не уйдет в никуда. Теперь, однако, он просто хотел его. Он ненавидел то, что они не могли, наконец, консуммировать свои отношения. Он ненавидел иронию ситуации. Иногда по ночам он действительно отчаянно нуждался в том, чтобы его просто вдавили в матрас. Уилл раздвинул ноги. С урчанием удовольствия Ганнибал подхватил Уилла под коленями и раздвинул их шире, наклоняясь, чтобы лениво поцеловать внутреннюю сторону бедра Уилла, подбираясь все ближе и ближе к его твердому и горячему члену. — Не двигайся, — напомнил он Уиллу, как делал всегда, как будто тот мог забыть, как мало он должен был напрягаться, когда Ганнибал преследовал его по дому на каждом шагу. Уилл подавил жалобу, слишком стремясь к контакту, к соблазнительному теплу рта Ганнибала. Он знал, что это была скорее игра во власть, чем врачебное руководство, но Ганнибал мог наслаждаться любым притворным доминированием, каким заблагорассудится, если только он даст Уиллу то, чего тот жаждет. Мягкие поцелуи, все выше и выше, пока губы Ганнибала не нашли основание члена Уилла, и тот вздохнул, откинув голову назад. Ганнибал шептал ему одними губами, легко дразня, пока Уилл не потянул его за волосы. — Думал, ты будешь изматывать меня, — пробормотал он. Глаза Ганнибала сузились от удовольствия, когда он взял головку в рот, сильно посасывая, чтобы услышать скулеж Уилла. Уилл прикусил губу и откинул голову назад, позволив одной ноге обвиться вокруг плеч Ганнибала, когда он соскользнул глубже в кресло. Ганнибал, ублюдок, исключительно хорошо работал ртом. Когда Уиллу стало немного легче двигаться, он издевался над Ганнибалом таким же образом, устроившись между его ног в постели, пока Лектер хватался за его волосы и упирался тыльной стороной ладони в изголовье кровати. Уилл свел его с ума. Он наслаждался каждой секундой; то, как Ганнибал дрожал, как его дыхание сбивалось, как он стонал имя Уилла, прежде чем кончить. С тех пор Ганнибал был единственным, у кого была возможность использовать свой язык на партнере, не отвлекаясь на мешающий наклоняться живот, но, честно говоря, Уилл не жаловался. — Черт возьми, ты хорош в этом, — вздохнул он, ухмыляясь, когда Ганнибал замурлыкал и взял Уилла глубже. Грэм провел пальцами по волосам Лектера, ногтями проходясь по коже. Ганнибал сглотнул вокруг него, и Уилл зашипел от удовольствия. — Боже, не останавливайся. Ганнибал не остановился. Он доставлял удовольствие Уиллу своим языком, вдыхал его, позволив себе поднять глаза и наблюдать, как живот Уилла поднимается и опускается с каждым прерывистым вдохом. Шрамы, все нанесенные Ганнибалом, пересекали друг друга на коже Уилла, и, боже, он носил их прекрасно. Ганнибал никогда не хотел, чтобы Уиллу снова причинили вред, никогда, но он гордился этими шрамами. Они говорили о предательстве и прощении, о построении отношений. О Становлении. Он отстранился, чтобы подразнить головку члена Уилла, и провел рукой между ног, потирая его промежность. Голос Грэма эхом отдавался по комнате, когда Уилла откинул голову назад и закрыл глаза. Руки Ганнибала заставляли его думать о вещах, которых он не мог иметь, о вещах, которых он так отчаянно хотел, такие мысли только заставляли его истекать эякулянтом, теряясь в ярких фантазиях. Когда все закончится, когда он, наконец, исцелится от хаоса, который принес с собой Ганнибал, Уилл собирается выместить свою злость на теле Ганнибала. Он собирается овладеть им всеми возможными способами, под ним, над ним. Он будет трахать Ганнибала до тех пор, пока даже его безупречный контроль не ослабеет, пока Ганнибал не будет нуждаться в контакте так же сильно, как и Уилл. Пальцы Уилла потянули за волосы Лектера, притягивая его ближе, пока он не почувствовал мягкую податливость горла мужчины. Ганнибал никогда не жаловался. Во всяком случае, он предпочитал Уилла грубым, требовательным, жадным в своем удовольствии. — Боже, — прошипел Уилл, покачивая бедрами, когда удовольствие достигло вершины и высвободилось с волнами тепла под кожей, которые оставили покалывающие ощущения по всему телу. Внезапно нити напряжения оборвались. Он рухнул обратно в кресло, усталость тяжелым грузом легла на его плечи. Ганнибал снова поцеловал его в бедро, отстраняясь и большими пальцами втирая в кожу успокаивающие круги. Уилл моргнул, глядя на него сверху вниз, наконец-то уставший и неуверенный, должен ли он быть благодарным за это. Казалось, с течением времени он успевал сделать все меньше и меньше за день, и сейчас встать и пойти в спальню внезапно показалось трудной задачей. — Неси меня, — потребовал он, приподняв одну бровь, как бы вызывая Ганнибала на возражения. Ганнибал передразнил это выражение, потирая рукой изгиб живота Уилла. — Я не уверен, что это был бы лучший из вариантов. — Если ты однажды смог поместить человека внутрь дерева, ты сможешь пронести меня десять шагов по коридору. — Словесно нападать на мое мужское достоинство, чтобы получить то, что ты хочешь, ниже твоего достоинства, Уилл, — сказал ему Ганнибал, но его глаза сузились от улыбки. Уилл просто пожал одним плечом. — Я мог бы физически напасть на него, если хочешь. Этого было достаточно, чтобы вызвать яркую улыбку на лице Лектера, хотя бы на мгновение, и он склонил голову в знак согласия, прежде чем встать. Он осторожно притянул Уилла к себе и поднял его по-свадебному, перекинув ноги Уилла через одну руку, а другой поддерживая его за спину. Им не потребовалось много времени, чтобы добраться до спальни, но к тому времени Грэм был уже в полудреме, он поднял слабые пальцы, чтобы коснуться щеки мужа, когда тот уложил его на простыни. Ганнибал поцеловал кончики пальцев и потерся носом о костяшки пальцев Уилла. — Могу я тебе что-нибудь предложить? — Только себя, — зевнул Уилл. — В постели. Это, полагал Ганнибал, он мог бы сделать вообще без каких-либо усилий.