Tea Cosy

Часто удобнее всего Уиллу было в ванне. Вода принимала на себя часть его веса, и он мог расслабиться так, как не позволяли ни кровать, ни надувной круг, ни даже Ганнибал. Иногда он оставался там больше часа и дремал. По расчетам Ганнибала, Уилл должен был родить через месяц, хотя как он мог быть уверенным, учитывая странность всей этой ситуации. Беременность едва не завела Уилла в гроб. Он был измотан. У него болело все. И он все больше и больше думал о том, как именно будет рожать. И как они поймут, что нужно начинать. У него не отойдут воды, и его тело не наполнится гормонами, сигнализирующими о том, что ребенок готов появиться на свет. Он понятия не имел, как он узнает, что пора сказать Ганнибалу, что пришло гребаное время вытащить из него этого ребенка; у него не было материнских инстинктов, и казалось, что отцовских тоже нет. Это, честно говоря, пугало его даже больше. Он был отцом для Уолли, потому что у Уолли была замечательная мать, которая воспитала его. У Уилла не было особенно хороших воспоминаний из детства, чтобы основываться на них в вопросе воспитания младенца. И насколько он знал Ганнибала, его прошлое также не было многообещающим. Честно говоря, он был напуган до усрачки. Но время от времени происходило что-то поистине чудесное, и, несмотря на страх, Уилл утопал в радости и возбуждении. — Ганнибал! — голос Уилла эхом разнесся по ванной. — Я не умираю, не паникуй, но ты действительно должен спуститься сюда прямо сейчас. Несмотря на заверения Уилла, шаги Ганнибала были тяжелыми. Он быстро понял, что, если он мог услышать Лектера, тот был определенно чем-то сильно обеспокоен. Иначе он бы бесшумно скользил по дому, как будто парил, а не ступал по земле. Честно, это было довольно жутко. — Не умираю, — напомнил Уилл, когда доктор остановился в дверях, все еще держа в руке кухонное полотенце. Хмурый взгляд Ганнибала совершенно не напугал его. Уилл чуть сдвинулся. Даже в их глубокой, роскошной ванне живот островком возвышался над водой, если он лежал ровно. Он лег так и сейчас, перекинув руки через край ванны, чтобы поддержать себя. — Вот. Потрогай. Ганнибал опустился на колени рядом с ванной, протянув руку, чтобы положить ладонь на живот Уилла. Грэм закрыл глаза, предпочитая ощущения зрению. Сейчас его тело выглядело для него чужим, пупок вывернут, кожа деформируется и растягивается для вещей, которых она никогда не должна была удерживать. Иногда он мог видеть конечности ребенка, когда тот вытягивался, как это было сейчас. Ганнибал перевел дыхание. Конечно, он должен был знать, что Уилл достиг определенных стадий, но Грэм не мог припомнить, чтобы когда-либо приглашал его именно на это «мероприятие». Ребенок перекатился, повернулся, толкнулся. Глухой удар пришелся по тому месту, где лежала ладонь Ганнибала, затем еще один, как будто он был обижен тем, что за ним «наблюдают» таким образом. — В последнее время он становится все более активным, — объяснил Уилл. — Я думаю, он чувствует, что у него заканчивается место. Некоторое время Ганнибал молчал. Он не мог подобрать нужных слов. Он и раньше был свидетелем того, как брыкаются младенцы, когда пациенты коллег по работе позволяли прикасаться к себе, или жены коллег жаловались на это, или женщины в отделении неотложной помощи беспокоились, что у них начинались роды, когда их ребенок просто чувствовал себя особенно шумно. Но ощущать это вместе с Уиллом, через его кожу — кожу, которую он пометил и покрыл шрамами, кожу, которую он боготворил своим ртом и дыханием в постели, — было настолько ошеломляюще, что на секунду Ганнибал не мог даже вздохнуть. Он был жив, их ребенок, ребенок, которого носил Уилл, которого Ганнибал зачал самым окольным путем, был жив, тянулся и касался. — Эй, — Уилл тихо рассмеялся, выражение его лица было нежным, когда Ганнибал взглянул на него, выходя из задумчивости. — Земля вызывает Лектера. — Мне очень жаль. — Не стоит, — сказал ему Уилл, положив руку поверх руки Ганнибала. — Это очень, очень странно. Даже для меня, и он делает так уже несколько недель. — Недель? — Да, — пожал плечами Уилл. — Ни разу так долго, просто толчок или два. Когда я волнуюсь, или не могу уснуть, или меня тошнит, — Уилл бросил на Ганнибала насмешливый взгляд. — Определенно твой ребенок. Ганнибал хотел бы почувствовать эти толчки. Ему было больно от того, что Уилл не сразу рассказал о них. Но с другой стороны, возможно, с некоторыми вещами ему просто придется смириться, учитывая путь, который он выбрал, чтобы привести их сюда. Под его ладонью ребенок снова пошевелился. Ганнибал не мог заставить себя пошевелиться. Уилл нежно посмотрел на него. — Ему нравится, когда ты с ним разговариваешь, — предложил он. — Хотя не думаю, что ему не плевать на Данте, он засыпал каждый раз, когда ты читал его. Ребенок шевелился в ответ на его голос. Лектер потерял дар речи, осознав это. Было правильно разговаривать с младенцами, пока они находились в утробе матери. Об этом упоминалось во всех книгах. Но до сих пор Ганнибал механически следовал книгам, шаг за шагом. До сих пор их ребенок был абстрактным. Скоро он сам будет держать его на руках. Он вскроет Уилла в последний раз, чтобы произвести на свет их ребенка, дать ему жизнь, в которой ни один из них больше не нападет на другого. Они будут работать вместе над этим. Они будут семьей. В последний раз, когда у Ганнибала была семья, он был действительно очень молод. — Ты должен что-нибудь сказать, — предложил Уилл, озабоченно нахмурив брови. — Я пошутил насчет Данте. Я не думаю, что он понимает достаточно, чтобы ненавидеть что-либо прямо сейчас. Ганнибал вздохнул и слегка погладил живот Уилла, прежде чем прочистить горло. — Данте не всем по вкусу, — согласился он. Малыш внутри Уилла задвигался, как будто соглашаясь, и Ганнибал снова замолчал. Он оглянулся на Уилла только, когда влажные пальцы схватили его за подбородок и притянули ближе для поцелуя. — Ты влюблен. — Боюсь, что так и есть. Уилл ухмыльнулся ему: — Хочешь присоединиться ко мне? Предложение было заманчивым, и Ганнибал позволил себе лишь мгновение колебания, прежде чем кивнуть. Он поцеловал Уилла в висок и вышел из ванной, чтобы закончить то, что он делал, или запереть дверь, или позвать Арти внутрь. В чем бы ни было дело, оно не надолго заняло Ганнибала, и, когда тот вернулся, он держал в руках тарелку с закусками. Конечно, он принес ему еды. Уилл смотрел, как он раздевается, смотрел, как он складывает свою чертову одежду, и подвинулся ровно настолько, чтобы Ганнибал мог усесться в ванну позади него, позволяя Уиллу прислониться к себе. Руки Лектера тут же снова потянулись к животу Грэма, и он прижался щекой к плечу мужа. — Нам нужно начать закупать все необходимое, — тихо сказал Уилл. — Кроватку, подгузники, детское питание. Одежду. Господи, что еще нужно младенцам? — Все, — признал Ганнибал, и Уилл фыркнул. — Ему также нужно имя, — добавил Грэм через некоторое время. — Мы еще не говорили об этом. — Ганнибал, — сказал Лектер. Отсутствие промедления говорило о том, что он уже давно принял решение, но настороженность в его тоне подсказывала, что он точно знал, какой будет реакция Уилла. Ответом мужчины, конечно же, было фырканье и удивленный смех. — Ты шутишь, да? — Я восьмой из Ганнибалов, — сказал он, звуча немного высокомерно, чего Уилл не слышал со времен Балтимора. — Нет. — Это семейная традиция. — Нет, мы не назовем этого бедного ребенка Ганнибалом Лектером Девятым. — Каждый первенец, начиная с первого графа Лектера… — Почти уверен, что ты потерял свои права на титул после того, как тебя осудили за серийное убийство, — отметил Уилл. — Что, кстати, является еще одним аргументом в пользу того, чтобы не связывать твое имя с малышом. Если только ты не хочешь назвать следующего Тедом Банди.* Ганнибал недовольно хмыкнул, но Уилл почувствовал его улыбку, когда тот поцеловал его в щеку. Даже если бы Ганнибал не убил целую тонну людей и не попытался обвинить в этом его, Грэму бы не понравилось, если бы их ребенок взял одно из их имен. Некоторое время он ничего не говорил. Он еще не думал о каких-то конкретных именах; либо они вызывали у него неприятные ассоциации, либо просто казались неподходящими. А еще ему казалось, что у них будет маленькая девочка. — Теодор — неплохое имя, — пробормотал Ганнибал через некоторое время, и Уилл ничего не мог с собой поделать, он засмеялся, беспомощно хихикая, пока Ганнибал гладил его волосы и целовал кожу. — Возможно, Тея для девочки. — Возможно, — согласился Уилл через мгновение, переводя дыхание. — Да, может быть. Некоторое время они молча отдыхали вместе, а затем Ганнибал протянул руку, чтобы взять что-то с тарелки, которую он принес, и предложил Уиллу. Он и раньше пытался покормить Уилла с рук, но в ответ получал то насмешку, то укус. На этот раз Грэм приоткрыл губы и нежно взял предложенное, тихо пробормотав слова благодарности. Хурма. Сладкая и немного экзотическая для обычных вкусов Уилла. Ему она понравилась. Со вздохом он позволил воде и Ганнибалу принять на себя его вес и закрыл глаза. Он открыл рот, когда Ганнибал снова прижал к нему что-то прохладное и позволил кожице винограда хрустнуть между зубами, прежде чем прожевать. — Тебе это нравится, не так ли? — пробормотал он через некоторое время, в его тоне не было злобы. — Заботиться обо мне. Тебе действительно нравится это делать. — Так и есть. Ганнибал должен был иметь детей раньше. Уилл был поражен странностью этой мысли, и все же это было очевидной правдой. Ганнибалу нравилось иметь кого-то, с кем можно нянчиться, о ком можно заботиться, и хотя Уиллу нравилось быть объектом его внимания, это скоро закончится. Он действительно не потакал Ганнибалу во время этой беременности так сильно, как, возможно, следовало бы. Уилл знал, что его гнев был оправдан, и что на самом деле ему следовало сбежать, как только он узнал о беременности. Но он остался, и если он собирался увидеть, чем все закончится, он должен был признать значимость Ганнибала в своей жизни. Уилл открыл рот, чтобы откусить еще кусочек фрукта, прохладного и сочного на языке. Едва ли ему было трудно немного подразнить Ганнибала. — Ты будешь скучать по этому, да? Рука мужчины легла на округлый живот Уилла, и он поцеловал мужа в висок. — Я буду рад, если ты снова будешь чувствовать себя собой, — медленно произнес он. — Но да, я буду скучать по этому, — секундная пауза, и затем: — Мы всегда можем… — Не порти момент, — взмолился Уилл. — У нас больше не будет детей. Ганнибал не стал спорить с этим, просто предложил Грэму еще один фрукт и обвёл руками его расслабленное тело. Он будет скучать по возможности увидеть, как меняется тело Уилла, приспосабливаясь к чему-то волшебному. Он будет скучать по возможности увидеть, как Уилл отдыхает с книгой и их собакой, рассеянно потирая руками живот, когда думает, что Ганнибал не видит. Он будет скучать по этому. Но у него снова будет его Уилл. Человек, который привлек и удержал его внимание, человек, который увидел его, по-настоящему увидел, и принял его со всеми его шрамами и внутренностями. У него будет этот мужчина и его страсть, его сильные руки, его требовательное тело. Он доведет Уилла до экстаза в постели своими пальцами, ртом, членом. Он будет обладать им и будет принадлежать ему вечно. Он был уверен, что еще будут времена, когда Уилл позволит себя побаловать, какими бы редкими они ни были. Их редкость сделает их еще более особенными.

***

На следующей неделе толчки усилились до такой степени, что Уилл начал беспокоиться. Ганнибал всегда проверял их, слушал с помощью своего стетоскопа. Они оба, затаив дыхание, ждали, когда начнется этот последний этап путешествия, и ни один из них не был уверен, как они узнают, что пора действовать. В конце концов, Уилл сам принял решение, как эмоционально, так и логически. — Я носил ребенка почти девять месяцев, Ганнибал, он хочет наружу, — сказал он, навалившись всем весом на столешницу, пока Ганнибал взбивал яичницу в миске, даже не глядя на нее. Он смотрел на Уилла. — Ты же знаешь, что мое тело не может позволить ребенку физически сказать мне, чтобы я выпустил его, нам нужно действовать самостоятельно. Несколько мгновений они молчали. Затем Ганнибал отставил миску в сторону и наклонился немного ближе к Уиллу. — Ты уверен? — Так, как никогда больше не буду, если честно, — признался Уилл. — Возможно, нам следует убрать все к родам. Решил, что мы воспользуемся обеденным столом, — засмеялся он, проводя рукой по лицу и протирая глаза. — Блять, у этого ребенка определенно будет несколько реально странных историй, чтобы рассказать своему психотерапевту. — Я думал, найти тебе место поудобнее, — сказал Ганнибал. Он потянулся к Уиллу, и тот позволил притянуть себя ближе и обнять. — В спальне для гостей. Она будет детской комнатой, как только ребенок перерастет люльку, и не имеет значения, испортим ли мы кровать. Ребенок. Всего через несколько часов у них будет ребенок. Уилл все равно будет на постельном режиме, но наконец-то с чем-нибудь, что можно показать. — Мне было интересно, почему ты медлишь с родами, — сказал он. — Это на тебя не похоже. Хорошо. Пусть будет спальня для гостей. Теперь, когда он это произнес, его желудок скрутило в комок нервов. Уилл посмотрел на миску с яйцами, густыми, скользкими и внезапно вызывающими тошноту. — Сейчас. Давайте сделаем это сейчас. Если только ты не голоден. Ганнибал взглянул на миску, как будто понятия не имел, как она оказалась в его руках. — Я, кажется, потерял аппетит. У меня есть… есть вещи, которые мне нужно подготовить. Медикаменты. Тебе не следует есть, если я собираюсь усыпить тебя. — Нет, — тут же ответил Уилл. — Я хочу увидеть его. — Уилл… — Я хочу, — повторил Грэм. — Увидеть его. Усыпи меня после, когда начнешь удалять матку. И ты вытащишь его, Ганнибал. — Ганнибал согласно хмыкнул, склонив голову в кивке, когда Уилл продолжал прожигать в нем дыру своими глазами. Через некоторое время Грэм сглотнул. — Я хочу увидеть… увидеть, что мы сделали. Я хочу убедиться, что все в порядке, прежде чем я… хочу убедиться, что я не испортил ничего. — Уилл, — рука Ганнибала нежно коснулась лица мужчины, и Уиллу вдруг захотелось заплакать. Позже обязательно будут слезы. — Давай просто… давай покончим с этим. Что еще тебе нужно, чтобы подготовиться? Я могу помочь? — Нет, — заверил его Ганнибал. — Иди ложись. Я все принесу. Ему понадобится кипяток. Чистые полотенца. Он заказывал медицинское оборудование небольшими партиями на протяжении всей беременности, чтобы избежать подозрений, и отправлял его им домой, а также в различные почтовые ящики по всему городу. Все было по-прежнему упаковано, стерилизовано. У него был физиологический раствор, подставка для капельницы, различные принадлежности для внутривенного питания и лекарств. У него был дефибриллятор, если до этого дойдет. Единственное, чего у него не было, — это крови. Кровь было трудно сохранить, и ее было гораздо легче отследить, чем различное медицинское оборудование. В самом худшем случае он доставит Уилла в больницу, заявив, что видел, как на него напали. Но перед этим он использует свою собственную кровь, если потребуется. Он не был особенно честен с Уиллом по поводу их несовместимости. Но… в конце концов, его ложь во спасение была направлена на общее благо. У них будет ребенок, их семья, их новый старт. Прощение на вкус как медь, Ганнибал хорошо это знал. Прощение было черным в лунном свете. Колыбель около кровати со стороны Уилла, девочка, о которой они никогда не говорили, воспоминания, похороненные глубоко, чтобы над ними можно было построить новый фундамент. Прощение и ужас делили похожие цепкие когти. Ганнибал собирал свои вещи поэтапно, Уилл наблюдал, как он входил и выходил снова и снова, складывая все, что было в пределах досягаемости, сдвигая тумбочки и перетаскивая пеленальный столик на случай, если ему понадобится другая поверхность. Уилл лежал обнаженный и красивый на зеленых шелковых простынях, одеяло было откинуто к изножью кровати. Ганнибал уже нарисовал его на таких простынях, он выглядел гораздо менее бледным и изможденным. — Я не сделаю тебе больно, — пообещал он, хотя уже столько раз это делал. — У меня есть капельница, вот. Ты можешь смотреть, но ты ничего не почувствуешь. Дрожь облегчения пробежала по телу Уилла. Он был готов вынести боль от разрезаемой плоти, просто чтобы увидеть результаты их усилий. Ганнибал почувствовал неизмеримую нежность в груди. Если Уилл умрет, Лектер не был уверен, что он будет делать. Ребенок, маленький и беззащитный, конечно, был бы на первом месте, но как только он окажется в безопасности… Это была возможность, о которой Ганнибал не позволял себе думать. Он поднял руку Уилла и поцеловал тыльную сторону его пальцев. — Ты готов? Уилл покачал головой. — Вовсе нет, — рассмеялся он и заставил себя лечь на спину. Он не смотрел, как Ганнибал вставлял катетер. Он не смотрел, как Ганнибал стерилизовал его живот мягкой тканью, алкоголь испарялся с его кожи так же быстро, как касался ее. — Процедура не должна занять больше часа, — сказал Лектер, работая, следя за тем, чтобы все было в пределах досягаемости, так что, как только он начнет, ему не нужно будет отступать дальше, чем на шаг, чтобы дотянуться до необходимого. — После родов я усыплю тебя, удалю матку и удостоверюсь, что все в порядке, прежде чем зашивать тебя. — Хорошо. — Уилл, — он оглянулся, протягивая руку, когда Ганнибал склонился к нему, чтобы найти вену. — Я люблю тебя. Уилл сглотнул. — Я знаю. Он не думал о статистике родов с кесаревым сечением и показателях выживаемости. Он не думал о том, как далеко они находятся от больницы и сколько очень важных кровеносных сосудов находится в его желудке. Он не думал о том, что сегодня мог быть тот самый момент, когда он, наконец, умрет, в тот единственный раз, когда Ганнибал разрезал его не для того, чтобы причинить боль, а чтобы исцелить. Он не мог. Потому что, если бы он это сделал, он бы сошел с ума, и Ганнибал потерял бы его. И он не мог этого допустить. Только не снова. Никогда больше. Ганнибал проверил капельницу, аккуратно приклеил ленту к руке Уилла и сжал его плечо, прежде чем надеть маску и пару перчаток. Затем он взял скальпель. Уилл прочитал — глубоко в недрах послеродового интернета — что женщины забывают о боли при родах, что, когда их спрашивают, они не могут сказать, насколько сильно было больно или где, потому что это не имеет значения. Когда Ганнибал сделал первый надрез, проведя красную линию по его коже, Уилл не почувствовал ничего. Ничего, когда Ганнибал открыл его как следует и оголил кровавое месиво, в котором Уилл едва мог разобраться. И снова ничего, когда Ганнибал сделал свой следующий надрез. Не было ничего, кроме жуткого отсутствия ощущений, из-за чего Уиллу казалось, что он уже мертв. Роды были грязными. Уилл знал это и без всех прочитанных книг, но он был совершенно не готов к мокрому и кровавому месиву, которым пропитались перчатки Ганнибала. Теперь он понял, почему больницы закрывали вид занавеской, но он не мог отвести взгляд. Никакой боли, совсем никакой, но когда Ганнибал запустил руки внутрь его тела и вытащил бледное и мокрое маленькое существо, грудь Уилла мучительно сжалась. Ребенок казался таким огромным внутри него, но то, что Ганнибал держал на руках, не могло быть больше семи фунтов, крошечным и хрупким. И тихим, очень тихим. — Ганнибал, — выдохнул Уилл. — Ганнибал! Мужчина повернулся, положив ребенка на полотенце, его тело загораживало Уиллу обзор. Грэм издал звук, совершенно нечеловеческий, неузнаваемый. Он не мог видеть. Он никак не мог узнать. Ганнибал сделал что-то с маленьким свертком, о чем Уилл мог только догадываться, а затем ребенок издал влажный, пронзительный крик. — С ней все в порядке, Уилл, — мягко сказал Ганнибал. — Она идеальна. — Она, — Уилл с трудом выговорил это слово. Он не мог в это поверить. Он не мог до конца осознать, что это маленькое существо, икающее и плачущее звонко, как колокол, вышло из него, что он вынашивал ее и дал ей жизнь. — Дай… дай мне посмотреть. Ганнибал легко завернул крошку и поднес ее поближе, чтобы Уилл мог посмотреть. Он почти ничего не видел. Его зрение затуманилось от слез, и он протянул дрожащую руку, чтобы провести по голове ребенка. — Срань господня, — сказал он и потерял сознание. Когда Уилл проснулся, он был слишком слабым, у него все болело. Он все еще был в комнате для гостей, но шторы были задернуты. Он лежал на спине, укрытый одеялом и чем-то еще. Чем-то… Малышка — маленькая девочка, их маленькая девочка — все еще покоилась у него на груди, хотя уже вымытая, и дремала. А рядом с Уиллом, положив широкую руку на спинку ребенка, лежал Ганнибал, наблюдая за ней и Уиллом, как часовой. — Ганнибал. Мужчина немедленно повернулся к нему, провел руками по волосам Уилла, по его щекам, прижимая их лбы друг к другу. Грэм всхлипнул и улыбнулся, но больше ничего не смог выдавить. Он чувствовал себя так, словно был сделан из свинца. Когда Ганнибал поцеловал его, Уилл вздохнул и позволил себе расслабиться. — Никаких осложнений не было, — прошептал ему Ганнибал. — Как только она родилась, ты… ты потерял сознание, и я удалил матку. Никаких повреждений органов. Никаких серьезных потерь крови. Уилл, ты необыкновенный. Ты совершенно замечательный. Уилл попытался рассмеяться. — Как долго я был в отключке? — Вы оба проспали четыре часа, сейчас идет пятый. — И она была… — На тебе все время, — пообещал Ганнибал. — Как только я осмотрел ее, вымыл ее, она спала на тебе. Уилл уткнулся в него носом и заставил себя держать глаза открытыми, поморщившись, когда попытался сесть, чтобы посмотреть на ребенка — их ребенка — как следует. Точно. Его живот снова был вскрыт. Ганнибал поспешил подложить Уиллу под голову побольше подушек, чтобы ему было удобно смотреть. Грэм провел пальцами по макушке ребенка. У нее были волосы, копна каштановых прядей, которые казались шелковыми, когда Уилл прикасался к ним. Она была такой маленькой. Такой невероятно маленькой. Такая хрупкая, нежная, особенная. Уилл знал, что она, скорее всего, выглядела как тушеная картошка для всех, кроме них двоих, и теперь стало понятно, почему матери ворковали над своими новорожденными, как будто они были действительно прекрасными существами. — Привет, малышка, — вздохнул Уилл, благодарно улыбаясь Ганнибалу, когда он помог сдвинуть малышку дальше по его груди, чтобы она легла ровно посередине. — Привет, милая. Ты примерно такая же большая, как Арти, не так ли? Ганнибал задумчиво хмыкнул. — Артемида была девственной богиней деторождения, — сказал он. Уилл фыркнул. — Я бы сказал, что это звучит как неудачная комбинация, но, учитывая ситуацию… — он сделал паузу, подозрительно взглянув на Ганнибала. — Ганнибал. Мы не можем назвать нашу дочь в честь собаки. — Конечно, нет, — согласился Лектер. — Но римский двойник Артемиды… Уилл, нахмурившись, обдумал свои ограниченные познания в мифологии. — …Диана? — произнес он нерешительно наконец. Когда Ганнибал кивнул, он посмотрел вниз на крошечного ребенка у себя на груди. — Диана, — повторил он, на мгновение задумавшись над именем. — Мне нравится. — Это хорошее имя, — сказал Ганнибал. — Классическое. Уилл закатил глаза, нежно улыбаясь своей маленькой семье. — Ее имя — ужасная шутка для папы, — пожаловался он. — Подожди, пока она не станет достаточно взрослой, чтобы понимать твои каламбуры. — И твои, — весело парировал Ганнибал, и Уилл сглотнул. Теперь она была с ними. Диана. Маленькое чудесное дитя, родившееся при самых ужасных обстоятельствах, от двух монстров, которые будут безумно любить ее. Он подумал, что могло быть и хуже.