«Твой голос звучит моим. Незаметная тихая гибель».
Дорога домой казалась долгой и мучительной. Моя трепетно безвозмездно любимая и трагическая закономерность – чем глубже меня пронизывают шипы, тем больше Джотаро ослепляет своей волей к жизни и детской надеждой, что у нас будет по-другому. Во всём этом дерьме он оставался непоколебимым. Он не отпускал мою руку ни на миг. По другую сторону, держал ослабевшего Энрико за плечо. Мы так и шли, втроём, но будто между нами троими были невидимые стены из мыслей. Я глотаю слюну, и кинематографично больное сознание выхаркивает мне ее обратно. Наше скитание по истерзанным подворотням этого мертвого города приводит к нужному подъезду. Джотаро задумчиво курил с Энрико. Я же наблюдал, как горький табачный дым свивался тонкими кольцами в воздухе и рассеивался серым облаком. Промозглая болезненно долгая зима тускнела каждым оттенком серого и коричневого. – Что будешь делать теперь? – Спросил Джотаро, продолжа смотреть на меня, но адресовывая вопрос Энрико. Темнокожий поднял голову к небу, видимо перебирая подходящие для ответа слова: – Уйду в запой, наверное, пару дней. – Ожидаемо. – Ты ожидал услышать, что я буду изо дня в день молиться в костёле? – Кто же вас, католиков, знает. – Я больше не верую. – Энрико пнул носком ботинка ближайшую кучу каких-то смятых в ком листовок, и та тут же взметнулась в воздух, но быстро осела обратно. Энрико всем своим сердцем ненавидел зиму. Она, теперь, в воспоминаниях будет горчить шёлком пряных кудрей, запахом сладкого одеколона. Вся дальнейшая жизнь его – пожизненный срок, который охота сократить саморучно. Они докурили сигареты и швырнули их на землю, даже не собираясь тушить окурки; на самом-то деле эти двое, думаю, были бы и рады спалить здесь всё к чертям собачьим, но не могли. Джотаро пытался представить жизнь без Нориаки, существование в безвыходности любого движения напролом, бесполезное бытие наискось, вкривь и вразброс от себя же, от каждой точки, в которой чуть больше надежды, чем в окружающих, опарышами изрытых заживо. Он думал об этом, и когда прощался с Энрико, который пожелал побыть один и побрёл куда-то прочь. Он рассуждал об том недалёком будущем, когда под языком оставалось ещё немного привкуса сигарет, и, растворяясь на слизистой, горькое осознание мельком проносилось завершающей смертью и ненавистью к самому себе. Джотаро стоял в коридоре, в обнимку с Нориаки, и продолжал думать. Тяжёлые всхлипы Какёина свинцовым комком оседали на его плечах, ломая кости внутрь, ноги подкашивались и не за что ухватиться, они вдвоём слились воедино, и его худая спасающая рука будто бы пробралась внутрь кожи, натянула ее и не может выбраться, как и Джотаро Куджо. Он находит рыдающего Нориаки на полу ванной через глухие всхлипы, по мокрым следам. Прижимает к груди разрыдавшийся внутрь себя океан, касаясь истерзанных вен и знает, что где-то внутри…«Ты. Ты. Ты.»
Какёин так же пытается вырваться, и, чтобы ему помочь, Куджо начинается казаться, что ему остаётся лишь уверовать.***
Энрико читает молитвы и перебирает четки, в груди у меня чечеткой клокочет геенна огненная, и он, наступая себе на глотку, в рот отъебав второе пришествие, берётся за очередную бутылку какого-то дешёвого пойла на стойке всеми забытого бара на окраине. Потому что он, в этом мире, теперь один, больше будет некому отдать любовь. Глотая едкую жидкость, он вспоминает, что Дио всегда говорил, что людям неплохо было бы знать, как ты видишь мир своими глазами, рассказывая о конченных поступках, о диких пьянках, но Энрико не думает, что Брандо говорил о боли, которую Пуччи узнал. Он набирает его номер и слушает гудки. Раз, за разом, пока не сядет батарейка.***
Сердце Джотаро сердце стучит назад, и кровь циркулирует вспять на обрывках артерий, и, когда Нориаки прислоняется ухом к его груди, чтобы услышать движение, там гудит изнывающим зимним ветром лишь…«Ты. Ты. Ты.»
***
Будь моя воля, я бы сбежал из этой ёбаной больницы. Но Куджо буквально тащил меня за руки и ноги в клинику. Я удивлён, как мы вообще оказались на приёме без записей и прочего. Эта «машина для убийств» пробилась впереди всех, врачей, медсестёр и больных. Имея на руках только мою больничную карту. – О, Нориаки? Вы же не записаны. И ваше лечение у нас… – Имей хоть чуть-чуть совести и оповести о сведениях про анализы. Это всё ещё было оплачено месяц назад. – Куджо силой посадил меня на стул рядом у стола врача и стал рядом, вжимая моё плечо, будто я какой-то заключённый. Честное слово, если бы он меня не держал, я бы съебался сразу же. Но от его слов у меня возникало ещё больше вопросов. Я округлил глаза на слове «оплачено». Моя карта была заблокирована уже бог знает сколько времени. Видимо, каким-то образом, Джотаро сам внёс последний месячный платёж. Где, он, блять, достал такие бабки? – Ваше некорректное поведение меня обижает. В конце концов, семья Нориаки относится к приличным слоям общества, это… – Вот только не надо мне затирать про приличие. Сколько ты тут зарабатываешь, а, мистер Хэмвоук? Конечно, дохуя. Приём оплачен, будь добр оповестить о его состоянии. – Куджо показал на меня пальцем, и я съёжился, всматриваясь в охуевшее лицо доктора. Всё же, такой прямолинейности я не добьюсь даже под самыми сильными наркотиками. Недолго думая, доктор размял руки и открыл толстую папку с подписью: «Какёин Нориаки. 18 лет. Лейкемия». Его губы сжались от нервов. Я не хотел, не хотел это слушать. – Нориаки, ты поступил к нам с начальной стадией острого лейкоза полтора года назад. По текущим сведениям, эм… – Сейчас, у тебя установлена 3 терминальная стадия лейкоза – при ней наблюдается глубокое угнетение обычного гемопоэза, прогнозы не столь утешительны, но вероятность достижения ремиссии есть… Ты же понимаешь, она всегда есть. – Буквально прохрипел доктор, сам не веря в чушь, которую несёт. – Но мы же долго держались на 2 стадии. Почему… – Сердце пропустило удар, а мир на минуту замер. Я, будто бы в первый раз слыша про эту болезнь, я, который, казалось, только вчера был благодарен этому миру за возможность жить и наслаждаться каждым моментом своего существования, сейчас сидел в кресле напротив врача и смотрел прямо в глаза, пытаясь понять, серьезно тот говорит или все же жестоко шутит, испытывая меня на прочность, ведь такого быть не может, чтобы жизнь в самом ее расцвете могла так внезапно оборваться. Не могут так быстро убивать какие-то сраные раковые клетки. – Т-то есть вы хотите сказать... Нет, то есть... Ах, ладно. – Я пытался собрать мысли воедино, сформулировать хотя бы одно полноценное предложение, но язык предательски заплетался, а в голове творился хаос. – Мы сделаем всё, чтобы продлить вашу жизнь настолько, насколько позволяет современная медицина, но ты должен понять и принять, что не существует волшебной таблетки. Скажу честно, путь будет нелегкий. На тебя будет давить не только физически, но и морально, а это бьёт сильнее всего. – Да хватит уже пиздеть, черт тебя дери?! – Куджо со всего размаху стукнул кулаком по столу, от чего бумажки разлетелись в разные стороны, оставив на месте лишь доктора. – Сколько нужно бабок, просто назови эту грёбаную цифру. Нет чудесного излечения?! Нахуя тогда нужны все эти анализы и обезболивающее, нахуя нужна эта терапия, если всё становится только хуже?! Доктор обдумывал ответ, пытался понять, что к чему приведет, но любой исход был очевиден.«Смерть».
– Твоя агрессия не спасёт мальчика. Тем более вашего платежа еле хватило на анализы, не говоря про бесплатный приём. Джотаро дико улыбнулся, выдыхая куда-то в сторону: – Ты даже сейчас говоришь про бабки. Господи, твоя клятва сраному Гиппократу уже не считается? – Клятвы тут не помогут. Думаешь, он единственный, кто нуждается в лечении? Я буду резок, но деньги играют куда большую роль, чем ты думаешь. Счёт Какёина, с которого поступали платежи, заблокирован месяц назад. Вообще, удивительно, как прошёл твой. – Удивительно, как легко люди берут взятки. Врачу хватило силы ухмыльнуться. И, тут, уже я хотел его задушить собственными руками. Больше, наверное, из-за обиды за Джотаро, который еле держался, чтобы не убить сидящего, напротив. – Вряд ли это сейчас играет такую важную роль. Никто не виноват, что Какёин решил порвать связи с семьей. Нужно всегда держать выгоду около себя. – Да это же нихуя не помогало. Даже при деньгах, это все дошло до третьей, мать твою, третьей стадии. – Болезнь непредсказуема, друзья. Сегодня хорошо, завтра очень плохо. – Ты говоришь про медицину или колдовство? Будь мужиком и скажи уже, что сделать. – Биотерапия и «химия» не дали должного эффекта. Остаётся только химиотерапия с трансплантацией стволовых клеток, но это… – Сколько. – Минимум тысяч 25… Но, обычно, такая цена доступна исключительно при хороших раскладах. А сейчас, как понимаете, найти подходящие стволовые клетки крайне сложно… – К чему ты клонишь..? – В случае Какёина, его ситуации с заблокированным медицинским счётом, я бы советовал запастить хорошими обезболивающими и надеяться на чудо. – Вы предлагаете наблюдать, как он медленно умирает? Доктор застыл на моём лице. Я сглотнул, продолжая смотреть куда-то сквозь него. – Какёин, как давно твои губы, ногти обрели синеватый оттенок..? – М… Месяца два. – Постоянная тревожность, без причин случаются обморочные состояния. Болезненность вблизи сердца, теснота, некоторое давление в области груди, усиленное биение сердца с неверным ритмом. – Начерта вы это перечисляете? – Куджо, не выдерживая, взялся за голову, и ходил из одной стороны комнаты, в другую. – Я анализирую то, что мы сейчас имеем. Тахикардия, затрудненное дыхание, хрипота. Судороги часто беспокоят? – Да. – Одно слово стоило мне немалых усилий и, как бы это смешно не звучало, немалых денег. Я прекрасно понимал, что смерть дышит мне в спину, но не понимал, стоит ли дальше вести это бесполезное перечисление симптомов, если шанс на выздоровление практически нулевой. Я, кажется, в один момент так захотел жить, повернув голову на бегающего из одного угла в другой, Куджо, что продолжил проглатывать эти факты. А ведь хочется жить, наслаждаться ещё не прошедшей молодостью, видеть, как встаёт и садится солнце, а люди вечно куда-то спешат. Я хотел продолжать любить его. Я люблю его. Люблю и, поэтому, держусь, чтобы не зарыдать. Поэтому, приходиться повернуть голову обратно. – Так, получается, шансов нет? – Только в случае помощи благотворительного фонда, но, ты сам понимаешь. На это уходят годы. У тебя… Нориаки, я буду честен перед тобой, у тебя весна и самое, самое положительное, это июнь… – Я не доживу до лета..? – Никогда нельзя отчаиваться. – Да будь же ты честен, Хэмвоук. Моя конченная семейка вкладывала сюда бешенное бабло, лишь бы только отмыться от меня. – Если не найдётся лишних тысяч 100, 150…Тем более родственного донора вы вряд ли найдёте. Так что, Какёин, тебе стоит помолиться и… – В жопу, в жопу вашего сраного бога и эти надежды. В жопу это всё. Какёин. Пошли. – Джотаро схватил меня за руку, несмотря на меня. – Куджо, Куджо, стой!? – Я вырвался, зажмуривая глаза от наступающих слёз. – Мы не найдём таких денег нигде. – Я найду. – Нет. Куджо развернулся и посмотрел на меня так, будто я предложил закопать меня прямо тут. – Ты хочешь бросить меня? – О чём ты говоришь..? – Ты предлагаешь мне просто наблюдать, как ты умираешь? – Я говорю про реальность, Куджо. – Не-е-ет, ты хочешь кинуть меня. Нориаки, ты хочешь бросить всё это. – А может и хочу. Может быть я хочу сдохнуть, наконец, и не мучаться. Думаешь, мне приятно всё это?! Думаешь, я хочу быть на месте Дио?! – Он сам выбрал это. – Куджо, он просто принял то, что есть. – Замолчи. – Он умер, потому что потерял волю к жизни. – Брандо был пропащим наркошей. Он, не ты. Я махнул руками в разные стороны, отрицательно махая головой: – Куджо, я и есть тот самый пропащий наркоша. Просто у меня есть дополнительный бонус. – Какёин, ты полный идиот. – Джотаро с треском хлопнул больничной дверью, уходя куда-то прочь. Я остался стоять посреди кабинета, рассматривая пол. Что ты, блять, сказал. Тупой Нориаки. Где твои мозги. Доктор подошёл ко мне, поглаживая по дрожащей голове. – Что мне делать..? – Задал я вопрос в пустоту. – Я выписал тебе хорошие обезболивающие. Походишь на капельницы по старой дружбе в гос. клинику… – Это же просто вранье самому себе. – Никогда не знаешь, может быть, чудо случится. – Одно я уже упустил. – Он не оставит тебя. Может я и прогнивший продажный докторишка, но, поверь, таким нужно наслаждаться, сколько получится. – И мучать его..? – Иногда мы сами ничего не можем решить и, единственное, что остаётся, это просто быть. Так, ты согласен хотя бы на такую помощь? – Да. – Я рад. Правда рад. Мы вряд ли ещё встретимся. Но номер государственной больницы я тебе записал, если у тебя появятся вопросы или понадобится внеплановая консультация, ты сможешь обратиться туда. Попрощавшись с врачом, я покинул клинику. У дороги стоял курящий Джотаро. Он никуда не уехал. По дороге он купил немного клубники и банановые пирожные, реклама которого в последнее время навязчиво вылезала везде и повсюду. Всю дорогу Куджо молчал, сменяя за рулём одну сигарету за другой. Я уже даже не знал, имею ли я право грустить. Должен ли улыбаться. Что, я, блять, вообще должен теперь делать? Дома нас ждал только Звёздочка, и по совместительству самый спокойный член этой семьи. – Звёздочка! Ты хорошо себя вёл дома? – Я кинулся на кота с обнимашками, пытаясь хоть как-то скрыть этот невидимый крипич из мыслей, который бился о мою голову всё сильнее. – Мяу. – Лишь выдал кот и, недолго позволив себя обнимать, пошёл ластиться к ногам Джотаро, который больше напоминал мертвого, чем я сам. Через полчаса мы уже сидели за столом и молча ели. На часах 21:50. Каждому из нас нужно было время подумать, найти подходящие слова, чтобы рассказать о наболевшем. Не всегда так просто рассказать другому о чем-то сокровенно важном, когда, по идее, оба знают ответ, но что-то выдать, равно проиграть самому себе в стойкости. – Знаешь, я ведь втюрился в тебя ещё на осенней линейке. Куджо слабо улыбнулся, растягивая вилкой содержимое тарелки. – Будем говорить про любовь, будто бы всё хорошо? – Почему бы и нет. Мне есть, что тебе рассказать. – Хочешь, чтобы мне даже на других противно смотреть было? – А ты уже подбираешь другие варианты? И, правда, Наточка совсем здорова и молода, как раз… – Хватит этого, Нориаки. – Гхм. – Я уже знаю, что больше никого не полюблю так, как тебя. Никто из них никогда не сможет заменить тебя. И даже если бы мы разошлись просто так, по какой-нибудь бытовой причине. Я бы лежал в лет 40 с какой-то женщиной, что называл бы строго «жена», я бы всё равно думал и жалел, что проебал именно тебя. – Слишком милые фразы для наших отношений. – А есть ли смысл в этом ебучем мире что-то скрывать или медлить для какого-то там блага? – Не-а, не думаю. Я просто… просто задумываюсь над тем, почему влюбился в такого, как ты. – Влюбился, потому что я такой же придурок, как и ты? – Не совсем. В тот день мы пришли в общий зал, дождались нового куратора, чтобы познакомиться. – А старый до линейки не дожил, что ли? – Я тебе говорил, как тяжело с тобой общаться? – Меня от чего-то смешило и трогало желание Куджо прочувствовать ситуацию, понять и вовремя пошутить, поэтому все колкие ответы были лишь для вида, да и сам я понимал, что тот совсем не обижается. – С твоего позволения, внесу ясность. Наш старый куратор отказался от группы, потому что наш набор был исключительно из богатеньких детишек. Вернусь к рассказу. Познакомившись и с другими группами, мы приняли решение сходить на совместный ужин. Ната, ага, та самая, нашла хороший ресторан недалеко от университета и уговорила и меня сходить туда. Она даже не с нашей специальности, но видимо её курносый нос везде суётся. Организаторка ёбаная. Как я на это согласился? Без понятия. Но это был прекрасный вечер. Мы много разговаривали, шутили, смеялись. Ты в этот вечер был звездой. Высокий панк с красивыми чертами лица, умный, с прекрасным чувством юмора и заразительным смехом. Мои одногруппницы в шутку говорили, что я, со своими красными кудрями, тоже должен стать звездой вечера, а я молча смотрел на тебя и не мог понять, почему сердце бьётся так сильно, а в животе давно забытое ощущение бабочек в животе. Я испугался своих чувств. Испугался и первым ушел с ужина. Первое время грешил на количество выпитого алкоголя, на перевозбуждение или пережитый стресс, а потом ты мне приснился. Повисло неловкое молчание. Джотаро хмурился, по глазам пытался прочитать мои мысли, понять, какие чувства я испытывал, но я отводил взгляд, прерывая зрительный контакт. Нет, думаю Куджо был в какой-то степени рад тому, что его маленький нелюдимыш нашел любовь в нём, причем, кажется, взаимную, но он слишком хорошо знал таких, как Какёин, чтобы принять быстротечность событий. Джотаро никогда не отличался особой дружелюбностью и уж тем более вот так легко не отдал бы свое сердце человеку, которого знает всего ничего. Он тоже заметил Нориаки на том вечере, но взглянув чуть чётче, увидел в нём все признаки, характерные для человека «с ним тебя ждёт пиздец». – Ты счастлив? Что всё-таки этим, твоим, человеком оказался такой как я?«Я продал бы душу, затем бы отнял обратно, чтобы ты любил меня, такого неадекватного».
– Сейчас, когда у меня не так много времени, я могу сказать, что да. Я никогда не испытывал того, что испытываю с тобой. Что-то новое и что-то странное. Это любовь? – Ты ещё сомневаешься? – Нет.***
Близилась полночь. Джотаро не мог больше бодрствовать и, пожелав мне спокойной ночи, ушел разбирать на кухне какие-то очередные бумаги, а я так и остался сидеть на кровати, молча смотря в одну точку. Голова болела, тяжёлые пережитые моменты всплывали в памяти один за другим. Что делать? Как поступить? Миллион вопросов требовали ответа, но в голове было одно – отрицание. Отрицание действительности. Слишком абсурдным казалось случившееся. Я сходил с ума, путаясь в реальностях. Сны казались жизнью, жизнь – сном. Я боялся ложиться спать, потому что каждый раз сон был одним и тем же. Кошмар, в котором я был заперт в маленькой комнате, освещенной одной единственной лампочкой. Комната не казалась устрашающей, скорее грустной и пустой, будто совсем недавно люди покинули ее, в спешке собирая все вещи, попадающиеся на глаза. Простенькая мебель была покрыта небольшим слоем пыли, а на полу лежали смятые банки из-под энергетиков. Выхода из комнаты не существовало. На одной из стен висело огромное красное расписное зеркало, размером со входную дверь. Ведомый сном, я подходил к зеркалу, думая, что войдя в него, я проснусь, но оно не было порталом, как в старых играх. Зеркало ощущалось физически. Понимая это, я каждый раз впадал в истерику, щипал себя и бил по лицу, пытаясь проснуться, но сон продолжался. Лампочка начинала мигать, свет угасал, а по ту сторону зеркала появлялся высокий человек с черными волосами и острым взглядом. Смотрел прямо в душу своими голубыми глазами и горестно кричал. Каждый раз он был все ближе и ближе, а росписи на зеркале видоизменялись, превращаясь в текст, будто тот человек хотел что-то сказать. Я не читал, не приближался. Я прижимался спиной к противоположной стене и молился, чтобы тот страшный образ не вылез из зеркала. Сон прерывался, а я просыпался в слезах и в холодном поту и ещё долго не вылезал из-под одеяла, боялся. Время шло, я всё-таки не смог противостоять сну, лег спать с одним единственным желанием – чтобы тот человек в его сне, не оказался реальностью возле его гроба.***
– Джотаро Куджо? – Раздался суровый бас по сторону телефона. – Я. Кто это? – У меня есть предложение, от которого ты не в силах отказаться. – Так прямо? Что, 200 тысяч баксов? – Хм, а ты практически угадал. Какёин сейчас рядом? Куджо метнул взгляд в сторону кровати. Он действительно испугался, что Нориаки там не окажется. Но парень тихо сопел, укрывшись одеялом с головой. – При чём тут он? – Его отец хочет заключить с тобой одну очень стоящую сделку. – Да чего же вся ваша семейка мелочна и цинична. – Полегче, парень. У тебя 10 минут. Около бара за вашей хибарой. Сложно назвать жильём. Выбора у тебя нет. Если ты, только не хочешь наблюдать, за его предсмертными потугами. – Через 10 минут буду.