Я ел тебя глазами и поперхнулся слюной.

Он чувствует холодные ладони на своём лице. Они оглаживают его покрывшийся испариной лоб, спускаются к щекам и шее, успокаивая и забирая боль, что пульсирует бешено в висках и в затылке. Над его головой приятный, негромкий голос: — Потерпи немного. Скоро станет легче. И Мо Жань верит. Он верит всем своим маленьким, детским сердечком — скоро действительно будет легче. Дело не в режущей боли в мышцах и костях, дело не в том, что он двинуться не может и глаза приоткрывает с трудом, лишь бы увидеть этот белый силуэт над ним. Просто скоро ему не придётся рисковать жизнью, чтобы прокормить себя, чтобы справиться с холодом, закутываясь в старую одежду морозными ночами. На его дрожащие плечи опускается белый пиджак, такой тёплый, чистый, что снять хочется, лишь бы не испачкать эту вещь собой, но и укутаться посильнее необходимо, чтобы это тепло никогда не покидало, этот запах. Приятный и лёгкий. Запах порошка и какой-то яблоневой свежести. Голос тихий прямо вглубь проникает через болезненный звон в ушах. Согревает его, убеждает, и Мо Жань глаза пытается открыть, видя эти ровные плечи, понимая, что лежит на чужих коленях. Перед ним всё мутнеет, размазывается, но он знает, что человек, держащий его на руках и пытающийся остановить кровь, которой он истекает — безумно красивый. Чистый, настоящий, добрый. Мальчишка заговорить пытается, но в горле так сухо, что только сглотнуть получается и застонать от того, как же больно, как ломит грудную клетку. — Тише. Тише. Скоро будем в больнице. А затем Мо Жаня отнимают. Его спасение в сумерках отдаляется от него. Этот голос, это тепло, этот запах. Он хватается за белые брюки грязными пальцами, когда чужие руки тянут его в сторону, когда мигалки оглушают, и ему хочется кинуться обратно к тем ногам, но незнакомцы тянут на носилки, в машину скорой помощи, что-то крича и не давая ещё раз взглянуть в это белое лицо. Словно он жертва, окружённая злыми духами, что оттаскивают его от верного учителя, от старого друга. Будто эти духи засосут его сейчас в кромешную темноту, не помогая, а убивая. Мальчик хватает ртом воздух, поворачивает голову в сторону, представляя, что сейчас вскочит с места и рванет назад, но оказывается не в силах даже ноги спустить на пол. Он только видит, как дверь скорой помощи закрывают, отрезая его от спасителя навсегда. Мо Вэйюй просыпается с сильной головной болью, когда в уши бьёт навязчивая мелодия. Он супит брови, потирая пальцами виски, но легче не становится, от того только морщится, скидывая с себя лёгкое одеяло. Открыть тяжёлые веки после четырёхчасового сна — практически непосильная задача, но приходится. Парень фокусирует взгляд на комнате, что уже освещает утреннее тёплое солнце, слепо мажет пальцем по экрану телефона, выключая надоедливый будильник. К сожалению, работа Мо не заканчивается домом и компьютером, от того требуется взять себя в руки, потереть заспанное лицо ладонями и спустить босые ноги на прохладную каменную плитку, по которой гуляет лёгкий сквозняк из приоткрытого на ночь окна. Мо Жань добирается до кофейного столика, хватая пульт от телевизора и после включая на фон новости, затем тащит ноги до кухни, чтобы щёлкнуть электрический чайник, и отправляется в душ, сбивая что-то по пути на полу. Его квартира-студия, благо, небольшая, всё в «шаговой доступности». Маленькая личная коробочка с серыми стенами и всякой всячиной в виде ненужных вещей, разложенных по углам. Перебор декора, возможно, но максимализм, кажется, не так плох, если дома царит порядок. Да. Мо Жань считает это место именно «домом». Ему не одиноко жить одному, вовсе не тоскливо от того, что помещение небольшое и холостяцкое. Парню нравится возвращаться домой, нравятся эти чёртовы однообразные стены и привычная мебель, ведь всё куплено на собственно заработанные деньги. Каждая деталь, от кофеварки и холодильника до откуда-то найденной вазы и пыли внутри неё — всё его, личное. В душе Мо Жань смывает с себя тень недосыпа, на кухне — заливает в себя остывший кофе, собираясь с мыслями и вспоминая вчерашний день. Долго думать не приходится — макушка всё ещё болит от тяжёлой руки Сюэ Мэна. Младших братьев, даже сводных, никогда не стоит забывать на заправках. А вот строгое выражение лица и безжалостный взгляд даже вспоминать не приходится, такое не забудешь. Лёгкий хлопок дверью машины, сухое прощание, и вот прекрасный, как по струнке ровный силуэт уже вдали. И походка, словно ручеек бежит, лёгкая, но изящная и сдержанная. Мо Жаню остаётся только воздуха в лёгкие набрать больше, отвести взгляд и подумать: «Я в ёбаном дерьме, если хочу трахнуть лучшего друга моего приёмного отца». От вчерашнего дня, помимо травмы головы, которую нужно ещё пережить и перестать драматизировать, осталась ещё дорожная сумка Чу Ваньнина, благополучно забытая на заднем сидении. Видимо, мужчина был так зол на Мо Жаня, что ему нахер не пригодятся больше собственные вещи. Сам парень, конечно, помнил в тот момент, когда Небожитель его покинул, что тот оставил сумку, но тактично не намекнул на чужую оплошность и коварно подумал, что тот явно позвонит, засветив свой номер телефона. Звонка, к слову, не поступило ни вечером, ни утром. Чу Ваньнин оказался либо слишком принципиально гордым после задетого душевного состояния глупым разговором, либо забывчивым. Но Мо Жань в чужие вещи ни в коем случае не полезет. Старается. В который раз кидая хитрый прищуренный взгляд на дорожную сумку через зеркало заднего вида, Вэйюй заводит машину и с попытками не думать о Чу Ваньнине отправляется на встречу по работе. В конце концов, жизнь не заканчивается на карих глазах и задохнувшейся в его штанах воспитанности. Нельзя ведь двадцать четыре часа в сутки думать только половыми органами, как бы не хотелось. Этим на жизнь не заработаешь. Или заработаешь, но не в самом приличном месте. День парня длится долго и вязко, как нить от сладкого мёда, собранного на ложку. Не так вкусно, как хотелось бы. Мо Жань в сотый раз проверяет телефон, не замечая уведомлений, внимательно выслушивает заказ клиента на новую программу и подмечает, что сегодня он весьма молчалив. То ли дело в головной боли, то ли в преследующем его сне, обрывки из прошлого, что с каждым разом кажется всё более выдуманным, то ли в чёртовом ожидании. Неужели Чу Ваньнину не нужна его блядская сумка? Сумка, по правде говоря, не блядская, и в целом она не при чём. Внимания к себе хочется аж до дрожи в пальцах, но Мо Жань старается быть терпеливым. К вечеру, когда Мо Жань держит путь домой, к сумке на заднем сидении вежливо присоединяется бутылка хорошего вина. Всё же сделка с клиентом удалась и можно порадовать себя прекрасным вечером в собственной компании и какой-нибудь дорамой. Светофор долгий, музыка по радио надоедает, а голова так и не проходит. Ещё и пробки в городе — крайне хреновая вещь. Телефон в кармане вибрирует пару раз, и Мо Жань, углублённый в собственные мысли, нехотя вытаскивает его из брюк. Только упав головой на руль, выпрямляется парень быстро, видя сообщения от мадам Ван. Маршрут его перестраивается также быстро, как и настроение. Как и потянувшиеся вверх уголки губ. Как оказывается, Сюэ Мэн, спасибо этому паршивцу, трубку не берёт, а сама мадам Ван слишком занята, но обещала завезти Чу Ваньнину какие-то лекарства. Сам мужчина за ними приехать почему-то не может, но Мо Жань в этом не разбирается — берёт путь к больнице, где работают его приёмные родители, и уже через двадцать минут садится обратно в машину с пакетом, хранящем баночки с лекарствами. Туда Мо Жань от радости тоже не лезет, ему это вовсе неинтересно. У него в телефоне адрес Чу Ваньнина, какие тут баночки и какие таблетки! — На следующей неделе прогнозы не так радуют, нас ожидает ливень и… О-о-о, самый сильный ветер за последние несколько лет в Пекине. Песчаная буря! — твердит приятный женский голос на радио, пока Мо Жань вбивает адрес в навигатор. -…Оставайтесь по возможности дома… Вэйюй оказывается перед многоэтажным домом в спокойном спальном районе с каким-то интересным названием, связанным с лотосами, за рекордное время. Солнце за лобовым окном уже садится, покрывая небо оранжевыми, кофейными разводами, а настроение молодого человека увеличивается с вселенской скоростью. Он хватает пакет с лекарствами, чужую сумку, и, заблокировав двери машины, бодрым шагом направляется к нужному дому. Найти подъезд, этаж и квартиру — проблем не составляет, но молодой человек останавливается у самой двери, внезапно утыкаясь в неё лбом. Мо Жань и сам не понимает, что с ним происходит, но сердце в его груди бьётся отчаянно резво и тяжело до удушения. Он даже чувствует, как становится влажной задняя часть шеи от пота, глубоко набирает воздуха в лёгкие и пытается справиться с внутренним, почти мимолётным ощущением трепета в рёбрах. Мо Жань нажимает на кнопку звонка, опуская голову, но не взгляд от двери с номером квартиры, что остаётся в памяти отпечатком. Семьсот сорок восемь. Он тянет лёгкую ухмылку, но за дверью всё ещё тихо, словно после трели звонка там, за стеной, всё пропадает. Мо Вэйюй чуть хмурится, на этот раз стучит, держа в другой руке дорожную сумку с небольшим пакетом. Снова тишина. Как только Мо Жань собирается снова постучаться, или же набрать мадам Ван, как слышит знакомый громкий голос: — Входи! И парень едва не дергается от этого. Сводит густые брови к переносице, выпрямляет плечи и дёргает дверную ручку. Дверь поддаётся тут же. Неужели этот и без того странный человек не закрывает входную дверь? Или заранее открыл? Мо прочищает горло, двигает челюстью и входит в квартиру, в которой в его лёгкие тут же вбивается свежий, ветреный запах. На улице все ещё летняя жара, но это помещение встречает его морозным холодом включенного кондиционера. Мо Жань всегда был достаточно внимателен по отношению к заинтересовавшим его людям, поэтому, пускай он провёл с Чу Ваньнином минимальное количество времени, но ещё вчера подметил, что, несмотря на жару, мужчина одевается достаточно тепло, пряча часто руки в карманы, словно замерзает. Так почему в его собственной квартире сейчас зимний, горный мороз, от которого бегут мурашки под лёгкой рубашкой? Перед Мо Вэйюйем — совсем небольшая прихожая с недлинным коридором, но также с большой аркой, сразу же ведущей в гостиную. В конце коридора — несколько закрытых дверей, но они вовсе не интересуют Мо, потому что он так и застывает на пороге, только успев закрыть дверь. Перед глазами открывается картина, от которой хочется выйти из квартиры, закрыть за собой дверь и навсегда убежать от того, как проходит огонь по венам, заставляя кровь закипать. В гостиной, просторной и почти пустой, с неразобранными коробками и вещами на полу, почти в середине стоит стул. На стуле — Чу Ваньнин, сидящий к нему боком. Мужчина вовсе словно не обращает внимания на гостя, он, одетый в большую серую футболку, явно домашнюю, и белые спортивные штаны, тянется пальцами к носкам. Несмотря на то, что футболка явно ему велика, когда тот наклоняется, Мо Жань видит, как она слабо, но обтягивает крепкую спину и лопатки. Длинные, тёмные волосы, заплетенные по бокам и убранные в пучок на затылке, идеальный профиль и сложное выражение покрасневшего от нагрузок лица. Мо Жань сглатывает, понимая, что в квартире теперь вовсе не холодно, точно Чу Ваньнин знает, как сводит его с ума своими длинными, стройными ногами, к которым прилегают белые штаны, подчёркивая крепкие мышцы икр, острые коленки и потрясающие бёдра. Как будто мужчина знает, что Мо Жань — просто похотливый пёс, у которого разве что слюни сейчас не текут от того, как падает ворот растянутой футболки, едва-едва, но оголяя тонкое плечо и выделяющиеся ключицы, поэтому заранее и охладил помещение. Чу Ваньнин дотягивается пальцами до носков, шумно выдыхает, словно с тяжёлым стоном, а затем разминает икры, потягивается, выпрямляясь, и, наконец, встаёт со стула, поворачиваясь к застывшему Мо Жаню лицом. Парень встречает на лице полное безразличие, что заводит только сильнее. Снова сглатывает, моргает, а затем старается улыбнуться и прекратить рассматривать идеальное для него телосложение. Желание плоти для него сильнее любых других чувств. Глядя на это эстетически, на тела, почти как на вещь, Вэйюй не может не оценивать, не может не хотеть, если ему нравится. Его чувства всегда выражались в страсти и желании обладать, точно обделённое едой животное. И Мо Жань сам готов вручить Чу Ваньнину пульверизатор в руки, чтобы он прыскал водой ему в лицо, успокаивая как бешеную собаку. — Доброго вечера, Чу Ваньнин, — наконец, говорит парень, улыбаясь и заглядывая в безэмоциональные глаза. Как же, оказывается, непросто, когда не можешь прочесть на лице знакомого человека его эмоции. Чу сейчас больше напоминает фарфоровую куклу, неживую, замёрзшую. — Оставь вещи там и уходи, — отвечает Чу Ваньнин, разворачиваясь и ретируясь в сторону, в другую комнату. Мо Жань предполагает, что там — кухня, но остаётся на месте, поднимая брови. Ни здравствуй, ни спасибо, нихуя! Меняется настроение Мо Жаня в эту же секунду. Даже головная боль уже не ощущается. Он цокает — громко и не стесняясь, полностью выражая своё недовольство. Бросает сумку на пол, так, чтобы звякнула о паркет и оповестила о том, что вести себя настолько невоспитанно — такая же наглость, как и Мо Жаню сейчас идти вперёд, а не из квартиры. Парень проходит дальше тяжёлым шагом, стиснув челюсть, ведь всё воодушевление ни то испарилось, ни то превратилось в злой комок настойчивости в грудной клетке. Он мельком замечает, что вещей в квартире действительно мало, это неудивительно, ведь Чу Ваньнин тут фактически не живёт. Но и бардаком дом не обделён. Жань проходит на кухню, как и предполагал, натыкается на вопросительный взгляд наливающего в стакан воду Чу Ваньнина, и, подойдя к столешнице, совсем близко к мужчине, шумно опускает на деревянную, глянцевую поверхность пакет с лекарствами. Чу Ваньнин, делая глоток воды и опираясь тазом на тумбу, смотрит так, будто этого и ожидал. Так, словно смиренно ждёт, что ещё непослушный ребёнок вытворит, а затем даст затрещину. Мо Жань же, стиснув губы, смотрит в это лицо твёрдо и решительно, недовольно слегка щурясь. — Мадам Ван передала. Лекарства. — Я знаю. — Вы болеете? — Нет. Мо Жань захлопывает рот. Вот и поговорили. Самочувствие почти незнакомого человека его не касается, но сам этого человека он коснуться жаждет до ломки в пальцах. И если по началу он просто думал, что Чу Ваньнину непривычно, вот он такой и закрытый, то сейчас понимает — этот человек просто бесчувственный эгоист. Да, Мо Жань вчера был неправ, сказав лишнего, но и реагировать так остро — просто призрак дурного характера! И если сначала Мо Жань хотел этого Ваньнина только телом, то теперь ему просто необходимо узнать, что не так с таким сложным человеком. Ему и в голову не приходит, что Чу Ваньнин просто не хочет общаться и держаться подальше, о, нет, ему нужно внимание этих глаз с идеальным разрезом. — Вы ужинали? — вдруг спрашивает Мо Жань, опуская ладонь на практически пустую столешницу, рядом с пакетом. Ему приходится засунуть резкий приступ раздражения глубоко в задницу. — Что? — вдруг сурово хмурится мужчина, точно ему послышалось, но тут же исправляется: — Нет, позже. Какие-то ещё вопросы, или вы уйдете, Мо Вэйюй? Я занят. — Давайте отужинаем вместе. Я должен извиниться перед вами за вчерашнее, — самой сладкой улыбкой сверкает Мо Жань, изгибая бровь и склоняя голову влево. У Чу Ваньнина нет и шанса перед этим просящим и кокетливым взглядом! Когда дверь перед его лицом закрывается, ударяя его по лбу, Мо Жань вздыхает ошарашенно и восхищённо. Его выставляют за порог, но Мо не сдаётся. Нельзя же быть таким непробиваемым перед его обаянием! Он предложил отужинать вдвоём, а в итоге один остаётся наевшимся густого супа перед закрытой дверью. К сожалению, Чу Ваньнин ни разу практически не ел перед Мо, поэтому тот не смог уловить, что нравится мужчине, а что нет. Единственное, что он заметил на том семейном завтраке, так это быстро уходящие пирожные. Из-за этого парню, стоящему в кофейне в одном из зданий этого района, приходится брать всё на свой вкус, не забыв, конечно, про османтусовые пирожные. По пути обратно Мо Жань размышляет о том, правильно ли поступает, собираясь ломиться в чужой дом чисто из-за своей гордыни, но останавливается вовсе не на своей пропасшей совести и воспитанности, а на том, что даже если его не пустят за порог, но он хотя бы оставит Чу Ваньнину ужин и уж вряд ли забудется вскоре этим поступком. Не может же быть человек настолько бессердечным, чтобы выгнать его, красивого молодого человека, купившего ужин и дорогое вино? — Зачем? — спрашивает этот бесчувственный и бессердечный Хоуян, приоткрыв дверь квартиры. — Вы не ужинали, — настаивает на своём Мо Вэйюй, поднимая пакет с несколькими блюдами, аккуратно упакованными в фирменные коробочки кофейни. Встретившись с непробиваемым взглядом и молчанием, намекающим, что Чу Ваньнин не понимает, какого хера это почти двухметровое чудовище тут забыло, Мо Жань осознаёт, что где-то допустил ошибку. Вероятно, в тот момент, когда его самомнение упёрлось в потолок. Только поэтому мужчина изламывает брови, обречённо вздыхая, и говорит уже тише: — Оставьте себе, поужинайте. До встречи, Чу Ваньнин. Мужчина смотрит на него долгие несколько секунд прежде, чем протянуть свою тонкую, по сравнению с его, Мо Жанем, руку, и забрать пакет и бутылку вина, лишь кивнув с лёгким одобрением. Дверь снова закрывается, а Вэйюй, убирая руки за спину и делая шаг назад, закидывает голову, глядя в белый потолок и думая о том, насколько он, оказывается, неудачник. Правда, стоит ему развернуться к лифту, дверь открывается снова, вселяя в Мо Жаня почти убийственную радость. — Проходи. Влетает в чужую квартиру молодой человек вихрем и без всякого стеснения. Он в прихожей ждёт, пока Чу Ваньнин с пакетом и бутылкой пройдёт на кухню, затем оглядывается, рассматривая пустые бежевые стены и одинокие углы, скидывает обувь и проходит следом за мужчиной. — У меня бардак, — без ноток извинения говорит Чу, но Мо Жань всё же с улыбкой отвечает: — Ничего страшного. — Привёз из Кореи только самое необходимое для работы, ещё не разобрал, — делится Чу Ваньнин, и парень не хочет думать почему, только кивает, как болванчик, и присаживается за стол, на который мужчина раскладывает купленную еду. Мо Жань пытается уловить настроение Чу Ваньнина и его реакцию на блюда, но тот смотрит почти безразлично, нечитаемо, и лишь на пирожных, с которыми Мо угадал, карие глаза поддаётся лёгкому блеску. Ваньнин присаживается, передавая Мо палочки для еды, и двигает к себе лапшу с курицей, тонко порезанными овощами и острым соусом. — Приятного аппетита. Думаю, вы давно не ели вкусную китайскую кухню, да? Здесь есть кафе, это сеть, поэтому я часто в таких бываю. Это вкусно, попробуйте. У вас тут работа? Какой-то проект? Я думал, вы приехали из-за дяди… Сюэ Чжэнъюна, — заваливает вопросами парень, взяв себе коробочку с острой свининой в рисе. Чу Ваньнин, прямо сидящий практически напротив, закинув ногу на ногу, ковыряет в коробке лапшу палочками, перемешивая, и хмурится. То ли от количества вопросов, то ли от еды. — Да, я взял проект для одной компании, — отвечает Чу Ваньнин, накрутив на палочки длинную лапшу, пока Мо Жань с удовольствием пережёвывает мясо, наслаждаясь пощипыванием и лёгким горением во рту. — Я ел… — он замолкает на секунду, поднимая взгляд, словно неуверенный в том, о чём стоит говорить, — …китайскую кухню в Корее. Но редко. — Вам не нравится? Чу Ваньнин отправляет лапшу с курицей в рот, и молодой человек замечает, как подрагивают пальцы, в которых палочки. Он нередко становится свидетелем чужого тремора от стресса, но такую частоту видит едва ли не впервые. Пока мужчина пережёвывает, Мо Жань успевает съесть половину порции. Тот не отвечает, решив, судя по всему, сначала пережевать, но Жань слышит со стороны кашель, заставляющий его поднять взгляд и брови. Ваньнин откладывает неуклюже палочки, чуть сгибаясь, и начинает кашлять в кулак, краснея. — Чу Ваньнин? Вы подавились? Слишком остро? Он тут же вскакивает на ноги, быстро подходя к столешнице и наливая в стакан холодной воды, чтобы подать её Чу Ваньнину. Тот кашляет почти до слёз, принимая стакан и осушая полностью. — Вы не едите острую пищу? Лапша с соусом Лао Ган Ма… — с лёгкой растерянностью стоит на месте Мо Вэйюй, хлопая ресницами и забирая стакан, чтобы ещё налить воды. — Я с юга, из Линьаня. Не привык. — О, — лишь выдаёт Мо Жань, понимая, как провалился, а затем окидывает взглядом мужчину, пытаясь понять, в порядке ли тот. — Извините, я не знал. Чу Ваньнин ещё раз откашливается, прикрывая рот ладонью, а затем поднимает на Мо Жаня влажный взгляд карих глаз, от которых оказывается невозможно оторваться. От этих едва заметных слез. — Вся еда острая? Мо Жань поджимает губы, дергая плечами и убирая руки в карманы брюк, а затем кивает. — Я не был голоден. Доешь и поезжай домой, уже поздно, — отвечает Чу Ваньнин, поднимаясь с места и вынуждая Мо Вэйюя отступить на шаг назад. — Я принимаю твои извинения, но более не желаю слышать ничего плохого в адрес Сюэ Мэна, ясно? — Да, конечно, — послушно опускает голову Мо Жань, но затем всё же тянет лукавую улыбку, показывая ямочки и глядя исподлобья. — Но я не готов отдать вам эти извинения. — Прости? — Вы не можете их принять. Я не извинился. Позвольте приготовить вам ужин, Чу Ваньнин, и только тогда я смогу успокоиться, а вы сможете меня простить. Чу Ваньнин вдруг задирает нос, глядя на него изучающе своими покрасневшими глазами, и Мо Жань уже давно понял, что это — плохой знак. От него не ускользает и то, как покраснели чужие уши, но мужчина молчит секунд десять, размышляя, пока Мо Жань в очередной раз ощущает себя как при решении его приговора. — Ты обладаешь крайне наглым характером, — выдаёт вердикт Ваньнин, на что Мо только усмехается. — Ладно, — соглашается наконец он, отходя от стола. — Но в моем холодильнике пусто. Я ещё не успел сходить в… — Я схожу. Не переживайте об этом, — тут же загорается Мо Жань. Кто знает, чем закончится для него этот вечер, если откроется бутылка вина? — Поешь сначала, нечего купленному пропадать. — Спасибо за гостеприимство, моя еда вас не разочарует, Цяньбэй Мо Жань даже отдаёт поклон, сложив ладони и улыбаясь, но Чу на его озорные повадки реагирует почти безразлично, лишь тихо цокая и уходя в гостиную, чтобы сесть за компьютер и дать этим понять, что парень волен распоряжаться кухней, как тому удобно. Времени на это уходит много, Мо Жань резвой пулей мчится в ближайший магазин, чтобы собрать с полок всё необходимое, да и не очень. Он также быстро возвращается, уже в третий раз входя в эту квартиру за один вечер. Чу Ваньнин своего положения ближайший час, убитый на поход за продуктами и приготовление всего к готовке, не меняет. Он сосредоточенно что-то рассматривает в ноутбуке, пока Мо Жань тайком подглядывает за ним через проём арки. На то, как аккуратно вместе сложены ноги, как мужчина прямо сидит на диване, держа на коленках устройство и даже ни разу не сутулясь. При этом создаётся впечатление, словно Чу Ваньнин, занятый работой, не обращает более ни на что внимание. Мо Жань обжаривает овощи на сковородке, готовя самую пресную еду в своей жизни, когда его кулинария резко обрывается собственным вскриком. Он, занятый личными мыслями, тихо напевающий под нос популярную мелодию, резко чувствует, как по ноге проходится что-то очень мягкое, точно облако. И сразу же отскакивает, заставляя Чу Ваньнина на диване вздрогнуть от резкого шума. — Что случилось? — тут же отвлекается от дел мужчина, склоняясь и заглядывая в его сторону. — Дьявол. Напугал, — Мо Жань неловко смеётся, но хватается за сердце, когда опускает взгляд и находит у своих ног большой, шерстяной комок наглеца, что трётся о его икры. Кот. Чёрный, как тёмная материя, с яркими, золотыми глазами. И огромный, откормленный, точно старый император. — А. Тасянь Цзюнь. Это мой кот. Один из, — коротко поясняет Чу Ваньнин, снова уставившись в экран ноутбука. — Тасянь Цзюнь? — смеётся парень, наклоняясь, чтобы погладить кота по хохолку. — Не слишком почтенно? — но Мо Жань тут же передумывает, когда вместо принятия ласок, кот вдруг бьёт его лапой по руке, приходясь ногтями по коже и заставляя отскочить. — Ладно! Понял! Как же питомцы похожи на хозяев! Мо Жань с поднятыми бровями оборачивается на Чу Ваньнина, всё ещё держа лопатку в одной руке, а раненую кисть прикладывая к губам. Весь его удивлённо-возмущённый взгляд так и кричит: «Посмотрите, что он сделал! Он заслуживает наказание!». Но мужчина, на которого натыкается Мо Жань, с опущенными в экран глазами только слабо, едва заметно улыбается. И от этого любое недовольство сходит с лица Мо Вэйюя. — Один из? И сколько же таких? — драматизировано морщится Мо, ворча, и будь его воля, он сейчас бы устроил тут целый спектакль, но грань между хорошим расположением Чу Ваньнина и его желанием выставить нежданного гостя из дома — крайне тонкая и блеклая, словно криво нарисованная ими двумя карандашом. — Такой он один. В целом, четверо. Он не любит, когда его трогают. И весьма справедливо, Мо Вэйюй. Подобный намек от парня не ускользает, но он почему-то только улыбается до морщинок под глазами и возвращается к готовке, кидая недоверчивый взгляд на монстра, лежащего на полу и моющего мордочку так, словно он не сделал ничего плохого. Золотые глаза вдруг сужено поднимаются на Мо Жаня, блестя предупреждением, и молодой человек только кривится от этого. На всякий случай делая шаг в сторону, конечно. — Обработай руку, аптечка в левом верхнем шкафчике, — говорит за спиной Чу Ваньнин, и до Мо Жаня доносятся звуки удара пальцев по клавиатуре, быстрые, с редким торможением. — Не стоит переживаний, это просто царапина. Вы приехали сюда с котами? Четыре это много… — Да. Не с кем было оставить. Значит, Чу Ваньнин любит котов. А если их четверо, то это вообще уже слабость перед животными. Разве может хозяин стольких питомцев иметь чёрствое сердце? Мо Жань продолжает готовку, но тот шкафчик все же зачем-то открывает, натыкаясь на целый ассортимент аптечки. Лекарства, таблетки, баночки и разные мази. Тот самый маленький пакет, принесённый им. Вау. Это или взросление, или какая-то проблема. Парень все же тянется к тому пакетику, что принёс, чтобы посмотреть, что это за лекарства, но масло на сковородке шипит, поднимая неприятный запах, поэтому Мо Жаню приходится вернуться к плите. Нельзя, чтобы что-то подгорело и разочаровало Ваньнина с первого же раза. Всё же блюда и кулинария чем-то напоминали Мо Жаню половые отношения. Человек, пробующий что-то в первый раз, как и секс, так и новую еду, оценивает это только в этот первый момент. Если еда не нравится сразу же, будучи она нехорошо приготовленной или просто не по вкусу, то и второго желания оценить и её, и творчество повара, уже не будет. Первое впечатление играет весомую роль и в еде, и в отношениях. — Так… — начинает Мо Жань, наблюдая за тем, как обжаривается тофу в сковородке, — что за проект, над которым вы работаете? Он ожидает услышать приглушенный голос за спиной, но Чу Ваньнин вдруг оказывается совсем неподалёку, с правой стороны. — Я же говорил — заказ одной компании, — спокойно отвечает мужчина, выходя на небольшую открытую лоджию и приоткрывая окно. — Я имею в виду, из чего он состоит? Чу Ваньнин оглядывается всего на несколько секунд, впиваясь в Мо Жаня взглядом, а затем выуживает из пачки «Sobranie» одну сигарету розового цвета, поджигает кончик и затягивается. Он медленно выдыхает дым в окно, пока парень наблюдает за всем этим, бредово обдумывая то, что хотел бы заменить сладкий фильтр сигареты собственными губами. — Мне нужно создать робота-ассистента для хирургических операций. — Что? Мо Вэйюй застывает с расширенными глазами, забывая перемешать овощи с тофу в сковородке, к которой потянулся лопаткой. Он рассматривает курящего мужчину, что поворачивается к нему боком, выдыхая дым в окно и вытягивая лебединую шею. — Вы и такое можете? Подождите… Робота для операций… Но разве нет уже такого? Я что-то слышал. Почему… — Мне надо изобрести машину, которая должна говорить. Должна консультировать. Смысл в базе данных, что упростит анализ состояния пациента и диагностику. Робот должен… — Чу Ваньнин замолкает на секунду, словно думает над тем, что сказать, опускает голову и снова затягивается, выдыхая, пока Мо Жань с лёгкой задержкой дыхания ждёт продолжения: — Должен понимать, анализировать, просчитывать, а не поддаваться манипуляциям хирурга. — Но ведь самостоятельно он может и убить, если возникнет ошибка, — чуть хмурится Мо Жань, мешая еду в сковородке. — Ошибки возникают и у людей, — уже чуть резче говорит мужчина, складывая свободную руку на животе. — Моя задача — сделать так, чтобы вероятность таких ошибок была крайне мала. — Но тогда ответственность ляжет на вас, — настойчивее твердит Вэйюй, поворачиваясь корпусом к Чу Ваньнину с полной серьёзностью в смуглом лице. — Чу Ваньнин, конечно, прогресс есть прогресс, я сам работаю в сфере IT, но размышляющий робот? Как можно создать мозг? Человеческий ещё не изучен, а здесь искусственный интеллект, которому полностью нужно доверить жизнь человека. — Созданный мною робот будет куда более предсказуемым в этом, чем человек. Поэтому доверять машине, что не поддаётся эмоциям, надёжнее, чем доверять человеку. — Это не так. У человека есть опыт и чувства, а не просто база данных и умение анализировать. — И разве этот опыт поможет кому-то в неизлечимых на данный момент болезнях? — вдруг чопорно спрашивает Чу Ваньнин, резким движением выкидывая в окно остаток сигареты. — Разве человек может в считанные секунды проанализировать все плюсы и минусы, чтобы вычесть нюансы и обеспечить продуктивность лечения? Чьи-то «чувства» редко когда действительно могут помочь, — твёрдо заявляет мужчина, в голосе которого сквозит строгостью, а глаза недовольно сужаются, точно Мо Жань случайно рассердил его. — Моя задача — сделать нечто умнее человека. — Умнее человека? — кривится парень, и это явно не нравится Чу Ваньнину, что поджимает губы, делая шаг вперёд. Мо Жань и сам вдруг неожиданно заводится с этой темы. — Вы говорите о каком-то идеале или фантастике. Да. Чувства могут спасти. Если бы не они… То разве тот человек стал бы проявлять то сочувствие? Его спасение. Видение Жаня. Его жалкую жизнь спасли человеческие эмоции, боролись за него до приезда специалистов. Пока другие люди просто проходили мимо, тот человек кинулся к нему, истекающему кровью, чтобы остановить её, чтобы помочь. Не оставить бездомного мальчугана умирать на улице, а добиться, чтобы в лучшей больнице города ему оказали помощь. Это было человечно и правильно. Мо Жань смотрит в карие глаза, захлопывая рот, а затем мотает головой, отворачиваясь к плите. Его сердце громко стучит в висках, но эта часть его жизни слишком личная. — Если бы не они, то что? Ты не врач, Мо Вэйюй. Не говори того, о чём не знаешь. Медик в хирургии должен быть настроен на лечение и обладать ясностью ума. Чувства и эмоции, какая-то жалость, здесь ни к чему. — Извините, Цяньбэй. Чу Ваньнин остаётся на месте ещё какое-то время, пока парень продолжает готовить, а затем тихо вздыхает и, прихватив с собой бумажный пакет с пирожными, возвращается в гостиную за ноутбук. Мо Жань должен признать: Чу Ваньнин поражает. И своей профессией, и холодностью рассудка, и красотой, и умением поставить на место одним лишь взглядом. Он кажется настолько неуклонным, что рядом с ним даже шутить бывает неловко. Но что-то внутри сейчас неприятно тянет от какого-то мерзкого ощущения. Незнакомый человек за один вечер оказался его идеалом. А сейчас этот идеал медленно трескается, подобно тонкому стеклу. Нет ничего более хрупкого, чем собственные ожидания. Чу Ваньнин в первую встречу своим миловидным и молодым лицом казался высеченным из самой настоящей мягкости и нежности. Невинности. Последовал удар по лицу, который разжёг невероятное пламя внутри. После — Мо узнал его имя и подумал, что этот человек по-настоящему хорош во всём. Затем он оказался настолько неприступным, что захотелось обладать, вникнуть, узнать. А сейчас… Не остаётся ничего от той нежности. Мужчина всё ещё красив до ртути, бегущей по венам, до самых грязных желаний, но при этом настолько чёрств, что внутри всё покрывается морозной корочкой. Мо Жань молча занимается лёгким супом, когда заканчивает с тофу, и не сразу понимает, что не слышит за спиной ничего. Ни стука пальцев о клавиатуру, ни громкого дыхания, ни редких мыслей вслух практически одними губами. Он оборачивается и натыкается на мужчину, надевшего тёплую кофту и завернувшегося в неё, как пуховый комок. Чу Ваньнин, откинувшись на спинку дивана, так и уснул с ноутбуком на коленях, что норовит упасть. И столь безмятежная картина умиротворённого лица и доносящегося тихого сопения ослабляет под рёбрами тугой, неприятный узел. Мо Жань тихо хмыкает, выключая плиту, закрывает всё крышкой, решая, что Чу Ваньнин при пробуждении сам найдёт свой ужин или же уже завтрак. Парень останавливается только в гостиной, после того, как убирает чужой ноутбук на кофейный столик. В экране он замечает 3D модель устройства, но не вчитывается. Он замирает, проходясь взглядом по просторной гостиной, и чёрт его дёрнул… Мо Жань остаётся у Чу Ваньнина не меньше, чем ещё на час, просто из-за искреннего желания помочь. Такие люди есть: те, что вечно в делах, без сил на уборку, или же просто не нуждающиеся в этом. Убираться в чужой квартире — вряд ли воспитанный акт, но Мо откидывает такие мысли куда подальше. Всё же стеснения в нём никогда не было много. Конечно, он не прибирается основательно, чтобы не смущать Ваньнина, всего лишь поверхностно, но заметно. И только тогда, довольный собой, покидает квартиру, тихо закрывая за собой дверь. На наручных часах уже ближе к двенадцати ночи, и усталость резко оборачивается вокруг его плеч, давя и жалобно скуля над ухом. День был чересчур насыщенным. Мо Жань планировал провести этот вечер под бокал вина с, как он надеялся, расслабленным Чу Ваньнином, но в итоге лишь помог по дому. И это даже не расстраивает. Он уже готовится идти к лифту, когда к двери с номером «748» вдруг подходит мужчина, чуть уступающий ему в росте и готовый занести руку для звонка в дверь. Двенадцать ночи. — Извините, Господин, — возвращается к двери Мо Жань, чуть хмурясь. — Вы к Чу Ваньнину? Обернувшийся на него парень оказывается молод лицом. Примерно одного с ним возраста. Он смотрит немного удивлённо, с поднятыми густыми бровями и зелёными глазами, спрятанными за очками. А затем тянет какую-то кривую улыбку, кивая и говоря с лёгким акцентом: — Да. К Профессору Чу. Вы… от него? — От него, — кивает Мо Вэйюй, чувствуя в грудной клетке неприятный укол. Профессор Чу? — Уже поздно, он отдыхает. Незнакомец в серой толстовке и с рюкзаком на одном плече вдруг усмехается, а затем всё же опускает ладонь на дверную ручку. — Это срочно и ненадолго. Он предупреждён. Извините, а кем вы ему приходитесь? — заглядывая ему в глаза, парень с простой, европейской внешностью, опускает брови, немного неловко дёргая уголками губ. Мо Вэйюй сглатывает знакомый уксусный привкус, ощущая перед глазами обжигающую пелену. Его и за порог сегодня выставили, хотя он обошёлся со всей душой, а тут какой-то мужчина приходит ночью? Съесть им, Жанем, приготовленный ужин вместе?! Его еду и его вино?! Нет, конечно, это не ревность. Они ведь не в отношениях и знают друг друга несколько дней. Но сегодняшний Мо Жань, уставший Мо Жань, которому не дали желанную разрядку, а только отвечали резкостью, лукаво вдруг улыбается, чуть откидывая голову назад. — Его парень. Партнёр. И, поверьте, «Профессор Чу» действительно сегодня вымотался и не хочет никого видеть.