Контакт

       Связь еще медленно набирала силу, и их не меняло полноценно местами еще месяц, зато накрывало чужими ощущениями, как ледяной водой — внезапно и без предупреждения. Драко каждый раз пробирало мурашками от загривка до пальцев ног с непривычки.       Например что-то теплое грело пальцы, будто он обхватил горячую чашку, и Драко рассматривал совершенно пустые, ничего не держащие руки, и пытался представить, что делает Поттер. И какие ощущения прилетают от самого Драко?       Сам он рывком просыпался и страшно мерз ровно в шесть утра, потому что Поттер оказался ранней пташкой, да еще и фанатом холодных контрастных водных процедур.       Связь бесила до зубного скрежета. Особенно, когда Драко казалось, что у него от жмущих ботинок на мизинце уже натерлась мозоль размером с сам мизинец, но снимая обувь и носок, видел только чистую, не тронутую кожу и вспоминал, что дорогие кожаные туфли ему никогда не жали.       Когда во рту у него привкус вчерашней подсохшей каши, в то время как он ест тирамису. Когда мерзкий звук царапающей клетку птицы тянется в уши, хотя в комнате у него тишина. Когда он чувствует прикосновение к плечу и дергается, хотя рядом никого нет. Когда эта связь набирает силу и транслирует их друг на друга, не позволяя игнорировать.       Драко наблюдал за родителями и их молчаливым, участливым единением, и думал, что такое везение стать соулмейтом человека, в которого влюблен — большая редкость. Когда он спрашивал, каково это иметь связь, Нарцисса долго не могла подобрать слов. — Как будто я в нем растворяюсь, а он во мне. Как будто он держит меня за руку мысленно, — пыталась объяснить она, и Драко не понимал, и не понимает и сейчас.       Его за руку никто не держит. Он чувствует только боль от ожогов, которые этот неуклюжий гриффиндорец получил, наверное, во время готовки, коснувшись бортика раскаленной сковороды.       Их с Поттером не меняет местами до самого сентября, и Драко этому безумно, безумно рад. Он еще надеется, что Поттер будет как можно дольше оставаться в неведение насчет личности своего соулмейта. *       Гермиона яростной фурией пролетела через всю гостиную, заметила друзей, игравших в шахматы в закутке из кресел, и резко поменяла курс, направившись к ним. Она бухнулась в свободное кресло, и волна раздражения окатило всех в радиусе двух метров. — О, это будет отличный год, — ядовито фыркнула она, поджимая губы, — Год, когда каждый человек, с которым ты разговариваешь, будет внезапно зависать на месте. Или вообще смотреть на тебя, как будто тебя вообще не знает! Обмен телами, просто прекрасно! — Ну, могу утешить тебя только тем, что лично я до марта точно никуда не денусь, — сказал Рон, когда Гермиона выдохлась и нахохлилась в кресле, как обиженная птица, — А вот ты, Гермиона, так же будешь вести себя после девятнадцатого сентября.       Она нахохлилась еще больше, упираясь взглядом в шахматные фигуры. Рон сделал ход, и его конь раскрошил гаррину пешку на маленькие кусочки. Гермиона всегда удивлялась, как после событий первого курса, у него не отбило напрочь любовь к волшебным шахматам. Гарри посмотрел на белые черепки и сдвинул брови, склоняясь ниже и подпирая кулаком щеку. Девятнадцатого сентября будет ее день рождения, после которого образуется связь с соулмейтом, и она начнет его чувствовать. Начнет выпадать из своей реальности, чтобы переместиться в чужую, начнет чувствовать не касающиеся ее ощущения, начнет меняться телами. — Фу! — подытожила Грейнджер и помассировала виски, — Я не верю, что за все тысячи лет магического мира, никто не придумал средства от этой связи. Гарри мельком посмотрел на нее с полным сочувствием во взгляде, а потом вернулся к партии — он терпел крах, и насколько он будет быстрым, зависело только от его желания потрепыхаться напоследок. — Ты рассуждаешь не так, — сказал Рон, — Меня с детства воспитывали на историях о связи. Для каждого волшебника это естественно и нормально. Просто ты об этом узнала только в прошлом году. Блин. Да никогда еще так не ждал март, как сейчас! — Посмотрим, как ты запоешь, если твоим соулмейтом окажется, не знаю, профессор МакГонагалл?       Рон скривился, потом заржал и поставил Гарри мат. Тот вздохнул, и откинулся назад, расползаясь по креслу, лелея полученное поражение. Гермиона кинула на него внимательный взгляд. — У тебя же уже образовалась связь? — спросила у него Гермиона, и Гарри кивнул, вспоминая свой внезапный перенос в Косую аллею. Он грешным делом сначала решил, что случайно трансгрессировал, но потом до него дошло, что это был просто обмен и его соулмейт сейчас в его комнате. Смотрит на его вещи, пытается понять кто он. — И что? — жадно уточнила Гермиона. — И ничего. — Вообще ничего?       Рон посмотрел на него тоже с огромным интересом, и Гарри почувствовал, что ему неловко. Он оперся локтями на колени, быстро оглядел гостиную, будто боясь, что его подслушают, и взлохматил и так спутанные волосы. — Без понятия кто это. Нас полностью меняло только один раз. А в остальное время просто, ну, чувствую его. Странно так. Как будто я, и одновременно не я. Рон усмехнулся, Гермиона с жадным научным интересом ловила каждое слово. — А сейчас? Чувствуешь что-нибудь?       Гарри склонил к плечу голову, впитывая звуки вокруг. Они мягко обволакивали и обтекали пространство, а в мозгу всплыло прикосновение к волосам, как будто информация, минуя рецепторы и синоптическую сеть, подалась сразу в мозг осознанием, что вот — чьи-то тонкие пальчики зарылись в волосы и помассировали кожу головы. Ощущение вспыхнуло быстро и тут же испарилось, но Гарри все равно хотелось машинально зачесать назад волосы. *       В слизеринской гостиной гомонили так, что пора было уже ставить заглушающее. В скучковавшейся орущей толпе студентов, ловко маневрировал Блейз, который подсуетился и собирал галеоны на ставки. Иногда мелькали зашуганные физиономии первачков, которых кто-то из старших отлавливал, как разбежавшихся котят, и успокаивал или отводил в комнату. С диванов возле камина было не видно, но где-то в чреве орущей толпы, за столом Гойл и неожиданно подкачавшийся за лето Нотт сражались на руках. Началось все с ленивой фразы «заломаю тебя без проблем», теперь это скорее выглядело как армреслинг без правил для жадной до зрелищ толпы.       Малфой в безобразии не участвовал. Он почему-то выдохся за первый день занятий, но скорее морально, потому что дергался каждый раз, когда в ближайшем окружении показывался гриффиндорский галстук. И это при том, что у них не было с Поттером совместных пар. Зато в большом зале Драко нервно извертелся до такой степени, что Панси хлопнула его ладошкой: «схватит трястись, от тебя стол уже вибрирует!».       Но надо отдать должное Поттер вел себя как обычно. Никаких взглядов в его сторону, никаких намеков, или попыток проверить. От этого тугая пружина внутри расслаблено разжималась, и становилось спокойно. Значит он до сих пор не знал.       Лежать головой на коленях Панси, пока вокруг творился полный хаос, было удивительно прекрасно. Понимать, что никуда не нужно бежать, спешить, влезать, светить лицом и авторитетом расхолаживало, хотя доставляло ленивое удовольствие: Блейз разрулит если что-то пойдет не так, Гойл с Ноттом прекратят цирк и подключатся, а кто-то еще разгонит всех по комнатам. Дрессировка как она есть и ее плоды после нескольких лет.       Драко вздохнул. Панси ласково провела по его волосам и зарылась пальцами, массируя затылок. Малфой замычал, прикрывая глаза. — Ну, почему ты не стал моим соулмейтом? — пробормотала Панси, накручивая светлую прядку на изящный пальчик, насколько хватало длины, — Было бы удобно. Драко что-то профурчал в ее колени. — И ты бы сейчас не так расклеивался, а? — заключила Панси, сварливо поджимая губы, — Кто он? Или она. — Не скажу, — заупрямился Драко, вспоминая, как на прорицании, где у Трелони все насквозь провоняло ладаном, в нос вбился запах сырой земли, зелени и свежести теплиц, в которых у Поттера была травология. — Бука, — надулась Панси скорее для вида, потому что потом она проницательно уточнила, — Что, настолько все плохо? Она старая и страшная? — Он, — поморщился Малфой, и Паркинсон дернула бровями, удивляясь. — Он старый и страшный? Это, что Хагрид? — Тьфу ты! Панси! — вздрогнул Драко, раздраженно подрываясь с дивана, но ее руки усиленно вернули его обратно к себе на колени. — Все, все, прости, молчу. Я же узнаю. Ты проболтаешься или спалишься, — она пожала плечами, смотря как колышется воющая толпа болельщиков, — Ты не умеешь держать все в себе, у тебя же на лице сразу написано. — Ну, конечно, — огрызнулся Драко, но остался лежать.       Хотелось взять и отключить все ощущения, и свои и чужие, и остаться в полной тишине и изоляции. И проспать неделю. И чтобы никто не трогал его.