ur my abomination

сяо гладит ногтями щеку горячую и влепляет вторую пощёчину, рассекая скулу кольцом. ему не нужны прелюдии, и всё так мучительно сложно, безбожно глупо, и быть может, итэр уже не хочет его разгадать, но все равно подставляет шею под поцелуи бархатные, извиняющиеся, и сяо не может его понять. вмазывает героин в чужую вену самостоятельно, мечтая прекратить цирк, длящийся слишком долго, закидывает старый телефон за кровать, а на улице непроходимая темень и мгла. сяо проживёт без спасателей и надуманных чувств, и может даже дышать станет легче свободнее, а не тянуще-больно и горько. томительное ожидание длится вечность — итэр смотрит робко и выдыхает дым через нос. — можешь поцеловать? — не хочу. они рядом час, а кажется, будто вечность, но она не благословение, а наказание за прошлые грехи, и сяо не знает, почему он не слился, а пустил итэра дальше порога, поцеловал первым, вплетая пальцы в тонкие волосы. проводит указательными по шрамам и порезам, даже под футболкой они убийственно-различимы и наверняка тревожат во время сна. сяо хочет сделать больнее, развести воспаленную по краям кожу и заползти внутрь. найти ответ на свой вопрос, на который его попросту не существует. насмешливо смотрит, как итэр стирает кровь, и участливо протягивает салфетку. вся его жизнь — бред, иначе оправдаться не может, но все же выполняет чужую просьбу и целует в уголок губ, замечая тень недовольства на бледном лице. итэр падает на кровать, зарывается носом в подушку и сжимает края наволочки. сяо желает посмеяться над этой чувствительностью, но молча садится рядом и гладит выпирающие лопатки. не догоняет, почему между ними нет пропасти, почему итэр такой спокойный, а собственные сомнения уродливо заштопаны словами, так и не произнесёнными. и всё происходит так быстро, сяо нравится, что итэр объяснений не требует, а дни, проведённые в размышлениях, стёрты ладонью. на тумбочке до сих пор стоит чай, уже остывший, итэр смотрит на кружку, не моргая, а сяо вылетает на холодный ветер, отдышаться пытаясь, захлопывает балконную дверь. разум разъебывает, сяо лыбится как придурок и возращается назад, не понимая, зачем ушёл. садится на кровать, облокачиваясь спиной на стену, итэр ложится рядом, прижимаясь всем телом к жёсткой ткани рубашки. сяо расчесывает его волосы пальцами и невесомо целует в макушку. наклоняется для ещё одного поцелуя, сталкивается лбом с лбом итэра, и улыбается, не в силах сделать хоть что-то. острые зубы кусают губу, итэр наматывает хвост на руку и тянет вниз, а после ржёт громко, когда сяо дымом кашляет и хуячит ладонью по затылку в шишках. быть может, они встречались в прошлых жизнях, и сяо был палачом, отрубившим чужую голову, но это не важно больше. с итэром тепло по-весеннему, и сяо ненавидит себя за то, что не написал раньше. — пожалуйста, — садится на бедра сяо и обвивает руками талию. смотрит с мольбой, и отказать ему не получается, но сяо и не старается шибко. касается обветренных губ и чувствует, как итэр трепещет под натиском языка. оглаживает пальцами лицо и отстраняется, кладёт хуй на тихий разочарованный стон и скидывает итэра на пол. — сука. сяо его жаль немного, но даёт пощёчину хлесткую и удовлетворенно улыбается. не видит слез и отчаяния, в котором искупаться можно, в глазах янтарных. итэр так искусно притворяется, словно ему и не больно излишне, мягко поглаживает локти и остаётся сидеть на ламинате, из-под щелей которого дует холодный воздух. итэр трёт скулу, сяо опять смеётся и замечает рассеяно, что наверное будет синяк. события так стремительны, и сяо б сказать об этом, но молча хлопает по пустому месту, приглашая итэра сесть рядом. тянется к соскам, снимает футболку с дебильной надписью и прикусывает грудь аккуратно, не навредить стараясь. наслаждается стонами, в потолок улетающими, когда итэр дышит рвано, как после марафона, и трясётся, поджимая пальцы ног. сосёт неуклюже, зная, что итэр кончить навряд ли сможет, и сплетая мизинцы вместе, клянётся, что не забудет об этом утром, блуждая с сигаретой по улицам. кладёт голову на голое плечо, пахнущее приторным гелем для душа, чмокает благодарно в щёку. итэр видит звёзды в чужих глазах, а сяо — на потолке с неровно наклеенной плиткой. моргает часто, прогоняя видение, вцепляется в волосы, когда итэр не исчезает, исподлобья смотрит на титановую серёжку. — уходи. итэр не плачет, одеваясь медленно, без сожалений выходит в неосвещённый подъезд, оставляя сяо разбитым. и он больше не кажется особенным и волшебным, становится одним из тысячи тех, в чьи ладони итэр цеплялся, вымаливая любовь, а после умирал мучительно, резался об острые углы действительности. стирает образ сяо с подкорки, закуривает на лестничной клетке, свешивая ноги между перил, и подмечает, что сдохнуть хочется меньше обычного.