Шесть лет назад
Тогда дул такой же морозный ветер. Собранная парнями на срочной службе в небольшие кучки, пожухлая листва, медленно гнила, а травинки уже покрылись инеем. Вода в лужах стала тяжелее, медленнее. Оголённые деревья бесстыдно раскинули ветви, оголяя кору. Команда «Отбой» прозвучала давно, и все служащие уже спали в кроватях. Среди них был и Сергей, всей душой ненавидящий всё, что он видел последний год. От того радостнее было осознание, что уже завтра ждёт долгожданная воля. И, хотя он не знал, как пройдёт завтрашний день, одна лишь мысль о свободе и возвращении домой заставляла его каждой клеточкой тела ждать утра. Однако, от волнения, Сергей не мог уснуть. Вместо этого он, не двигая головой, только лишь глазами, осматривал уже приевшиеся казармы с двухуровневыми койками, отвалившейся, местами потрескавшейся паутинкой, штукатуркой, небрежно окрашенной в бежевый. Нет, конечно, он не будет скучать ни по утренним сборам, ни по выполнению множества бессмысленных, как он сам считал, команд, ни уж тем более, по этим парням, что сейчас мирно дремали, укутавшись в зимние одеяла. За год, что они вместе отслужили, он так и не смог наладить хоть с кем-то дружеских отношений. Всё, что останется от этого года — лишь сожаление о впустую потраченном времени. Но это всё скоро закончилось, нужно было только пережить эту ночь. Однако, риск не дожить до утра значительно возрос, когда закричал сигнал тревоги, разнёсшийся по всем казармам, заполнив собою каждое помещение, выгоняя сквозь щели в окнах ночной покой. Все тут же вскочили с кроватей и за пару минут уже были в форме. Лейтенанты строгими рядами выводили отряды на улицу, где уже собрались другие солдаты, а небольшая группа совсем юных парней носилась по рядам, вручая всем без разбору оружие. Солдаты, что со срочной службы, что по контракту, собрались в центре спортивной площадки плотным кругом, чтобы не терять их виду ни единого сантиметра территории. Несмотря на попытки офицеров успокоить людей, паника в неокрепших умах лишь нарастала. Никто не знал, что происходит, никто не видел источник опасности, цель. В цель, если она есть, нужно стрелять — вот чему учили в армии. Но сейчас в глаза бросалось только одно разрушенное здание, что служило гаражом для техники. Удар, в прочем, пришёл оттуда, откуда не ждали. Молниеносно упавший с неба крупный объект разбил строй и моментально раздавил троих человек, что стояли в центре и не успели сбежать. Что бы это ни было, оно огромное. Под тусклым лунным светом невозможно было разобрать очертаний, но чётко выделялась крупные вытянутые конечности с выпирающим лезвием. Один взмах, и двое парней, обезглавленные, упали на землю. Кто-то прокричал «Огонь», и, позабыв о всяких уставах, сотни людей синхронно сняли автоматы с предохранителя, и практически одновременно выпустили очередь. Огромный монстр — цели лучше придумать нельзя, однако, даже это не помогало: пули искрили при ударе, освещая участками чёрную мышечную броню чудовища, а затем, мятые и бесполезные, падали на землю. Монстр не шевелился, два его светящихся красных глаза смотрели будто с издёвкой. Он ждал, когда же люди поймут свою беспомощность. Ожидать он мог долго, хоть всю ночь, наслаждаясь, как в людских глазах медленно гаснет надежда. Но веселье продлилось недолго: патроны кончились. Все как один смотрели на противника с страхом и жалостью. Им было жалко расставаться с жизнью в столь юном возрасте. Хотелось бежать, но, пока командир не прикажет, слуги не в праве даже говорить. Все встали, как вкопанные. Воспользовавшись ситуацией, монстр исчез, всего за одно мгновение оказавшись за спиной одного из солдат, до которого не сразу даже дошло, что происходит. Он оставался в блаженном неведении до тех пор, пока длинный клинок не пронзил его насквозь. Алая кровь стекала на землю, а затем с глухим звуком рухнуло тело. По земле заползло что-то длинное и чёрное с острыми когтями по каждую сторону и острейшим когтем на конце — это был хвост, взмах которого разорвал на пополам ещё одного мужчину. Оставшиеся в живых, люди оказались один на один с самим, как им говорил страх, воплощением смерти, безоружные, беспомощные. Им только и оставалось, что медленно, не привлекая к себе внимания, отступать и прятаться, надеясь, что их не заметят, что жизнь их, хрупкая, словно уже раз сломавшиеся часы, грозящие сломаться окончательно в любой момент. «Приказа не было, но и чёрт с ним» — думали парни синхронно. Однако, монстр, казалось, видел всё вокруг себя. Мгновение, и ещё один человек, тоже обезглавленный, рухнул на землю, он пытался отбиться, но удары прикладом оказались безрезультатными. Когда существо приблизилось к Сергею, готовясь нанести удар, в него прилетела ракета и взрывом заставила пошатнуться. Людей же, что были поблизости, разбросало взрывной волной. Однако, полученные раны моментально зажили, а мужчина, стоявший вдалеке с ракетницей уже чувствовал себя погибшим. Стремительно сократив расстояние, монстр нанёс размашистый удар, что повредило земной покров и подняло облако пыли. Как умер тот человек никто не видел. Да и времени для сожаления не было. Сергей отлетел назад и ударился о стену ближайшей казармы. Ведомый чистым инстинктом, он разбил оконное стекло и залез внутрь. Ему оставалось только сидеть тихо и, с ужасом, смотреть, как все его однополчане и сверстники гибли один за другим, не в силах сопротивляться. Ему бы хотелось закрыть глаза, но он чувствовал, сто это было бы неправильно. «Были призваны как пушечное мясо, и гибнем как пушечное мясо» — невольно подумалось, от чего ему стало гадко и больно внутри. Он поднял взгляд на небо. Сотня людей погибла сегодня, а безучастные звёзды всё так же весело блестели, луна всё так же сияла. Вселенной всё равно. Удар о стену без последствий, видимо, не обошёлся, рассудок расплывался, а в глазах мутнело. Перед тем, как потерять сознание, Сергей увидел, как монстр пожирает тела убитых. И в этот момент он понял: всё живое существует для того, чтобы быть съеденным. Сергея без сознания нашли только утром следующего дня, тринадцатого октября.Настоящее
Так прошла ночь, в мучительных воспоминаниях, поедающих изнутри. Морфей так и не отворил ворота в своё царство, и Сергей, вялый, медленный, в одних спортивных штанах направился на кухню. Рутинное дело: заменить фильтр в кофеварке, насыпать новых зёрен, долить воды, включить. Рутинное дело: стоять у стола, облокотившись на него руками и ждать, пока кофе в чайничке наберётся достаточное количество, а потом перелить его в кружку и залить молоком, пока кофейный цвет совсем не потеряется. Самые дешёвый кофейный порошок давал самый дешёвый вкус и практически не распространял никакого аромата. Но со временем это всё приелось и, казалось бы, нет никакой разницы, сколько он стоит. Что давно подаренный кем-то дорогой сорт кофейных зёрен, что растворимый Нескафе — в любом случае Сергей бы так же стоял на кухне у окна, и смотрел вдаль, над крышами близлежащих домов, слушая белый шум радио, что который меся не может поймать волну, да и не надо, что там могут рассказать? Готовясь к выходу на работу, Сергей всегда сперва надевал чёрные брюки, небрежно валяющиеся на спинке кресла в гостиной — она же и спальня, — надевал чёрную рубашку с пустой липучкой на левом предплечье и правой груди — стандартная форма охранника в его школе. В коридоре его неизменно ждала пара лакированных туфлей, стоящих прямо у двери и готовые в любой момент покинуть съёмную квартиру на третьем этаже панельной пятиэтажки. Школа официально открывается в полвосьмого, но Сергей всегда приходит пораньше, чтобы успеть принять смену у другого охранника и отворить ворота для машин и детей. Так же по пути, если его смена приходится на субботу, он всегда идёт через многоэтажку, расположенную у перекрёстка, что, в общем-то не очень-то и близко и совсем не по пути. Но дело всё в том, что там, на седьмом этаже, живёт семья его давних знакомых, которой он многим обязан. И по воскресеньям Сергей заменяет отца семейства, занятого в это время своими личными делами, и отводит их пятнадцатилетнюю дочь, Лизу, на дополнительные занятия по рисованию. Всё семейство, будто по традиции, уже ждут его у подъезда, вдвоём, мать и отец, держа дочь за руки. — Дружище! — Владимир пожал руку, — ты с каждым днём выглядишь всё хуже и хуже! Пробовал высыпаться? Он энергично усмехнулся. Все те три года их знакомства, Владимир был таким же: жизнерадостным и весёлым. Он всегда повторял, что у него есть престижная работа — директор школы, в которой Сергей работает, — он имеет хорошие отношения с власть имущими — районными чиновниками и депутатами, — деньги, любимую жену и — с его слов — самую лучшую дочь на свете, от того он не видит ни одной причины не быть весёлым. — Рада встречи, — Маргарет была полной противоположностью мужа. Чем она в семье занимается, не особо понятно, но выходя их дома, она всегда одевается экстравагантно. Сегодня на ней было тёмно-бардовое вечернее платье, босоножки на невысоком каблуке и шляпка с перьями, заваленная на бок. Выражение лица Маргарет всегда выглядело отстранённым и таинственно-печальным, может быть, от того, что в молодости она хотела стать актрисой, и сейчас в полную отыгрывает не полученную роль. Все её движения изящны, а, казалось, хрупкие ручки её содержат в себе невероятную силу. Даже когда она пожимает руку — она всегда настаивает на подобном приветствии — при встрече, через прикосновение ощущается сила двух взрослых мужчин. Лиза же, как обычно, застенчивая при разговорах со взрослыми, робко кивнула в приветственном жесте. — Уж прости, что в который раз прошу тебя об этом, — Владимир неловко усмехнулся и почесал затылок с короткими, практически отсутствующими, волосами. Он ни разу не просил. Сергей предложил один раз, а дальше это уже стало автоматическим процессом, где каждый ход заскриптован. — Ничего страшного, — перебил его Сергей, нежно взяв протянутую детскую руку. — Я всё понимаю, правда. Он сел на корточки, взглянул девочке прямо в глаза и попытался изобразить добродушную улыбку, но быстро сдался. — Ну что, пойдём? Всё как обычно — я отведу тебя в школу, а через несколько часов приедут родители и заберут тебя домой. Лиза сделала задумчивое лицо, отведя на мгновение взгляд, а затем снова взглянула в глаза мужчине и твёрдо ответила: — Да! Пойдёмте. Тогда Сергей вновь улыбнулся, криво, но как уж умел, попрощался с Маргарет и Виктором и направился к пешеходному переходу, светофоры которого, как обычно, пропускают пока только машины. Было ещё слишком рано, и Солнце пока не было видно, оно лишь разливало розовые краски на линию горизонта. Сергей вёл Лизу поперёк, через тёмные дворы. Дорога эта была ему привычной. Он привык к тому, что каждую рабочую субботу маленькая робкая девочка держит его за руку. Временами, он жалел, что такие прогулки случаются лишь раз в несколько недель. Однако, было сегодня и что-то незнакомое, непривычное. Пустые улицы с редкими прохожими с серыми лицами, плетущиеся сами не знают куда. И посреди всего этого стоял Сергей и ничего не слышал. Не было того беззаботного детского смеха, к которому он тоже уже привык. Не слышно было тонкого голоса, задающего сотни вопросов почему и тысячи — зачем. Всю дорогу Лиза молчала. Хоть она и была робким ребёнком, но именно она разбавляла серость улиц, когда Сергей вёл её в школу, именно она раньше донимала всяческими вопросами. А сейчас она не поднимала головы и еле переставляла ноги, будто беспокоилась о чём-то. — Что-то случилось? — Сергей и сам ненавидел этот вопрос, но не мог не спросить. — Н… Нет, ничего такого не произошло. — голос её был тихим, стеснительным, будто она не хотела, чтобы кто-то ещё услышал. Больше Лиза не произнесла ни слова, а тем временем они обошли двухэтажный дом, служащий детским садом, и уже стояли у забора, за которым начинался школьный участок. Оставалось лишь обойти её до бокового входа. — Здарова! Давно не виделись. Андрей всё так же полон энергии даже после суток дежурства. Но, если по секрету, большую часть времени он спит, пока никто не видит — это и является секретом его активности. — Слыхал? У нас появился новый охранник? — Нет, кто он такой? — Сергей удивился, ведь раньше школа обходилась и тремя охранниками. Но это же его и радовало, ведь новый сотрудник для него значило ещё сутки отдыха. — Ай, ладно, — Лиза дёрнула рукав, возвращая Сергея к своим делам. — Потом расскажешь, я сейчас вернусь. Андрей не успел и слова вымолвить, как Сергей с девочкой уже пошли дальше по коридору и свернули прямо у входа в столовую. Кабинет, где проводят курсы рисования, должен быть на втором этаже, 26 дверь, справа по коридору. Сергей усадил девочку на скамейку возле кабинета и велел учительницу здесь. Людмилу Васильевну он хорошо знал. Пожилая полная женщина с глубоко посаженными глазами и очками на цепочке. Ученики её любят за открытость и чистое сердце, так же она одна из немногих людей, что здороваются с охранником при входе. Она так же специально каждый раз приходит в школу пораньше, так что Лизе не придётся долго ждать в коридоре. Добившись утвердительного ответ, Сергей попрощался с девочкой и спустился вниз, к Андрею, который уже успел переодеться в толстовку и джинсы. — Так что ты говорил про новенького? — решил напомнить Сергей. — А, точно, — мысли в голове Андрея хранятся не долго. — Я сам его ещё не видел, он должен впервые выйти на смену в понедельник, так что наш умник познакомится с ним первым. — Понятно. Надеюсь, ты никакие ключи не терял? — Да как я мог?! — он скорчил смешную гримасу. — А что насчёт тебя? Выглядишь хреново. — Не обращай внимания, — попытался отмахнуться Сергей. Он уже взял со стола и наклеил на грудь надпись «Охрана», и ухватился за значок ЧОП-а, отвечающего за безопасность школы. — Нет, чувак, — Андрей вдруг стал серьёзным и ухватил Сергея за запястье. — Ты выглядишь совершенно не нормально. Ты вообще видел эти мешки у себя под глазами? В них можно картошку носить. — А что, ты так сильно за меня волнуешься? — Нет, блин, — Андрей надул щёки в притворной гримасе обиды, — просто, не очень, знаешь ли, хочется чтобы ты помер прямо за этим столом. — Я не умру, можешь не переживать. Сергей приклеил значок на рукав и взял ключи от ворот главного входа на школьную территорию. — Ну, как знаешь, но я бы на твоём месте обратился к врачу. У меня как раз есть знакомый, очень хороший врач, — пожалуй, попрошу его визитку для тебя. — Да, спасибо, — Сергей потёр переносицу, — Я это ценю. Вдвоём они вышли во двор, фасад школы был украшен резными, потрескавшимися, колоннами, что держали навес, и двумя круглыми бетонными горшками по обе стороны от широких двустворчатых дверей, засеянные цветами, что уже отцвели и перешли на подземный образ жизни. Андрей, объявив конкурс, кто быстрее добежит до ворот, уже стоял там, возле детской площадки, и ждал, пока Сергей, не пожелавший принимать в этом участие, дойдёт пешком. — Ну что ж, береги себя, — Андрей уже прошёл через раскрытые настежь ворота. -Ах, как приятно оказаться на свободе! С этими словами он развернулся и направился к трамвайной остановке. Сергей же радости не понимал. По его мнению, улица, как по эту, так и по ту сторону абсолютно одинакова. Он вернулся в школу и сел в офисное кресло на колёсиках перед полукруглым столом, заваленный всякими мелочами от ключей от кабинетов, аккуратно сложенных в ожидании обладателей, до забытых кем-то пропусков, ни один из которых за прошедшие два месяца так никто и не забрал. Предположительно, их владельцы постоянно просили охранника отключить для них турникет, но так и не подумали спросить про пропуск, справа же от стола располагалась будка охранника, в ней было всё, чтобы провести сутки с комфортом: самодельная лежанка, деревянный столик с телевизором, чайник и микроволновка. Полвосьмого стремительно приближалось, и первой, конечно же, пришла Людмила Васильевна. — Доброе утро, — сказала она немного сонным голосом. В последнее время она плохо высыпается. Однако, идя на работу, она всегда надевала отглаженные брюки и пиджак малинового цвета с белой сорочкой. На морщинистом лице ни капли макияжа. Длинные седые волосы собирала в пучок. — Доброе, — ответил Сергей, вручив ей ключ от кабинета. — Лиза уже вас ждёт. — Лиза? — это Людмилу Васильевну удивляет каждый раз, сколько бы лет ни прошло, — Какая хорошая девочка. Очень перспективная художница! Она так же никогда не упускала возможность похвалить своих учеников, особенно, если было за что. Взяв ключи, она тот час направилась к лестнице, видимо не желая заставлять ученицу ждать ещё дольше. Дальше наступило временное затишье. Всё таки мало кто захочет приходить на работу в субботу, Сергей прекрасно их понимал. До восьми часов утра, в школу пришло только три человека: Учитель математики, что организовала своим ученикам дополнительные занятия для подготовки к ЕГЭ, Оксана Игоревна (заместитель директора), намеревающаяся в очередной раз перепроверить всю документацию и её секретарша, имени которой Сергей так и не узнал. Дети же начали приходить только после девяти. Сонные, рассеянные подростки вперемешку с детьми в разнообразных одеждах — строгой школьной формой по выходным пренебрегали даже учителя, чего уж говорить о детях, лениво проходящих через турникет, будто неведомая сила тянула их назад, а затем, потеснившись в раздевалках, разбрелись в разные стороны. Сергей сидел за столом и разглядывал каждого ученика. Если в глазах детей и был огонёк стремлений, огонь в подростках, что пришли готовиться к экзаменам, уже потушен, казалось, будто двигаются они лишь за счёт света, источаемого тлеющими брёвнами. Не было никаких планов на жизнь и, казалось, нет перспектив. Сергей прекрасно помнил своё обучение и, хотя, различия в системе образования были очевидны, тогда он задавался всё теми же вопросами, однако, сейчас ему 26, а у он всё так же не пытался заглянуть в своё будущее. Подростки приходили по одному или группами и растянули это всё на полчаса. Когда же турникет остановился, закончился людской поток, на первом этаже стало тихо, а раздевалка заполнилась линь на малую часть осенними куртками. Чтобы хоть как-то оживить обстановку, Сергей ловко, не вставая с места, включил телевизор в будке охранника, безошибочно найдя нужную позицию, чтобы сигнал от пульта угодил прямо в цель. Первым же, что он услышал, когда продрался сквозь, несколько не ловящих сигнал, каналов, был выпуск новостей. Репортаж шёл час, и сейчас был уже на середине. Женщина с микрофоном стояла на фоне огороженного участка дороги. Рассказывали о найденных человеческих останках, упомянули и на полицию, которая предполагает, что нападавший был гулем.«Стоит так же отметить, что это уже не первый подобный случай, ранее обглоданные человеческие тела были найдены у Подбельского рынка, в Гольяново, у Щёлковского шоссе и ещё в нескольких местах. Как можно заметить, все жертвы гуля жили в ВАО, областные органы власти призывают жителей быть предельно аккуратными, и, по возможности, не выходить из дома ночью в одиночестве»
Дальше право голоса вновь вернули ведущей в студии. И с первого же слова, ею произнесённого, стало очевидно, о чём пойдёт речь. Комитет Противодействию Гулей — местный аналог токийского CCG. Вот уже шесть лет, начиная с нападения на воинскую часть, только ленивый чиновник не поднимал вопрос о создании КПГ, но к соглашению они так и не пришли, от того Сергей и не верил, что там лет хотя бы через десять, начнут шевелиться. Единственный, наверное, способ их ускорить, это выпустить всех гулей из Подземки. Не желая слышать очередное обсуждение мёртвой для него темы, он выключил телевизор и решил сделать обход школы. Первым делом он поднялся на второй этаж, чтобы проведать Лизу и Людмилу Васильевну. В кабинете было ещё шестеро детей: четверо девочек и двое мальчиков, все они стояли перед своими мольбертами с кистями в руках и пытались нарисовать кувшин на высокой подставке. Людмила Васильевна сидела за учительским столом и, судя по выражению лица, наслаждалась гармоничной тишиной в кабинете, усеянном крупной растительностью, которой аккомпанирует еле слышимый шорох кистей, трущихся о ткани планшета. Профессиональные инструменты позволяли детям почувствовать себя настоящими художниками, что ещё глубже укореняло в них страсть к искусству. Сергей тихо, чтобы не отвлекать ребят, прошёлся по рядам, рассматривая картины учеников. И, хотя его затея в полной мере не удалась, увлечённые процессом, дети делали вид, будто ничего не замечают, а Людмила Васильевна лишь тепло ему улыбнулась, показывая, что рада его видеть. Каждая из только начатых работа была по своему хороша. Сергей плохо разбирался в искусстве, от того предпочитал в каждом рисунке, будь то картинкой начинающего художника, или великолепная картина профессионала, видеть только хорошее. Как и ожидалось, у индивидуальных людей индивидуальный взгляд на мир. Перед детьми не стояла задача нарисовать точную копию вазы, поэтому на одних рисунках она была похожей на оригинал, но украшена другими рисунками, другие дети рисовали вазу совершенно иной формы, но при этом сохраняли узор и общие черты. Когда взор Сергея упал на рисунок Лизы, он изумился. Перевёл взгляд на учителя — в её глаза он увидел точно такое же удивление. Пусть пока это был только начальный набросок, но в нём уже чувствовалась и форма и глубина. Он обещал идеальный готовый результат, было принято решение, когда занятия закончится, вернуться сюда и посмотреть на уже готовые работы учеников. Людмила Васильевна наверняка против не будет. А пока, он ещё раз оглядел помещение, просто на всякий случай, чтобы убедиться, что всё спокойно, и дети в полном порядке. Особенно он, конечно, волновался за Лизу. Сергей видел кадры из репортажа и узнал место: это был футбольный стадион, совсем близко к лизиному дому. Кто бы ни был тем гулем, он совсем рядом. Поэтому ему стоит быть более внимательным. Тем не менее третьем этаже все двери были наглухо закрыты, а в кабинете математики учительница говорила с учениками, не желающими её слушать, в повышенных тонах, потому Сергей решил не заходить, а просто пройти мимо. На четвёртом этаже было тихо и темно: свет никто не включал ввиду ненадобности, двери закрыты. На пятом же этаже, начались странности. Из кабинета химии, что был в правой половине здания, так же запертого на ключ, сквозь щели проходил сквозняк, хотя все окна должны были быть плотно закрыты. Интуиция подсказывала ему, что происходит что-то нехорошее. Вдруг тот гуль уже здесь? Вдруг он проник в кабинет химии через окно и ждёт подходящей жертвы? Навязчивые мысли преследовали его, и он стремительно направился к лестнице, чтобы взять ключ от кабинета. Ему стало трудно дышать, он невольно поместил себя в тот кабинет. Представил себя запертым внутри беззащитным, без возможности выбраться живым. Хотелось убежать от всех мыслей, оставить их где-то там позади, но ноги, два злостных предателя, не слушались и не прибавляли скорости. Часть неизвестно откуда взявшейся злобы перешла и на ноги. Вспоминая, как учил его психотерапевт, Сергей старался делать глубокий вдох и медленный выдох, с каждым вдохом его грудная клетка разрывалась, с каждым выдохом, лёгкие сжимались, образуя чёрную дыру, что поглощала его тело. Но дышать он не переставал. Уже спустившись на первый этаж, Сергей почувствовал себя луче, но вместе с этим он практически забыл, ему нужны были ключи. Но для чего? Сигнальная лампа, оповещающая о машине у задних ворот, окончательно сбила его с пути, и он, благополучно забыв о причинах недавнего приступа тревожности, взял ключи и вышел через аварийный выход с другой стороны помещения. На улице он обнаружил, что небо стало покрылось полосами серых туч. Тяжёлый амбарный замок открылся, и машина заехала внутрь. Владимир сегодня приехал почему-то раньше. — Уже закончили свои дела? — поинтересовался Сергей, когда водительская дверца оказалась прямо перед ним. — Да, сегодня мы с женой как-то быстро управились, так что решил вот, заехать, дочь проведать. — он сделал растроганное лицо, при этом продолжая тихо посмеиваться. — Давно же я не присутствовал на её занятиях. Не желая задерживать директора в воротах, Сергей предложил продолжить диалог позже и отошёл в сторону, чтобы машина могла свободно заехать. Сразу после ворота вновь оказались запертыми. Сергей вернулся на свой пост. Школа эта была бесспорно старой, но столь же бедной, отчего на всей территории не висело ни единой камеры, и компьютер на столе охранника стоял лишь для ночных сеансов в пасьянс, да сапёра. Владимир появился в проходной очень быстро и так же быстро вошёл внутрь. Ещё раз произнеся слова приветствия, он немедля отправился на второй этаж, не желая задерживаться ни секунды. Сергею же оставалось только надеяться, что присутствие на занятии директора не будет слишком сильно детей отвлекать. Осмотрев всю школу, Сергей решил закончить сия прерванную процедуру приёмной в кабинет директора. Она располагалась в другом конце коридора за деревянной дверь, что сейчас была распахнута настежь. — Как у вас дела? Всё в порядке? — Сергей стоял в дверях, не решаясь проходить. Приёмная представляла собой небольшую комнату с диванчиком и столом для секретарши. В левой стене была дверь, ведущая в крупную комнату вытянутой формы — архив, а напротив входа стояла дверь, ведущая в квадратное помещение директора и его заместителя. — Да, в порядке, — Оксана Игоревна никогда не умела делиться с кем-то своими переживаниями, но на лице её всегда было всё видно. Вся приёмная была завалена листами и папками. — Много работы, не так ли? — Сергею уже знакомо это измученное выражения лица. Оно бывает у тех, кто взвалил на себя слишком много работы, с которой не может справиться в одиночку. Это выражение лица человека, что считает себя недостойным жизни, если не страдает от неё. — Может, вам нужна помощь? Я же вижу, как вам тяжело, — Сергей не хотел бы, чтобы кто-то ещё так думал. Девушка тяжело вздохнула, положила пачку бумаг на другую и взглянула Сергею в глаза, для чего ей пришлось приподнять голову. — Уверены, что справитесь с сортировкой всего этого? — последние слова она выделила интонационно, а затем расправила руки, указывая на горы беспорядочно лежащей документации. — Вы уверенны, что хоть что-то об этом знаете и ничего не напортачите? В её словах чувствовалась усталая агрессия. А Сергей тем временем взял в руку несколько картонных папок, обёрнутые листом бумаги. Он смог прочесть «Кассовые выплаты», но смысл всех дальнейших букв и чисел для него непонятен. — Дайте сюда, — Оксана Игоревна вырвала пачку из рук и бросила в неаккуратно сложенную кучу слева от неё. — Это список выплат из бюджета школы на ремонт и зарплаты в период с 1990 по 2010 года. Он уже несколько лет, как должен был быть списан. Чёрт возьми, куда смотрел бухгалтер. Тамара Васильевна — женщина средних лет, что была уволена год назад. Пока она работала бухгалтером, в бумагах творился настоящий кавардак, последствия которого Оксана Игоревна со своей секретаршей расхлёбывают до сих пор. — А где, кстати, ваша секретарша? — В бухгалтерии, сортирует документы на полках, — Оксана Игоревна ответила, даже не отвлекаясь от перебирания сотен разных папок. — Ну что ж, — Сергей чувствовал, как обстановка накаляется с каждой секундой его пребывания здесь, и поспешил удалиться, — не могу помочь, так не буду, пожалуй, мешаться. Девушка ответила на это предложение кивком. И опять, в который раз, Сергей вернулся на своё место. На первом этаже похолодало, и солнечный свет, даже самый слабый, больше не льётся через широкие окна раздевалки. Тучи заполонили всё небо, и на землю упали первые капли дождя. Где-то вдали раздались грома раската. Час дня, занятия уже заканчивались, и раздевалка наполнилась учениками, что расталкивали друг друга на пути к своим курткам и зонтам. Через несколько мгновений, у проходной выстроилась очередь, и поручни турникета без устали вращались, а прибор для считывания пропуска пищал не замолкая. В результате в школе оставалось только пятеро человек: Людмила Николаевна, Ольга Юрьевна, её секретарша и Лиза с отцом, которые, почему-то на первом этаже так и не показались. Сергей предполагал, что Владимир решил помочь в директорской, и девочка теперь ждёт отца на мягком диванчике в приёмной, смотря, как из стороны в сторону бегают взрослые. Дождливая погода в совокупности с недосыпом накидывали на Сергея сети сонливости, а гром, стремительно приближающихся вспышек молний, звучали как колыбельная. Веки тяжелели, но не могли закрыться, будто между ними стояла пружинка. Но, долго продержаться он не смог и вскоре сложил руки на столе и положил сверху голову. Ему пришлось пройти множество испытаний, чтобы отыскать ворота в царство Морфея. Они, как и прежде оказались заперты, однако, Сергей на этот раз был настойчив, и со всей силы толкнул ворота. Дверные петли легко, словно из печенья, сломались, и помятые створки влетели внутрь, предвещая гостя. Внутри ничего не было, и даже двери вскоре исчезли. Голая, всего несколько секунд назад, земля внезапно от края до края покрылась белоснежным травяным ковром, нежно щекоча голые щиколотки Сергея. Он робко двигался в неизвестном направлении, ведь каждый из них выглядел одинаково — так и какая разница, куда идти. В пути Сергей почувствовал усталость, и решил прилечь на траву, стал рассматривать чистое голубое небо без солнца. Оно, казалось, протягивается бесконечно в ширь, и так же бесконечно высоко. С какой-то стороны откуда-то каким-то образом стали появляться облака. Они расползались в разные стороны, заполоняя собой всё воздушное пространство. Голубое небо полностью скрылось. Уже на следующий день после того инцидента, Сергей больше никогда не вспоминал своих однополчан, но, почему-то, именно сейчас облака стали принимать форму знакомых лиц. Пустые глаза их были печальны, а лицо скривилось в гримасе ужаса. Но, казалось, это были лица, изуродованные злобой. Лица людей, что винили Сергея в том, что именно он тогда выжил, а не кто-то из них. Сам же Сергей никогда об этом не сожалел, как привык он себя убеждать. Спасательная команда назвала его выживание чудом, но в чудеса он никогда не верил. Он верил, что его оставили в живых, и не из милости, а для какой-то цели. Раз так, твёрдо решил он ещё в психиатрической больнице, он не позволит себе быть тем, кого пожирают. Именно поэтому, когда облака струями белоснежного дыма спускались вниз, принимая человеческие очертания с вытянутыми вперёд руками, Сергей резко встал с места, схватил ближайшую фигуру — ею оказался лейтенант отряда, в котором он служил, — и, обнажив крепкие острые зубы, впился фантому в горло. Моментально все остальные вернулись в облака, а те в свою налились красным цветом. Пошёл дождь, алый кровавый дождь. Каждая капля для Сергея была подобна удару, и он склонился от боли, а затем опустился на колени. Перед его глазами белые травинки, впитывая кровяные капли, становились алыми бутонами, ещё не раскрывшимися. Было больно, будто все кости в теле переламывают снова и снова, но он готов был выдержать всё это. То, к чему он стремится, требует стойкости. Сергей, адски напрягая каждую мышцу тела, выпрямился, сделал глубокий вдох, набрав воздуха и на выдохе прокричал: — Не зовите меня «выжившим»! Он не знал, к кому он сейчас обращается, но надеется, что они будут услышаны. Но он правда так чувствовал. Он не чувствовал себя живым, будто бы Сергей, настоящий Сергей, умер в ту ночь, а сейчас среди живых ходит что-то, что зовёт себя Сергеем с телом Сергея. Но это тело не его, лишь костюм для маскарада. Однако, слова не помогли, и дождь продолжал распространять красный, пока вся земля не стала такой. Только после этого, тучи исчезли и вернулось голубое небо, но на этот раз оно не было бесконечным — это был лишь потолок, скорлупа, внутри которого прячется настоящее обличье того, кто представляется Сергеем. Яйцо — это мир, и рождение было ему необходимо. Стоя в своей клетке, Сергей услышал зовущий его голос откуда-то снаружи и чувствовал, что мир вокруг замирает, как и он сам. Владелец тела проснулся и повернул голову по направлению звука. Сквозь мутный сонный взгляд, он смог различить фигуру в чёрном пальто. Понадобилось небольшое умственное усилие, чтобы понять, что перед ним стоит Владимир, держащий дочь за руку. — Хорошо поспал? — он наигранно усмехнулся. Было видно, что его что-то беспокоит, но он всеми силами пытался этого не показывать. Однако, для столь эмоционального человека, что-то скрывать оказывается непосильной задачей. Но Сергей решил не задавать лишних вопросов, как и утром с Лизой. Возможно, это было что-то семейное, так что лучше было не лезть в чужие дела. — Да… То есть, прошу прощения, что уснул на рабочем месте. — он делал вид, будто не заметил возросшего напряжения При разговоре Сергей отворачивался, стараясь незаметно стереть с лица накатившиеся слёзы. Владимир же, будучи обычно чутким и внимательным, кажется, вообще не обращал на это внимания. — Если откроешь нам задние ворота, считай, ты прощён. — Владимир делал вид, будто не заметил, что Сергей делал вид, что ничего не замечает. Не дожидаясь ответа, Владимир, всё так же держа дочь, чьё лицо изображало смиренное отчаяние, через турнике и дальше, к парковке. Машина уже стояла у ворот, когда Сергей подошёл с ключами и раскрытым зонтом, который, к счастью для него, кто-то забыл в раздевалке. — Ты громко говоришь во сне, постарайся что-то с этим сделать, — сказал Владимир всё тем же встревоженным голосом и выехал. Теперь и Сергея начал тревожиться. Он помнил всё, что было во сне до мельчайших деталей, так же он помнил каждое сказанное им слово. Что это значило, ему, конечно, было неизвестно, но всё равно было страшно: вдруг кто-то ещё услышал. Дождь продолжил лить, несмотря ни на что, и, если Сергея это хоть как-то волновало, сейчас он совершенно спокойно стоял на месте, стараясь унять дрожащие руки и защёлкнуть замок на воротах одновременно, в каком там положении зонт, его уж тем более волновало в меньшей степени. К своему столу он возвращался неохотно, раскрыл зонт и положил его сохнуть рядом с раздевалкой, главное — не забыть повесить его утром на место. А тем временем часы уже указывали на полпятого вечера, и Оксана Юрьевна, нервно беседуя с секретаршей, покинула школу. Последняя, в прочем, сохраняла спокойное выражение лица, будто вообще не обращала внимания на состояние начальницы. Такими темпами в школе осталось только два человека. И, воспользовавшись случаем, Сергей решил навестить Людмилу Васильевну. К его счастью, она была у себя в кабинете и пока ещё не собиралась уходить. — Добрый вечер. Уже достаточно много времени, почему вы ещё не собиралетесь домой? — поинтересовался Сергей, войдя в класс. Сначала женщина вздрогнула от неожиданности, уткнувшись в учительский стол. — Ох, это вы, — она подняла голову и мило улыбнулась, собирая морщинки в уголках губ. — Я просто покрывала работы учеников лаком, чтобы те сохранились подольше, и совсем забыла о времени. Сергей подошёл ближе, и действительно: вокруг учительского стола стояло множество детских рисунков, выставленных, будто на уличной ярмарке. Некоторые из них, уже покрытые лаком, блестели, отражая яркий свет потолочной лампы. — Похоже, работы у вас действительно много, а время уже позднее. Давайте, я вам помогу? Уж что, а с размазыванием бесцветной жидкости он должен справиться. — Вижу, вы действительно хотите помочь, что ж, — голос её стал глубже, будто спросонья. — Возьмите вторую кисть со стола и лак. — она протянула Сергею ещё запакованную баночку, кисть он взял сам. — Вон там, — она указала на несколько планшетов с рисунками, стоящими возле подставок, аккуратно сложенных в углу, — лежат картины, до которых я ещё не дошла. Это работы сегодняшних ребятишек. Сергей схватив инструменты, направился в указанную сторону. — Неужели этих рисунков так много? — Да, есть такое, — она тихонько захихикала, — Дело в том, что я только недавно придумала лакировать детские рисунки, после этого я ещё планирую выделить одну стену в кабинете и вывесить их там. Потому-то приходится проделывать это всё с каждой сохранившейся картиной за всё время моего преподавания. Это многое объясняло, но стоит отметить, что здесь представлены далеко не все рисунки. За всё время преподавания Людмилы Васильевны, было нарисовано тысячи картин, но большая их часть либо была кем-то выброшена, либо обесцветилась из-за низкого качества, закупаемой школой, краски. Усевшись прямо на полу и скрестив ноги, Сергей положил на колени первый планшет и, держа в руках ещё сухую кисть, стал рассматривать изображение: по узорам можно было понять, что изобразить пытались утреннюю вазу, однако выглядела он как башенка, состоящая из неровно разложенных друг на друге квадратов, что, как ему казалось, было весьма необычно. — А, забыла сказать, — ласковый голос прервал сеанс осмотра, — не держите лак на кисти слишком долго, иначе она затвердеет. Сергей кивком дал понять, что уяснил, и стал открывать баночку с лаком. Состояние её было совершенно новым и даже пластиковое кольцо, что держало крышку на месте, абсолютно целое. Видимо. Людмила Васильевна купила лак из своего кармана и принесла в школу. Она всегда так поступала. Соглашалась задержаться после окончания рабочего времени, чтобы помочь заинтересованному ученику, что встретился с препятствием. Приходила на работу раньше всех, чтобы успеть подготовить кабинет к приходу учеников: расставить подставки и разложить по ним планшеты, выставить на стол баночки гуаши, самой дешёвой, какую администрация школы могла только найти. Фраза «Школа — ваш второй дом» гуляла из одних учительских уст в другие, но, по-настоящему, вторым домом дети считали кабинет Людмилы Васильевны, а она сама была для них второй матерью, хотя сама она никогда подобного не говорила. Закончив с первой картиной, Сергей взял вторую, не глядя, обмакнул кисть и стал водить ею по холсту, перекрывая рисунок бежевыми разводами, которые, впрочем, скоро обесцвечивались. Сама же ваза на этот раз больше походила на воск, плавающий в лавовой лампе: очертания кривые, но линии очень плавные. Спустя ещё три картин, Сергей наткнулся на ту самую, ради которой он и пришёл. Седьмой в очереди лежала картина Лизы и, как и ожидалось, она была великолепна. Каждый узор был на своём месте, ни одна черта не наскакивала на другую, тень была идеальна, так же как и свет. Но было в этой картине что-то отталкивающее. Сергей плохо помнил настоящую вазу, но, судя по рисункам других детей, на ней не было ни пятнышка красного, но работа Лизы только из него и состояла: из десятков оттенков красного, что складывались в изображение. Сергей замазывал её лаком, и его не покидала тревога. Глядя на алые оттенки, он будто что-то вспоминал. Что-то, что он напрочь забыл. Алые бутоны, алые облака, Сергей различал запахи красного, он пах кровью. Он закончил лакировать рисунки трясущимися руками и, еле переставляя ногами, отнёс их Людмиле Васильевне. Лицо его сделалось бледным, и нечем было этого скрывать. — Извините, — резко сказал он, поставив последнюю картину у стола, и уже развернулся к выходу. Он стремительно выбежал из класса так, что женщина не успела сказать ни слова. На этот раз ноги сами вели его вниз за ключами. По пути Сергей проклинал всё вокруг и себя в особенности. Он глубоко дышал, и с каждым вдохом чувствовал один и тот же запах. Казалось, будто вся школа в одно мгновение окрасилась красным. Оригинала он не нашёл, поэтому захватил копию, он молниеносно направился вверх по правой лестнице. Как он мог забыть? Вдруг, там случилось что-то ужасное? Сергею хотелось утешать себя мыслями, что он излишне драматизирует из-за незакрытого окна, но по мере подъёма, с каждой ступенькой, красный туман, что он сам вообразил, становился всё гуще, казалось, поглощая лестницу. Если бы Сергей шёл самостоятельно, обманутый туманом, он бы шагал аккуратно, проверяя, не исчезла ли следующая ступенька? А та, что за ней? Однако ноги его не опять слушались, и стремительно Сергей пронёсся мимо третьего этажа, где он забыл выключить свет после ухода учителя. Дальше так же мимо пронёсся четвёртый этаж, и Сергей вступил на территорию пятого этажа. Красный туман вокруг двери в кабинет химии был таким густым, что с трудом угадывалось даже то, где толстые алюминиевые двери начинаются. Сердце бешено билось, а дыхание становилось тяжёлым, появилось удушье. Но не от бега. Сергей боялся того, что может увидеть внутри, но выбора не было. Идя медленно, щупая стену, он старался найти замочную скважину в двери. Иллюзорный туман стал таким плотным, что невозможно было разглядеть даже свои ноги. Через какое-то время Сергей убедился, что двери на месте больше нет, и ничто не мешало ему зайти внутрь. Один шаг за порог и красный туман, словно живой, собрался в облако и вылетел через открытые окна, где и растворился без следа. Сергей оглянулся: Парты были разбросаны, на вершине лежала мятая дверь, кровяные разводы на оконных ручках, видимо, кто-то в отчаянии пытался сбежать из кабинета через окно. Однако, запах крови становился сильнее при приближении к дополнительному помещению, где хранятся пробирки для лабораторных работ. А там, посреди разбитых пробирок, склянок и прочих ёмкостей, облитый всевозможными химическими жидкостями, лежал труп относительно молодого мужчины, половина лица которого была разъедена кислотой, но с одним лишь укусом.