Glass heart (feat. Sam Tinnesz) – Tommee Profitt, Sam Tinnesz
Этим утром в столице тишина. С реки на восходе начинает идти густой белый туман, и тот погребает под собой пристань, улицы и поля, оставляя росу на траве. Еще очень рано, суета придет чуть позже, когда слуги начнут свою привычную рутину, пробуждая замок, а горожане распахнут ставни, чтобы впустить в дома утренний свет. Сейчас же Виола погружена в хрупкий сон, разнежена летним теплом и сияет под солнцем, что встает из океанской пучины, заставляя воды залива мерцать. Слабо дует ветер, разнося по округе запах цветов, уже распустивших бутоны. Колышет паруса судов, кроны деревьев в садах, стяги на крепостных башнях. На фиолетовом поле хлопают крыльями гордые Фениксы. Голым ступням больно встречаться с камнями, коими выложен путь поверх крепостной стены замка. Мелкий гравий впивается в кожу, и вслед за беглецом протягивается дорожка из свежей крови. В груди пламя, сердце уже совсем загнанное, еле силится продолжить работу. Продержаться бы еще совсем чуть-чуть, буквально до следующего поворота, ведь там ограждение ниже, а значит, все должно получиться… Из глаз устремляются слезы, и он со злостью растирает их по бледному лицу, потому что мешают. Ему нельзя ошибиться, медлить – нельзя. Шанс только один: потому что потом навряд ли удастся еще раз сбежать, потому что во второй раз по навряд ли решится. А сейчас… пока страх силен так же, как сильно отчаяние, кажется, что он может все. Примет все. Сделает тот самый шаг. Сон покинул омегу давно, а прошлой ночью он и вовсе не смог даже прилечь на постель, все сидел у окна, смотрел из него на розовый сад, где не так давно узрел страшное. Демон, пленивший его, растерзавший его и оставивший подыхать в одиночестве, обхаживал новую жертву. Как хищник, игрался с ней, готовясь вновь совершить надругательство. Он погубит Виолу, погубит Брассилию в угоду своей темной жажде. В омеге нет сил больше на это смотреть. Он устал и не может жить в ожидании, когда дикий зверь вновь явится, чтобы завершить начатое, выпотрошив, словно дичь. Это уже помешательство, разум стал слаб и не может удержать былой трезвости. С детства привыкнув быть неприкосновенным, а теперь лишенный всего, даже имени, он не знает, как вынести этого. Он не выносит. Крепость, что окружает замок правителей, воздвигалась во время Великой войны, где брассилийские предки сражались рука об руку с Фениксами. Потому стены ее так высоки и неприступны для всякой осады. Они нависают над морем, окружая скалу, вросли прочно в камень, сделавшись одним целым с ним. С моря не подойти – высоко, да и от суши пристанище королей отделяют каналы, по которым без труда могут пройти корабли. За стены невозможно проникнуть извне… но, к счастью, беглецу нужно обратное. Вот она – цель. Над подвесным мостом, что, опустившись, способен открыть дорогу из города в замок, укрепление не так высоко, как в других местах. Это сделано, чтобы без особых трудов смотреть на прибывших, и сейчас омеге является наруку. С первой попытки забраться у него не выходит, и он срывается, царапая до крови нежные слабые руки. Снова слезы льются по щекам, и хочется закричать от натуги, но нельзя, строго-настолько нельзя, ведь тогда кто-то непременно услышит и заметит его, сбежавшего из покоев гарема в утренних сумерках, пока у стражи была пересменка. Потому он зубы сжимает и пробует снова, впивается в камень ногтями, ломая их, но остановиться не смеет. Тянется вверх, скребет израненными ногами, стесывает колени… но наконец забирается на стену. Пошатываясь, глядит с нее вниз. Там, вдалеке, его ждет туман. От кажется мягким, словно плотное облако, плавно колышется, зовет в себя… обещает укрыть. Омега глубоко вздыхает, напоследок чувствуя запах Виолы, запах государства, в котором рожден был, но которое у него отобрали. Волею судьбы он больше никто. И умрет он никем. Благо, все еще волен сам выбрать когда и как. Сейчас. Пока еще сохраняет крупицы былого рассудка. Пока еще не узрел, как отчий дом укроется тьмой. Фигура слаба и качается медленно, ведомая дыханием ветра. Полы одежды взмывают вверх… а затем устремляются вниз вслед за телом, распростершим в стороны хрупкие руки. На камнях – лишь следы кровавых шагов. Туман же ложному принцу становится саваном. Тишина вскоре готова разбиться и всех оглушить.***
Тэхен
Резкий звук шлопнувших дверей заставляет дернуться, тут же проснувшись. Сердце в груди быстро колотится то ли от собственного испуга, то ли из-за сердца того, с чьим бьется в одинокову силу. Руки дрожат, когда принц ими старается откинуть волосы за плечи, и ноги с трудом двигаются, чтобы свеситься к полу. От такого внезапного пробуждения возникает тошнота. Тэхен устремляет взгляд на двери собственных покоев, за которыми слышатся тяжелые шаги, и вскоре те распахиваются с тем же громким звуком, что слышался ранее, являя омеге нарушителей утреннего покоя. Чонгук чем-то взмылен, в руке крепко сжимает край двери, заставляя дерево жалобно скрипеть под впившимися в него пальцами. За спиной его, не решаясь зайти в комнату, замер Лисон. Черный взгляд быстро достигает постели и, найдя в ней искомое, угасает на каких-то полтона. Рука больше не пытается выломать дверь, опускается, чтобы найти эфес висящего в ножнах меча. Принц хмурится. – Что происходит? Чонгук его будто не слышит вовсе. Выдыхает, душа рычание, что стремится выйти из груди вместе с воздухом, оборачивается и лишь после, уже начиная движение прочь, бросает твердо: – Не выходи. Тэхен и сам уже готов зарычать. Он яростно трет лицо, чтоб избавиться от последних остатков сонливости, и вскакивает на ноги, устремляясь за альфой. Шаг у Чонгука и Лисона широкий, и потому догнать их у принца выходит только у самой лестницы. Там-то он и хватает мужчину за плечо, обнимая сильную конечность обеими своими руками. – Ты не можешь врываться ко мне, а затем покидать, оставляя без объяснений! – восклицает, от спешки и эмоций задыхаясь. Лисон тарашит на них глаза, как на божественное провиденье, пока сам Чонгук оборачивается к омеге лицом, на котором застыла угроза. Та адресована не принцу, конечно же, но все равно страшит перспективой того, что кто-то наверняка может пострадать от уже вскипевшего гнева. – Что-то случилось? На нас… напали? – спрашивает Тэхен уже мягче, чтобы смерить чужой пыл. – Ложный принц на рассвете выбрался из своих покоев. – Он… сбежал? – Он сбросился со стены крепости и умер, разбившись о берег дворцового канала, – объяснил Чонгук, каждое слова произнося все жестче. – Его выловили горожане. Видимо, приняли за принца, опять за тебя. В городе зародились волнения. Они приближаются к замку… – Чонгук, время. Альфа кивает Лисону, окликнувшему его, и начинает отступать от омеги. – Возвращайся в покои и не выходи, пока я не вернусь. За стены замка не пробраться, но рисковать твоей безопасностью не сто́ит. Я не могу доверять всем, кто находится здесь, а твоя стража… Тэхен замотал головой, упрямо не отпуская и увязываясь следом. – А вы куда сейчас? – На стену. Нужно самим посмотреть, сколь плохи дела, – ответил за друга Лисон. – Я пойду с вами. – Не думаю, что… – Ты сам сказал мне не так давно, что я волен править своим государством и помогать своим людям, а сейчас уже берешь обратно свои же слова?! – принц возмутился, впиваясь Чонгуку в бицепс и все еще не отпуская от себя. – Там у стен мой народ! Я должен знать, что с ним! Альфа коротко рыкнул, но затем, несколько раз шумно вздохнув, кивнул Тэхену, утягивая вслед за собой к лестничному проходу. Руки омеги соскользнули с чужого плеча, но одна из них тут же взамен была поймана ладонью в черной перчатке, принося тем самым успокоение, в котором омега и не знал, что нуждался. Путь был знаком, Тэхен давно взял в привычку прогулки по стене, где открывался отличный обзор на город. Примерно на середине он заметил под ногами следы крови, уже потемневшей, и по телу прошелся озноб. Осознание случившегося накрыло его. Он понял, что тот омега, с которым они еще вчера говорили… больше не сможет произнести ни единого слова. Потому что он мертв. Потому что настолько отчаялся, что решил больше не продолжать эту жизнь, а уйти. Сделал это, вероятней всего, в сильном страхе и одиночестве. И это чудовищно… На Тэхене виною лежит его смерть. Капли крови привели к одному из мостов, остановились прямо над ним и окропили собой невысокое ограждение из светлого камня, какое, вероятно, стало последним барьером для оборвавшейся жизни. За ограждением вниз устремлялись долгие метры пустоты, а затем их встречали быстрый водный поток и каменный берег. Тела не было, его горожане, обнаружив, забрали с собой, чтобы затем возвратиться обозленными, напуганными и стократным числом. Из домов, с площадей и рынков они стеклись к противоположному берегу канала, часть из них прошла по мосту, и теперь все они стояли у стен неприступного замка. Женщины и омеги плакали, альфы кричали, требуя опустить мост, проклиная за то, что сделали с принцем, обещая расправу и прося о помощи у своих богов. – Если он упал вниз лицом, то оно могло разбиться о камни до неузнаваемости, – хмыкнул Лисон, взобравшись на стену и взглянув вниз. – Эти идиоты увидели красивую одежду и серебряные волосы, много им было не надо. – Собирай отряд, – приказал ему Чонгук, как только альфа спустился. – Нужно выявить зачинщиков, а остальных разогнать по домам, пока все не переросло в настоящий бунт. Мало ли кто захочет использовать это волнение в своих целях. Если воспротивятся… – Я не забыл наших методов, – Лисон приподнял уголок пухлых губ. – Правда, волков теперь у нас нет, но и люди здесь более неповоротливые, наели себе брюха… – Что вы собираетесь делать? – Тэхен опешил. Глаза его неверяще расширились, когда в них отразилась догадка. – Чтобы другие овцы изъяли урок, несколько овец должны этим уроком стать, – Лисон пожал плечами, невозмутимый и привыкший поступать именно так, как сказал. Принц, задыхаясь, обратился всем телом к Чонгуку, снова вцепился в него, как сразу по пробуждении, отказываясь отпускать, оставшись ни с чем. – Так нельзя! В их помыслах нет ничего плохого, эти люди просто напуганы, думая, что их принц теперь мертв. Прошу тебя, Чонгук, не нужно никого наказывать и уж тем более убивать. Они – мой народ… – Очень скоро народ превратится в чуму и будет не безопасен даже для себя, – отрезал Чонгук, дернув рукой, но несильно – в стремлениях его не было причинять боли принцу. – Я это знаю, я уже это видел. Люди везде одинаковы и склонны совершать одни и те же ошибки. Чем дальше мы тянем, не спеша подавить восстание, тем больше оно растет и тем злее становится толпа. Сейчас они еще совсем тихие, но скоро страх и боль их одолеют. Найдутся самые громкие голоса, которые поведут за собой остальных, начнется давка, резня… ты не представляешь, о чем сейчас просишь меня. Лисон, готовься… – Тогда дай мне к ним выйти! Взгляд Чонгука – черный, пронзительный, страшный, – обратился как будто Тэхену в самую душу в яром стремлении ту схватить, всадить когти поглубже и выдернуть. Давно уже принцу не случалось видеть ту ярость, какой наполнились глаза зверя. Мужчина был вне себя, на молодом лице угрозой отпечаталась тень, скулы напряглись, будто в попытке сдержаться и не позволить зубам впиться в чью-нибудь уязвимую плоть. – Никто из них не получит тебя! – Я и так принадлежу им всем без остатка, я рожден таким! И не допущу, чтобы люди, которые всего лишь любят меня, отдали жизни за эту любовь! Я прошу!.. – Просишь дать тебе рискнуть собой?! – Прошу мне довериться! Омега скользнул рукой вниз, сжал чужую ладонь, чтоб через секунду уже ту поднять, расправив напротив своей же груди. Точно так же, как вчера за закате, они замерли напротив друг друга. У Тэхена под ребрами сердце неистово колотилось встревоженной птицей, не могло никак стихнуть. Принц же, легко касаясь пальцами свободной руки твердых мышц напротив, чувствовал каждый сильный удар, что рвался к нему. Они оба дышали яростно, оба боролись опять с подступающей тьмой, которая быстро почуяла брешь в ставшем привычным спокойствии. Грудь под пальцами омеги затряслась – в ней зародилось рычание, и на затылке от этого звука волосы встали дыбом. Захотелось отпрянуть, но Тэхен не смел сдвинуться с места, не смел убирать своих рук от чужого тела. Чонгук же крепко зажмурился, лицо его исказилось, зубы оскалились, и он приник своим лбом ко лбу омеги, чтобы затем соскользнуть к тонкой шее, где под солнцем блестел не прикрытый ночной сорочкой золотой шрам. Он глубоко дышал солнечным запахом кожи, тесно подступив к принцу, ощущая, как сердца их вместе бьются, словно одно. Лисон, наблюдающий эту картину, стоял, позабыв, как шевелиться. Никогда он прежде не бывал свидетелем такого поведения названного брата. И не думал, что станет. – Не нужно отряда. Пойдем к ним… со мной, – попросил тихо Тэхен, как только они отстранились. С им же и усмиренного сердца рука принца поднялась и накрыла холодную гладкую щеку, заставляя черноту чужих глаз на миг исчезнуть под веками. – На Глассе вы поступали так, как велел вам закон. Но в Брассилии законы иные… могут быть, если мы их таковыми напишем. Мы вместе, как ты сам и решил, когда вверил мне место на троне рядом с собой. Если ты будешь рядом, опасности не возникнет. Ты ведь меня защитишь… Чонгук вздохнул снова, напоследок вбирая аромат, которой исходил от нежного запястья. Руки его опустились, и он отступил от омеги на шаг, будто в попытке прояснить голову. Сведя брови на переносице, он повернулся к Лисону, бросив коротко: – Прикажи страже собраться за стенами замка, но к горожанам пусть не выходят. Сначала это сделаем я и Тэхен. Принц ощутил, как от облегчения почва едва не уходит у него из-под ног. Глаза заслезились, когда он со всем своим чувством выдохнул альфе свое трепетное и тихое: – Спасибо.***
Тэхен исторгнет чистую ложь, если скажет, что в нем в эти минуты нет места волнению. Тонкие пальцы схватились за ткань длинной юбки, на грудь давит тугая шнуровка, и от нехватки воздуха дышать приходится чаще. По позвоночнику вниз устремляется капля холодного пота. Он не может сказать, что именно служит причиной, но страх внутри делает ноги тяжелыми, превращает сухожилия в камень, напускает перед глазами размытую дымку тумана. Страшно допустить оплошность, совершить ошибку, ведь не знает, что именно должен делать, что правильным будет сказать. Раньше он никогда… никогда не примерял на себя роль правителя. Служил лишь красивой картинкой и время от времени имел дерзость спорить с узурпатором, подчинившим своей воле его королевство, но и то были скорее инстинкты. Теперь же он должен успокоить восстание. Не ради себя, а ради других убедить тонущую в страхе толпу уняться, посмотреть на него, поверить, что оплакивать и гневиться нет нужды, ведь он перед ними стоит живой и невидимый. Их Принц, душой и телом со своим народом. Будет ли им достаточно его одного?.. Мост перед его глазами опускается медленно, цепи по обе стороны звенят, скрипят массивные деревянные доски. Тэхен чувствует, как напряжен позади него Чонгук, едва ли не осязает чужое метание кожей, ловит в дыхании готовность убить на месте любого, кто подарит острым когтям малейший повод испачкаться в крови. Лучше бы этому не случаться. Сегодня стены замка уже видели смерть, этого более чем достаточно. Мост опущен на половину. Омега пока еще не видит, но уже слышит поднятый народом шум. Гул невозможно разобрать, он похож на жужжание разоренного улья, что может ужалить, если почует угрозу. Но Тэхен никому из них не угроза. Угроза – то, что застыло в суровом затишье у него за плечами. Чонгук с трудом всю дорогу подавляет рычание. Нервы заставляют тьму внутри мужчины пробудиться и искать источник утоления жажды. У омеги у самого сохнет во рту, откликаясь на чужой агрессивный настрой. Но они держатся… не готовы потерять то, что обрели таким непосильным трудом, натягивают цепи, но не спешат обратиться в противостояние. Попыткам вцепиться друг другу в глотку предпочтительнее простые касания, где одна рука вкладывается в другую, и сердца синхронно в покое замедляют свой ритм. Он сменил облачение, позволив слугам спешно натянуть на себя поверх сорочки первое попавшееся платье. Сам в несколько резких движений прошелся по спутанным после сна волосам расческой, вырвав, кажется, целый клок, пока на голове его осторожно размещали корону. Если бы было можно, то Тэхен был готов выйти к людям и таким, каким предстал перед альфами сразу по пробуждении, но вряд-ли бы кто тогда принял его, растрепанного и не одетого должным образом, за наследного принца. Сейчас же он выглядит подобающе, и красота омеги притягивает невольно взоры как господ при дворе, так и стражи, хоть тем подобным образом на принца смотреть строго настрого запрещено. Но как не смотреть? Тонкий стан облачен в изумрудный атлас с жемчугом, пряди распущенных волос струятся по спине, и корона с россыпью самоцветных камней бросает на стены вокруг яркую радугу. Даже Чонгук, облаченный в черное, стоя позади, от яркого сверкания щурится. И вот мост опущен. Тэхен оборачивается, чтобы перед тем, как сделать шаг навстречу толпе, взглянуть на альфу последний раз. Их взгляды встречаются, молчаливо передавая взаимное предупреждение. Омега отворачивается обратно. Вздыхает. Толпа волнуется, дергается было вперед, торопясь оказаться на мосту и проникнуть в крепость, раз путь перед ними свободен, но от неожиданности стопорится, замечая его. И ее гомон становится тише. Настороженные, люди следят, как омега в королевском уборе и богатом одеянии твердо ступает на мост, а затем преодолевает его, останавливаясь перед ними. Смотрят, разглядывают его так жадно, что у Чонгука, также последовавшего за омегой и замершего позади, в перчатках когти зудят. Просятся их обнажить и использовать по делу. Не пощадить ни одну душу. Тэхен обводит взглядом собравшуюся у стен его замка толпу, усилием воли заставляет себя отпустить из рук подол юбки и вбирает в грудь воздуха. – Я желаю знать, с какой целью вы явились сюда, – он изо всех сил старается, чтобы голос его не подвел. Волнующаяся толпа поселяет волнения и в нем, и в Чонгуке – омега все еще способен ощутить, как чудовищно хрупок чужой самоконтроль. Одна жалкая искра – и все пойдет крахом, рухнет, спровоцировав трагедию, которую он всеми силами надеется избежать. Люди молчат, и в их лицах можно прочесть зарождающееся сомнение, заметить растерянность по изогнутым бровям и сжатым губам. Они не были готовы узреть самоубийцу перед собой живым и невредимым, более того – сияющим здоровьем и красотой, так просто и доверчиво позволяющим зверю оставаться за своей беззащитной спиной. Но омега явно излучает величие, какое исходить может лишь от королевской крови. – Я спрошу еще раз, – Тэхен повторяет более громко, голос его крепнет, находя для себя уверенность среди всеобщего непонимания, – что привело вас сюда, зачем вы пытаетесь проникнуть за стены королевского замка и нарушить покой его обитателей? – По утру к нам пришла весть о том, что Принц Тэхен лишен жизни! – выкрикнул кто-то из гущи толпы, и люди вокруг согласно зароптали. Сделалось громче. – Многие видели, как его тело достали из канала! Он мертв! Узурпатор пленил его, а после так измучил, что Его Высочество не выдержал и покончил с собой! – Вам случилось достать из канала тело несчастного, безродного юноши, который всего лишь тронулся умом от несчастья, – объяснил Тэхен. Повысив голос, он продолжил: – И это не ложь, потому что вы сами способны видеть правду – я ваш Принц и стою перед вами живой. Моей сохранности не угрожает ничего, кроме вашего гнева. Потому я вынужден отдать приказ: прекратите беспорядки, разойдитесь по вашим домам ради вашей же сохранности. Я не хочу, чтобы на этом месте мой народ сегодня проливал свою кровь! – Ваше Высочество… Альфа преклонных годов, что стоял прямо перед принцем, согнулся в глубоком поклоне, а затем, не поднимая седой головы, произнес: – Если все так, молим вас о прощении. Но людям невыносимо жить, зная, что последний из рода Хиссов заточен в собственном замке, как пленник. Мы собрались и пришли сюда, хоть и не имеем достойного оружия, не обучены сражению, охвачены страхом. Идемте с нами, Ваше Высочество. Все здесь готовы положить за вас свои головы. Мы желаем вас защитить, даже если раньше не смогли быть полезны вам, за что просим прощения. Но если сейчас вы все же позволите попытаться… Тэхен вздохнул, слушая слова старца, что ощутимо дрожал перед ним, пока говорил. Он заметил, каким взглядом все это время наблюдал за ними Чонгук, как сжимал руку в перчатке поверх рукояти меча и клыками кусал напряженные губы. В мыслях уже множество раз растерзал бедолагу. Принц обернулся, встречаясь с альфой глазами. Они замерли вот так: венценосный омега, за которым стоял его верный народ, и альфа из чужих холодных земель, за каким в ожидании собралось грозное войско, не раз познавшее на руках кровь. Ожидание падало между ними крупицами, пока они пытались прочесть мысли друг друга. Мысли не давались, чего не скажешь о чувствах, какие как глубоко не прячь – все равно… Хрупкая рука омеги легла на плечо старика, сжала его мягко, заставив разогнуться и отступить. Тэхен без страха, но с замершим в трепете сердцем шагнул в толпу, и людское море безропотно приняло его, давая пространство, не смея по своей воле касаться Цветочного Принца. Но касался он сам – тянулся к подставленным ему дрожащим рукам, теплом согревая чужие ладони, уходил все дальше, дальше, пока не остановился в центре столпотворения. Оглядел всех, позволяя лицу осветиться спокойной улыбкой. – Я там, где мое место, – сказал он окружавшей его толпе. – Там, где быть должен. И хочу этого. Я честен пред вами, потому не как Принц приказываю, а прошу: уходите. Секунда канула в лету. Люди задвигались. Море вокруг омеги всколыхнулось, а затем постепенно начало отступать от крепостных стен, растекаясь потоками прочь по улицам. Тэхен проводил взглядом всех до последнего, прежде чем перевести дух и почувствовать, как к ногам возвращается тяжесть. Но он не дал себе промедлений. Его – вдалеке, на мосту, – ждали. Медленно, задыхаясь от пережитых чувств, принц вернулся к Чонгуку. Застыл перед ним, не зная, что говорить. Торжество внутри металось, сталкиваясь то и дело с чувством непонятным и… жалким. Это дарило странную сладкую боль, будто ядом поразили в самое сердце. То, стоило Чонгуку самому податься вперед и взять его за руку, чтобы увести в замок, резко ухнуло в пятки.***
Heart of the Darkness (feat. Sam Tinnesz) – Tommee Profitt, Sam Tinnesz
Как так вышло, что по возвращении в замок Тэхен на весь день заперся в своих покоях и отказался показывать оттуда нос даже ради трапезы, он не знает и сам. Да и еда – последнее, о чем он способен был думать в этот крайне нелегкий период. Рассудок вдруг обезумел, вступив в крепкий сговор с трепещущим сердцем. Из раза в раз омега проживал в своих мыслях тот путь обратно к мужчине. Шаг за шагом, чувствуя, как руки снова дрожат, стремясь ощутить чужое касание, пусть и не кожа к коже. В груди, омывая ребра, растекалось добела раскаленное золото. Дыхание срывалось с губ судорожно, а вдохи получались резкими и позорно шумными. Тэхен лежал на кровати, не сняв даже короны со своей головы, смотрел в потолок, но не видел ни лепнин, ни балдахина, ни лучей солнца, что постепенно смещались, пока не исчезли вовсе, погрузив спальню во мрак. Тогда тело наконец пришло в движение – омега повернулся на бок, утопая в подушках горящей щекой и жмурясь. Прескверное чувство внутри него как будто давало ростки беспомощности. Колени дрожали, и если бы Тэхен стоял, то сейчас же склонил их. Прескверно, ужасно прескверно. Неподобающе Принцу. Непозволительно. Так твердил ему здравый смысл, подкрепленный холодным рассчетом и государственным долгом. Но как же сладко – тело мелко дрожало и покрывалось гусиной кожей, стоило отбросить остатки совести, отдавшись чувствам и благодарности за оказанное доверие. Принц жмурил веки и под ними неизменно видел черный небосвод, заключенный в чужих глазах, теряющих всякую суровость по мере того, как Тэхен возвращался к мосту. Гнев альфы сменялся покоем, и молчание, затем сопровождавшее их двоих на пути в крепость, рассказало обоим о многом. Принц никуда не уйдет, не покинет своего пленителя по собственной воле. Пленитель же всегда будет готов его выслушать. Между ними сегодняшним днем зародилось доверие. А на доверии этом в сердце юного принца возникла привязанность. Чувство нежное, хрупкое и прекрасное, как он сам. И опасное, как он сам. Раздавшиеся среди ночи шаги он слышит отчетливо и узнает тут же, потому вздрагивает, выпутываясь из мыслей, что терзали в своих волнениях весь этот день. Но Чонгук – к сожалению или же к счастью, – проходит мимо его покоев, направляясь прямиком в свои. Вновь устанавливается тишина. Тэхен откидывается на спину, несколько минут судорожно дышит, вновь путаясь в размышлениях, а затем раздраженно отбрасывает их все и встает. Трет ладонями лицо, чтобы как можно быстрее прийти в себя, переводит дыхание и нарочито медленным шагом выходит из своей комнаты. Стража в коридоре смотрит на него с удивлением, но ничего, как обычно, не говорит. Омега же старательно не встречается с альфами взглядом, и так невероятно смущенный тем, что собирается сделать. Хотя о точных своих планах и сам совершенно пока ничего не знает. Но все равно продолжает намеченный путь. Тот ведет его ко входу соседних покоев. Он всем своим существом, даже при плотно закрытых дверях, ощущает Чонгука внутри. Знает, что тот уже, вероятно, смог также учуять его, потому не стучит. Тихо отворяет дверь, впервые оказываясь в спальне, некогда принадлежавшей его покойному брату. Комнаты роскошные, все в позолоте и янтаре, мебель сверкает инкрустацией драгоценных камней. Пространство окутано мороком, с матовой дымкой которого борются свечи, зажженные в напольных канделябрах. Свет теплыми пятнами ложится на альфу, который успел обнажиться по пояс и стоит у окна, лицом повернутый к улице. Там высоко сверкает холодный полумесяц, что стережет звездное небо. Тэхен заходит в покои, закрывая дверь и опираясь на нее спиной. Смотрит на альфу какое-то время молча, но тот тоже молчит, ждет и все, что делает – едва поворачивает голову, чтобы обозначить свое понимание того, что принц рядом с ним. Омега проходится языком по пересохшим губам, старательно отбрасывая прочь волнение. Делает вперед маленький шаг. – Сегодня ты доверился мне, хоть и был зол. Дал выйти и спасти от беды мой народ и даже, когда мне предложили бежать, ты молчал… – Я бы догнал тебя очень быстро. Лично бы убил каждого, кто попытается мне помешать. – Не говори так, будто в тебе в тот момент нашлось место сомнению, – Тэхен хмыкнул, осмелев от их привычной манеры каждый раз спорить, и приблизился к альфе еще, замерев теперь буквально на расстоянии полушага. Остановившись, он добавил уже мягче: – Я благодарен за то, что ты не усомнился во мне. Я благодарен за твои рассудительность и милосердие. Сегодня ты мог велеть погубить множество жизней, как уже наверняка не раз делал… – рука омеги медленно и осторожно поднялась, совсем несмело коснулась подушечками теплых пальцев голой кожи Чонгука на спине. Мужчина чуть слышно вобрал в себя воздух, – …но ты не стал. Ты позволил мне вершить судьбу моего народа, как обещал. Проявил милосердие к нему и доверие ко мне. За это я от всего сердца хочу сказать тебе спасибо. Разделяющее их расстояние изничтожилось в следующий миг, когда омега преодолел его в одно движение, двумя ладонями, уже смелее, коснулся чужих боков, обхватил крепкий торс руками и невесомо прижался губами к спине, даря нежный, полный невинного трепета поцелуй прямо у сердца. – Благодарю тебя, – оборвав касание губ, повторил он снова, прежде чем окончательно отпрянуть от альфы, лишив того своего тепла. Затем, не дожидаясь ответа, Тэхен покинул чужие покои.***
All I need (Single Version) – Within Temptation
Тэхен, прикрывая лицо черной вуалью, слегка склоняет голову в сторону Чонгука, который единственный стоит с ним рядом. – Прошлой ночью мои сны вновь были дурными и не дали выспаться. Я чувствую что-то недоброе… Начавшийся возвращенным покоем новый день разгорелся и потух, вечер окрасил небо в грязный пурпур, растянув по нему рыжие полосы, сквозь которые все еще прорывалось упрямое солнце. – Голова начинает болеть, как только пытаюсь вспомнить, что было в том сне… У тебя не так? Альфа смотрит на него хмуро и качает в отрицании головой. Курчавые темные пряди спереди выбились из тугого хвоста на его макушке, и теперь слабый ветер заставлял их скользить по впалым щекам и заострившимся скулам. Принц засматривается на него, дольше положенного всего лишь на жалкое мгновение, прежде чем заставляет свой взор вновь обратиться вперед. Этим вечером они и небольшой отряд стражи вышли в город, снова по просьбе Тэхена, в которой ему не смогли отказать. Тело ложного принца сегодня поутру было передано в замок, и принц истинный посчитал нужным устроить несчастному достойные похороны по канонам, какие издревле чтят в их государстве. Небольшую легкую ладью с низкими бортами устлали соломой, затем в нее уложили тело, замотанное в лиловый саван, обложили цветами и окропили маслом. Ладью в сумерках пронесли до отдаленного конца пристани и опустили на воду, позволив волнам залива неторопливо утягуть ее вдаль от берега. Тэхен в руках своих нес небесный фонарик, сделанный из тонкой лиловой бумаги. Как только судно заскользило по воде, омега поджег фонарик от поданной ему свечи и отпустил тот, позволяя вознестись к звездам. – Тело мы возвращаем морским богам, а дух – богу неба. Пусть небесный огонь укажет душе верный путь, а течение – поможет праху обрести покой среди безбрежного океана. Принц обернулся, делая кивок и отдавая команду лучнику. Альфа тут же, не мешкая, натянул тетиву, прицелился и пустил горящую стрелу в море. Та, пронзив воздух, нашла свою цель и пронзила бездыханное тело в ладье. Пламя вспыхнуло, извергая ярко-желтые искры в темнеющее небо. Оно отразилось в воде бесформенным теплым пятном. Тэхен обнял себя руками. Внутри у него клубком свернулись неясные тревоги. Чонгук продолжал находиться подле него, стоя недвижимо и в полном молчании. Привычно хмурясь, он так же следил за убывающим вдаль огненным заревом, непонятно о чем рассуждая. Его воины ждали позади, чтобы не нарушать их уединения. С моря вдруг подул ветер. Тот принес в себе запах дыма. Тэхену сделалось зябко, и он тихо вздохнул. – Чувствую на себе вину за его несправедливую судьбу. – Это глупости, – отрезал Чонгук тут же, складывая руки за своей спиной и сильнее прежнего хмурясь. – Можешь винить своего брата за ложь, меня – за грубость. Но себя не вини, ты здесь не при чем. – Я мог что-то сделать, когда узнал о нем. Мог навещать его чаще, говорить с ним… он бы не остался один, и тогда, может быть, мысли не заставили бы его… – Ты гадаешь, но не можешь быть в своих догадках уверен. Можешь быть прав, можешь и ошибаться. Но сделано то, что сделано. Ложный принц мертв. Забудь его. – У него не было в прожитой жизни ничего настоящего, – горечь скривила линию тэхеновых губ. – Даже имени… Нельзя, чтобы так было, нельзя и дальше называть его ложным принцем. Пусть… его будут звать Нимфей. – Мне все равно, как будут звать того, кто уже не жилец. – Но мне так будет спокойней. Хочу, чтобы этот омега обрел собственное имя, которое принадлежит только ему, хотя бы посмертно. Чонгук взглянул на него, безразлично пожимая плечами. – Нимфей так Нимфей. Течение делало свое дело, вскоре ладья, провожая усопшего в последний путь, превратилась в небольшую желтую звезду вдалеке между океанской гладью и небом. Закат обратился в очередную душную ночь. На пристани та ощущалась иначе, чем в замке, потому что была наполнена шумом набегающих волн. Сила, с какой океан встречался с берегом, передавалась и людям-наблюдателям. Впереди на множество лиг глубина, темнота – неизведанное, а потому приносящее трепетный и справедливый страх. Тэхену захотелось повернуться к Чонгуку и спросить, каким ощущается путешествие на корабле, когда ты пересекаешь бездонный океан, не имеющий ни начала, ни конца. Не тревожит ли это дух? Не заставляет ли мучиться страхом, что сгинешь в неизвестности, так и не достигнув вновь суши? Он видел, что морская стихия способна сотворить с кораблями, как безжалостна она тогда становится к людям… Вода – не огонь, который оказался не способен причинить омеге вреда. Он склонен опасаться того, что им неизведано, но по причине того же неведения питает интерес. – Командир, на горизонте корабль! Не торговый. Тэхен вздрогнул и обернулся на воина, который вдруг нарушил своим грубым кличем его рассуждения, но затем, осознав услышанное, обратился вновь к морю, смотря в указанном направлении. Там по воде, рассекая тьму, в направлении их берегов и впрямь плыл корабль. Чонгук резко выдохнул, делая шаг к воде и вглядываясь вдаль пристальнее. – Послать Эхо разведать? – предложил альфе тот же воин, но Чонгук поднял руку, отклоняя это. – Судно плывет строго с юга. Тэхен вздрогнул, обращая свой встревоженный взгляд на Чонгука. – Арэт? Альфа кивнул ему. – Думаю, да. – Но мы ждали их после штормов… Мужчина вдруг как будто очнулся, резко перевел взгляд с горизонта, где корабль продолжал плыть на веслах прямиком к их берегу, на омегу. Черные глаза грозно сверкнули, одна из рук сжалась, крепко схватившись за меч. – На этот раз тебе и правда стоит запереться в своих покоях и не выходить оттуда, – настойчиво произнес он, не готовый допускать поблажек. Затем он обернулся к своим людям, на мгновение сжал плечо Тэхена, подталкивая несильно в направлении стражи. – Уведите Принца обратно в замок и удвойте охрану у дверей в его комнаты. Проследите, чтобы ему ничего не угрожало. – Но Чонгук… – Здесь твои полномочия заканчиваются, – оборвал его альфа, не позволив возразить. – Ромара тебя получит только через мой остывающий труп. А этого никак не случится. – Обещаешь? – Клянусь Вашему Высочеству, – альфа усмехнулся, продолжая подталкивать его прочь с пристани. – Не задерживайся нигде. Запрись в покоях и не показывай чужакам своего лица. Я скоро вернусь. Напоследок Тэхен все же обернулся, поймал чужие руки и сжал их своими, пока с ничем неприкрытой тревогой заглядывал альфе в глаза. Давал им обоим возможность молчаливо проститься. Чонгук не отказал себе в возможности и глубоко вдохнул, чувствуя, как внутри него оседает сладкий солнечный запах. – Не буду спать, пока ты ночью снова не навестишь меня. – Значит, придется поторопиться. Невыспавшийся, ты часто бываешь невыносим. – Нахал. Чонгук хмыкнул, отпуская принца и давая команду части стражи его увести. На этот раз Тэхен не противился, отпрянул и послушно зашагал в сопровождении альф обратно за надежные стены замка. Несколько раз омега оглянулся на оставленного у берега мужчину. Тот стоял ровно и следил, пока принц не исчез из поля его зрения, а затем обернулся вновь на океан. – Корабль… один, командир, – доложили ему. – Бдительности нашей это все равно не должно усмирить, – ответил Чонгук, нутром с досадой чуя неладное. – Пошлите человека в замок, пусть прикажет собрать отряд, встретим незваных гостей как положено. Лисон пусть сюда не спускается, – альфа перевел дух, борясь с внутренним зверем, который был в ярости от перспективы доверить кому-то свою главную драгоценность. Но поступить так было верным решением, – скажите ему обеспечить Принцу защиту в случае, если нагрянет опасность. А пока намерения чужаков неясны, останемся на пристани. Будем их ждать.