Голубая жемчужина

      Он нес ее, как невесту — на руках, и чувствовал себя так, словно ступает не по улицам Вызимы, а по дрожащему канатному мосту над бездной, который вот-вот оборвется. Нес не к алтарю — к могиле душу ее нес. Не тело Эсси держал в руках Лютик, а душу ее. Тело ее — лишь бренная оболочка, а душа… неизвестно, где теперь ее душа. Оспа унесла Эсси за считанные дни. Будь проклята Вызима, куда они сдуру явились!       Хотел бы Лютик отнести Эсси так к настоящему алтарю. Хотел бы, чтобы она по-настоящему была его невестой. В безрассудстве отказывая сердцу ради свободы — что он теперь получил? Ту единственную свободу, которую не мог принять, не чувствуя вины. Неизбывной вины перед той, кого больше нет.       Тени леса были сумрачны, как своды. Лютик поцеловал Эсси руку на прощание, и его воля обдала его холодом.       А после он шел по улице — Вызима? Новиград? Блавикен? — и вглядывался в лица, ища среди них знакомое, почти находя, но она была скрыта то вуалью, то облаками. Правильно, она ведь на небесах, вот и облака… И кто-то в белом поет кантаты, как на облаках и положено…

***

      — Ч-черт!       Следом за упоминанием черта на всеобщем Эсси длинно выругалась на Старшей Речи — так красиво и мелодично, будто пела. Сначала Лютик заслушался, как всегда, а потом удивленно распахнул глаза.       Живая и здоровая Эсси Давен сидела у окна в комнате очередного трактира, попавшегося им на пути, мурлыкала те самые кантаты, и неторопливо вышивала крестом. Раньше Лютик не замечал девушку за рукоделием, но это была, несомненно, она.       Эсси заругалась совсем уж мелодично и витиевато, когда Лютик вскочив с кровати, бросился ее обнимать.       — Идиот, у меня же иголка!       Конечно, она вовсе ничего не знала о душе, приснившейся Лютику. Вышивала свои розы, пока он спал, и понятия не имела, что в его сне…       — Отпусти же ты меня!       Лютик не послушался, поцеловав Эсси в макушку и лишь потом отпустив, увидев, что девушка держит иголку в угрожающем жесте.       — Что на тебя нашло? — проворчала Эсси.       — Куколка, — сказал Лютик. — Я хочу на.тебе жениться.       — Что-о? — Эсси шокированно на него посмотрела. — Ты же не пил вчера вроде бы. И никаких грибов не ел… и заколдовать тебя никто не мог… Что ты несешь?       — Мне приснилось… — Лютик рассказал Эсси свой сон. Она слушала внимательно — рассказывать бард умел превосходно, красочно и интересно. Эсси пока что не овладела искусством рассказывать что-либо прозой, она умела лишь сочинять стихи и музыку.       — Значит, ты настолько меня любишь? — спросила она, когда мужчина закончил. — Так любишь, что готов расстаться со свободой?       — Да, — решительно сказал Лютик. — Никакая свобода не стоит любви.       Скольким своим пассиям он заявлял прямо противоположное — а теперь поднял белый флаг, бросая изломанную шпагу к ногам Эсси, той, любовь к которой не мог отдать бумаге. Не мог отдать словам.       — Но разве мы не вместе? — спросила Эсси. — Свободны, но вместе. И, с кем бы мы ни проводили ночи, мы все равно любим друг друга больше всех, правда же? Ну и, допустим, мы поженимся… и разве это защитит меня от оспы? Свадьба не предполагает бессмертие молодоженов.       Она давно ни с кем не проводила ночи, кроме Лютика, и песни писала все о нем, о нем и о весне — но, право, не она же виновата, что это чувство захватило ее с головой.       — Я ни с кем не провожу ночи, — сказал Лютик. — Ни с кем, кроме тебя.       — Так разве тогда мы не женаты? — резонно ответила Эсси.