Копи богини Кали

***

      Хоть мне и не хотелось этого признавать, но я была сама не своя.       Настолько, что почти не помнила, как дала согласие Амриту на его предложение о поиске жилья на ближайшие дни. Не заметила, как позволила подошедшему водителю взять чемодан, на который мне теперь не хотелось даже смотреть — казалось, стоит моргнуть, как в нем вновь материализуется статуэтка Шивы и все повторится сначала. Пропустила, как Амрит проводил меня до ожидающей у здания аэропорта машины. А в довершение ко всему даже не поблагодарила, когда он галантно распахнул передо мной заднюю дверь.       Являя собой истинный образец неблагодарности, я уселась в автомобиль и молча уставилась в окно. Никак не комментируя мое поведение, Амрит занял место рядом, дав указание водителю трогаться. Заработал кондиционер, погружая в приятную прохладу, а за стеклом замелькали фонтаны и пальмы, укрывающие ярко-зеленый ухоженный газон — скромный островок оазиса в мире высушенной пустыни. Один их лучших аэропортов мира… Забавно, что по стечению обстоятельств ему суждено запомниться вовсе не безупречным сервисом, а сомнительным сувениром в виде сердца, в которое безжалостно вонзили кинжал предательства.       Я с силой сжала кулаки. Я ведь знала, что все было нечисто! Все мои сны, все видения говорили о том, какой Киллиан человек на самом деле и чем связь с ним была чревата. Мое подсознание всячески подбрасывало мне подсказки, оказавшись умнее и дальновидней меня самой. Так в какой же момент я перестала прислушиваться к нему? Почему дала себя обмануть?.. Когда и как именно свернула не туда?       В памяти вновь возникла эта фирменная самодовольная и вместе с тем обманчиво открытая улыбка, которую он так любил расточать, из-за чего меня накрыл поток противоречивых чувств. С одной стороны, мне хотелось, даже нужно было ненавидеть Киллиана, но с другой… почему-то это оказалось не так-то просто.       Чертова прошедшая ночь и чертовы нескончаемые и ни с чем несравнимые горячие поцелуи.       — Амала, вы что-то забыли?       — Что? — Я словно впервые вспомнила, что не одна. В панике я лихорадочно принялась анализировать, не проговорилась ли о чем-то чересчур личном вслух.       — Может быть, хотите вернуться? — участливо осведомился Амрит.       — Почему вы так решили?       — Вы не отводите взгляда от аэропорта, — пояснил очевидное он. — Я предположил…       — Нет-нет. — Я решительно затрясла головой, поворачиваясь к нему, чтобы развеять любые подозрения. — Возвращаться я точно не собираюсь. У меня совсем иные планы.       Например, никогда, ни при каких обстоятельствах, даже если мне будут угрожать, не встречаться с этим омерзительным, наглым, бессовестным…       — Дело в мистере Лайтвуде, не так ли?       Стоило догадаться, что все эмоции без труда читались у меня на лице. Но я все равно не ожидала, что Амрит задаст подобный вопрос так напрямик. Все же до этого он предпочитал действовать тактичнее. Словно прочитав мои мысли, он произнес:       — Простите, Амала. Это не мое дело. Я не должен был спрашивать.       — Что вы, ничего страшного. — Я колебалась, не зная, хочу ли говорить об этом, но в итоге признала: — Да. Вы правы.       — Он сильно вас обидел? — ровно произнес он, зная наверняка, каков будет правдивый ответ. — Не так ли?       В его вопросе было столько понимания, столько знания, что мне захотелось прижаться лопатками к дверце машины, чтобы хотя бы на пару дюймов оказаться дальше от него. А еще лучше убраться из салона подальше, испариться или вовсе исчезнуть с лица земли, чтобы никогда не испытывать мук этого разговора.       — Не настолько, чтоб этого нельзя было пережить, — кратко ответила я, но, видимо, негативные флюиды, которые я источала по отношению к Киллиану, передались и Амриту.       — Англичане!..       Одно единственное слово оказалось сплошь пропитано ненавистью и откровенным презрением. Враждебность к целой нации наверняка передалась Амриту от его предков, впитавшись еще с молоком матери. Влияние английских колоний не обошло стороной даже молодое поколение.       — Поразительный народ, — процедил он. — Неизменно считают себя хозяевами положения. То и дело лезут, куда не просят. Вбили себе в головы, что лишь их мнение является единственно правильным. И плюют на все, что не касается их. На культуру, на чувства…       До чего емкое описание Киллиана удалось ему составить за считанные секунды. Особенно часть про чувства. Вот уж точно! Наплевал так наплевал.       — Пожалуй, здесь вы правы.       Я слепо хваталась за обвинения, как за соломинку. Мне необходимо было принять и пропустить через себя тот факт, что Киллиан оказался вовсе не обаятельным попутчиком, а низким и подлым прохвостом, готовым поступиться чем угодно, лишь бы получить желаемое.       — Они даже не пытаются смотреть на вещи шире, — продолжил Амрит еще холоднее. — Не понимают, что жизнь гораздо более многогранна, чем они привыкли думать. Погрязли в своем жалком существовании и не желают выходить за его рамки.       Своими горячими уверенными речами он словно выжигал во мне все то относительно хорошее, что еще оставалось между мной и Киллианом. Каждое его слово попадало на чересчур благодатную почву. Все-таки я страшно злилась, и даже не столько на Киллиана, сколько на себя саму, и эту злобу мне требовалось разделить хотя бы с кем-то.       — О да! — Я наконец позволила гневу взять верх. — Считают себя центром Вселенной, при этом не видят дальше собственного носа!       — Сколь тонкое наблюдение. — Амрит кивнул в знак солидарности. — В мире было бы куда лучше без подобных личностей.       Его голос даже не дрогнул, а я обратила внимание на то, как недобро он нахмурился. Но затем, набросив на лицо улыбку, он поинтересовался:       — Не находите, Амала?       Его глаза зафиксировались на моих, и я в очередной раз очутилась в их плену. Благодаря тому, что мы оказались на свету и столь близко друг к другу, я впервые поняла, что делало их такими притягательными. Удивительный золотой ободок поверх глубокого изумрудного оттенка радужки. Неповторимо… Хотелось бесконечно смотреть в них, изучая каждую небрежно оставленную природой крапинку.       — Только представьте, — погружая в потусторонний мир фантазий, произнес он, — что в один момент, по щелчку пальцев, таких людей попросту не станет.       Он, невольно гипнотизируя, соединил вместе средний и большой пальцы. Биение сердца замедлилось, будто теперь подчинялось только воле моего сопровождающего.       — Не станет… — повторили мои губы сами под влиянием его поразительной ауры.       Он обезоруживающе ухмыльнулся, а в следующую секунду пришло осознание, на что именно я соглашалась. Придя в себя, я от неожиданности случайно уронила рюкзак, который все это время не выпускала из рук, на пол. Водитель, услышавший глухой удар, недовольно обернулся в мою сторону, но, не обнаружив ничего подозрительного, отвернулся.       — Нет… То есть… — Я наклонилась, чтобы подхватить рюкзак, но незамедлительно обнаружилась проблема.       Кажется, я настолько потеряла бдительность, что не закрыла молнию до конца, отчего несколько вещей при падении вывалились. Чертыхаясь про себя и краснея, я пыталась кое-как запихнуть их обратно, но в текущих условиях — не такого и просторного салона и смущающей близости господина Дубея — сделать это оказалось не так-то просто. Но, немного повозившись, я все же справилась с задачей, хоть все это время старалась не думать о том, на каком уровне находились мои глаза.       Наконец выпрямившись, я решила договорить:       — Я все же не была бы столь категорична.       Амрит c интересом посмотрел меня.       — Отчего же?       — Мне тяжело говорить за всех англичан… — попыталась оправдаться я аккуратно. Отчего-то казалось, что я ступаю по невероятно тонкому льду, который и без того весь покрыт извилистыми трещинами. — Но я не думаю, что о нации можно судить по поступкам одного человека.       — А вы сами никогда не сталкивались с их снобизмом? Особенно по отношению к вам, индийской девушке, проживающей в их стране? — Он намеренно сделал ударение на местоимении.       Я хотела было оспорить такое предположение, но тут в голове эхом пронеслось отвратительное «то, что вы выглядите, как индианка, еще не делает вас индологом», брошенное кем-то на презентации. И у меня ком встал поперек горла. Отчего-то именно это высказывание резануло больше остальных и теперь, пропущенное через призму сказанного, казалось еще более вопиющим, чем прежде.       Снобизм… Что, если Амрит прав?.. Что, если…       Не веря течению собственных мыслей, я отрицательно затрясла головой.       — Я ведь сама почти что англичанка, — посчитала важным напомнить я. — Всю свою сознательную жизнь я провела именно в Англии. Даже паспорт…       Амрит лишь коротко усмехнулся.       — Место не имеет значения. Кровь так просто не обмануть.       На языке крутилось что-то про важность социализации и ее роли в становлении личности, но отчего-то я не смогла привести ее в качестве аргумента — что-то неуловимое в образе Амрита вынуждало молчать, похоронив в глубине любые доводы против.       — Индия — часть вас самой, Амала, — заключил Амрит. — Вы принадлежите ей.       — Я предпочла бы принадлежать самой себе.       Понимая, что Амрит говорил образно, а мои слова прозвучали на грани грубости, я набросила на лицо улыбку, сводя все к шутке.        — Амала, я лишь пытаюсь донести, что вы не сможете отделить Индию от себя, как бы вы или другие люди ни пытались подтолкнуть вас к этому.       — Я не пытаюсь отделить ее от себя, — упорствовала я.       — Но вы вновь не в сари. — В его голосе прорезался упрек, отчего неловкость, от которой я почти избавилась, вернулась ко мне с удвоенной силой.       — Это вовсе не потому, что оно мне не нравится, — постаралась подобрать правильные слова я. — Сари, которое вы подарили, невероятное, и я хотела бы сохранить его для особых случаев.       Как, например, для участия в импровизированном конкурсе «мокрое чоли», на радость слонам и одному на диву искусному подлецу с серыми, как слоновья кожа, глазами.       — Вы достойны только лучшего, Амала. Я позабочусь о том, чтобы в следующий раз вам было, из чего выбрать.       — Мне уже неловко от вашей щедрости, Амрит, — остановила я. — Вы и так раз за разом оказываете мне неоценимую услугу.       — Не стоит, — перебил он. — Моя компания и покупка сари — это малая часть того, что я могу сделать, чтобы вы чувствовали себя в Индии как дома.       Как дома… Утверждение заставило меня в очередной раз задуматься. Не было секретом, что из всех мест на Земле меня всегда тянуло именно в Индию. Я неизменно оставалась в восторге от истории страны и ее культуры, проглатывая книги и лекции одну за другой. Мне доставляло нереальное удовольствие общаться с местными на их языке, будь то более распространенный хинди, или используемый в Теленгане телугу, который я знала чуть хуже. Мне нравилось отождествлять себя с Индией. Но чувствовала ли я, что принадлежу ей?.. Особенно после того, что мне пришлось пережить здесь за какие-то несколько дней?       Но с ответом пришлось повременить — водитель припарковал машину, а Амрит, взмахнув рукой, оповестил:       — Мы на месте.       Я огляделась, пытаясь рассмотреть, где именно мы оказались. Еще пару минут назад мы проезжали самый центр города, и сейчас, по всей видимости, остановились в привилегированном районе. Наша машина припарковалась у ворот особенно помпезного трехэтажного особняка. Фасад, выполненный в жемчужно-серой цветовой гамме, подчеркивал благородный облик здания. Сразу две мраморные лестницы по бокам зигзагом уходили наверх, ко второму этажу, где располагался главный вход. А весь второй и третий этажи были устланы колоннами с орнаментальными капителями.       — Пройдемте, Амала.       Он первым вышел из машины и предложил мне руку. Я неуверенно вложила свою ладонь в его, и он помог мне выбраться. Со стороны мы наверняка смотрелись как пара, приехавшая на свидание. И стоило признать, что такое видение мне нравилось. Разве что…       Я сглотнула.       — Амрит, я ценю вашу помощь, правда. — Я отняла руку, заполучив чуть больше свободы и уверенности. — Но, боюсь, этот отель мне не по карману.       Причем настолько не по карману, что даже если бы я выиграла грант в университете, получила бы зарплату сразу за год и еще сверху заложила бы машину, которой у меня не было, то мне едва ли хватило бы даже на одну ночь в здешнем номере. Хотя, учитывая ценовую политику в Индии, я, вероятно, преувеличивала, но все равно чувствовала себя нищенкой, которую привели регистрироваться в королевском люксе.       Амрит тихо рассмеялся:       — Уверяю, с этим проблем не возникнет.       Прежде, чем я начала бы спорить, Амрит терпеливо разъяснил:       — Это не отель, Амала. Это мой дом.       Я издала звук, больше походящий на истеричный сдавленный писк.       — Вы… Вы здесь живете?       Похоже, ситуация Амрита только забавляла.       — Понимаю ваше удивление, но разгадка, поверьте, совершенно банальна.       — И какова же она?       Черт. Пора уже заканчивать звучать как Киллиан.       — Мой давний предок несколько веков назад получил этот особняк в качестве подарка от самого низама.       — От правителя города?       — Верно.       Голова шла кругом. Для того, чтобы заполучить здание, больше походящее на дворец, нужно было совершить нечто совершенно экстраординарное. Интересно, что именно? Хотела бы я знать.       — Сможете остаться здесь как минимум на пару дней.       — Вы очень добры. Но…       — А потом, если захотите, подыщите более удобное жилье.       Я сдалась. Предложение и правда звучало притягательно. Слишком притягательно?.. Ар-р!.. Чертов Киллиан и его способность видеть теории заговора везде, где можно, и где нельзя. Зачем только она передалась мне?       — Скорее всего, я никогда не смогу вас отблагодарить за все, что вы для меня сделали.       — Право, это лишнее. Хм. Амала, вы что-то обронили?       Прежде, чем я отреагировала, Амрит наклонился к сидению, чтобы подобрать какой-то предмет, который, по всей видимости, я упустила, пока собирала выпавшие из рюкзака вещи. И этим предметом оказался лист бумаги с неизвестным словом, которое привиделось мне во время кошмара в его особняке. То самое, значение которого я так и не спросила в библиотеке. Глаза Амрита случайно упали на выведенные неровным почерком буквы и… застыли. Ноздри широко раздулись, а губы едва заметно приоткрылись, но уже через мгновение соединились обратно в тонкую безупречную линию. И… на этом все. Как ни в чем не бывало, Амрит вернул взгляд ко мне и вытянул вперед руку с измявшимся за время путешествия листом.       — Прошу, Амала. Кажется, это ваше?       — Верно, — подтвердила я, принимая записку. — Вам… Вы знаете, что здесь написано?       Я не смогла удержаться от вопроса — его реакция показалась мне красноречивей любых слов, и от этого во мне проснулась какая-никакая надежда. Но, к моему разочарованию, Амрит лишь дотронулся до перстня с драгоценным камнем на левой руке, покрутил его, а затем с сожалением покачал головой.        — Простите, Амала, но нет. Больше похоже на бессмыслицу. Впрочем, я могу ошибаться.       — Скорее всего, не ошибаетесь. — Я разочарованно вздохнула и, разорвав бесполезный лист на несколько частей, закинула его в карман рюкзака. Мусорки рядом не оказалось, иначе он, без сомнения, отправился бы именно туда.       — Или это язык, который мне не знаком, — подбодрил он.       — Не думаю.       — Мне жаль, что не смог быть вам полезен.       — Что вы! Вы только и делаете, что помогаете мне.       — Рад, что вы воспринимаете это именно так. Что ж, касательно чемодана. Его мой слуга отнесет в вашу комнату сам.       — Благодарю.       — Если хотите, можете передать ему и рюкзак.       — Спасибо, но мне было бы удобнее, останься он со мной. Он не тяжелый.       — Как вам будет угодно. А пока готовят вашу комнату, позвольте я займу вас, познакомив со своими скромными владениями.       Я чувствовала себя потерянной. Все это казалось чуждым, совершенно нереальным. Амрит же развернулся и, по обыкновению сцепив руки за спиной, ступил на усыпанную гравием дорожку, ведущую в сад. Как и прежде, в его походке было столько стати, что я подумала о том, что тот самый раздающий дворцы низам из прошлого прогуливался по этой территории с точно таким же царственным видом.       — Как случилось, что ваш родственник заполучил такую роскошь? — не смогла совладать с любопытством я, быстро нагнав Амрита. — Низамы были известны своей скупостью и не так часто жаловали кому-то подобные дары.       — Это слишком давняя история, Амала, — откликнулся Амрит степенно. — Настолько давняя, что сейчас восстановить истинную картину событий едва ли представляется возможным.       — Неужели не осталось никаких записей? Документов?       — Все, что имелось, давно переписано или разграблено. Что-то и вовсе утратило смысл. В прошлом веке Индия переживала особенно тяжелые времена, и, к сожалению, этот дом тоже неоднократно пострадал от чужих рук.       — Понимаю, — печально откликнулась я, представляя, что тут могло твориться.       Вопиющая бедность в стране могла доводить людей до отчаянья. Британские колонии не гнушались лакомыми кусками, особенно в городе, который являлся отождествлением источников богатства и власти. Ну и, ко всему прочему, княжеству Хайдарабад особенно нелегко пришлось в период интеграции в Индийский союз в середине прошлого века.       — Могу лишь сказать, что мой предок оказал весомую услугу правителю.       — Тот ваш родственник был брахманом? — предположила я.       Амрит кивнул, подтверждая мои слова.       — Получается, есть вероятность, что «услуга» была связана с духовной деятельностью?       — Полагаю, это не исключено. Но нам остается только догадываться, как все обстояло на самом деле.       Смирившись с тем, что до правды мне не докопаться, пусть и очень хотелось, я перевела взгляд на сад, по которому вел меня Амрит. Ухоженные многочисленные кустарники и тут соседствовали с пальмами, роняющие на нас благоговейную тень. А чуть дальше по дороге, словно алые мазки на зеленом холсте, показались крупные бутоны роз.       — Какие красивые цветы! — не смогла не заметить я. — И их здесь так много. Целое море.       Амрит едва слышно усмехнулся.       — Символично, что первыми вы заметили именно их.       — Что вы имеете в виду?       — Эти розы сорта «Амалия». Удивительное совпадение. Не находите?       — Действительно, совпадение, — улыбнулась я.       — Может, ваши родители думали об этих цветах, выбирая вам имя?       Я засмеялась.       — Очень маловероятно. Моих родителей нельзя было назвать садоводами. Они были из числа тех, кто не мог вырастить даже кактус, не засушив его.       — Моя семья напротив. Обожает сады и все, что с ними связано.       — Это очень заметно. Как и то, что вы умеете за ними ухаживать.       — Хотите взглянуть ближе?       — С удовольствием.       Чем ближе мы подходили, тем яснее в воздухе ощущалось их благоухание. Приблизившись к одному из кустарников, я наклонилась и, аккуратно придержав один из темно-красных бутонов, с упоением вдохнула сладкий аромат.       — Женственная, яркая, восхитительная, невероятно привлекательная и сексуальная… — Чарующий голос Амрита смешивался с шуршащим под его ногами гравием. Я замерла, ожидая продолжения. — Именно так отзываются об этом сорте флористы. Не знаю, как вы, Амала, но я определенно вижу сходство.       — Сходство с чем? — Не знаю, как смогла произнести это. В горле мгновенно пересохло.       Он наклонился к моему уху и произнес спокойным шепотом:       — С вами, Амала.       Хоть я и могла догадаться, каков будет его ответ, но услышать его вживую оказалась не готова. Моя рука против воли дернулась, а я сразу же поплатилась за чрезмерную впечатлительность — в кожу, словно того и ждали, вонзились шипы, а несколько капель крови упали на соседние лепестки. Я тут же одернула руку и приложила ладонь к губам, в попытке остановить кровь и унять боль.       — О, Амала, простите меня, — поспешил принести извинения Амрит, после чего извлек из внутреннего кармана шервани белоснежный платок с вышитыми в углу вензелям «А» и «Д». Он взял мою ладонь в свою, желая осмотреть. Стоило ему коснуться платком раны, как по всему телу пробежал жар, достигнув щек. — Не ожидал, что вы столь бурно отреагируете.       — Случайность, — жалко оправдалась я.       — Амалия — весьма коварный сорт, — словно лекцию зачитал он. — Сперва она манит своей вопиющей красотой, но одно неверное движение и…       Он указал на мою руку, которую уже перевязывал платком.       — Спасибо за помощь. — Я окончательно смутилась. — Опять.       — Должен сказать, это становится приятной традицией. И я не о том, что вы постоянно попадаете в беду, а о том, что я вам помогаю.       Завязав узелок, Амрит посмотрел на меня, а я невольно облизала губы, убеждая себя, что это от жары, от стресса, от усталости, словом, отчего угодно, игнорируя настоящую причину.       — Полагаю, ваша комната уже готова, — сказал он. — Я вас провожу и все покажу.       И эта настоящая причина заключалась в том, что Амрит Дубей принадлежал к числу мужчин, которым невозможно противостоять. В особенности, если они сами уже выбрали тебя.