***
Несмотря на то, что на территории перед особняком явно царил хаос (видимо, меня действительно успели потерять и теперь настойчиво искали), из потайного убежища мне удалось выбраться незамеченной — на мою удачу, поблизости в тот момент никого не оказалось. Я поспешила прочь. Я практически не сомневалась в том, что меня вот-вот обнаружат, но мне было важней, чтобы это случилось как можно дальше от кабинета, где остался Киллиан. Каким-то чудом я добралась до парадного входа и уже даже допустила мысль, что смогу беспрепятственно вернуться к себе в комнату, как кто-то резко схватил меня за запястье. — Здесь! — раздалось пронзительное на хинди прямо у моего уха. — Она здесь! Испугавшись сама не знаю чего, я попыталась скинуть руку неизвестного, но ничего не вышло — его крючковатые пальцы сомкнулись подобно клешням и сжались только сильнее. Не прошло и минуты, как нас окружили перешептывающиеся слуги. Чувство крайней неловкости пожирало изнутри, но я понимала, что это к лучшему — чем больше зрителей соберется посмотреть это шоу, тем больше возможности у Киллиана будет скрыться. Вскоре, свободно пройдя сквозь расступающуюся толпу, перед нами предстал Амрит. Его фигура почти растворялась в полумраке, но, даже не видя толком выражение лица, можно было ощутить его недовольство. Или же это я, после рассказа Саны, сама дорисовывала именно такой его образ. От нервов я прикусила щеку и приготовилась оправдываться, хотя так и не придумала вразумительного объяснения. Заблудилась? Решила подышать свежим воздухом? Все, о чем бы я ни подумала, звучало неправдоподобно. Значит, оставалось одно — импровизировать. Вот только едва я открыла рот, как поняла нечто важное. Гнев Амрита был обращен вовсе не на меня, а на держащего мою руку слугу. И реакция того это подтверждала — лишь одного вида хозяина ему хватило, чтобы наконец разжать хватку. Вместо того, чтобы с чувством выполненного долга отойти в сторону, он вдруг упал на колени перед хозяином и сбивчиво залепетал что-то, больше всего походящее на извинения. Точно я не разобрала — он почти не отрывал лба от земли и постоянно запинался, проглатывая большинство звуков. Амрит уделил его внезапной эскападе ровно столько же внимания, сколько уделил бы лежащему на окраине дороги раздавленному муравью, и обратился напрямую ко мне: — Амала, с вами все в порядке? Мой слуга не причинил вам вреда? Распластавшийся на мраморной плитке мужчина весь сжался, отчего, будучи и без того некрупного телосложения, стал казаться совсем крошечным. — Нет-нет, что вы, — постаралась убедить я. Что-то мне подсказывало, что, ответь я по-другому, бедолаге несдобровать. — Он совершенно ничего не сделал. — Я бы так не сказал. Амрит бросил на него холодный взгляд, который больнее хлыста прошелся по то и дело вздрагивающей спине. А я не могла понять, что такого он натворил. Он должен был найти меня и нашел. Что же тогда? Прикоснулся ко мне? — Впрочем, сейчас не об этом. — Он едва слышно цокнул языком. — Как вы здесь оказались? Я нервно сжала ткань брюк, будто подобное могло как-то помочь уйти от прямого ответа. Но, как бы абсурдно это ни звучало, это действительно помогло. Ладонь легла аккурат на спрятанный в кармане смартфон, благодаря чему ответ, который отказывался приходить, нашелся сам собой. — Я… Хотела позвонить. — Позвонить? — мгновенно зацепился за слово Амрит и, понизив голос, поинтересовался: — Кому же? На моей шее затягивалась невидимая петля. Он либо мне не верил, либо проверял, как на детекторе лжи. Но за последние дни я неплохо поднатаскалась в искусстве обмана, потому произнесла: — В Англию. Родственникам, — ответила я уклончиво. А чтобы звучать еще более убедительно, я добавила: — В моей комнате не оказалось связи, и я подумала, что на улице должно ловить лучше. — Странно. Не припоминаю, чтобы в моем особняке когда-либо возникали проблемы с сигналом. Его тон пробирался под кожу и ледяными иглами оседал на теле. Все указывало на то, что моя версия звучала, мягко говоря, жалко, и вестись на нее Амрит не собирался. Но следующая же его реплика вселила надежду, что все не настолько безнадежно. — Впрочем, все бывает впервые. — Как ни в чем не бывало развернувшись к слугам, он отдал четкую команду: — Свободны. Обступившие нас люди не стали перечить и принялись поспешно расходиться. Только нашедший меня мужчина так и остался на месте, пытаясь сойти за неподвижный камень. Лишь когда несколько мужчин почти насильно оторвали его от земли, к нему вернулась способность говорить, и он вновь принялся бормотать извинения, которые все больше походили на скорбные стенания. Амрит кивнул, и мужчину, повисшего на плечах товарищей, уволокли прочь. Чем дольше я смотрела ему вслед, тем некомфортное мне становилось. Он дрожал, вырывался, обращался с мольбами к товарищам, но те оставались глухи. Я не выдержала: — С ним же все будет хорошо? Амрит ответил с невозмутимым спокойствием: — На этот счет переживать не стоит. Иногда персонал любит устраивать спектакли по поводу и без. Не обращайте внимания. Он не ответил на вопрос. — Но зачем им это? Устраивать спектакли? Я настолько сильно переживала за судьбу человека, чувствуя себя виноватой, что почти не думала о себе и готова была разговорить Амрита любой ценой. — Вызвать жалость, получить премию или прибавку к зарплате, — перечислил он сухо, чуть дернув плечом, будто пытался брезгливо сбросить чью-то руку. — Беднякам не нужно долго искать причину, достаточно лишь повода. Я разнервничалась еще больше. Амрит, будто почувствовав это, проговорил с отчетливо читающимся в голосе удивлением: — Почему вы так переживаете за него? Ритвик, конечно, перешел определенные границы, но это не означает, что я собираюсь каким-либо образом его наказывать. Да он сам себя уже наказал — за эти несколько минут он едва не схлопотал сердечный приступ. Но слова Амрита все же меня успокоили — ему не влетит из-за меня. — Не ожидал, что вы покинете свою комнату в такой час, Амала. Да еще и не уведомив меня. Наступившего спокойствия как не бывало — струна напряжения между нами натянулась, представ тетивой лука, который держал на изготовке Амрит. Одно неверное движение, и он пронзил бы меня насквозь. Собравшись, я попыталась придать себе пристыженный вид и произнесла почти невинно: — Простите. Мне и в голову не пришло, что я обязана уведомлять вас в том случае, если захочу связаться с семьей. Шпильку я пустила намеренно, хоть и признавала, что весьма опрометчиво — Амриту она определенно не понравилась бы. Так оно, вероятно, и было, но он умело это скрыл. — Разумеется, вы не обязаны, — подтвердил он, ничем не выдав своих эмоций. — Но хочу напомнить, что это — охраняемая территория. А моя охрана… как бы это сказать?.. Вышколена. Я понятия не имела, говорил ли он про обычных охранников на посту или же расхаживающего по территории тигра, но интонация, с которой он произнес последнее слово, не оставляла сомнений — мне повезло остаться в живых. Видимо, желая сгладить произведенный эффект, он отметил: — На будущее: не стоит разгуливать здесь в неурочный час. Для меня важна ваша безопасность. Я была в шаге от того, чтобы рассмеяться ему в лицо, бросив емкое: «так же, как Девдасу была важна безопасность Саны?», но сдержалась. Амрит же перевел взгляд куда-то за кровлю особняка. Луна и несколько мерцающих звезд, решив неожиданно покинуть ночной небосвод, переместились на непроницаемую мглу его зрачков. И меня едва не затянуло в открывшуюся в его взоре Галактику. Совершенная, непостижимая красота. — Прислушайтесь к себе, Амала. — Он сделал ко мне шаг, я не шевельнулась. — Постарайтесь открыться самой себе и услышать то, что пытается донести до вас подсознание. Смотрела ли так же Сана на своего Девдаса?.. Я едва понимала, к чему он ведет, но как могла хваталась за предостережения Киллиана и Саны. Казалось, они являлись последним оплотом здравомыслия в моей голове. — Желаю ли я вам зла? — последовал вопрос, прямота которого обезоружила. Я часто заморгала, будто пытаясь сбросить наваждение. Почему, почему он спрашивал об этом? И почему сейчас? Мне чудилось, будто он не стоит передо мной, а вальяжно прохаживается в моей голове и читает каждую пробежавшую там мысль. Но какой ответ он рассчитывал получить? И как я могла ответить «нет», обладая всеми полученными знаниями о нем? Зная почти наверняка, как искусно он умеет лгать и что он только этим и занимался с самого начала нашего знакомства. Но тем не менее… — Хочу ли стать вам врагом или же верным соратником? Становилось трудно дышать. Я очутилась в клетке, прутья которой были выкованы из собственных страхов, опасений и кошмаров. Они сжимались, душили, подавляли волю, вынуждали терять связь с действительностью. Но самое страшное, что боялась я вовсе не угрозы, которая могла притаиться за его фразами. Я боялась того, что мне нашептывало сердце. Я боялась тех самых ответов, которых добивался он. Его голос стал тихим. Пронизывающим. Проникновенным. — И обманываю ли я, говоря, что всецело готов принадлежать вам? Каждое слово попадало точно в цель. Тетиву именно этого лука он на самом деле натягивал все это время. Смертоносные стрелы — это его речи, щита от которых не существовало в природе. — Говоря, что готов стать для вас тем, кем вы только пожелаете. Я так и застыла, словно статуя, а он, не отрывая от меня глаз, решил обойти меня кругом. Подобно коллекционеру, изучающему диковинный экспонат, который планировал приобрести. Или хищнику, который приметил лакомую жертву. — Рабом. Благоговейный шепот слева. — Господином. Властный приказ за спиной. — Любовником. Горячее дыхание справа. — И, наконец, мужем. Сердце на миг перестало биться. Он вернулся ровно на то же место, где и стоял. С той лишь разницей, что теперь чувствовал за собой безоговорочную победу — эти дебаты он выиграл без боя. Все мои убеждения, аргументы, отголоски здравого смысла — все рухнуло, как неумело собранный карточный домик. — Вы знаете ответы на каждый из моих вопросов. Не так ли? Мне хотелось разорвать себе горло в клочья, ногтями разодрать кожу, кричать что есть мочи, броситься в бездну со скалы — словом, что угодно, лишь бы не соглашаться с этим. Лишь бы перестать разрываться между логикой и тем, что ничем нельзя объяснить. Но я знала. Доподлинно знала ответ на каждый озвученным им вопрос. И то, что я не могла объяснить, откуда и каким образом, и почему доверяла не фактам, а самой себе, сводило с ума. — Единственное, что вам нужно, сделать, Амала, это выбор. — В-выбор?.. Едва заметная улыбка приподняла уголки его губ: — Именно. И тогда мы оба обретем то, что ищем. То, что по праву наше. — Он наклонился ко мне. Близко, невыносимо близко. — А может, даже больше. «Такой же выбор, который много лет назад сделала Сана?» — вновь застучало в голове. Это был мой спасительный круг, за который я не должна была хвататься. Я не могла упоминать о Сане. Она пришла ко мне, рискуя всем. Рассказать про нее — значило бы обречь ее на судьбу, которая страшнее самой смерти. Да и такая версия не билась с тем, что пытался донести Амрит. Если, как утверждал между строк, он не желал мне зла, то в какую игру играл? Какие цели преследовал? — Почему я должна вам верить? — Разве я велел верить мне? — парировал он, выпрямляя спину. — Если верно припоминаю, я просил вас прислушаться к себе. Еще одна партия осталась за ним. Но молчать я больше не могла. — Вы ищете храм. — Я не спрашивала и даже не утверждала. Я фактически обвиняла его в этом. Его брови чуть приподнялись, но удивился он не тому, что я догадалась. А тому, что я заявила об этом вот так, открыто. — Поэтому рассказали ту легенду, — принялась перечислять я, пытаясь не только выговориться, но и отвести подозрения от Саны. — Поэтому выведывали у меня, куда я направляюсь. Поэтому предпочитаете держать при себе. Поэтому говорите все это. Чувствуя прилив раздражения, я вновь повторила обвинения: — Вы ищете храм богини Кали. Он выдержал паузу, а затем, намеренно провоцируя, лениво протянул: — И да и нет. На его губах застыла улыбка — ему нравилось играть со мной. Нравилось, что это он может дергать за нужные ниточки, а не я. — Что это должно значить? — Давайте поступим следующим образом. — Можно было подумать, он не услышал моего вопроса. — Завтра я готов посвятить вас если не во все, то, по крайней мере, в некоторые детали тайны, которая не дает вам покоя. Но пока я хочу, чтобы вы проследовали в свою комнату и остались там до самого утра, никуда не выходя. — И что будет утром? — Злость и страх во мне перемешались, так что определить, какая из эмоций брала верх и заставляла перечить, я не могла. — Сами увидите. И, ручаюсь, вам понравится. А пока, как я сказал, отправляйтесь к себе. Он поставил явную точку в нашем разговоре. Понимая по его интонации, что мне уже ничего от него не добиться, я решила послушаться. Убраться от него подальше и закрыться в своей комнате виделось не самой плохой перспективой. Поэтому, намеренно не говоря ни слова, я развернулась, чтобы направиться к себе, как услышала вслед короткое: — Хороших снов, Амала. Произнесенное вычурно-сладким тоном, такое напутствие напугало больше, чем если бы он открыто угрожал.***
Вернуться к себе оказалось не сложно. А вот заснуть — задачей со звездочкой. Я без конца проверяла, завела ли будильник, беспокойно ворочалась, то накрываясь одеялом с головой, то сбрасывая его на пол. Несмотря на работающий на всю мощность кондиционер, меня знобило и одновременно бросало в жар, как при лихорадке. Я была слишком взбудоражена. Я нервничала, переживала буквально из-за каждой мелочи и взрагивала от любого шума за окном. Разговор с Амритом и его загадочное заявление про завтрашний день не добавляли спокойствия. Чего он хотел? Что задумал? Какую роль в его плане играла я, и почему он был так уверен, что эту роль я сыграю? И почему уже и я была почти уверена в этом же… Предстоящий побег и непрекращающиеся мысли о том, удалось ли Киллиану скрыться незамеченным, также не желали отпускать. Мозг с завидным упорством рисовал его стычки с охранниками или даже с тигром, из которых тот никогда не выходил победителем, и даже его серые, как острие кинжала, глаза оказываются бессильны помочь ему. А уж образ Шехара, дожевывающего лайтвудовскую кожаную портупею, окончательно дал понять, что собственное воображение — худший из существующих врагов. Усталость и разыгравшееся воображение наконец взяли свое, и как никогда красочные картины сновидения наводнили сознание. Плавно покачиваясь и переставляя одну массивную ногу за другой, могучий слон ступает по окрестностям моих владений. Я восседаю на нем верхом, в обитой дорогими тканями корзине, и свысока осматриваю своих поданных, которые, завидев нас издалека, низко склоняют головы в немом восхищении. Невысокие здания из красного кирпича, петляя, ведут нас за собой. Инкрустированные рубинами золотые браслеты тихо звенят в такт движению животного, а безупречно гладкий шелк длинного сари развевается на ветру, рисуя дорожку, сотканную из алого тумана. Неожиданно несколько отчаявшихся бедняков, облюбовавших район, пытаются прорваться к нам, но бдительная свита останавливает нарушителей на полпути, не давая даже малейшего шанса приблизиться. Я одобрительно улыбаюсь, хотя внутри меня закипает презрение — они не должны были допустить подобного. Путь продолжается. Спустя время мы оказываемся на территории, где раскинулся сад, усыпанный бутонами редчайших роз. Меж деревьев и кустарников, щебеча и перелетая с ветки на ветку, резвятся прелестные нектарницы. Массивные ворота из белого золота за нами захлопываются, и на секунду до меня доносится шум — крики, хлопки, лязг металла, а я ощущаю запах гари и дыма. Но, обернувшись, за широкими прутьями вижу лишь безмятежную картинку города. Ни посторонних звуков, кроме пения птиц, ни запахов, кроме благоухания роз. Шаги слона постепенно замедляются. Ударом кнута погонщик пытается остановить его, но норовистая тварь противится — пятится, трясет головой, едва не встает на дыбы. Я крепче вцепляюсь в каркас. Следующие несколько ударов также не приносят пользы, и тогда, уже с помощью крюка-анкуса, махауту все же удается усмирить животное, чтобы дать мне возможность спешиться. Сразу несколько слуг спешат ко мне, чтобы помочь выбраться из корзины. Оказавшись на земле, я резким движением поправляю полы сари и поворачиваюсь к мужчине. Лишь одного мимолетного кивка моей головы достаточно, чтобы бездарный работник, называющий себя погонщиком, больше никогда не совершил подобной оплошности. Я забываю про него навсегда и, в сопровождении служанок, направляюсь к своему застывшему во времени дворцу — торжеству великолепия, сотканного из белого мрамора руками лучших архитекторов нового мира. Высокие купольные своды отражаются в неподвижной глади бескрайнего водоема, создавая впечатление, что все это лишь иллюзия, мираж, который вот-вот испарится на глазах утомленных путников. Пройдя по лестнице, я захожу внутрь. Ладонь сама бережно касается одной из родных стен. Бирюза, сердолик, малахиты, сапфиры, хризолиты и, разумеется, алмазы… Не существует камня, которого нельзя найти на ней. Стена утопает в роскоши, а я вместе с ней. Ее одной хватит, чтобы прокормить целую страну третьего мира. А таких здесь сотни. Меня переполняет гордость. Это то, чего я заслуживаю. То, что мое по праву. Ладонь ненадолго задерживается на острых гранях красного алмаза — редчайшем и самом ценном представителе драгоценного камня. С придыханием прохожусь пальцем по каждому изгибу. Идеально гладкий, идеально прочный. Вдруг я ощущаю на подушечках странную липкость. Отнимаю руку, и в нос ударяет характерный запах металла, на белоснежный пол летят несколько капель вязкой темно-алой жижи, а на стене, в том месте, где только что находился алмаз, разрастается бугристое красное пятно. Но стоит лишь моргнуть, как все возвращается на круги своя. Ни запаха, ни следов крови. Я провожу чистой ладонью по уставшему лицу и иду дальше. Добираюсь до нужного мне внутреннего двора. С помощью служанок сбрасываю на мраморные полы тяжелое сари. Нисколько не стесняясь своей наготы, шагаю вперед, а в следующее мгновение мои стопы плавно опускаются в бассейн, наполненный золотистым шампанским. Образовавшаяся пена бусинами жемчуга оседает на разгоряченной от знойного солнца коже. Я располагаюсь у борта, чтобы отдохнуть после выматывающего и такого изнурительного дня. Долгожданная прохлада пьянит не меньше самого шампанского. Рядом со мной слуги ставят золотой поднос с рубиновыми окантовкой, который ломится от всевозможных фруктов — дольки арбуза, гроздья винограда, связка бананов, инжир, манго, ананас… Все, чего мне только захочется. Я беру несколько виноградин и, положив их себе в рот, раскусываю, наслаждаясь растекающейся по гортани сладостью. Я закрываю глаза, запрокидываю голову и громко, нараспев смеюсь. Этот смех дрожащим эхом разносится по бесчисленным комнатам дворца, заглядывая в каждый уголок. Я беру еще несколько виноградин, и еще, затем еще. Съедаю все и смеюсь все громче. В бассейне из шампанского поднимаются беспокойные волны. Я хочу подхватить следующие ягоды, но неожиданно те выскальзывают из пальцев. Отпрыгнув от плитки, они катятся ко мне и падают в бассейн. И когда они всплывают на поверхность, я понимаю, что это был вовсе не виноград. Это не что иное, как человеческие глаза. С лопнувшими капиллярами и безжизненными зрачками. Я вскрикиваю и прекращаю смеяться. Чувствую тошноту. В ужасе перевожу взгляд на поднос и понимаю, что на нем больше нет — и никогда не было — фруктов. Есть только части человеческих тел. Пальцы. Уши. Переплетенные в узел внутренности. Кости. Волны бьют в лицо. Мир вздрагивает, и на секунду утопия возвращается, но я уже ей не верю. И ничему не верю. Плитка трескается. Бродивший по дворцу смех, мой и не мой одновременно, возвращается, и, отражаясь в сводах, обрушивается на меня. Он звучит отовсюду и не желает уходить. Золотое шампанское превращается в красное вино. Или в кровь. Волна накрывает с головой. Но прежде, чем я захлебываюсь в ней, меня спасает… Звонок будильника. Телефон, запрятанный под подушку, беззвучно, но настойчиво завибрировал. Я не сразу смогла извлечь его и отключить вибрацию — руки не слушались, а во рту поселился вкус гнили. Я вновь почувствовала тошноту. Желая избавиться от мерзкого привкуса, я схватила с тумбочки стоящую там бутылку с водой и, тщательно прополоскав горло, сделала глоток. Вода была теплой, почти горячей, но этого оказалось достаточно. Чертовы сны. Один хуже другого. Я вскочила с постели и подбежала к двери. Настолько медленно и тихо, насколько это возможно, я опустила ручку, приоткрыла щелку и выглянула в коридор. Никого? Признаться, у меня закрадывалась мысль, что после вчерашнего Амрит поставит прислугу следить за мной. Я еще больше приоткрыла дверь, увеличив обзор. Тоже все чисто. Неужели решил, что я никуда не денусь? Слишком самонадеянно для него. Или для меня — полагать, что все окажется настолько просто. Рискнув всем, я достала чемодан и на цыпочках прокралась в коридор. Все еще было пусто — особняк спал вместе со своими обитателями. Я спустилась по лестнице, помня о каждой особенно скрипучей ступеньке. Может, закрытой окажется входная дверь? Затаив дыхание, я провернула замок, и вновь удача. Не встретив никаких препятствий, я выскользнула на улицу. Выкатив тяжеленный чемодан на газон, легкими перебежками я направилась к назначенному месту встречи с Киллианом. Каждые несколько секунд я оглядывалась, высматривая охрану и тигра. Особенно тигра. Но мне продолжало везти — никого из них я так и не встретила. Я опаздывала на добрых пятнадцать минут, что давало надежду, что Киллиан уже на месте, но в то же время вселяло опасения, что он, во главе с Интерполом (или где у него есть связи) штурмует территорию. Но, издалека заметив клумбу с орхидеями, я поняла, что пока что в особняк он не прорывался. Но только когда я подошла ближе, обнаружилось страшное. Киллиана там не было. Я подошла к прутьям и вгляделась в темноту. Ни-че-го. Не может быть. Не может. — Киллиан, где же ты, — вырвалось отчаянное у меня. Его не было. Нигде. Не было. В конце концов, меня осенило — вдруг на территории есть другие клумбы с орхидеями? Я бросила чемодан и готова была ринуться на поиски, но пришлось быстро себя одернуть. Мы условились встретиться у этой ограды. Киллиан уж точно не мог ничего перепутать. Не мог же? Возможно, его нет, потому что он проспал. Или потому что с ним что-то стряслось. — Киллиан, пожалуйста. Ты мне нужен. Я через силу успокоила себя. Надо лишь подождать. Всего лишь подождать. И он придет, как приходил всегда. Время тянулось неимоверно долго. Минуты вытянулись в часы. Я прождала у ограды не меньше получаса, но все было бесполезно. Настала пора признать — его не было. Киллиан не пришел, а я даже не знала причины. Что с ним? Как он? И что теперь делать? В отчаянье я бросилась к прутьям, будто с помощью внезапно появившейся суперсилы я могла выломать их и выбраться на улицу. Как и следовало ожидать, ничего не вышло. Тогда я приняла еще одно решение — заглянуть в потайную комнату, где мы с ним виделись в последний раз. Конечно. Он мог переждать там. Я обернулась вокруг своей оси и… — А вы любите нарушать правила. Не знаю, как долго Амрит имел удовольствие наслаждаться моей паникой, но в тот миг он выглядел излишне довольным собой. Будто часы не показывали пять утра, а я, будучи его гостьей, наплевав на все запреты, не пыталась улизнуть из его дома. И по его виду я знала наверняка — с самого начала он был в курсе каждого моего шага. Он знал, что я попытаюсь сбежать, но даже не пытался препятствовать этому. Потому что понимал, что мой план изначально был обречен на провал. И он хотел, чтобы я усвоила урок. Отказавшись от дальнейших нотаций, в приглашающем жесте он протянул мне ладонь и, смакуя каждую букву, задал единственный вопрос: — Надеюсь, вы готовы узреть то, ради чего приехали в Индию, Амала?