***
Я ничего не ответила — оказалась слишком поражена и напугана предложением Амрита. Храм. Он говорил о храме. Протянутую им руку я тоже не приняла, но он предпочел сделать вид, что не заметил ни этого жеста, ни моей попытки побега. Как ни в чем не бывало он подозвал уже ютившихся поблизости слуг и отдал им приказ вернуть чемодан наверх, а затем распорядился: — Следуйте за мной. Пойманная с поличным, я не перечила, не сопротивлялась, лишь скрывая охватывающую дрожь, проследовала за ним. Возвращались мы, не говоря ни слова. Я — как обреченный на эшафот мятежник, он — как готовящийся к изощренной казни палач. Ко всему прочему меня по-прежнему одолевали мысли о Киллиане — я все еще не имела понятия, что именно с ним случилось и в порядке ли он. Вдруг он остался замурован в секретном кабинете? Вдруг его схватила расхваленная Амритом охрана и теперь пытала в каком-нибудь подвале? Чем больше я об этом думала, тем большее беспокойство меня охватывало. Оставив чемодан у двери, слуги послушно испарились, но Амрит их примеру не последовал и вошел в комнату вместе со мной. Я понятия не имела, чего можно было от него ожидать — любой из вариантов развития событий виделся удручающим, и мне оставалось лишь ждать и делать вид, что ни капли не боюсь. Словно не замечая моего присутствия, Амрит подошел к оставленному ранее алому сари и, бережно подняв, протянул мне. — Прошу, Амала, одевайтесь. — Я не шевельнулась, и он, понизив голос, проговорил: — В том виде, в котором вы сейчас, вы не можете покинуть даже этот дом. Если, конечно, не хотите оскорбить меня и нашу с вами культуру. Если еще совсем недавно я буквально мечтала о сари, то теперь отдала бы все, чтобы только навсегда остаться в брюках. Стиснув зубы, я приняла проклятущую ткань. Амрит продолжал молча стоять рядом. Настолько твердо, насколько позволяла скребущая сухость в горле, я сказала: — Как вам будет угодно, только сперва выйдите из комнаты. Он ухмыльнулся, будто нашел мое условие забавным. — Отсюда я теперь выйду только вместе с вами. Я не могла предположить, что служило причиной такого ответа. То ли он перестал играть роль обходительного хозяина с безупречными манерами, то ли нарочно глумился, наслаждаясь льющейся через край вседозволенностью. Так он показывал, что только он вправе принимать решения. Качество, которое, к сожалению, по сей день присуще слишком многим индийским мужчинам. — Тогда отвернитесь. — Я распрямила плечи, стараясь выглядеть уверенней. Он пренебрежительно усмехнулся. — Я дал вам возможность побыть наедине с собой накануне, и чем вы мне отплатили? Боюсь, я больше не могу предоставить вам подобной роскоши. Меня раздирало от возмущения и все того же бесконтрольного страха. Он же счел нужным добавить: — К тому же, если на свете и есть человек, достойный лицезреть ваше тело, то это я. — Да кто вам… — Переодевайтесь, Амала. — Его голос угрожающе зазвенел. — Не тратьте мое и свое время. — Вы не слишком много себе позволяете? — Ровно столько, сколько имею на это права. — С какой стати я должна вас слушаться? — А какой у вас выбор? Я сжала кулаки. В этом доме действовали лишь его правила, а я уже выяснила — просто так мне отсюда не сбежать. Но если я окажусь на улице… Может быть, у меня появится шанс. Проглотив провокацию, я решила скрыться за балдахином кровати, но Амрит пресек и эту попытку: — Не стоит. Я вздрогнула. Амрит шагнул ближе. Его глаза в силки поймали мои. — Доставьте мне удовольствие. — Мольба, почти просьба. — Я в самом деле хочу посмотреть на вас. Скользкая лесть, вплетенная в прочный узел с подлинным плотским желанием, сотворили гремучую смесь. Что-то постороннее внутри меня, что-то сугубо женское или даже низменное, чему невозможно было противостоять, откликнулось. К щекам прилила кровь, низ живота против воли заныл. Я не должна так реагировать. Не должна. Но… Я зажмурилась, попытавшись развеять пелену порочного морока. Собрав в себе остатки гордости, я заставила себя отвернуться, чтобы оборвать зрительный контакт и оказаться к Амриту спиной. Вопреки опасениям, этому он уже не препятствовал. Сперва это принесло покой, но затем я поняла причину. Зеркало. Чертово зеркало, которое не скроет ничего. Все еще стараясь совладать с собой, я решила как можно быстрее покончить с предстоящей пыткой, но, как назло, тело онемело, почти перестав меня слушаться. Был ли тому виной стресс или нечто иное, наверняка я сказать не могла. Сперва пальцы неуверенно легли на низ майки. Медленно, раздражающе медленно, будто нарочно стремились растянуть неловкий процесс, потянули ее наверх. В собственной одежде стало тесно, словно она стала мала на размер или даже два. Ткань поднималась выше, щекоча кожу и распаляя сознание человека, который внимательно следил за каждым моим движением. Я почти видела, чувствовала взгляд Амрита на себе. Алчный, собственнический, он неотрывно скользил по мне, жадно касался каждого открытого участка кожи. Гладил и осквернял, причинял боль и ласкал. От него становилось жарко и холодно одновременно. Хотелось избавиться от него и тотчас навсегда запечатлеть на себе. Неизменным оставалось одно — мне нравилось, что я так воздействую на него. Наконец мне все же удалось избавиться от майки. Наивно уповая на то, что волосы прикрывают излишнюю наготу, я почти на ощупь взяла красно-золотое совсем короткое чоли, которое, немного повозившись, надела. Затем, набросив на плечи длинное полотно сари, я кое-как расстегнула брюки и, пока не снимая их, принялась натягивать поверх юбку. Она, как ей и подобает, была невыносимо узкой, что, в связке со все еще надетыми брюками, осложняло задачу, но мне все же удалось справиться и с ней. Моя маленькая, но победа — лишить Амрита частицы извращенного удовольствия. Самое сложное осталось позади. Дальше — только драпировка самого сари. — А эту часть предоставьте мне. — Не предложение помочь, а предупреждение о том, что он намеревался сделать. — Вы знаете, что я в состоянии закончить сама, — напомнила я твердо. Амрит шагнул ко мне. Наклонившись к самому уху, словно намеренно воспроизводил эпизод из неслучившегося прошлого, он тягуче произнес: — Но хотите ли вы этого? Я оцепенела, а сердце сбилось с намеченного ритма. Я совершенно перестала понимать, читал ли он мысли, которые даже для меня оставались скрыты, или же внушал мне свои. Мрачные. Бесстыдные, наполненные дурманом греха. Воспользовавшись моим замешательством, Амрит взял с моих плеч сари и отточенным движением обернул вокруг моих бедер. Завязав узел, он вдруг резко дернул ткань на себя. От неожиданности я столь же резко подалась назад и оказалась вплотную прижатой к нему. Невыносимый жар его тела окутал льдом позвоночник. — Так гораздо лучше, — похвалил он, опалив дыханием шею. Игнорируя поднимающийся по венам сладкий яд, я упрямо попыталась высвободиться, но он без труда удержал. В мгновение ока сари обратилось в его импровизированную веревку, которой он связывал меня, а я ничего не могла с этим поделать — замерла, предоставляя ему себя на обозрение. И он не отказывал себе ни в чем. Его ладони, его пальцы изучали изгибы талии, очертания живота. Они вынуждали меня выгибаться им навстречу и с опьяняющим упоением ожидать новых касаний, а затем вновь и вновь корить себя за проявление слабости. — Запомните это ощущение, — внушал он, перекидывая паллу через плечо. — Отдайтесь ему. Покоритесь. Игнорируя зов собственного тела, вы игнорируете суть себя самой. Это не я. Та часть, что реагирует на него, не может иметь со мной ничего общего. Та сущность, что добровольно идет в пасть к монстру, не должна существовать. Но она существовала. И заставляла ненавидеть себя саму. Финальным штрихом Амрит закрепил длинный конец булавкой. Я вздрогнула, словно ее острый кончик был отравлен, и на долю секунды представила себя пластиковым манекеном, которого наряжали в красивые тряпки, чтобы выставить на главной витрине магазина. Но в зеркале отражался не манекен, а образцовая индийская невеста, для полноты образа которой не хватало лишь коллекции самых дорогих и изысканных украшений. Зато во взгляде столь знакомо плескались обреченность и испуг, вызванные предстоящей неизвестностью. — Я ничего не игнорирую, — выдавила я наконец. — И ничего не чувствую. Я врала, нагло и открыто, лишь бы не признавать истины за его словами. Амрит отреагировал незамедлительно — с силой натянул ткань. Так, как наездник натянул бы поводья норовистой лошади, показывая, кто на самом деле находится в седле. — Ведете себя так, будто вчера в порыве страсти не стонали мое имя. Я вмиг лишилась воздуха в легких. Нет. Этого не было. Не было. Не могло быть… Амрит неожиданно отпустил меня, из-за чего я едва не потеряла равновесие, но все же смогла удержаться на ногах. Все еще не желая верить сказанному, я развернулась к нему. — Чт… Прервав вопрос, он указал на дверь: — Достаточно, Амала. Нам пора. Вовремя вспомнив, что только за пределами особняка у меня был шанс на спасение, я все-таки промолчала и, изобразив столь нужную ему покорность, последовала за ним.***
Пальцы нервно теребили подол. У главных ворот остановилась уже знакомая тонированная машина. За моей спиной заняли позицию двое рослых охранников, отрезая любые пути к отступлению (можно подумать, они у меня имелись). Амрит приблизился к машине и открыл для меня дверь, приглашая сесть внутрь. Как могла я оттягивала неизбежное, наивно надеясь, что Киллиан вот-вот появится. Из принципа, граничащего с безумием, я не сделала и шага. Охранники подошли ко мне вплотную, недвусмысленно намекая последовать за ним, но и это не дало результата. А когда один из здоровяков попытался грубо ухватить меня за локоть, я впилась ногтями в его предплечье и осталась весьма горда собой, когда его кожу украсило сразу несколько глубоких царапин. Тот взвыл хуже испорченной сирены и попытался повторить трюк, но вмешался Амрит: — Англия оставила весьма тлетворный отпечаток на вашем воспитании, — не смог не отметить он с толикой пренебрежения. Относящееся ко мне, к ситуации или к стране, которая приютила мою семью на долгие годы, — неизвестно. — Или это влияние вашего неотесанного британского друга, который так никуда и не уехал, когда ему подвернулась возможность? Я, уже заготовившая тираду о пользе образования в Англии, замерла. Амрит, заметив это, ухмыльнулся и с наигранным интересом осведомился: — Вас что-то удивило? — Что вы с ним сделали? Вопрос сорвался сам, без моего ведома. Эта дерзкая улыбка Амрита вкупе с заявлением лишили меня даже намека на осторожность. После небольшой паузы — Амриту явно нравилось растягивать интригу — он произнес: — Смею заверить: ни я, ни один из моих людей даже пальцем его не тронули. Чем больше он убеждал меня в своей невиновности, тем меньше я ему верила. — А Шехар? — подловила я, но тут же осеклась, вспомнив нашу с ним встречу. А был ли вообще тигр или он мне тоже привиделся? Ведь Киллиан каким-то образом его пропустил. Что если… Амрит улыбнулся еще шире, почти одобряюще. — Что с Киллианом? — не сдавалась я. — Раз вы так хотите знать, можете удостовериться в его состоянии лично, — предложил он почти любезно, и сердце подпрыгнуло, обретя надежду. — Возможно, после этого вы станете сговорчивей. Амрит подал знак еще кому-то из охраны, и уже через минуту появились двое. Первым из-за угла, медленно переставляя ноги, показался Киллиан. Вне себя от радости я была готова броситься к нему, чтобы убедиться, что с ним точно все хорошо, но меня остановил его появившийся следом сопровождающий. Точнее, остановили меня его четыре лапы и недовольно взмахивающий полосатый хвост. Киллиан тоже едва покачал головой, призывая не делать резких движений. — Видите ли, произошла чудовищная ошибка, — заговорил Амрит, наблюдая, как тигр наворачивает круги вокруг Киллиана. — Махавир по нелепой случайности оставил кроссовки господина Лайтвуда поблизости с Шехаром. А у бенгальских тигров имеется одно весьма занятное свойство. Уловив интересный им запах, даже спустя время они почувствуют его хоть за мили. Вот черт. Вот зачем ему требовались кроссовки. Чтобы, при необходимости, натравить на Киллиана Шехара. И этот план сработал безукоризненно. У Киллиана не было шансов скрыться из особняка незамеченным. — Но как оказалось, это было к лучшему. Шехар в очередной раз сослужил мне хорошую службу, — поделился Амрит. — Обнаружив того, кто вновь гуляет там, где гулять не следует. — Я бы с удовольствием прогулялся по твоей могиле. Кажется, какая-то часть меня скучала по подобному. — Даже в такой момент демонстрируете невежество. Как бы я ни поддерживала позицию Киллиана, я вынуждена была вновь признать правоту за Амритом. Впрочем, угрожая в своей излюбленной манере, Киллиан вряд ли держал в голове, что в Индии прах умершего предпочитают развеивать над рекой в Варанаси, а тела брахманов и вовсе предают Гангу без сжигания. — Я тебе много чего могу показать, — отозвался Киллиан враждебно. — Запомнишь на всю оставшуюся недолгую жизнь. — Непременно взгляну, но в другой раз, мистер Лайтвуд. Сейчас мы с мисс Кхан спешим. Услышав это, Киллиан резко подался вперед, но не потерявший бдительности Шехар, как и держащие наготове оружие охранники, вынудили его застыть на месте. Серые, как аспидный камень, глаза блеснули яростью, а на скулах заиграли желваки. — Что-то не устраивает, мистер Лайтвуд? — Если ты, тварь, хоть что-то… Послышался сухой щелчок взведенного курка, и я едва не лишилась дыхания. Только не это. — Вы не в том положении, чтобы указывать мне, — насмешливо напомнил Амрит, даже не подумав воспринять предостережение всерьез. — Это вы вторглись на мою территорию без разрешения и еще пытаетесь устанавливать свои порядки. Хотя, чему удивляться. У вас, англичан, это в крови. По всей видимости, британцам никогда не замолить грехи предков перед Индией. — А Амале, если вы еще не поняли, мистер Лайтвуд, со мной совершенно ничего не грозит. Я бы даже сказал, только со мной. Киллиан вновь оскалился, а Амрит, довольный воспроизведенным эффектом, озвучил: — И что же мне с вами сделать? Амала, может, вы поможете определить судьбу вашего спутника? Такого предложения я не ожидала. — Судьбу? — вернулся ко мне голос. — Отпустите его на свободу, если я попрошу? — Было бы забавно, но это вряд ли. — Он усмехнулся. — Предлагаю вам более интересную сделку. — Амала, даже не слушай этого ублюдка! — приказал Киллиан. Шехару тон явно не понравился. Он издал звук, больше всего напомнивший шипепие, или даже плевок кошки, чем вынудил Киллиана прикрыть рот. — Вы, не упираясь, едете со мной, — произнес Амрит так, будто всей этой сцены в паре шагов от нас не случилось. — И тогда мои люди проявят чудеса гостеприимства по отношению к мистеру Лайтвуду. Я сглотнула, понимая, что о настоящем гостеприимстве речи не велось. — А если нет? — А если нет… — Он сделал вид, что размышляет вслух, хотя я чувствовала, что все это он спланировал заранее. — То, поверьте, этого вам лучше не знать. Я еще раз взглянула на Киллиана. Собственная беспомощность выводила его из себя. Связанный по рукам и ногам несуществующими нитями, он буквально проходил через ад на земле. Но мы оба понимали, что мало что могли поделать в этой ситуации. А если для меня и существовал способ ему помочь, то это было согласие на условия Амрита. — Хорошо, — с усилием произнесла я. — Если с Киллианом действительно ничего не случится. — Я знал, что мы договоримся. Охрана, вы в курсе, что делать. Стало не по себе. Но что мне оставалось? — Настала пора прощаться. Мы и так потеряли непозволительно много времени. Амрит потянул меня на себя, и я, как и обещала, не сопротивлялась. Понимая, что выбора у меня не было, а это моя последняя возможность оставить Киллиану единственную имеющуюся зацепку, я одними губами прошептала: «Водопад». У меня не было никаких гарантий, что он сможет самостоятельно выбраться из особняка, как не было подтверждения, что мы с ним верно расшифровали карту. Но это была моя последняя надежда. Мне хотелось верить, что он не только сможет разобрать то, что я говорю, но и вспомнит наше вчерашнее открытие. И по едва заметным поднявшимся бровям я поняла — получилось. Амрит довел меня до автомобиля. Я выдохнула и, почувствовав давящее бессилие, заняла пустующее место на заднем сидении. Амрит сел рядом, захлопнул дверь, отрезав нас от мира, и велел водителю трогаться. Я бросила последний взгляд на спину Киллиана, которого уводили прочь охранники. Тот тоже обернулся ко мне за секунду до того, как ворота скрыли его от меня. Но на его лице я успела прочитать так нужное мне обещание — он меня найдет. За окном завертелись смазанные пейзажи. Поначалу я еще пыталась определить, куда именно мы направлялись, но следопыт из меня оказался никудышным — всего через несколько поворотов я перестала понимать, где мы. Хайдарабад был мне знаком лишь на бумаге, а петляющие дороги и подскочивший от нервов пульс никак не помогали ориентироваться на местности. Шансы на то, что Киллиану удастся не только сбежать, но и каким-то немыслимым образом нас догнать, таяли на глазах. Амрит явно все подстроил. Он знал значительно больше нашего, на этот счет у меня не имелось никаких сомнений. И он просчитал все ходы наперед. И меня это злило даже больше, чем пугало. Сколько еще козырей он прятал в широких рукавах своего темно-бордового шервани? Словно почувствовав, что мои тягостные мысли вновь витают вокруг него, он решил первым нарушить вакуум тишины: — Знаете ли вы, чем сильные люди отличаются от слабых? Серьезно? Он задал вопрос столь буднично, как если бы рассуждал об игре в крикет на светском ужине. — Они предпочитают держать других на привязи? — Сарказм сочился в каждом слове, а я даже не потрудилась его скрыть. — Сильные люди, — заговорил он тоном уставшего от бесконечных выходок учеников учителя, — умеют принимать сложные, волевые решения. Его решение, видимо, заключалось в том, чтобы шантажировать меня, но вслух эту версию я благоразумно не озвучила. Его речь тем временем продолжилась: — А вот заурядным обывателям этого не дано. Власть как пыль рассыпается в их руках. Решения, которые они принимают, неизменно приводят к краху. Спасая пешку, они незамедлительно теряют короля. — И какое это имеет отношение к нам? — Самое прямое. И я, и вы, Амала, — личности сильные. — Откуда такие выводы? — Вы же приехали в Индию, не так ли? Даже несмотря на то, что буквально все было против вас. Виски сдавило. Неужели я говорила ему об этом? Все перепуталось. — При чем тут это? — Умение избрать правильный путь определяет лидеров. А лидеры, в свою очередь, определяют судьбу мира. Вы как раз доказали, что способны перешагнуть через устаревшие устои и все изменить. Быть сильной — у вас в крови. И ничто не способно этого изменить. — Вы ничего не знаете о моей крови. — Ошибаетесь. Вашу кровь я знаю намного лучше вас самой. Смешно. — Как доподлинно знаю и то, что, чтобы достичь наивысшего блага, мы оба готовы пойти на жертвы. От последнего слова едва не стало дурно. Автомобиль притормозил на одном из пригородных, забитых людьми перекрестков, и его сразу же облепила местная ребятня и бедняки, желающие выпросить подаяние у обеспеченного владельца. Но что Амрит, что водитель, предпочли сделать вид, что их не существует. — И что же подразумевается под «наивысшим благом»? — Вложив в следующее предложение как можно больше иронии, я произнесла: — Всеобщее счастье и богатство? Амрит скривился, как если бы я предложила ему попробовать глину из-под колес. — Счастье — понятие относительное. А вот богатство, Амала, так же благоволит лишь сильным. Ведь стоит беднякам дорваться до него, как их истинная, слабая натура дает о себе знать. Выросшие вдали от роскоши, они сходят с ума при виде драгоценностей или крупных сумм, отчего в одночасье остаются ни с чем. — Вы недооцениваете людей. — Разве? Он достал что-то из внутреннего кармана, приоткрыл окно и выбросил через щель несколько банкнот рупий. Беснующаяся толпа, толкаясь и крича, как обезумевшая кинулась за ними. Дорога сразу же расчистилась, дав водителю возможность проехать, но только позади теперь осталась страшная неразбериха. Люди были готовы на все, только чтобы урвать лакомый кусок добычи, цена которым — пара фунтов. Я разозлилась. Да кто он такой, чтобы мешать всех с грязью. — Моя семья, к вашему сведению, не жила в особом достатке. Переезд в Лондон с двумя детьми и бабушкой на шее дался родителям нелегко. Им приходилось постоянно экономить на себе, чтобы обеспечить нам с Кираном хоть какое-то достойное детство. Но человеку, который с рождения не знал нужды, подобного было не понять. — Хотите сказать, что и меня ждет такая же участь? — с вызовом спросила я следом. — У вас удивительная способность извращать то, что вам говорят. Хм. Видимо, в этом мы с Киллианом похожи. — Хотя, возможно, это качество досталось вам от родителей. Они сделали сомнительный выбор, забрав вас отсюда. Он хотел задеть меня, ударить в слабое место, но ему этого не удалось. Если они увозили меня подальше от таких, как он и его отец, то я им только благодарна. Хоть и жаль, что все их старания я собственноручно свела на нет. — А отвечая на ваш вопрос… Нет, Амала, я уверен, что подобная участь вас не ждет. — С чего вы это взяли? Он покачал головой. — Позвольте, я кое-что продемонстрирую. Он неожиданно предложил мне свою руку. Я смотрела на нее в нерешительности, в очередной раз гадая, какие мотивы он преследовал. Я уже уяснила, что касаться его — плохая затея. — Вновь пытаетесь приписать мне злодеяния, которых я не совершал? Его тон можно было бы принять за шуточный, вот только шутки за его словами не водилось. Мне понадобилось еще недолго поторговаться с собой — я находилась не в том положении, чтобы позволять себе слишком многого. Но что я могла, так это хотя бы попытаться усыпить его бдительность. Выдохнув, я все-таки вложила свою ладонь в его и тут же об этом пожалела. Его большой палец аккуратно, почти с почтением огладил кисть. По телу пробежали приятные импульсы. Он сжал ладонь крепче, и сердце пустило по артериям искры. — У меня есть для вас кое-что особенное. Вторая ладонь, как крышка от шкатулки, накрыла мою сверху, и я почувствовала исходящее от них тепло, а в следующую секунду ощутила колкую прохладу — незнакомый металл обнял запястье. — Ваши прелестные руки созданы для индийского золота. От отнял ладонь, но оставил на мне то самое тепло, а вместе с ним и широкий браслет с выгравированным на нем цветочным узором. Первым моим желанием стало снять его и выбросить в окно, но я, помедлив, невольно залюбовалась украшением. Кажется, такие пользовались особенной популярностью в позапрошлом веке среди невест махараджей. Невероятный экземпляр. И как он переливался на солнце… Будто сам становился солнцем. — Убедились? — услышала я его безмятежный голос. — Вам все равно на стоимость, вы думаете лишь о ценности. Либо Амрит превосходно читал лица, либо опять беззастенчиво копался в моей голове. — Оно, действительно, невероятно ценно, но мне оно не нужно. — Я предприняла неуверенную попытку стянуть аксессуар, но у меня ничего не вышло — слишком плотно облегал запястье. Будто приклеился намертво. — Не трудитесь, — остановил он. — Вы сможете его снять, только если я этого захочу. А я, поверьте, пока совсем этого не желаю. Вы — одна из немногих, кто достойна носить такого рода украшения. Лишать себя этого — сродни преступлению. Сомнения волнами поднимались в груди, но затем рассеивались, превращаясь в штиль. — Но… — Доверьтесь мне. Довериться… — Есть еще множество вещей, в которых я готов вам помочь. — Помочь? — растерянно переспросила я. — Отыскать то, что вы ищете, — с готовностью разъяснил он, наклонившись ко мне. Я растаяла в запахе вишни и шоколада. — Раскрыть то, что от вас скрыто. Показать, на что вы на самом деле способны и чего вас лишили, вырвав, подобно редчайшему цветку, из родной земли. — Правда? — Слова все более неуверенно слетали с языка. — Разумеется. Запомните, Амала. Я — единственный мужчина в мире, который способен на это. Машина остановилась на обочине. — Выходите, Амала, — распорядился он. — Мы прибыли.