Словно радуга во тьме

— Мыслями не поделишься? — голос Эхо заставил Эфира вынырнуть из раздумий. От неожиданности Эфир едва не выронил мраморный пестик, которым перетирал в ступке сухой шалфей. Эхо заглянул внутрь и цокнул языком: Эфир настолько погрузился в свои мысли, что хрупкие листья превратились в тончайшую пыль. — Извини, я просто отвлекся, — Эфир смущенно поджал хвост. Эхо склонил голову набок: во всей его фигуре читалось вежливое любопытство. После происшествия в восточной галерее прошла неделя, но упырь-настройщик так и не появился в лазарете. Скорее всего, он был занят подготовкой группы к отъезду, или его травмы благополучно зажили, и он просто забыл о повторном осмотре. Этот вариант казался Эфиру более правдоподобным. И все же Эфир испытывал некоторое беспокойство. Он не был уверен, что именно заставляло его волноваться: то ли профессиональная гордость, то ли искреннее сочувствие сородичу. Тогда он постарался сделать все от него зависящее, чтобы срастить сломанные ребра и вылечить ушибы. Упыри — крепкое племя, любые их травмы заживают быстро. Но, к несчастью, они еще и упрямое племя, с которым никогда нельзя сказать наверняка, здоровы они или просто проявляют стоицизм. Эфир подозревал, что для настройщика привычнее было второе. Эхо все еще смотрел на него, выжидающе склонив голову набок. Эфир смущенно прочистил горло. — Просто вспомнил того парня, настройщика, — проговорил он. — Он так и не пришел на повторный осмотр, и я немного волнуюсь. Скорее всего, с ним все в порядке, но я… — Просто хочешь удостовериться, — у Эхо была привычка заканчивать фразы за собеседниками. Многие считали такое поведение грубым. Эфир находил его скорее обескураживающим. С другой стороны, думал он, не зря же Эхо дали такое имя. — Он все-таки мой пациент, — Эфир пожал плечами. — Ну… как бы. — Я понимаю, — Эхо кивнул в ответ. Точнее, Эфиру показалось, что кивнул — в отличие от большинства упырей в аббатстве Эхо носил не сутану и маску, а черный хабит* с глубоким капюшоном, скрывающим лицо. Такое одеяние скрадывало любые движения, из-за чего общение с Эхо иногда напоминало разговор со стеной: трудно было понять, как собеседник отреагировал на твои слова. Эфир пересыпал порошок из ступки в стеклянную банку. Приближался октябрь, а вместе с ним — сезон простуды, поэтому Эхо решил пополнить запасы согревающих мазей и лечебных зелий. Такие достижения человеческой медицины, как противовирусные средства, он демонстративно игнорировал; остальные целители старались относиться к этой причуде с пониманием. Тем не менее, некоторые из них тайком заказывали для лазарета человеческие лекарства. — Я ведь его помню, этого настройщика, — неожиданно заговорил Эхо. Эфир как раз бросил в ступку новую порцию шалфея и принялся толочь его. — Правда? — он вопросительно изогнул хвост. — Он был здесь в июне. Пролежал два дня, а на третий попытался сбежать, — по голосу Эхо трудно было сказать, осуждает он такой поступок или находит забавным. Эфир тихо присвистнул. — Я, наверное, это пропустил. — Ты тогда сопровождал кардинала Верне, — кивнул Эхо. Эфир вспомнил короткую поездку в Свеаланд; то путешествие выдалось довольно скучным. — И что, он сбежал? — Омега его поймал, было шумно, — усмехнулся Эхо. — Но пришлось признать его здоровым и выпустить. — А что вообще случилось? Из-за чего он попал в лазарет? — Эфир отставил в сторону ступку с пестиком и наклонился вперед, опираясь локтями на колени. Вряд ли произошло что-то серьезное, если упырь был в состоянии сбежать уже через два дня. С другой стороны, заживало на них все действительно очень быстро. — Он подрался с Особенным, — ответил Эхо. — Укусил его за хвост. Эфир помолчал немного, пытаясь переварить эту информацию. Особенный был пресс-секретарем группы. Ему дозволялось говорить с людьми от имени Церкви, и по мнению большинства упырей, обитавших в аббатстве, он и сам обликом и повадками больше напоминал человека. Эфир честно попытался представить, как Особенный в этой его неизменно отглаженной сутане и отполированной маске дерется с другим упырем. Картина, представшая перед его мысленным взором, оказалась настолько смешной, что Эфир не выдержал и расхохотался. Эхо весело фыркнул под капюшоном: — При всем уважении Особенному это пошло только на пользу. — Если ты так говоришь, — улыбнулся Эфир. — А он тоже потом лежал в лазарете? — Да, но выписался уже на следующий день. Наверное, опасался, что… как же его зовут? — Эхо пощелкал пальцами. — Какое-то водное имя… В общем, что настройщик попытается взять реванш. Эфир пожал плечами и, выпрямившись, снова потянулся за ступкой с травами. — Особенного можно понять, он же все-таки лицо Церкви, — заметил он. — Ему не пристало ввязываться в драки. — Мне хочется пошутить про испорченный фасад, но кто бы его разглядел под маской?

***

К тому времени, когда колокола в соборе начали звонить к повечерию, стеклянная банка, в которую Эфир высыпал порошок шалфея, наполнилась на три четверти. Эхо одобрительно кивнул и закрыл ее крышкой. — Этого пока хватит, — решил он. Эфир поставил ступку и пестик на стол и, откинувшись на спинку стула, с удовольствием потянулся, хрустнув плечами. Помотал головой из стороны в сторону, разминая шею, пошевелил пальцами. — Дай мне минуту, и я тут приберусь, — сказал он. Эхо отмахнулся: — Я справлюсь, не волнуйся. Увидимся завтра. Эфир попытался было возразить, но Эхо в весьма недвусмысленных выражениях велел ему убираться. Впрочем, по его голосу было ясно, что он не сердится. Просто еще одна причуда: Эхо предпочитал наводить порядок в лаборатории в одиночестве. Эфир был рад подчиниться. После целого дня в четырех стенах ему не терпелось выйти на свежий воздух. К тому же, от запаха растолченных в пыль лекарственных трав у него чесалось в носу. В сумерках аббатство казалось пустынным. Эфир заметил группку монахинь, шедших от собора к своей дормитории, но, кроме них, в клуатре не было ни единой живой души. Он постоял немного на крыльце лазарета. Час был уже поздний, но возвращаться в свою келью Эфиру пока что не хотелось. Он, конечно, устал за день, но не настолько, чтобы валиться с ног. Эфир задумчиво осмотрелся по сторонам, взглянул на затянутое свинцово-серыми облаками небо. Погода определенно не располагала к прогулкам, но ему все же хотелось немного развеяться. Он подумал, не навестить ли Хильду. Она точно обрадуется его появлению, но Эфиру не хотелось идти к ней с пустыми руками. Можно будет зайти к ней завтра после дневной трапезы, у него как раз будет свободное время. Размышляя так, он спустился по каменным ступенькам и зашагал прочь от лазарета. Когда небо из свинцово-серого стало чернильно-синим, Эфир обнаружил, что забрел к старой восточной часовне. После возрождения проекта Ghost её по распоряжению Папы Эмеритуса I переоборудовали в репетиционную базу для группы. Она находилась на отшибе от остальных построек аббатства, так что сюда не долетал посторонний шум. Такое расположение было идеальным — никто не беспокоил музыкантов во время репетиций. Звукоизоляционные панели, усиленные чарами воздушных упырей, довершили дело. Впрочем, любопытные послушники или упыри все равно тайком пробирались к часовне, надеясь послушать группу во время репетиций. Эфир и сам иногда приходил сюда в свободные часы. Не из-за группы — ему нравилась уединенная атмосфера вокруг базы. Хотя и музыка ему тоже нравилась. Сейчас в окнах восточной часовни горел свет. Эфир остановился. Он мог бы подумать, что это отблески заката на витражах или отражение луны, но солнце уже давно село, а ночь выдалась безлунной. В часовне кто-то был. Как и все упыри, Эфир обладал острым слухом и чутким обонянием. На последнее, впрочем, рассчитывать не приходилось из-за проклятого шалфея, отбившего всё чутье. Крадучись, Эфир подобрался ближе к часовне и навострил уши под балаклавой. Упыри, занимавшиеся звукоизоляцией базы, постарались на славу, но если подойти ближе, можно было различить доносившиеся изнутри звуки. Тот, кто находился сейчас в часовне, пытался играть на гитаре. Стоя под самым окном и старательно прислушиваясь, Эфир в конце концов узнал мелодию Stairway To Heaven. Игравший её музыкант то и дело запинался, но упорно продолжал штурмовать первый куплет. Наконец, он сумел сыграть без запинки и перешел к припеву. Эфир в свою очередь принял решение. Однажды он услышал где-то человеческую поговорку о кошке, которую сгубило любопытство, но чувство удовлетворения вернуло её обратно к жизни. С некоторым смущением он признавал, что, пожалуй, ощущает внутреннее родство с той кошкой. Да и что ему было терять? Он обошел часовню, поднялся по каменным ступенькам и толкнул тяжелую, украшенную резьбой дверь. Мысленно он приготовился к тому, что его выдаст скрип петель, но дверь открылась совершенно бесшумно, и Эфир проскользнул внутрь. Музыкант сидел на высокой табуретке, рядом с которой стоял пюпитр с раскрытой на нем книгой в мягкой обложке. Во всей фигуре музыканта читалась предельная сосредоточенность, а его хвост покачивался из стороны в сторону, то и дело обвиваясь вокруг ножек табуретки. Эфир моргнул — он не ожидал увидеть здесь другого упыря. Музыкант, почуяв его присутствие, резко поднял взгляд от пюпитра и посмотрел в его сторону. Металлическая маска, скрывавшая его лицо, блеснула в свете электрических ламп. Мерно покачивавшийся хвост замер, узкие плечи напряглись. Музыкант чуть склонил голову набок, рассматривая Эфира — глаза в прорезях маски сверкнули оранжевым пламенем. — Ты что здесь делаешь? — прошипел он, и тогда Эфир узнал его. Настройщик — а это был именно он, — опустил гитару на стоявшую рядом подставку, захлопнул лежавшую на пюпитре книгу и спрыгнул с табуретки. Стреловидный кончик его хвоста беспокойно дергался. Эфир в свою очередь поднял ладони в успокаивающем жесте. — Я просто гулял тут неподалеку и услышал, как кто-то играет, — ответил он. — Мне стало интересно. А ты, эээ, почему здесь так поздно? Он вдруг почувствовал, что в часовне стало теплее. На мгновение ему померещилось, что запахло горелым, но Эфир списал это на перебитое шалфеем чутье. Настройщик окинул его подозрительным взглядом. Он сцепил руки за спиной и расправил плечи, словно стараясь казаться больше, и попытался загородить собой гитару. — Соседи жалуются, если я играю у себя в келье, но я играю тихо, так что без понятия, что им не нравится, — проговорил он. — А здесь я никому не мешаю. — Может, они просто не любят Stairway To Heaven? — предположил Эфир. Что-то ему подсказывало, что соседей скорее всего не устраивало время занятий, а не репертуар музыканта. Настройщик сложил руки на груди: — Их проблемы, потому что я знаю пока только ее. И еще ту песню про бордель в Новом Орлеане, — добавил он. На мгновение его хвост обвился вокруг колен и тут же выпрямился. Стреловидный кончик все еще нервно подергивался, но Эфир заметил, что настройщик немного расслабился. Впрочем, смотрел он все еще с подозрением, чуть наклонив голову и наставив на Эфира рога. — Не знал, что настройщики тоже должны уметь играть, — честно признался Эфир. Он рискнул подойти поближе, чтобы им не нужно было повышать голоса. Настройщик фыркнул. — А как, по-твоему, я пойму, что инструменты звучат правильно? — И то правда, — улыбнулся Эфир. Из-за маски, впрочем, этого все равно не было видно, но он надеялся, что его голос звучит достаточно дружелюбно. Вспомнив о приличиях, он поднял руку в приветственном жесте: — Меня назвали Эфир. — Дьюдроп, — отозвался настройщик. На жест он не ответил. Эфир вспомнил, что Эхо говорил, будто бы у него водное имя, но исходивший от него слабый, но все-таки различимый запах дыма, будто бы от горящих дров в печке, говорил о том, что настройщик принадлежал к огненному племени. Да и его аура совершенно точно была огненной, разве что слегка приглушенной по краям. Эфир понятия не имел, почему Папа решил дать огненному упырю водное имя. У высшего духовенства, подумал он, все-таки странное чувство юмора. Настройщик — Дьюдроп — смотрел на него с явным вызовом, словно ожидая комментариев насчет своего имени. Эфир решил не обращать на это внимания. — Рад знакомству, — он вильнул хвостом. Дьюдроп неуверенно вильнул в ответ. Мысленно Эфир вздохнул с облегчением. — Ну, я, наверное, пойду. Не буду тебе мешать, — сказал он. Дьюдроп пожал плечами: — Ты… э… не мешаешь, — он снова забрался на табуретку и принялся листать свою книгу, отыскивая нужную страницу. — Оставайся, если хочешь, — помедлив, добавил он. — Только ничего не трогай и давай без лишних комментариев насчет моей игры. — Буду вести себя тихо, — пообещал Эфир, но Дьюдроп уже нашел нужное место в книге и уткнулся в нее, сосредоточенно помахивая хвостом. Подойдя поближе, Эфир разглядел на обложке надпись «Самоучитель игры на гитаре». — О, я тоже по ней учился, — сказал он, кивнув на книгу. Дьюдроп тут же вскинул голову: — Хм? Ты, значит, тоже играешь? — его хвост изогнулся вопросительным знаком, янтарные глаза в прорезях маски сощурились. Эфир смутился. У него была старенькая акустическая гитара, которую подарил ему Эхо — «забирай, забирай, мне больше не для кого играть», — и по собственному убеждению играл он сносно. Хотя работа в лазарете и занимала практически все его время, Эфиру иногда удавалось выкроить пару часов, чтобы позаниматься музыкой. — Чуть-чуть, — признался он. — У меня много работы, сам понимаешь, так что практиковаться особо некогда. Он попытался вспомнить, когда в последний раз брал гитару в руки: получалось, что перед поездкой в Свеаланд. Ужасно. Дьюдроп шевельнул кончиком хвоста. — А сыграй что-нибудь, — он слез с табуретки и протянул Эфиру гитару. — Хоть Stairway To Heaven. Эфир удивленно уставился на него. Одно из двух: или Дьюдроп пытался взять его на слабо, или таким своеобразным образом проявлял дружелюбие. Эфир скорее поставил бы на первое. — Ну что? — Дьюдроп нетерпеливо помахивал хвостом. Эфир вздохнул и взял у него гитару. Дьюдроп отошел в сторону и кивнул на табуретку. Двигался он легко; видимо, его раны зажили и уже не давали о себе знать. — Я давно не играл, — предупредил Эфир. — Так что береги уши. Дьюдроп отрывисто рассмеялся. Эфир поднял указательный палец, призывая к терпению. Как всегда после долгого перерыва ему казалось, будто пальцы задеревенели и перестали гнуться так, как нужно, чтобы зажимать и ставить аккорды. Он уже предвкушал, как завтра будет болеть рука. Эфир пожевал губу и, вспомнив, с чего он обычно начинал свои упражнения, принялся играть. Поначалу он играл неуверенно и медленно, но постепенно с каждым проигрышем стал набирать темп, постукивая в такт хвостом по ножке табуретки. По загривку словно проскочили искры, он ощутил легкое покалывание и невольно поежился. Его пальцы выдавали простую мелодию на основе двенадцатитактного блюза, прилипчивую песенку без слов с повторяющимися аккордами. Все то же легкое покалывание прокатилось вниз от плеч к ладоням, собралось в кончиках пальцев. Эфир тихонько выдохнул. Музыка полностью поглотила его. Ему нравилось играть на гитаре — пусть и в качестве хобби. Эфир не думал, что когда-нибудь станет достаточно хорош, чтобы на него обратили внимание как на музыканта. Но все же он практиковался каждый раз, когда у него находилось свободное время. Мельком взглянув на Дьюдропа, Эфир заметил, что тот тоже помахивает хвостом в такт и притопывает ногой. Эфир сыграл последний аккорд и напоследок отстучал тот же ритм ладонью по корпусу гитары. — Ну как? — спросил он. Дьюдроп склонил голову набок. — Совсем не похоже на Stairway To Heaven. — Думаешь, я не знаю, как ее играть? — Эфир прижал ладонь к груди в притворном возмущении. Но Дьюдроп, похоже, принял его за чистую монету и вскинул ладони в примирительном жесте: — Эй-эй, я этого не говорил! Можешь сыграть ее, если хочешь, — Эфир не видел его ушей из-за маски и балаклавы, но готов был поспорить, что Дьюдроп прижал их. — Могу, но она, наверное, тебе уже надоела? — мягко сказал он. Дьюдроп неопределенно махнул рукой. Эфир тоже не мог похвастаться обширным репертуаром, но у него было несколько любимых песен, которые он играл без запинки. Stairway To Heaven в их число не входила. Он взял гитару поудобнее, чуть подкрутил колки. Сейчас играть стало легче: пальцы вспомнили, что от них требуется, и увереннее скользили по струнам, а когти заменили медиатор. Забыв, что у него есть зритель, Эфир начал напевать себе под нос: — Some people say my love cannot be true, Please believe me my love and I'll show you, I will give you those things you thought unreal The sun, the moon, the stars all bear my seal… Если он и сбился пару раз, Дьюдроп ничего не сказал. Он просто слушал, склонив голову набок и притопывая ногой в такт. Его хвост двигался туда-сюда, словно маятник метронома. — Чья это песня? — с интересом спросил Дьюдроп, когда Эфир закончил играть. — Это же не… ну, не Папа сочинил? — Нет, это Black Sabbath, — Эфир опустил гитару на подставку. Дьюдроп медленно кивнул. Похоже, что название ни о чем ему не говорило. — Я так и подумал, что как-то не похоже на то, что играет группа. — А ты не слышал их раньше? Дьюдроп отрывисто рассмеялся: — Да я каждую репетицию здесь торчу, уже почти выучил репертуар наизусть. Потому и сказал, что не похоже на них. — Я имел в виду Black Sabbath, — улыбнулся Эфир. Сам он был большим их поклонником, и ему тут же захотелось рассказать новому знакомому все, что он знал о группе. Тем более, что Дьюдроп выглядел заинтересованным. — Эй, я тут всего лишь с весны! — возмутился Дьюдроп. Но напряжения в его фигуре больше не было, а хвост лениво покачивался из стороны в сторону. — У меня было не очень много свободного времени, чтобы, ну… слушать другую музыку. И слушать ее тоже не на чем, — добавил он смущенно. — Я могу дать тебе свой плеер на время, — предложил Эфир. — У меня там есть их дискография и еще разное. Глаза Дьюдропа в прорезях маски расширились. — Серьезно? — он подался вперед, но тут же, спохватившись, выпрямился и заложил руки за спину. — Ну допустим, а что ты хочешь взамен? Эфир пожал плечами: — Ничего. С минуту Дьюдроп обдумывал его слова, как будто пытался найти в них какой-то подвох. Эфир заметил, что он мельком взглянул на гитару, словно опасался, что придется отдать её. А ведь он и в самом деле ищет подвох, вдруг понял Эфир. Он вспомнил, как Дьюдроп вел себя во время их первой встречи, и на мгновение задумался, какой была жизнь его нового знакомого там, Внизу. — Но мне не надо будет заходить за ним в лазарет? — уточнил Дьюдроп, склонив голову набок. Его хвост снова обвился вокруг колен. Эфир покачал головой: — Он у меня в келье. — Тогда ладно, — решил Дьюдроп. — Если тебе не жалко. — Только постарайся не сжечь его, ладно? — Эй! — Ты же огненный! Я должен перестраховаться! — Я водный! — возмутился Дьюдроп. Эфир хотел было возразить, но вовремя заметил, как напряглись его плечи, и прикусил язык. — Ладно, тогда… постарайся его не утопить? — Обещать ничего не могу, — проворчал Дьюдроп, но злости в его голосе не было. В дормиторию они вернулись вместе. Дьюдроп остался ждать возле лестницы, пока Эфир ходил за плеером. Оказалось, что жили они на одном этаже, но в противоположных концах длинного коридора. Когда Эфир вернулся с mp3-плеером и наушниками, Дьюдроп стоял, прислонившись к стене и сложив руки на груди. При звуке его шагов он встрепенулся, как будто успел задремать. — Я не спал, — торопливо сказал он. Эфир улыбнулся под маской: — Не сомневаюсь. Вот, смотри, — он протянул Дьюдропу плеер. — Вот так включаешь и выключаешь. Вот тут регулируешь громкость, вот тут выбираешь трек. Это «пауза», это «воспроизведение», это «стоп». Это индикатор батареи… Ай, я же забыл зарядник! Подождешь, пока я схожу за ним? — Все нормально, — отмахнулся Дьюдроп. — Когда разрядится, я принесу его тебе обратно, — его глаза в прорезях маски сощурились, в уголках собрались морщинки. — Ну… увидимся тогда? — он аккуратно убрал плеер и наушники в карман сутаны. — Увидимся, — кивнул Эфир. — Рад был познакомиться, Дьюдроп. Дьюдроп снова неуверенно вильнул хвостом, как будто сама мысль, что кто-то рад встрече с ним, была ему в новинку. — Я тоже… ну, рад познакомиться. Доброй ночи… м… Эфир, — он развернулся и зашагал в сторону своей кельи. — Доброй ночи, — Эфир проводил его взглядом. Где-то на полпути Дьюдроп обернулся и помахал ему. Эфир помахал в ответ.