***
Альфа впервые привел его сюда в начале лета, спустя примерно неделю после призыва. День выдался ясный и солнечный. Непривычно яркий свет резал глаза, и Дьюдроп шел, глядя себе под ноги. Альфа расслабленно помахивал хвостом, но Дьюдроп чувствовал, что краем глаза тот наблюдает за ним, будто бы Дьюдроп собирался в любой момент сорваться с места и убежать. Он, конечно, думал об этом, но если Дьюдроп чему и научился за прожитые годы, так это трезво оценивать свои шансы в любой ситуации. Альфа был крупнее и старше и, к тому же, знал территорию аббатства. Дьюдроп вздохнул и раздраженно дернул ухом под балаклавой. Альфа покосился на него, но ничего не сказал. — Куда мы идем? — тихо спросил Дьюдроп. Они миновали основные постройки и сейчас шли по тенистой аллее, вдоль которой росли деревья с пепельно-серой корой и непривычно зелеными листьями. — К старому настройщику, — ответил Альфа. — Он научит тебя всему, чтобы ты мог выполнять свою работу. — А почему он сам ее не делает? — Он делает, — Альфа пожал плечами. — Но Папа решил, что ему нужен новый настройщик, поэтому вуаля, — он хлопнул в ладоши, — у нас появился маленький дикарь. Дьюдроп зашипел на него, но Альфа только рассмеялся. — Не обижайся, но ты и правда диковат. Откуда ты родом? Дьюдроп не стал отвечать. Какое-то время Альфа выжидающе смотрел на него, но, не дождавшись ответа, вздохнул и вернулся к прежней теме: — В общем, твоего учителя зовут Игнис. Постарайся на него не шипеть и не кидаться с когтями, хорошо? — Игнис , — повторил Дьюдроп. Имя было связано с огнем, но Дьюдроп не был уверен, откуда он это знает. Знание просто возникло в его голове так же, как способность понимать человеческие языки и разговаривать на них. Они свернули с аллеи на узкую тропинку среди деревьев и через несколько минут оказались перед невысоким каменным домиком, крыша которого поросла травой. Альфа жестом велел Дьюдропу оставаться на месте, а сам поднялся на крыльцо и постучал в дверь. Пока они ждали ответа, Дьюдроп с любопытством осматривался. Это место было совсем не похоже на остальное аббатство — по крайней мере, на ту его часть, которую Дьюдроп успел увидеть. Здесь было спокойно и тихо; солнечный свет с трудом пробивался сквозь кроны деревьев и не раздражал привыкшие к вечному сумраку глаза. За деревьями поодаль виднелся просвет. Приглядевшись, Дьюдроп различил там еще одно низкое каменное строение, но с такого расстояния он не мог сказать точно, был ли это чей-то дом или нечто другое. От раздумий его отвлек негромкий скрип дверных петель. — Доброго дня, Игнис, — Альфа поднял руку в приветственном жесте. Названный Игнисом ответил тем же: — Доброго дня, Альфа. А это, я полагаю, тот, о ком толкует все аббатство в последнюю неделю? Его низкий голос звучал вполне дружелюбно, но Дьюдроп все равно попятился. Игнис был с ног до головы закутан в просторное черное одеяние, перехваченное в талии веревкой. Его лицо скрывал низко надвинутый капюшон, под которым выступали рога, а на шее висел на цепочке металлический символ Церкви — груцификс. — Да, это Дьюдроп, — Альфа жестом велел Дьюдропу подойти ближе. — Папа желает, чтобы ты научил его настраивать гитары… ну и всему остальному тоже. Игнис кивнул. По крайней мере, Дьюдропу так показалось — капюшон, закрывавший его лицо, качнулся вниз и вверх. С тех пор он приходил к Игнису почти каждый день. Поначалу его сопровождал Альфа — по его собственным словам, чтобы Дьюдроп не отлынивал и не пытался удрать. Но со временем Дьюдропу разрешили ходить одному, сочтя его достаточно благонадежным. Наблюдательный по своей природе, Дьюдроп не мог не заметить, что Альфа явно испытал от этого облегчение. Между ним и Игнисом постоянно присутствовало некое напряжение, причину которого Дьюдроп не совсем понимал. Спрашивать самого Альфу он не рискнул. Игнис же просто пожал плечами, когда Дьюдроп все-таки решился спросить у него. — Мой патрон и хозяин Альфы… то есть, Папа, не слишком ладили, — сказал он. — Альфа считает, что это повод не ладить со мной. — То есть ты служишь не Папе? — уточнил Дьюдроп. — А кому тогда? В тени под капюшоном Игниса вспыхнули два оранжевых огонька. — Ты же не думал, что Папа всегда один и тот же? — Я не настолько тупой, — проворчал Дьюдроп. — Я просто думал, что… ну, что всех упырей здесь призывает тот, кто сейчас Папа, и мы все должны повиноваться ему? — Разумеется. Но каждый Папа еще и призывает себе личную свиту, либо набирает ее из тех, кто уже служит Церкви. — Так тебя призвал не он? — Нет. Я и мой клан служили Эмеритусу Первому. Ты видел его гробницу, — Дьюдропу показалось, что в голосе Игниса прозвучала грусть. — Во исполнение его последней воли нам разрешили дожить свой век на Поверхности, так что мы в некотором роде тоже эмериты* , — он усмехнулся. Дьюдроп не понял, что в этом было смешного. Но этот разговор он не забыл. Мысль о служении не была новой: она поселилась в голове точно так же, как понимание человеческого языка и способность говорить на нем. Игнис назвал это договором: любое служение удостаивалось награды, — и Дьюдроп счел это вполне справедливым. Он был готов служить и делать все, что от него требовалось. Но было и то, что сам Дьюдроп счел несправедливым. Когда он откликнулся на призыв, то ожидал увидеть на Поверхности совсем другого человека. Но его ожидания не соответствовали действительности.***
Игнис поддернул капюшон повыше так, чтобы его лицо по-прежнему оставалось в тени, закатал рукава хабита и закрепил их ремешками, чтобы не мешали. Кожа на его руках, от кончиков пальцев и до локтей была более темного оттенка, как будто Игнис испачкался в копоти. Дьюдроп тоже закатал рукава; копоть на его руках была чуть светлее, будто разбавленная водой. — Помнишь, ты однажды спрашивал, почему мы с Альфой не ладим? — Игнис кивнул на лежавшую перед ними гитару. — Вот тебе еще ответ. На верхней деке было несколько заметных трещин, причем одна протянулась на всю длину. Дьюдроп невольно присвистнул. — Это можно починить? Игнис пожал плечами: — Разумеется. Это был уже третий раз, когда Игнис взял Дьюдропа с собой в мастерскую. Оказавшись здесь впервые, Дьюдроп просто застыл на месте и таращился по сторонам. Он был рад, что под маской не видно его отвисшую челюсть: меньше всего он ожидал увидеть в аббатстве мастерскую ремесленника. Игнис, к счастью, не стал над ним смеяться. В тот день он объяснил Дьюдропу, для чего нужен каждый инструмент, и показал, как менять гитарные струны. Сегодня они оба склонились над верстаком, на котором лежала сломанная гитара. — Трещины от удара, — Игнис обвел когтем самую длинную трещину. — Сходятся хорошо. Здесь можно обойтись склейкой, но сначала придется немного доломать деку. Они провозились с гитарой почти весь день. Дьюдроп подозревал, что в одиночку Игнис справился бы быстрее — не нужно было постоянно останавливаться, чтобы объяснить ученику каждый свой шаг. В качестве финального штриха Дьюдроп заново покрыл деку лаком, и они оставили восстановленную гитару сохнуть в мастерской. — Схватываешь на лету, — сказал Игнис, когда они вернулись из мастерской обратно в дом. Дьюдроп гордо расправил плечи. От похвалы в груди разлилось приятное тепло. Воодушевленный, он снова подсел к печке и, не дожидаясь разрешения, жестом заставил пламя в топке разгореться ярче. Игнис негромко хмыкнул у него за спиной. Дьюдроп покосился через плечо, но старый упырь уже прошел мимо в сторону кладовой. Вскоре он вернулся, держа в руках пакет из вощеной бумаги. — Поешь, — Игнис протянул ему пакет. Дьюдроп, помедлив, запустил туда руку и вытащил полоску вяленого мяса, остро пахнущего специями. — Дневную трапезу мы все равно пропустили, а ты наверняка проголодался. От запаха специй рот наполнился слюной, но Дьюдроп помотал головой: — Все нормально, я не голодный. — Маленький лжец. Ешь, — Игнис, удобно устроившийся в деревянном кресле перед печкой, достал еще одну полоску мяса и стал ее грызть. В тени под капюшоном блеснули острые, на удивление белые зубы. — Ладно, ладно, — пробормотал Дьюдроп и, приподняв маску, сунул мясо в рот. Оно было приятно солоноватым, чуть острым и в меру жестким. Дьюдроп с удовольствием запустил в него зубы и стал жевать. В комнате воцарилась тишина, которую нарушало лишь потрескивание дров. Дьюдроп сидел на полу рядом с печкой, прислонившись к стене и вытянув ноги, и лениво помахивал хвостом. От запаха гитарного лака у него побаливала голова, и он чуть не отхватил себе палец стамеской, когда помогал Игнису снимать кусок верхней деки, но в остальном Дьюдроп чувствовал себя отлично. Ему нравилось возиться с гитарами: настраивать их, менять лопнувшие струны, — но то, что они делали сегодня, ощущалось совершенно по-другому. Он сказал об этом Игнису, и старый упырь коротко хмыкнул: — Подожди, когда вернется группа. Ремонтировать концертные инструменты будет еще интереснее. Дьюдроп навострил уши: — Разве их можно повредить? — Разумеется. Магии в них хватает, чтобы поддерживать их в рабочем состоянии во время тура, но потом… — Игнис покачал головой. — Увидишь сам. Я научу тебя нужным чарам, не волнуйся. — Чарам? — Дьюдроп постарался, чтобы голос звучал не слишком разочарованно. Магия не была его сильной стороной, если не считать обращения с огнем и водой, но эти умения были у него с рождения. Впрочем, до призыва его никто не учил серьезным заклинаниям, а сам он никогда не пытался использовать чары всерьез. — Не волнуйся. Все равно работать по большей части придется руками, — Игнис снова протянул ему пакет с вяленым мясом, и Дьюдроп взял еще кусок. Специи приятно покалывали язык. — Раз уж мы заговорили про инструменты, как поживает моя старая гитара? — глаза Игниса вспыхнули в тени под капюшоном. — Струны целы? — Целы, — Дьюдроп кивнул. Струны были нейлоновые, и иногда он боялся, что может случайно разорвать их когтями, но пока обошлось без происшествий. — И как успехи? — Ну… почти освоил Stairway To Heaven, — Дьюдроп криво усмехнулся. Он уже начинал тихо ненавидеть эту песню, но House of the Rising Sun нравилась ему еще меньше. Пару раз он пытался подобрать на слух ту песню, которую играл Эфир — увы, безуспешно. — Уже не сбиваюсь, когда играю ее. И мне показали, как играть еще пару мелодий, но я не запомнил. Игнис склонил голову набок: — Неужели Альфа учит тебя играть? Он выглядел искренне заинтересованным, насколько это можно было понять по осанке и наклону головы. Дьюдроп помедлил, прежде чем ответить. Он не был уверен, разрешено ли аббатским упырям, кроме органистов и свиты Папы, заниматься музыкой. Эфир был добр к нему и ничего не попросил взамен, и Дьюдроп не хотел, чтобы у него были неприятности. — Нет, не Альфа, — осторожно проговорил он. — Другой упырь. — Тот, кто одолжил тебе плеер? — уточнил Игнис. Дьюдроп, помедлив, кивнул: — Это ведь не запрещено? — Владыка наш подземный, конечно же, нет, — Игнис наклонился вперед, опершись локтями на колени. На его шее тускло блеснул груцификс. — А ты, помнится, обещал рассказать, откуда у тебя взялась эта вещица, — судя по голосу, он улыбался. Дьюдроп прижал уши. — Я не обещал, — проворчал он. Он не видел лица Игниса, но чувствовал на себе его внимательный взгляд. Игнис цокнул языком: — Ну вот, теперь ты заинтриговал меня еще больше. Дьюдроп подобрал под себя ноги и отбил короткую дробь когтями по колену. Почему-то всем, кого он встретил на Поверхности, было до него дело, и это выбивало из колеи. — Я просто играл в старой часовне, а он проходил мимо и услышал. Мы разговорились, оказалось, он тоже играет. Ну и вот. Мысленно Дьюдроп приготовился к дальнейшим расспросам. Альфа обязательно отпустил бы какой-нибудь насмешливый комментарий, но Игнис просто кивнул, будто такой ответ его полностью устроил. — Я примерно так же познакомился с одним упырем из моего нынешнего клана, — он снова откинулся на спинку кресла. — Он услышал, как я играю, и заявил, что в жизни не слышал худшего исполнения Back In Black. Дьюдроп вопросительно склонил голову набок. — Можешь спросить своего нового друга, вдруг он ее знает, — усмехнулся Игнис. — У него в плеере такой песни нет. — Жаль, жаль. Но я думаю, вы найдете, где ее послушать. — Не уверен, что мы будем общаться дальше. Ну, после того, как я верну плеер, — пробормотал Дьюдроп, обвив хвостом колено. Порой он думал об этом, когда наводил порядок в хранилище над ризницей, и Black Sabbath в наушниках пели о неоновых рыцарях . Они с Эфиром могли бы вместе играть на гитарах или просто разговаривать: кое-что из прослушанного ставило Дьюдропа в тупик, и он не отказался бы от объяснений. Но захотел бы Эфир обрести такого друга? — Почему нет? — глаза Игниса блеснули оранжевым. — Нам всем нужны друзья. Свой клан… — У меня уже есть клан, и другой мне не нужен, — огрызнулся Дьюдроп, но тут же осекся и прижал уши. Его клан остался Внизу. На Поверхности он был совершенно один. — Я не… я… Мне надо идти, — торопливо сказал он, прежде чем Игнис успел ответить, и поднялся на ноги. — Поздно уже, не хочу тебя… отвлекать. Во сколько мне прийти завтра?***
Дьюдроп брел по аллее мимо деревьев с пепельно-серой корой — теперь он знал, что их называют ясенями. Пока они с Игнисом возились в мастерской, прошел дождь: холодный воздух пах сыростью и прелой листвой. Дьюдроп ссутулился и сунул руки в карманы. Пальцы машинально сомкнулись вокруг плеера. Дорога до дормитории была долгой, и можно было бы, конечно, послушать музыку — остатков зарядки как раз хватало на обратный путь — но пришлось бы расстегнуть воротник сутаны и задрать балаклаву, чтобы надеть наушники. Дьюдроп поежился. Нет. Ему и так было холодно. Под ногу подвернулся гладкий камешек, и Дьюдроп безучастно его пнул. Тот с негромким шорохом покатился по мокрому асфальту, поблескивавшему в свете фонарей. Через несколько шагов Дьюдроп догнал его и снова пнул. Более спокойная его часть, робкая и редко подававшая голос, хотела вернуться и извиниться перед Игнисом. Он никак не мог знать, что происходит в душе у Дьюдропа, и говорил без задней мысли, но его слова только разбередили рану еще больше. Дьюдроп крепко сжал зубы, так что клыки впились в нижнюю губу. Он оказался в этой ситуации по собственной воле. Внизу он гордился своим умением приспосабливаться и находить выход из любой ситуации — от этого зависело не только его выживание, но и выживание его клана. Но на Поверхности все это куда-то улетучилось, и он чувствовал себя беспомощным. Одиночество давило со страшной силой. Он провел в аббатстве уже четыре месяца, но даже не смог разыскать человека, из-за которого отозвался на призыв. Все люди были похожи друг на друга, и различать их иногда не получалось, но Дьюдроп помнил запах того человека — и вот его он пока еще не почуял. Иногда казалось, что рядом с Папой он чует что-то знакомое, но все это больше походило на наваждение — стоит только принюхаться, и уже ничего нет. Да и Папа Эмеритус Третий определенно не был тем самым человеком. Под ногу снова подвернулся камешек, и Дьюдроп пнул его так, что тот улетел с аллеи в темноту. Дьюдроп тяжело вздохнул. Нужно успокоиться и взять себя в руки. И извиниться перед Игнисом, напомнил он себе. Но возвращаться сейчас в домик возле кладбища было свыше его сил. Завтра. Завтра Дьюдроп обязательно извинится. Он поежился и обхватил себя руками, пытаясь согреться. Сырой холодный воздух проникал даже сквозь плотную ткань сутаны. Дьюдроп прибавил шагу, мечтая поскорее оказаться в своей келье и забраться под несколько теплых одеял. Он свернул с ясеневой аллеи на дорожку, ведущую к дормитории упырей, когда впереди показалась чья-то темная фигура. В свете фонарей блеснула металлическая маска. Дьюдроп отступил в тень, стараясь не привлекать к себе внимания. Хотя час был уже поздний, другой упырь шел торопливо, как будто спешил по очень важному делу. Сложением и походкой он напоминал Эфира, но почти все квинтэссенциевые упыри, которых Дьюдропу доводилось встречать, были плотными и крепко сбитыми. Не доходя до ясеневой аллеи, Эфир — если это, конечно, был он, — внезапно свернул в сторону и зашагал куда-то в дальнюю часть парка. Дьюдроп понятия не имел, что Эфиру могло понадобиться в той части парка, да еще и в такое время. Снова задержался в лазарете и решил прогуляться после дневной работы? Но для обычной прогулки Эфир слишком торопился. Возможно, ему тоже было холодно, но зачем тогда он потащился в противоположную от дормиторий сторону? Дьюдроп задумчиво цокнул языком. У него появился шанс вернуть Эфиру плеер и не тратить время на поход в лазарет или поиски нужной кельи в дормитории. К тому же, поведение другого упыря его заинтриговало. После секундного раздумья Дьюдроп поспешил за ним. По старой привычке Дьюдроп держался с подветренной стороны, чтобы Эфир не смог его учуять, зато сам Дьюдроп чувствовал его запах — легкий аромат мяты и сушеных лекарственных трав, смешивающийся с незнакомым резким запахом. Дьюдроп запомнил его еще со встречи на репетиционной базе. Так пахло в лазарете, а еще чем-то похожим иногда пахло от Альфы, но это точно был не его собственный запах. От огненных упырей всегда пахло дымом. Та часть парка, куда направлялся Эфир, была менее ухоженной и заросла колючим кустарником. Эфир, впрочем, шел уверенно, как будто бывал здесь уже не в первый раз. Дьюдропу пришлось сбавить шаг и идти осторожнее, чтобы не зацепиться за кусты и не привлечь к себе внимание. В какой-то момент он потерял Эфира из виду, но вскоре ветер снова донес до него запах мяты и лекарственных трав. Вдалеке зазвонили колокола собора. Дьюдроп вздрогнул и едва не зацепился рукавом за колючую ветку. Тихонько ворча себе под нос, он стал осторожно обходить заросли, стараясь не потерять след. Любопытство, думал Дьюдроп, однажды сведет меня в могилу. Именно из любопытства он в свое время последовал за тем человеком — и чем все закончилось? Дьюдроп помотал головой. Сейчас было не самое подходящее время, чтобы предаваться воспоминаниям. — Привет, красавица, — голос Эфира прозвучал совсем близко. Дьюдроп замер и навострил уши. Голос доносился из-за высокого куста шиповника. Теперь в нем звучали мягкие урчащие нотки: так говорят с близкими, самыми дорогими существами. — Скучала по мне? У Эфира… было свидание? Здесь? На всякий случай Дьюдроп снова принюхался, но уловил только запах Эфира, к которому почему-то примешался аромат влажной шерсти. Собеседница Эфира ничего не ответила, но сам упырь почему-то рассмеялся: — Конечно, моя хорошая, конечно, ты скучала! Ну потерпи, потерпи еще немного… Дьюдроп сильнее прикусил губу, чтобы не выдать себя случайным звуком. Все та же робкая его часть говорила, что он должен уйти. То, с кем встречался Эфир, его совершенно не касалось; они в конце концов даже не были друзьями. А отдать плеер он сможет и завтра. Но проклятое любопытство, однажды едва не стоившее ему жизни, настаивало, чтобы Дьюдроп остался на месте и выяснил, что происходит. Он протянул руку и аккуратно отвел в сторону колючую ветку, стараясь не уколоть пальцы и не зацепиться за нее рукавом. Теперь Дьюдроп видел Эфира — тот стоял к нему спиной, опустив голову, как будто смотрел на что-то или кого-то у своих ног. Но Дьюдроп по-прежнему ощущал только его запах и запах мокрой шерсти. — Сейчас, сейчас, моя хорошая, — Эфир, посмеиваясь, достал что-то из кармана, и, к удивлению Дьюдропа, в ответ ему раздалось требовательное мяуканье. Кошка? Эфир разговаривал с… кошкой? Дьюдроп приподнялся на цыпочки, чтобы лучше видеть. Забывшись, он сильнее сжал ветку, и колючки впились ему в пальцы. Он с шипением отдернул руку. Эфир тут же развернулся — глаза в прорезях маски зловеще блеснули синим, — и направил на Дьюдропа рога. Тот отступил на шаг, поспешно прикидывая пути к отступлению. Несколько долгих секунд они молча смотрели друг на друга. — Дьюдроп? Это ты? — Эфир медленно выпрямился. — Э… Привет, — Дьюдроп вскинул руки в успокаивающем жесте. Поцарапанные пальцы саднило, и он поморщился под маской. — Что ты здесь делаешь? — Эфир удивленно склонил голову набок. Приглядевшись, Дьюдроп заметил, что он держит в руках консервную банку. — Хотел отдать тебе плеер, — буркнул Дьюдроп. Эфир вопросительно изогнул хвост. — Он почти разрядился, а я же обещал, ну и… — он обвил хвостом колени. Дурацкая ситуация, а все из-за проклятого любопытства! Дьюдроп был готов поклясться, что Эфир не поверил ни единому слову, но оправдываться не собирался. Он по привычке заложил руки за спину и расправил плечи. Эфир медленно кивнул. — Плеер…? — Вот, — Дьюдроп достал вещицу и показал ему. По счастью, плеер лежал в правом кармане, а поранил он левую руку. — Могу бросить, поймаешь? — Не уверен. Лучше иди сюда, тут есть тропинка, — Эфир ткнул пальцем в нужном направлении. Дьюдроп пожал плечами и, старательно сохраняя невозмутимый вид, пошел по примятой траве. Пальцы все еще саднило, и Дьюдроп сунул их под маску, чтобы зализать царапины. За зарослями шиповника скрывалась небольшая полянка, куда кто-то притащил пару обтесанных чурбаков, на которых можно было сидеть. На один из них Эфир поставил консервную банку. Чуть поодаль Дьюдроп заметил на земле две жестяные миски — видимо, для кошки. Самой кошки нигде не было видно. — Она боится незнакомцев, — пояснил Эфир, словно прочитав его мысли. — Дай ей немного к тебе привыкнуть, и она сама выйдет. — Ладно, — Дьюдроп махнул хвостом. Не то чтобы ему так сильно хотелось посмотреть на какую-то там кошку, но лучше уж кошка, чем какая-нибудь монахиня. Дьюдроп часто замечал, какими взглядами Сестры Греха провожали упырей из свиты и самого Папу. Пару раз он чувствовал такие взгляды и на себе. — Можно? — Эфир протянул руку. Спохватившись, Дьюдроп положил плеер в подставленную ладонь. Наушники, разумеется, соскользнули с корпуса, пока плеер лежал у него в кармане, и тонкие провода запутались. Эфир не обратил на это внимания и спокойно убрал плеер в карман собственной сутаны. — Я имел в виду твою руку, — он махнул хвостом. Дьюдроп недоуменно посмотрел на него: — Зачем? — Ты же поранился, — Эфир ответил ему таким же недоуменным взглядом. — Я могу вылечить. — Само заживет, — отмахнулся Дьюдроп. Если бы он бегал к целителям из-за каждого пореза или синяка, у него бы не осталось времени ни на что другое. В глубине души ему не хотелось пользоваться добротой Эфира, а мелкие царапины уж могли бы затянуться и сами собой. — Слушай, играть на гитаре с поврежденными пальцами будет довольно больно, — вздохнул Эфир. — Говорю из личного опыта. Дьюдроп снова покосился на шиповник, где теоретически скрывалась кошка. — Ну… ладно, — он неохотно протянул левую руку ладонью вверх. Эфир потер пальцы и мягко провел ими по свежим царапинам. Кожу легонько защипало, но неприятные ощущения сразу исчезли. — Ну как, лучше? Дьюдроп пошевелил пальцами. — Лучше, — он невольно улыбнулся. Хорошо, что Эфир не мог видеть его лица из-за маски. — Вот и отлично, — судя по голосу, Эфир улыбнулся в ответ. Дьюдроп убрал руки в карманы. Он начал немного согреваться: то ли потому, что заросли шиповника защищали поляну от ветра, то ли из-за воздействия квинтэссенции, исходящей от Эфира. Эфир тем временем открыл консервную банку и вытряхнул ее содержимое в одну из мисок. В воздухе запахло мясом. Дьюдроп невольно сглотнул слюну: пары кусков вяленого мяса, которым угостил его Игнис, оказалось недостаточно, чтобы утолить голод, а кошачьи консервы пахли на удивление аппетитно. — Ну вот, теперь подождем немного. Она сама выйдет, — Эфир снова повернулся к нему. Дьюдроп неуверенно кивнул. Эфир поставил пустую банку обратно на чурбак и отряхнул ладони. — Так как тебе Black Sabbath? — он вопросительно изогнул хвост. — Огонь, — честно ответил Дьюдроп. — Мне еще понравилась Баньши Сьюзи, — добавил он, прижав уши. — Та песня про город, засыпанный пеплом . Как будто она побывала Внизу и сама все видела. — Она потрясающая, да! — Эфир махнул хвостом. — Помнишь гитарную партию в “Кристине” ? У меня от нее мороз по коже. — Аж шерсть встает дыбом, — согласился Дьюдроп. Эфир оживленно закивал и принялся рассказывать, как однажды пытался подобрать эту мелодию на слух. В зарослях шиповника у него за спиной вспыхнули два зеленоватых огонька. — Эээ… — начал Дьюдроп. — Эфир, там… — Что? — Эфир обернулся. Дьюдроп в свою очередь отступил на пару шагов назад. Животное, вышедшее на полянку, по всем признакам определенно было кошкой. Острые уши, пушистый мех, длинный хвост — только вот размеров оно было совершенно не кошачьих. Больше всего кошка напоминала грозовое облако, спустившееся на землю. — Знакомься, это Хильда, — Эфир присел на корточки и протянул к ней руку. Кошка смерила Дьюдропа подозрительным взглядом, но милостиво позволила Эфиру почесать ей шею, громогласно при этом мурлыча. — Хильда? — переспросил Дьюдроп. Услышав свою кличку, кошка шевельнула ухом. — Да, я ее так назвал, — Эфир потрепал кошку между ушей и выпрямился. — Она на самом деле довольно ласковая, ей только нужно время, чтобы привыкнуть к новым лицам, — он пожал плечами. — Ну, или мне так повезло. Грозовое облако еще раз покосилось на Дьюдропа и, сочтя его не стоящим внимания, прошествовало к миске с едой, подрагивая при этом кончиком хвоста. Обратно они возвращались вместе. Ветер стих, и холод уже не так беспокоил Дьюдропа, хотя руки по-прежнему мерзли. — Я думал, что у огненных с этим проблем нет, — заметил Эфир, глядя, как Дьюдроп, раздраженно помахивая хвостом, растирал ладони. Тот ответил ему кислым взглядом: — У огненных, может, и нет. Но я-то водный. Эфир не стал спорить и просто пожал плечами. Дьюдроп поспешил сменить тему: — Я недавно пробовал подобрать ту песню, ну, про Темного Владыку, — он торопливо сложил ладони в почтительном жесте и убрал их в карманы. — Получилось как-то не очень… — Могу принести тебе аккорды или показать, как ее играть, — предложил Эфир. — Если у тебя будет свободное время на неделе… — Послезавтра, — быстро ответил Дьюдроп. — После вечерни, подходит? — Вполне! Они добрались до своей дормитории и поднялись по каменным ступенькам; Эфир толкнул тяжелые, окованные железом двери, пропуская их в холл. На этот раз Дьюдроп дошел вместе с Эфиром до его кельи. — Значит, до послезавтра? — До послезавтра. Доброй ночи, Дьюдроп, — Эфир кивнул ему на прощание. Дьюдроп кивнул в ответ. Он постоял немного в коридоре после того, как дверь кельи закрылась, а потом зашагал в свое крыло, задумчиво помахивая хвостом. “Нам всем нужны друзья”, — вспомнил он слова Игниса. Может быть, он и в самом деле нашел себе друга.