***
В январе аббатство посетил Папа Эмеритус II. После отречения он поселился где-то на юге Италии и посвятил все свое время выращиванию винограда и производству вина, но пару раз в год все же приезжал в Линкопию — зимой, чтобы проведать брата, и в апреле, в годовщину смерти Папы Эмеритуса I. Зимний визит обычно длился три-четыре дня, после чего сам почтенный гость и его свита, несколько молчаливых упырей в черных балахонах и масках-баутах, возвращались обратно в Италию. Нынешний приезд не стал исключением. После отъезда Эмеритуса Второго жизнь в Линкопии окончательно вернулась в привычную колею. Группа возобновила репетиции, готовясь к весеннему туру; сам Папа ухитрялся балансировать между организацией тура и делами Церкви. Атмосфера во время репетиций казалась Дьюдропу более напряженной, чем обычно, потому что теперь на них присутствовали новые лица. Прежний клавишник покинул группу вскоре после возвращения из осеннего тура; его место занял другой воздушный упырь. Еще одним новичком была водная упырица, невысокая и серьезная, которая появилась в аббатстве вскоре после отъезда Эмеритуса Второго. От нее пахло соленой водой, и держалась она настороженно, как и любой из недавно призванных на Поверхность. Что-то в ней показалось Дьюдропу смутно знакомым, но он никак не мог понять, что именно — то ли её запах, то ли торопливая походка. Возможно, она была родом из той же местности, что и он, и они могли, сами того не зная, встречаться раньше. Дьюдроп смог бы сказать наверняка, если бы увидел её племенные татуировки, но их надежно скрывали маска и длинные рукава сутаны. Во время репетиций она всегда держалась неподалеку от басиста, внимательно наблюдая за каждым его движением. Иногда её пальцы дергались, как будто перебирая невидимые струны. После репетиций она обычно сразу же уходила, не дожидаясь остальных, но иногда задерживалась и обсуждала что-то с Дельтой или самим Папой. Дьюдроп, хоть его и терзало извечное любопытство, старался не прислушиваться к их разговорам, но кое-какие обрывки все-таки долетали до его ушей. — Похоже, Дельта уходит из группы, — сказал он Эфиру однажды вечером, когда они собрались поджемить вместе. На первом этаже упыриной дормитории, как и говорил Эфир, нашлась общая комната, которой редко пользовались, и они решили занять её. Дьюдроп подумал, что это было очень кстати: ему ужасно не хотелось выходить на улицу в мороз, да еще и с гитарой. — Серьезно? — Эфир вопросительно изогнул хвост. — Он ведь был в группе с тех пор, как фронтменом стал Эмеритус Третий. Дьюдроп пожал плечами: — Без понятия, но я слышал сегодня, как он говорил с Папой после репетиции. Что-то насчет новенькой, что она уже готова играть. Как её… — он пощелкал пальцами, вспоминая её имя. Когда она появилась на репетиции в первый раз, Папа представил её остальным участникам. Дьюдроп тоже был там, но сейчас имя как назло вылетело у него из головы. — Мист, — подсказал Эфир. Он подвернул рукава сутаны, чтобы не мешали, и протирал струны своей гитары. — Мист, точно, — Дьюдроп благодарно кивнул. — Стоп, а ты откуда знаешь? Теперь уже Эфир пожал плечами: — Она как-то заходила в лазарет, жаловалась на головную боль из-за акклиматизации. Дьюдроп сочувственно поморщился под маской. В первые дни на Поверхности у него тоже постоянно болела голова — явление, как он потом узнал, довольно распространенное. Всем упырям требовалось какое-то время, чтобы привыкнуть к новым условиям, и далеко не все переносили этот период легко. — Вы, целители, наверное, знаете всех в аббатстве, — заметил он. Его бы это совершенно не удивило. Эфир кивнул: — Можно и так сказать. Все ведь болеют, и почти все, — он укоризненно посмотрел на Дьюдропа, — приходят к нам, если им нужна помощь. — Ну, я покрепче многих буду! — фыркнул Дьюдроп. Эфир всегда предлагал ему исцелить ссадины, порезы или головную боль, но Дьюдроп каждый раз отказывался, не желая пользоваться его добротой. Даже теперь, когда они стали друзьями, ему все равно было неловко и, положа руку на сердце, непривычно, что он мог рассчитывать на чью-то помощь. Эфир покачал головой, закатив глаза; в этом жесте не было осуждения, только усталое смирение. Решив сменить тему, Дьюдроп потянулся за гитарой и сыграл для разминки мажорную гамму. Но мысль, что целители знают всех в аббатстве, засела у него в голове. Мог ли тот человек быть частью здешнего духовенства? Иногда Дьюдроп готов был поклясться, что чувствовал его запах, как будто он недавно проходил мимо или заглядывал на базу, чтобы обсудить что-то с Папой. Что, если… Из задумчивости его вывели звуки другой гаммы, которую начал играть Эфир. Дьюдроп подхватил её. Потом они, не сговариваясь, перешли на Woo Hoo, с которой Эфир внезапно переключился на Dirty Deeds Done Dirt Cheap. — Засранец! — буркнул Дьюдроп. Эфир весело помахал хвостом в ответ и продолжил играть. Дьюдроп подхватил мелодию. Это была игра, от которой оба получали огромное удовольствие: не сговариваясь, переходить от одной мелодии к другой, создавая в итоге неожиданные миксы. Выигрывал обычно тот, кому удавалось сыграть то, что другой не мог подхватить; единственным правилом при этом было не использовать песни Ghost. Прикрыв глаза, Дьюдроп сосредоточился на игре; пальцы уверенно скользили по струнам, и “фендер” пел в его руках. Эфир играл так же сосредоточенно, помахивая хвостом в такт. Забывшись, он начал негромко напевать себе под нос, и Дьюдроп решил, что пришло время сменить пластинку. Он начал играть вступление к Rainbow In The Dark — первое, что пришло в голову. Эфир тут же подхватил, но, не доиграв даже первый куплет, перешел на Country Girl. В конце концов Дьюдроп сыграл рифф из Master of Puppets, и на этом игра закончилась. Эфир разочарованно хлестнул хвостом и опустил гитару — “Металлику” он не любил и сыграть мог разве что Enter Sandman. — В следующий раз победа будет за мной, — сказал он, наставив на Дьюдропа указательный палец. Дьюдроп гордо расправил плечи: — Это мы еще посмотрим. В прошлый раз ты говорил то же самое! — И разве я был неправ? — усмехнулся Эфир. Дьюдроп, не сдержавшись, показал ему средний палец. В прошлый раз все закончилось ничьей, потому что они оба увлеклись и доиграли песню до конца, но технически победил Эфир как начавший её играть. В свое оправдание Дьюдроп мог сказать только, что ему очень нравилась Cities In Dust. — Все равно это был грязный ход, — пробурчал он, помахивая хвостом. Эфир пожал плечами; его глаза в прорезях маски сощурились, в уголках собрались морщинки от улыбки. Обижаться на него долго у Дьюдропа не получалось. — Ладно, ладно, но в следующий раз я на это не поддамся, — он сам улыбнулся под маской. Эфир потянулся похлопать его по плечу. — Это мы тоже еще посмотрим. Дьюдроп лениво щелкнул зубами в ответ. Эфир шутливо погрозил ему пальцем, и оба рассмеялись. — Здорово сегодня поиграли, но мне уже пора, — вздохнул Эфир. — Завтра опять утренняя смена, а потом еще ночной ритуал, — он слез с табуретки и стал убирать гитару в чехол. Дьюдроп сочувственно цокнул языком: — Опять оргия? Эфир покачал головой: — Призыв. Дьюдроп присвистнул. Им обоим пока еще не доводилось участвовать в призывах, но пару раз Дьюдроп слышал, как Альфа жаловался на усталость после такого ритуала: “как будто выгорел изнутри, а утром еще и репетировать”. — Надеюсь, все пройдет нормально, — пробормотал он, тоже убирая гитару. Эфир застегнул чехол и выпрямился, покрутил головой из стороны в сторону, разминая шею. Краешек балаклавы выбился из-под воротника сутаны, приоткрыв полоску серой кожи. Дьюдроп поспешно отвел взгляд. — Проводить ритуал будет Папа, так что всё должно быть нормально, — Эфир продел руки в лямки чехла. — Ну что, идем? Когда они поднимались на свой этаж, Дьюдроп все-таки решился. Мысль не давала ему покоя весь вечер, и другого способа отделаться от нее он не нашел. — Слушай, Эфир… — осторожно начал он. — А в лазарет когда-нибудь приходил человек, от которого пахнет крысами? Эфир, шедший чуть впереди, остановился и повернулся к нему. В его глазах читалось любопытство, хвост вопросительно изогнулся. — Человек, от которого пахнет крысами? В смысле, крысолов? — Нет, — Дьюдроп помотал головой. Тот человек, насколько он успел его узнать, никогда бы не причинил вреда крысе. — Какой-нибудь Брат Греха или священник. Он вдруг пожалел, что спросил. Если Эфир начнет расспрашивать подробнее, то наверняка придется рассказать ему эту историю. Дьюдроп пока не был готов поделиться с кем-то, даже с единственным другом. — Что-то не припомню, — проговорил Эфир. — Но я могу спросить Эхо или… — Нет! Не нужно, — торопливо ответил Дьюдроп. Эфир выглядел растерянным, и Дьюдроп добавил: — Это, ну, не важно. Ничего важного, я просто… просто спросил, — он стиснул зубы, мысленно ругая себя. Не надо было вообще открывать рот. Эфир окинул его подозрительным взглядом, но не стал допытываться. Он, казалось, всегда знал, какую черту не стоит переступать, и Дьюдроп был за это благодарен. На двери своей кельи он обнаружил приклеенный скотчем белый конверт. На конверте было аккуратно написано его имя и стояла печать аббатской канцелярии. Дьюдроп огляделся по сторонам и принюхался. Ничего. Тот, кто оставил конверт, сделал это достаточно давно, чтобы запах успел выветриться. Пожав плечами, Дьюдроп отцепил его от двери и, сложив пополам, убрал в карман, чтобы прочитать позже. Сейчас он устал и был слишком зол на себя, чтобы разбираться ещё и с этим.***
Дьюдроп менял анкер** у "Fender Precision". Игнис предоставил ему разбираться с инструментом самостоятельно, лишь наблюдая и время от времени давая советы. Сосредоточенно покусывая губу под маской, Дьюдроп прорезал на грифе пазы тонкой ножовкой, а потом прошелся по ним ножом, чтобы добраться до недопиленных мест. Заглянув ему через плечо, Игнис одобрительно хмыкнул: — Мыслишь в верном направлении. Дьюдроп мысленно перевел дух. Он прогрел гриф, прижав к нему ладонью медную пластинку, и осторожно подковырнул шпателем кусок накладки. Та отошла легко, открыв паз, в котором виднелся ржавый стопор анкера. — Откуда вытащили это... сокровище? — пробормотал Дьюдроп. Он вычистил клей из паза и теперь осторожно вырезал кусочек древесины примерно в полсантиметра. Иначе добраться до анкера было невозможно. — Из старых запасов, — Игнис снова заглянул ему через плечо. — Вот здесь лучше просверлить, только аккуратно, иначе повредишь гриф. Дьюдроп кивнул и потянулся за шуруповертом. "Фендер", с которым он возился, предназначался для Мист. Собственной гитары у нее пока не было, а Дельта, хоть и благоволил к новой басистке, отдавать ей свой бас не собирался, даже во временное пользование. — Странно, что для нее не купили новый бас, раз уж Папа включил ее в свою свиту, — заметил Дьюдроп. — Ну, заранее. — Она могла не подойти, и тогда бы только потратились зря, — отозвался Игнис. — Камерарий*** был бы не в восторге. Дьюдроп вытянул анкер из грифа — резьба на нем, как оказалось, почти полностью стерлась, — положил его на верстак и только после этого поднял глаза на Игниса: — В смысле "не подойти"? Ее же призвали как раз, чтобы играть на басу в группе, нет? — он изобразил игру на невидимой гитаре. Под капюшоном Игниса вспыхнули оранжевые огоньки: — Это немного сложнее, чем кажется. — Расскажи? — Дьюдроп вопросительно изогнул хвост. — Сначала закончи с анкером, — усмехнулся Игнис. — А то еще отвлечешься, поранишься или испортишь гриф... — Эээй, — пробурчал Дьюдроп. — Я вообще-то могу одновременно работать и слушать. Пока он делал новый анкер из тонкого стального прута, Игнис рассказал ему об отборе музыкантов в группу: во время прослушивания им предстояло играть на концертных инструментах, и если кандидат не находил общего языка со своим инструментом, то путь на сцену — и в свиту Папы — был ему заказан. — То есть, музыканта выбирает инструмент? — недоверчиво спросил Дьюдроп. — Это как? — Это часть сделки с Темным Владыкой, — Игнис пожал плечами. — Он создал эти инструменты и наделил их собственной волей, — он потер подбородок под капюшоном и вздохнул: — По сути это инструмент играет на музыканте, а не наоборот. Они просто проводники Его воли. На языке Дьюдропа вертелись десятки новых вопросов, и он никак не мог выбрать, какой задать следующим. Игнис много знал об инструментах и о проекте Ghost, и это не могло не наталкивать на определенные соображения... — Игнис, — услышал Дьюдроп собственный голос. — Ты ведь тоже был в группе, да? Глаза Игниса вспыхнули в темноте под капюшоном. — Возьми другое сверло, это здесь не годится, — сказал он. По его тону Дьюдроп догадался, что наставник не собирается обсуждать эту тему. Что ж, Дьюдроп хорошо понимал намеки. Позже, отряхивая сутану от древесной стружки, он наткнулся на что-то шуршащее в левом кармане; нахмурившись, Дьюдроп вытащил сложенный пополам конверт со своим именем, скрепленный печатью канцелярии. Игнис ненадолго отлучился принести что-то из кладовой, так что Дьюдроп остался в мастерской один. Он задумчиво повертел конверт в руках: за все время, что он провел на Поверхности, Дьюдроп ни разу не получал писем с печатью. Был ли это плохой знак? Он поковырял когтем печать. Темно-красный застывший сургуч, четко отпечатавшийся в нем груцификс. Все это выглядело очень официально и строго. Дьюдроп сломал печать и открыл конверт. Внутри оказался сложенный пополам листок кремовой бумаги; развернув его, Дьюдроп вгляделся в машинописные буквы. Умение читать на человеческих языках пришло к нему вместе со способностью говорить на них и понимать сказанное, но оно регулярно подводило. Слова разбегались, одни буквы притворялись другими, и смысл прочитанного ускользал от него; приходилось возвращаться к началу строки и перечитывать снова и снова, пока, наконец, всё не складывалось в нужном порядке. Дьюдроп недовольно зашипел. Письмо как будто издевалось над ним. Дверь скрипнула, впуская Игниса, и Дьюдроп торопливо развернулся к нему. — Чего они от меня хотят? — он протянул Игнису письмо, обвив хвостом колени. — Я вроде бы ничего не… ни с кем не дрался в последнее время. — Хм? — в голосе Игниса прозвучало удивление. Он взял письмо и бегло просмотрел его. — О. Поздравляю, тебе дают выходной в этом месяце. — Мне… что? — Дьюдроп заморгал. Он не слышал раньше ни о чем подобном. — Ты ведь уже больше полугода на Поверхности, верно? Дьюдроп кивнул. — Это поощрение, — Игнис вернул ему письмо. — За то, что ты усердно трудился и не ввязывался в неприятности. Дьюдроп прижал уши и поджал хвост, вспомнив про давнюю драку с Особенным. Похоже, что на его счастье пресс-секретарь группы не был злопамятным. — И что мне с этим делать, с этим выходным? Игнис склонил голову набок: — В письме ведь все написано. — Я… — Дьюдроп отвел взгляд и сжал зубы. — Мне трудно читать… — пробормотал он, не глядя на Игниса. Наставник вряд ли бы стал над ним смеяться, но признаваться все равно было тяжело. Дьюдроп раздраженно махнул хвостом; под ребрами медленно закипала злость на самого себя, что он не мог справиться с такой ерундой. — Через неделю утром тебе нужно будет подойти в канцелярию, — спокойно сказал Игнис. В его голосе вопреки страхам Дьюдропа не было ни жалости, ни снисходительности. Он звучал ровно, как будто Игнис объяснял ему, как менять колки на гитаре или снимать накладку с грифа. — Тебе дадут денег на расходы и наложат маскирующие чары, чтобы ты выглядел как человек. А потом кто-нибудь из Братьев или Сестер отвезет тебя в город. Тут недалеко, всего полчаса езды. У тебя будет время, чтобы погулять там, а потом за тобой вернется сопровождающий и отвезет обратно в аббатство. Обычно все происходит так. Ну, или происходило, когда я был моложе, — он усмехнулся. — В мое время за особенно хорошее поведение могли разрешить провести целые сутки среди людей. За этим явно скрывалась какая-то история, но Дьюдроп постеснялся спрашивать. — Понятно… спасибо, — пробормотал он, все еще не глядя на Игниса. — Ну, что объяснил. Всю неделю после этого Дьюдроп был как на иголках. Провести день среди людей, выбраться за стены аббатства — он и представить не мог, что когда-нибудь ему выпадет такой случай. Ему страшно хотелось обсудить это с Эфиром: тот жил на Поверхности куда дольше, а значит, мог подробнее рассказать, как все это происходит и чем можно заняться среди людей. Но Эфир, как назло, был занят в лазарете, и Дьюдроп почти не видел его в эти дни. Пару раз он задумывался, не навестить ли друга в его келье, но неизменно отказывался от этой идеи, чтобы не мешать его отдыху. Дьюдроп решил, что обязательно принесет ему какой-нибудь подарок из своей вылазки в большой мир. Большой мир. Дьюдроп знал, что Поверхность не ограничена одним только аббатством и прилегающей к нему территорией. В конце концов он слышал рассказы Альфы о гастролях и Эфира — о редких поездках по стране в качестве сопровождающего для представителей духовенства, но все это казалось немного нереальным. Теперь ему предстояло увидеть своими глазами, что находится за пределами Линкопии. Он бы соврал, если бы сказал, что его это не пугало.***
После утренней трапезы в свой первый официальный выходной Дьюдроп отправился в канцелярию аббатства. День выдался морозный и солнечный; под ногами хрустел снег, пока Дьюдроп торопливо шел от дормитории к зданию канцелярии — невысокой постройке из темно-серого камня, притулившейся к ризнице. Если подумать, Дьюдроп часто проходил мимо канцелярии, но никогда не заглядывал внутрь — не было необходимости. В канцелярии было тепло и тихо. Поплутав немного по коридорам, Дьюдроп разыскал нужный кабинет и не без робости постучал. — Да-да, входите! — отозвался из-за двери бодрый голос. Дьюдроп глубоко вздохнул и толкнул дверь. Хозяин кабинета, пожилой священнослужитель в круглых очках, улыбнулся ему: — Я могу вам чем-то помочь, упырь? — Вот, — Дьюдроп протянул ему письмо. — У меня, эээ, выходной сегодня… В следующие несколько минут священнослужитель развил бурную деятельность. Он выдал Дьюдропу наручные часы на кожаном ремешке и белый конверт, в котором лежала тоненькая пачка купюр. На самом конверте была написана сумма, но Дьюдропу велели пересчитать деньги, чтобы убедиться, что она совпадает. Затем он подписал очень официального вида бумагу — ведомость, как ее назвал священнослужитель, — в которой значилось, что ему выданы часы и деньги. Закончив с этими формальностями, священнослужитель поднялся из-за стола. Дьюдроп настороженно следил за ним. Священнослужитель достал из стоявшей на столе коробки блистер с длинной иглой внутри. — Не люблю эту процедуру, но что поделать, — пожаловался старик. Дьюдроп заметил, что средний палец на его левой руке заклеен пластырем. — Что за процедура? — Дьюдроп постарался, чтобы его голос звучал ровно. — Маскирующие чары. Мы ведь не хотим, чтобы миряне увидели ваш истинный облик, — священнослужитель успокаивающе улыбнулся. Он достал иглу из блистера и отклеил пластырь. — Не беспокойтесь, упырь, для вас это абсолютно безвредно. Вы просто на время… изменитесь, и как только вернетесь обратно, то снова обретете прежний вид, — он говорил почти как целитель, и Дьюдроп решил, что это уже хороший повод для беспокойства. Он выдохнул и заставил себя стоять спокойно, хотя его хвост то и дело дергался из стороны в сторону. Собственной кровью старик начертил несколько символов на щеках и подбородке маски Дьюдропа, бормоча заклинание на латыни. Дьюдроп на всякий случай зажмурился. На мгновение его будто обдало порывом сухого горячего ветра; маска ощутимо нагрелась даже сквозь тонкую ткань балаклавы. Но это ощущение ушло так же быстро, как и появилось. Маска остыла, но её привычная тяжесть почему-то исчезла. — Вот так, все готово. Дьюдроп рискнул открыть глаза. Священнослужитель ободряюще кивнул ему: — Ступайте к воротам, вас там уже ждут. Приятного дня. Дьюдроп неуверенно кивнул в ответ. Развернувшись, он положил ладонь на дверную ручку и замер. Его рука изменилась. Кожа из серой стала розоватой, темные крепкие когти сменились плоскими тонкими ногтями. Его одежда тоже теперь выглядела по-другому: зимний плащ сменился теплой курткой, форменные брюки превратились в темно-синие джинсы. Из любопытства Дьюдроп осторожно дотронулся до лица. Пальцы скользнули по носу и губам; Дьюдроп пораженно выдохнул, почувствовав теплую гладкую кожу вместо прохладного металла. Как такое было возможно? — Что за…? — неверяще он ощупал свое лицо ещё раз, дотронулся до лба. Рога тоже исчезли. Дьюдроп поспешно развернулся к старику. Тот коротко улыбнулся и махнул рукой, показывая, что ему пора идти. Возле ворот аббатства его поджидал темно-серый автомобиль; подойдя ближе, Дьюдроп различил размеренное урчание двигателя. Сидевший на водительском месте Брат Греха читал “Kerrang!” за прошлый месяц, но стоило Дьюдропу побарабанить пальцами по оконному стеклу, как монах тут же положил журнал на штурманское сиденье и опустил стекло. — Чем могу… — начал было он, но, всмотревшись в лицо Дьюдропа, вдруг просиял. — А! Вы, должно быть, мой сегодняшний пассажир! Дьюдроп, несколько обескураженный его реакцией, кивнул. То ли маскирующие чары не действовали на обитателей аббатства, то ли этот монах умел видеть сквозь них. Он хотел было спросить, но Брат Греха ткнул большим пальцем на заднее сиденье: — Садитесь, и поедем. В салоне автомобиля приятно пахло потертой кожей и ладаном. Дьюдроп устроился сзади, сложив руки на коленях. — Лучше пристегнитесь, — посоветовал Брат Греха, мельком взглянув на него в зеркало заднего вида. — Знаете, безопасность превыше всего и всё такое. К сиденью были прикреплены ремни со странного вида пряжками; Дьюдропу понадобилось несколько секунд, чтобы понять, как они работают. Застегнув ремень, он кивнул водителю. Автомобиль плавно тронулся с места и выехал за ворота. — Это же ваш первый выезд на большую землю? — спросил Брат Греха. Он не отводил глаз от стелившейся под колеса асфальтовой дороги, но время от времени бросал быстрый взгляд в зеркало заднего вида, проверяя своего пассажира. Дьюдроп, помедлив, кивнул, и Брат Греха тут же пустился в подробный рассказ об их месте назначения. Дьюдроп слушал вполуха: его внимание больше привлекали заснеженные пейзажи за окном, — но кое-что он все же запоминал, мысленно отмечая про себя "достопримечательности", о которых говорил Брат Греха. Музей под открытым небом, собор — "не знаю, правда, будет ли вам интересно смотреть на конкурентов", — река... Временами Дьюдроп кивал в такт рассказу или издавал заинтересованные звуки. От него, как он сразу понял, участие в разговоре не требовалось — впрочем, не то чтобы он мог сказать что-то по теме. Автомобиль вынырнул на широкое шоссе, и Дьюдроп невольно вжался в спинку сиденья, когда мимо них промчался другой автомобиль, намного больше. Здесь всего было больше: машин, рекламных щитов и странных указателей, которые он не мог прочитать, невысоких домов по обе стороны шоссе. Дьюдроп прилип к окну, жадно разглядывая все это. Город надвинулся постепенно: больше домов, растущих ввысь, больше людей в непривычной одежде, меньше огромных машин вроде той, что напугала его на шоссе, — и вот их автомобиль уже неторопливо едет по заснеженным улицам. Дьюдроп смотрел во все глаза. Внизу ему не доводилось бывать в городах. Почти вся его жизнь прошла в небольшом поселении, где едва набралось бы два десятка домов, и Дьюдроп почти никогда не покидал его надолго, кроме одного-единственного раза. Здесь же дома были повсюду, насколько хватало взгляда. А еще здесь были заснеженные деревья и мощенные брусчаткой улицы, поблескивающие огоньками витрины магазинов, а главное — люди! Так много людей, спешащих по своим делам или просто прогуливающихся. Одна женщина вела за руку ребенка; тот оживленно ей что-то рассказывал, и женщина кивала в ответ. Дьюдроп проводил их взглядом. Ему хотелось, чтобы мелкий тоже был здесь и увидел все это своими глазами. Ему бы точно понравилось. На мгновение Дьюдроп представил его, сидящего рядом, болтающего ногами и от восторга стучащего хвостом по сиденью. — Приехали, — голос Брата Греха вырвал его из задумчивости. Автомобиль остановился возле небольшого сквера, с трех сторон окруженного домами; в глубине его виднелся то ли неработающий фонтан, то ли статуя. Людей здесь почти не было. — Я сейчас дам вам карту на всякий случай, — водитель потянулся к бардачку и достал оттуда сложенный буклет. — Вот, держите. Я заберу вас в шесть часов, на этом же месте. Дьюдроп кивнул, забирая карту. На мгновение его охватила паника: что, если он не сможет прочитать её и найти дорогу? — но он прогнал эту мысль подальше. Навряд ли ориентироваться в городе будет сложнее, чем в пепельных пустошах Внизу. Он постоял на тротуаре, пока автомобиль не отъехал от сквера и не скрылся за поворотом, потом убрал сложенную карту во внутренний карман куртки и глубоко вздохнул, собираясь с духом. Городской воздух пах по-другому, не так, как в аббатстве — в нем было больше дыма, больше искусственных запахов, больше… всего. Дьюдроп чувствовал себя почти так же, как в тот раз, когда услышал Зов. Его переполняли волнение и страх, и в то же время — предвкушение нового, неизведанного, и надежда, что наконец-то в его жизни случится что-то хорошее. Если бы в этом обличье у него был хвост, он вилял бы им изо всех сил. Дьюдроп еще раз осмотрелся по сторонам, запоминая место встречи и возможные ориентиры. Заснеженный сквер, окруженный с трех сторон каменными домами, за которыми тянулись в небо зеленые шпили собора, видимо, того самого, о котором говорил Брат Греха. Неплохой ориентир, подумал Дьюдроп. Подойдет. Он сунул руки в карманы куртки и зашагал вниз по незнакомой улице. Ориентироваться в городе и в самом деле оказалось легко, а читать вывески и указатели было проще, чем официальные письма — большие четкие буквы не пытались меняться местами или притворяться друг другом. Пару раз Дьюдроп ловил себя на том, что движется аккуратно, разве что не крадучись, как будто и в самом деле шел по пепельной пустоши. Он надеялся, что со стороны это выглядит как обычная осторожность человека, идущего по скользкому тротуару. Он все еще нервничал, но эта нервозность постепенно сходила на нет, уступая место азарту исследователя. Запоздало он подумал, что надо было спросить у Брата Греха, где в городе можно купить плеер. Если бы Брат не отвез его сам, то, может быть, хотя бы объяснил дорогу или сказал, на какие вывески ориентироваться. Пока что ему не попалось ничего даже смутно похожего на нужное место, а останавливаться посреди улицы, чтобы изучить карту, значило бы привлечь к себе лишнее внимание. С другой стороны, в своем нынешнем обличье он скорее походил бы на заблудившегося туриста. А кстати, какое оно — нынешнее обличье? Дьюдроп не чувствовал, что в нём что-то сильно изменилось. Разве что исчезли рога и хвост, а кожа приобрела более человеческий оттенок. Дьюдроп остановился у первой попавшейся витрины и с любопытством уставился на свое отражение. Огромное тёмное стекло не давало подробной цветной картинки, как зеркало, но рассмотреть себя было вполне возможно. Отразившийся в витрине человек напоминал самого Дьюдропа: те же рыжие волосы и длинный нос, но черты лица казались более мягкими… более человеческими. Шрамы и племенные татуировки исчезли, разорванное когда-то правое ухо выглядело целым и приобрело округлую форму, но в нем остались проколы для серег. Дьюдроп наклонился ближе к стеклу, стараясь разглядеть как можно больше подробностей. В глубине стекла что-то шевельнулось. Дьюдроп настороженно замер. Отражение улыбнулось и помахало ему. Дьюдроп отшатнулся и вдруг понял, что лицо в стекле — за стеклом — изменилось. На него весело смотрела светловолосая человеческая девушка; в руке у нее была чашка с каким-то напитком. Витрина, в которой Дьюдроп разглядывал свое отражение, оказалась окном кофейни. Смущенный, он поспешно развернулся и зашагал прочь, но, не пройдя и десяти шагов, врезался в кого-то, шедшего навстречу. — Осторожней! — незнакомец придержал его за плечи, не давая упасть. Дьюдроп, забывшись, оскалился и зашипел на него, и человек тут же отпустил его и отошел на пару шагов назад. Плотный и широкоплечий, он был где-то на полголовы выше Дьюдропа, и что-то в нем казалось знакомым, хотя Дьюдроп готов был поклясться, что никогда раньше его не встречал. — Не хотел тебя пугать, друг, извини, — незнакомец поднял руки в успокаивающем жесте. На средних пальцах он носил металлические кольца. Дьюдроп уставился на них. Он видел эти кольца много раз, только на других руках — когтистых, с темно-серой кожей. Инстинктивно он шагнул ближе к незнакомцу и повел носом, принюхиваясь. Городские запахи забивали чутье, но Дьюдроп все же смог различить его — слабый запах мяты и лекарственных трав. — Эфир? Незнакомец вытаращился на него. Его ноздри расширились, втягивая воздух; мгновением позже человек расплылся в улыбке: — Дью? Это ты? — в уголках его глаз собрались знакомые морщинки. — Что ты здесь делаешь? — Ищу, где можно купить плеер, — честно ответил Дьюдроп. Он и сам улыбался. Хотелось обвить хвостом колени, но хвоста у него сейчас не было, поэтому Дьюдроп сцепил руки за спиной. Эфир задумчиво потер подбородок. — Вроде бы тут есть “Элгигантен”**** неподалеку… Ну, когда я здесь был в последний раз, он точно был. Пойдем проверим? Дьюдроп понятия не имел, что такое “Элгигантен”, но закивал: — Показывай дорогу. Они двинулись вверх по улице, в сторону зеленых шпилей собора. Дьюдроп старался смотреть вперед, но взгляд то и дело, как будто против его воли, возвращался к Эфиру. Непривычно было видеть его в мирской одежде — таких же, как у самого Дьюдропа, джинсах, свитере и теплой куртке. Из расстегнутого воротника куртки выбивался клетчатый шарф. Человеческая внешность странным образом шла Эфиру. Дьюдроп вдруг поймал себя на мысли о том, что в его нынешнем облике сохранилось от истинного — помимо взъерошенных темных волос и кольца в ухе? Эфир и сам поглядывал на него с любопытством: видимо, думал о том же. — Даже не думал, что встречу кого-то из наших, — сказал он. Тротуар был узкий, и они с Дьюдропом шли бок о бок, почти касаясь локтями. — Ты давно здесь? Дьюдроп взглянул на часы: — Около получаса, — он пожал плечами, — брожу туда-сюда. Тут столько всего, просто глаза разбегаются. Эфир улыбнулся: — Помню, когда я попал сюда в первый раз, то просто полдня бродил по улицам и не решался никуда зайти… Давай тогда для начала купим плеер, а потом я покажу тебе свои любимые места? — Договорились. Ну, если я тебя ни от чего не отвлекаю, — спохватился Дьюдроп. Эфир привычным уже жестом похлопал его по плечу: — Совсем не отвлекаешь. Магазин под вывеской “Элгигантен Фонхаус” находился на первом этаже четырехэтажного здания из белого и оранжевого кирпича. Оказавшись внутри, Дьюдроп несколько оторопел от вида застекленных шкафов, в которых были разложены товары, но Эфир уверенно повел его к нужной секции. На улицу они вышли с яркой коробкой, в которой лежали плеер и наушники. — Куда теперь? — поинтересовался Дьюдроп. Его переполняла деятельная энергия; присутствие рядом друга только усилило её. Судя по часам, времени у них было еще предостаточно, хоть он и не знал, когда Эфиру нужно будет возвращаться в аббатство — раньше или позже, чем ему. — Ну, я обещал показать тебе свои любимые места, так? — Злачные, я надеюсь? Эфир весело фыркнул: — Для злачных мест еще рановато, тебе не кажется? — Ну, лично я готов грешить в любое время, — бодро заявил Дьюдроп. Проходивший мимо пожилой мужчина бросил на него странный взгляд. Эфир легонько ткнул Дьюдропа кулаком в плечо. — Идем, грешник. Тут есть одно заведение, которое тебе точно понравится. Идти оказалось недалеко. Миновав два квартала, они оказались перед бетонным зданием, на первом этаже которого красовалась вывеска "Музыкантам". В витрине была выставлена ударная установка в окружении нескольких акустических гитар на подставках и укулеле. Дьюдроп прижался носом к стеклу, жадно их разглядывая. Одна из выставленных гитар напоминала многострадальный "гибсон", который Альфа брал для акустических концертов и в конце концов вынужден был заменить на другую модель — после последнего тура Игнис наотрез отказался его ремонтировать. Рядом с ней стоял "фендер" той же модели, что и у Дьюдропа. — Зайдем внутрь? — предложил Эфир. Он изо всех сил старался сохранить нейтральное выражение лица и покусывал губы, чтобы не расплыться в улыбке. — Ты еще спрашиваешь! — Дьюдроп выпрямился и решительно зашагал к входной двери. Эфир был прав: это заведение ему определенно понравилось. Дьюдроп не был уверен, сколько времени они провели внутри. Он надолго застрял в отделе с гитарами, ввязался в увлекательный спор с другим посетителем и консультантом насчет струн для полуакустик. Эфир благоразумно не стал вмешиваться и ушел смотреть на ремни для гитар. Потом Дьюдроп поймал себя на том, что приценивается к белому "стратокастеру". Пальцы так и чесались опробовать его в деле, и то, что Дьюдроп раньше не пробовал играть на электрогитарах, совершенно его не останавливало. — Я останусь тут жить, — сказал он подошедшему Эфиру. — Я буду приносить тебе еду, когда смогу, — пообещал тот. Дьюдроп со вздохом погладил корпус "стратокастера", прощаясь. Следующим пунктом в списке злачных мест оказался магазин, где продавали грампластинки. Дьюдроп рассматривал их почти без интереса; ценность виниловых пластинок ускользала от его понимания. Стоило расспросить об этом Игниса по возвращении в аббатство. — Зайдем сюда? — предложил Эфир, когда они проходили мимо книжного магазина. Дьюдроп удивленно вскинул брови, но кивнул. Книги интересовали его меньше, чем гитары, но смотреть на них было интереснее, чем на пластинки. Эфир же как будто оказался в своей стихии и отправился прямиком в отдел детективов. Дьюдроп не стал догонять его. Он побродил немного среди стеллажей, разглядывая яркие обложки. Некоторые названия показались ему интригующими, а потом он и вовсе замер, пораженный — на нескольких книгах было напечатано имя Темного Владыки. Дьюдроп машинально сложил ладони в жесте, выражающем почтение, и потянулся за первой книгой. Текста в ней было мало, но читался он куда легче, в основном внимание привлекали иллюстрации. Из картинок складывалась история. Дьюдроп перелистнул несколько страниц и задумчиво присвистнул. Он не был уверен, что церковь одобрила бы эту книгу, да и сюжет казался не слишком правдоподобным — с чего бы Темному Владыке переезжать в Лос-Анджелес, да еще и открывать там бар, не говоря уже о контрактной работе на Небеса? Пожав плечами, Дьюдроп вернул книгу на полку и пошел искать Эфира. Тот обнаружился возле полок с иностранными детективами — так, по крайней мере, значилось на табличке над стеллажами. Дьюдроп пробежал взглядом по корешкам: имена авторов и названия ни о чем ему не говорили. — Выбрал что-нибудь? — спросил он. Эфир рассеянно кивнул и взял с полки роман в мягкой обложке, на которой Дьюдроп прочитал имя “Найо Марш”. — Вот эту, пожалуй. — Интересная? — Пока не знаю, — Эфир побарабанил пальцами по корешку, — как раз и выясним. Я люблю детективы, — пояснил он немного смущенно. — Но только такие, где главный герой занят расследованием, а не своими проблемами. Дьюдроп издал неопределенный звук. Он мало что знал о детективах. На кассе он уверенно оттеснил Эфира в сторону и сам заплатил за его книгу. — Не надо, Дью, я могу и сам… — запротестовал Эфир, но Дьюдроп помотал головой и вскинул ладонь, отсекая дальнейшие возражения: — Позволь мне. Ты и так тратишь на меня свое время, и я хочу тебя отблагодарить, — отойдя от кассы, он вручил Эфиру книгу и чек. В конце концов, он все равно собирался привезти другу подарок из своей вылазки на большую землю. — Вот. Куда пойдем дальше? — Зависит от того, сколько у нас времени. Когда за тобой должны приехать? Дьюдроп взглянул на часы: — В шесть. У нас еще часа три в запасе. Небо над городом затянуло тучами, и пошел снег. Дьюдроп с ворчанием натянул на голову капюшон куртки; Эфир выудил из внутреннего кармана сложенную вязаную шапку. Одна крупная снежинка приземлилась Дьюдропу на нос и тут же растаяла, превратившись в холодную каплю. Дьюдроп смахнул ее рукавом. — Я бы хотел купить что-то вроде сувенира на память, — проговорил он. Эфир вопросительно посмотрел на него. — Понимаешь, я не знаю, когда попаду сюда в следующий раз, и попаду ли вообще, так что, ну… Эфир кивнул: — Пойдем поищем что-нибудь. А потом, может, перекусим? Ты голодный? Со всеми сегодняшними приключениями Дьюдроп совершенно забыл о еде. Но стоило только вспомнить, как желудок отозвался голодным урчанием. Эфир понимающе улыбнулся. — Тогда сначала еда, потом сувениры. Побродив еще немного по улицам, Эфир привел его в небольшой бар, втиснувшийся между прачечной и очередным магазином грампластинок. — Я сюда заходил пару раз, — пояснил он, — здесь неплохо кормят. — Вот мы наконец и добрались до злачных мест, — усмехнулся Дьюдроп. Он с любопытством осматривался. Внутри пахло жареной картошкой и мясом, на обшитых деревом стенах висели ретро-постеры с изображениями незнакомых групп, да и в целом было уютно. Дьюдроп предоставил Эфиру заказать для них еду, решив, что выбирать из незнакомых блюд будет выше его сил, а сам откинулся на спинку стула и вытянул ноги под столом, едва не задев Эфира. Только сейчас он почувствовал, как на самом деле замерз и устал, но это была приятная усталость. Голова немного кружилась, примерно как в первые дни в аббатстве, когда все вокруг поражало новизной. — Не спи, — Эфир легонько ткнул его в ногу носком ботинка. Дьюдроп заморгал и выпрямился. — Просто медленно моргнул, — пробормотал он. Эфир потянулся через стол и похлопал его по руке: — Очень много всего, да? — Внизу такого не увидишь, — согласился Дьюдроп. — Здесь очень… — он помолчал, подбирая нужное слово, — оживленно? Эфир коротко рассмеялся. — Летом здесь еще оживленнее. Особенно в парках! Там много деревьев, река… очень красиво, можно даже послушать живую музыку на площадках, если повезет, — в теплом освещении бара его глаза слабо блеснули. Дьюдроп попытался представить себе все это: теплый летний день под голубым небом, людей-музыкантов, солнечные блики на поверхности реки… Он бы очень хотел увидеть все это. И чтобы мелкий тоже это все увидел. — Мелкий? — Эфир вопросительно склонил голову набок. Дьюдроп прикусил язык; похоже, что последнюю фразу он случайно произнес вслух. Его спасла официантка, поставившая перед ними стаканы с сидром. Эфир поблагодарил её. Но стоило ей отойти на достаточное расстояние, как он снова посмотрел на Дьюдропа. На его лице читался искренний интерес; на мгновение Дьюдропу показалось, что он видит за спиной Эфира вопросительно изогнутый хвост. Дьюдроп отвел взгляд. В баре было немного посетителей, и никто не обращал на них внимания. Упыри в аббатстве обычно не разговаривали о своей прежней жизни, повинуясь негласному запрету, но здесь, среди людей, занятых исключительно друг другом, этот запрет как будто перестал действовать. — Мой младший брат, — тихо проговорил Дьюдроп. — Он остался Внизу… — Вместе с твоим кланом? — Эфир чуть подался вперед и тоже понизил голос. Дьюдроп покачал головой: — Когда меня призвали, нас оставалось только двое. Он еще… у него только-только рога затвердели. Эфир издал сочувственный звук. — Мне… мне жаль. О нем совсем некому позаботиться? — За ним присматривает община, — Дьюдроп облизнул внезапно пересохшие губы. Водные упыри никогда не бросали детенышей, и многие охотно брали на себя заботу о сиротах. Он убедился в этом на собственном опыте. — Я все время говорю себе, что он там не пропадет, но… Эфир успокаивающе погладил его по руке. Казалось, он хотел что-то сказать, но передумал. Дьюдроп тихо вздохнул: — Я обещал ему, что найду способ вытащить его на Поверхность, но пока что… пока что не сильно продвинулся. Я просто не знаю. Мне кажется, что я вообще ничего не делаю. Я должен был разыскать того человека, но даже этого не смог, — он взял свой стакан и с интересом понюхал напиток. Пахло яблоками. — Человека, от которого пахнет крысами? — уточнил Эфир. Дьюдроп кивнул. Рано или поздно ему все равно пришлось бы кому-нибудь рассказать, если он действительно хотел найти того человека. Так почему бы не рассказать другу? — Если ты не хочешь рассказывать, то не надо, — сказал Эфир. Он выглядел взволнованным. — Если это секрет или… — Это просто долгая история, — Дьюдроп все-таки попробовал сидр. Напиток немного пощипывал язык, но на вкус оказался приятным. Вернулась официантка и поставила перед ними тарелки с едой. Дьюдроп взял со своей тарелки ломтик жареной картошки. Еда здесь оказалась вкуснее, чем в аббатстве, и он сам не заметил, как умял половину своей порции. Эфир с улыбкой наблюдал за ним; Дьюдроп, не удержавшись, скорчил в ответ рожу и утащил немного картошки с его тарелки. — Я вырос в водной общине, — начал он, прожевав очередной кусочек. — Мой отец нашел там новую жену, потом родился мой брат, и все было, в общем, неплохо, пока… я не знаю, что с ними случилось, но однажды отец с мачехой просто не вернулись домой, — он покачал головой. — И мы с братом остались одни. Община, конечно, помогала, но у меня с ними как-то не ладилось. Знаешь это чувство, когда все вроде бы хорошо, но ты все равно как бы не на месте? Эфир кивнул. — Я пытался, конечно, ради брата, — Дьюдроп задумчиво повертел стакан в руках и сделал еще глоток. — Но полукровок все-таки не очень любят, особенно... огненных, — слово кольнуло язык. — Меня там терпели и помогали заботиться о мелком, но не более. Я думал, конечно, попробовать разыскать общину матери, но там бы все сложилось так же, если не хуже. А потом я встретил того человека. — Человека? — Эфир удивленно вскинул брови. — Внизу? — Да, на древних тропах. Ты же слышал про них? — Кое-что слышал, но уже после того, как меня призвали, — Эфир задумчиво потер подбородок. — Кое-кто из старшего духовенства иногда приходил к Эхо, чтобы узнать, как попасть туда. — Может, тот человек так же и попал Вниз, — Дьюдроп пожал плечами, — но это неважно. В общем, я встретил его там, и мы... Это может прозвучать странно, но тогда я мог поклясться на чем угодно, что могу считать его другом. И мы условились, что встретимся на Поверхности. Обязательно найдем друг друга, понимаешь? Он даже оставил нам кое-что на память, одну вещь, она осталась у мелкого. И когда я услышал Зов, я решил, что это он, тот человек… и вот я здесь, — он коротко хмыкнул. — Мне казалось, что я попал куда нужно, но теперь я не уверен ни в чем, раз уж даже ты говоришь, что не встречал никого, от кого бы пахло крысами. Эфир какое-то время обдумывал его историю. Дьюдроп воспользовался паузой, чтобы утащить остатки картошки с его тарелки. — Может, этот человек и в самом деле принадлежит к духовенству, — заговорил наконец Эфир. — Если он знал про древние тропы и смог попасть туда, то, скорее всего, он бывал в нашем аббатстве. Ты точно не хочешь, чтобы я расспросил Эхо? — Справлюсь сам, — Дьюдроп допил остатки сидра. — Но спасибо... спасибо, что хочешь помочь.