Слом

К вечеру Узумаки перестало потряхивать от холода и прекратила кружиться голова. Только лёгкий насморк появился, но это не было проблемой. К тому же они все выпили успокаивающего чая, такой же, что пил Мицки, потому никто особо не волновался, а дети быстро уснули. Лог принёс сюда ещё одну кушетку, приставил её близко-близко к кушетке брата, на которой и устроился вместе с Боруто, тихо посапывая. Совсем рядом с младшим. Эта картина, как его дети вместе с Узумаки тихо спят рядышком, вселяла в Орочимару спокойствие ещё больше, чем его самое крепкое успокоительное. И радость ещё. Вероятно, ту веру, тот огонь, про которые так любят рассказывать все Хокаге. Орочимару поправил покрывало на младшем сыне, накрыл ладонь, что даже во сне пыталась держаться за руку Лога, и погладил несчастного ребёнка по голове. Потом укрыл вторым покрывалом старшего и Узумаки, что от прохлады стали жаться друг к другу. Он немного так постоял, наслаждаясь минутами покоя, счастья даже, и вздохнул, отходя от кроватей. Раз Лог так заволновался о лекарстве для Мицки, стоит озаботиться тем, чтобы рассчитать дозы, чтобы младший не слишком сильно погружался в такое состояние бессознания. Конечно, меньшую дозу ему пока рано давать, разве что дважды — утром и вечером — но озаботиться, подготовить это лучше заранее. Тем более работа с веществами успокаивала саннина. И в этот раз это было куда полезнее и важнее всех предыдущих работ. Кроме самого создания детей, разумеется, но забота и лечение их были так же важны. И это было интересом, приоритетом Орочимару. Потому работа шла гладко, ровно. Он ни на что не отвлекался, как часто бывало, а полностью сосредоточился на этой странной медитации. К середине ночи все расчёты, запас различных доз — на обычное время и приступы паники — были готовы. Дети всё так же спали, лишь Боруто немного ворочался, но для его природного шила, что присуще всем Узумаки, это было нормой, потому саннин снова поправил одеяла. И, подумав, осторожно прилёг рядом с Мицки, обнимая маленького ребёнка. Чувствуя сердце, чакру, что лениво струилась по каналам, он погружался в приятный, спокойный транс, наверное, впервые за долгое время полностью отпуская мысли. И тревогу за своё дитя. Сном это было назвать трудно, разве что некрепким — он плавал на поверхности, спокойной границе. Этого было достаточно, чтобы отдохнуть и восстановить моральные силы. Подготовиться к новому витку истерики и ужаса. Первым, как ни странно, проснулся Узумаки, впрочем, он сразу же убежал в уборную, потому удивление Орочимару даже не дёрнулось. Всё-таки человеческий организм зависел от многих вещей. В том числе и таких банальных. А вот что было странным, удивительным, это то, что его дети всё ещё спали. Время уже близилось к одиннадцати часам, и, если для состояния Мицки длительный сон был нормальным, то вот для Лога это было странным. Видимо, он слишком сильно переживает о младшем и наверняка снова инстинктивно связался с его сознанием. Орочимару немного грустно вздохнул — сам себе, получается, и навредил. Он улыбнулся, немного поболтал с Узумаки, когда тот вернулся, выдав лекарство и справив его на кухню, ведь бурчание живота было слышно даже обычному человеку, и пошёл к своим детям. Саннин тихо погрузил пальцы в волосы старшего, осторожно поглаживая. Раньше, когда Лог был ещё маленьким ребёнком, он довольно часто так делал, но со временем прекратил — слишком быстро старший вырос. И не только ростом. Он быстро повзрослел и закрылся. Отчасти в этом была и вина змея — не уследил — но так же виной был и его характер. Всё же дети пошли в саннина, такие же независимые. Но сейчас можно наверстать упущенное. Особенно в такое время. Когда им всем нужна поддержка. Он прикрыл глаза и гладил старшего сына, чувствуя как медленно, лениво тот просыпается. Когда золотые глаза наконец-то открылись, секунду в них стояла пустота и непонимание, а потом они удивлённо уставились на Орочимару. Змей мягко улыбнулся и провёл пальцами по шраму. Саннин почувствовал, как совсем неосторожно Лог провалился в его сознание, схватив все поверхностные эмоции и мысли, и это его немного оглушило. Такие быстрые переходы, когда неподготовлен, всегда слишком сильно били по собственному сознанию. Но, немного придя в себя, Лог прильнул к ладони, прикрывая глаза и мило краснея. Он сполна ощутил спокойствие и любовь Орочимару. Минута этого покоя, единения с ребёнком была очень сладкой, и даже когда пришлось оторваться друг от друга, осталась в сердцах тёплой искрой. Старший понемногу приводил себя в порядок, а Орочимару присел рядом с Мицки, держа за руку. Его состояние пока было спокойным, и будить его змей не собирался. Но дать чувствовать телу, что оно в безопасности, было нужно. Его сознание, как и тело, реагировало на одиночество, боясь, что снова начнутся пытки, если он останется один. К тому же это наверняка усугублялось тем, что он в одиночку прикрывал своих товарищей. И не справился. Потому тот ужас с ним и случился. Он остался один и очутился в кошмаре. Эта логическая цепочка легко приходила на ум, и саннин был уверен, что укоренилась в подсознании Мицки. И это подтверждалось вчерашней реакцией змеёнка. Потому что только на испуг это не было похоже — когда ребёнок в него вцепился и не отпускал. Значит, нужно его поддерживать, иногда даже буквально держать за руку или в объятиях. Но никто из них троих не против — лишь бы змеёнок поправился. Хоть немного начал возвращаться из своего кошмара в жизнь. Узумаки успел сделать и съесть завтрак, привести себя в порядок, Лог окончательно проснулся и отошёл от потрясения эмоциями саннина. А сам змей успел по несколько раз проверить состояние Мицки, успокоительные и витамины для ребёнка, и немного разобраться с документами деревни. Лишь ближе к часу дня змеёнок наконец-то проснулся. Сначала он медленно открыл мутные ото сна глаза, а потом перепугано вскочил на койке, панически прикрываясь одеялом и уползая куда-то в сторону. От голосов Орочимару и Боруто. Подальше назад. Единственное, что не позволило ему упасть с кушетки — Лог, который сидел сзади него и сразу же обнял, крепко прижимая к своей груди. Мицки его не узнал. Его молния била разрядами по всей палате. Орочимару пришлось прикрыть Боруто от двух бешеных ударов, а потом Лог воздвиг барьер, о который разбивались жёлтые вспышки. Мицки бесился, бился в крепких руках старшего брата, пока тот только крепко обнимал и дышал в светлые волосы. Но силы у змеёнка заканчивались быстро, и он не мог долго сопротивляться, а только плакать. Но когда он перестал бить в крепкую грудь, застыл на некоторое время, к его сознанию стало доходить. Он судорожно всхлипнул, поднял на брата глаза, в неверии уставившись в его лицо. Логу было тяжело сдерживать эмоции от вида такого несчастного младшего брата, и печаль искажала его лицо, нагоняла на глаза слёзы. Мицки смотрел в родное лицо, и постепенно понимание проникало в его разум. Он перестал рыдать в панике, лицо неуловимо изменилось, змеёнок облегчённо заплакал, на этот раз сам прижавшись к груди и вцепляясь в тёмную водолазку брата. Ребёнок плакал и искал у брата защиты. Покоя. Лог крепко и осторожно обнимал его, вжавшись лицом в пушистые, взбитые из-за сна волосы. Он аккуратно гладил младшего по голой, нервно подрагивающей спине и прикрыл его голову, когда Орочимару и Боруто облегчённо выдохнули. Мицки вздрогнул, и саннин снова тихо зашипел, плавно приближаясь к койке и накрывая сползшим одеялом дрожащего ребёнка. В этот раз он узнал быстрее и потянулся к змею, прячась в его объятиях. Орочимару легко перетянул его к себе на колени, пряча в широких рукавах и шипя на ушко. Старший рядом тихо плакал. Видимо, снова погрузился в воспоминания младшего. Саннин потянулся по связи, что давно установилась между ними, Лог поспешил утереть слёзы и собрался, поднимая взгляд. Но натолкнулся на понимание, сочувствие и любовь. Слёзы выступали сильней, он зажмурился и уткнулся в плечо отца. На секунду Орочимару отвлёкся от Мицки, но не перестал шипеть, когда оставлял поцелуй на макушке старшего сына. А потом бросил быстрый взгляд на тихо застывшего Узумаки и вернулся к змеёнку. Боруто как-то растерянно, взволнованно вздрогнул и неловко шагнул ближе. Никто из змей не вздрогнул, но он так же тихо подошёл совсем близко и осторожно сел под другой бок Орочимару. В этот раз слёзы у Мицки кончились довольно быстро, но они долго сидели в тишине. В воздухе висело странное спокойствие. Не совсем такое, чтобы уснуть, забыв обо всём, но достаточное, чтобы израненные души и сердца перестали встревоженно биться. Они сидели все вместе, прижимаясь друг к другу и тепло наполняло их маленькими искорками. Змеёнок пошевелился и несмело отодвинулся от груди саннина, прикрываясь покрывалом. Орочимару держал руки на его плечах, прикрывая ещё и рукавами. Мицки нервно, осторожно оглядывался, после того как хорошо рассмотрел отца и дал себя погладить по щекам. Сначала он увидел успокоившегося Лога, и в этот раз он определённо был спокоен и благодарен. Он, вероятно впервые, после стирания памяти, посмотрел на старшего с любовью. У Лога сладостно заныло сердце, затрепетало, ему было сложно сдерживать эмоции, потому он отвернулся, как только Мицки отвёл взгляд. Однако Орочимару успел заметить, да и понимал, что в нём сейчас буря чувств. И порозовевшие щёки и заблестевшие глаза это подтверждали. Как и то, как он низко наклонил голову и вцепился руками в кушетку. Саннин мягко улыбнулся тому, какие чувствительные, нежные получились у него дети. Младший немного придвинулся к груди Орочимару, сжимая руками одеяло, что было наброшено на плечи, а потом заметил Боруто. Золотые глаза удивлённо и немного напуганно распахнулись. От этого Узумаки неконтролируемо вздрогнул. Напряжённо застыл, словно в бою перед ожиданием удара. Мицки потерянно, неуверенно сжался, стараясь укутаться сильнее. Было видно, что мысли в его голове вращаются с бешеной скоростью. И видимо от этого он был таким растерянным. Даже потерянным, совсем как во времена стирания воспоминаний. Но Боруто, надо отдать ему должное, смог взять себя в руки. Он выдохнул, немного успокоился и, слабо улыбнувшись, тихо выдохнул: — Привет. Мицки был растерян. Напуган. Пусть кошмар его отпустил, спрятавшись за стенами палаты и за спинами отца и брата, но что-то ещё оставалось внутри. Подрывало. И когда он увидел Боруто, то это всколыхнулось, подняло муть из его воспоминаний в том месте. Последнее, что было покрыто зелёной пеленой, что была куда опаснее, страшнее, но обещала покой. Защиту. И там, в этом вязком, прохладном мареве было что-то яркое. Тёплое. Что согрело его. Прогнало из сердца панику. Пахло так знакомо. Там был Узумаки. Мысль прошила током, память выдала размытые картины того, как солнце спустилось к нему. Как они оба сжались в норке, и Мицки мог греться в его лучах. Он вернулся. За ним. Нашёл его. Вытащил и принёс домой. Слёзы снова обожгли глаза. Только теперь не страха или боли. Они не были горькими, а какими-то тёплыми и мягкими. Мицки знал, что спас его некто другой. Другой он, что состоит из той зелёной чакры. Но радость, что Боруто пришёл за ним, была сильной. И это было облегчение. Это был покой, которого он так желал там. Горло и губы слушались с трудом, голоса совсем не было, но он всё же смог что-то прохрипеть. — Ты пришёл… за мной… — От слёз всё расплывалось, но он увидел, как удивлённо распахнулись небесные глаза. Он тёр глаза руками, но слёзы не останавливались — это тёплое, невыносимо живое, эта радость, что его не бросили, вырывалась слезами. Он, кажется, безостановочно плакал, но организм всё не успокаивался. Тем более когда Узумаки удивлённо выдохнул: — Ты помнишь. — Всхлип вырвался сам собой, а когда Боруто медленно поднял руку и положил ладонь на запястье Мицки, жар жизни прошёлся по каждой клеточке. Даже то, что он глупо натирал глаза руками и ничего не видел из-за этого и слёз, не уменьшали облегчения. Казалось с этим из него выходит весь ужас. Мицки обмяк, прижался к груди отца, вслушиваясь в мерный стук сердца, а Боруто так и не отпускал руку. Только вместо запястья сжал ладонь и придвинулся ближе к саннину. Мицки понемногу затихал, но всё ещё продолжал плавать в этих мягких волнах тепла и облегчения. Колыхаться в ритме дыхания. Вскоре рука отца накрыла болящие веки, залечивая воспаления от слёз и принося приятную прохладу. Потом Лог умыл его бинтами со свежей водой и забрал к себе на колени, пока отец ушёл заниматься чем-то у стола. Боруто всё это время не отпускал его ладонь. Он крепко её держал двумя руками и тихо сидел рядом. Чакра — яркая, живая, светлая — легко освещала мысли и чувства Мицки. Как маленькое солнышко, что действительно спустилось с неба. К нему. Чакры брата и родителя ощущались по-другому — они были монументальным спокойствием, нерушимой опорой, в них можно было спрятаться. А Боруто наполнял это всё теплом и жизнью. И змеёнок плавал в этом спокойствии. Он послушно выпил все лекарства, что принёс отец, потом его уложили на кровать, Орочимару проверил его самочувствие и улыбнулся, мягко погладив по голове. Они все были рядом, все понемногу говорили, больше всех, правда, Боруто. Хоть он и вёл себя спокойно, как утреннее, не жаркое, но светлое солнце, но говорил много. Неторопливо, рассказывая, какие у него отличные отец и брат. И Карин с Суйгецу. Мицки слушал, ощущал, как эти тихие слова, чакра, их всех, и любовь окутывают словно мягкими, нежными облаками, прогретыми лучами солнца. Он ощущал горячие руки Узумаки, прохладную ладонь брата в волосах и медленно погружался в марево покоя. Уюта. Он погружался в сон из мягких мыслей, чистых чувств любви, и никакой кошмар не мог достать его в этом надёжном укрытии. Укрытии из заботы и одеял. Тепло, жизнь и безопасность были с ним, укрывали. Но потом стала появляться тьма. Из неё медленно полз холод, что до боли, бешеного крика впивался в клетки, кажется, разрывая их кристаллами льда. Кошмар вцеплялся в плоть стремительным зверем, выворачивая каждый нерв. Он пытался отчаянно ухватиться, хоть за что-то, вернуться в тепло. Спрятаться, но руки невероятно болящие, искалеченные, истекающие ледяной кровью не могли ничего найти. Здесь не за что было ухватиться. Только пустота и кошмарный, смертельный холод. Из последних сил Мицки заорал, разрывая морозом горло. Где-то далеко блеснул свет. Боруто немного расстроился, что всего через пару часов Мицки снова уснул. Но Орочимару сказал, что это нормально в его состоянии, да и он был очень рад, что друг помнил, что это он за ним вернулся. Потому тревога медленно отступала. Особенно после того, как Лог поделился его ощущениями. — Он такой спокойный. Ему тепло. Хорошо. — Старший брат будто сам таял от этих чувств. Особенно, когда саннин легко потрепал его по волосам и улыбнулся. Какое-то время они сидели в тишине, думая и занимаясь каждый своим. Но тогда они сделали ошибку. И Боруто винил в этом себя. Но Логу было ещё хуже — он ведь всё прочувствовал, а всё равно сглупил и отпустил. Они отпустили его. Сперва всё было спокойно, они даже не заметили. Так погрузились в своё спокойствие, что забыли о том, что это Мицки нужна помощь. Защита. Что его нельзя отпускать. Сначала змеёнок обеспокоенно завозился, дыхание немного изменилось, а глаза под веками нервно задёргались. Орочимару бросился к нему, стремясь успокоить касаниям и чакрой, но никто из них не успел. Точнее, когда Лог и Боруто снова взяли его за руки, было уже поздно. Выводы Орочимару, увы, снова подтвердились, хоть никто в этом не нуждался. Мицки снова ушёл в кошмар. Он выгнулся, дёрнул руками и ногами, скручивая их, будто в приступе боли. Чакра снова вырвалась неконтролируемым потоком. Мицки распахнул невидящие от ужаса глаза и заорал.