Слом

Сразу выплыть из этого состояния не удалось — лень и слабость надёжно держали его тело на койке и в кресле, а разум — слишком вялым, чтобы активно сопротивляться. И ещё, всё это тянуло в уныние, жалость. По себе. И за себя. К тому же шок, от того что прошло уже полгода, как он заперт здесь, выбивал из хлипкого равновесия. Было непонятно, почему Боруто здесь. Нет, он помнил, знал, что Узумаки не любит бросать друзей, но он посвятил ему столько времени. Ради него. Будто Мицки действительно был настолько важен, что он оставил дом, семью. Только чтобы держать его за руку, чтобы вытянуть из темноты. Это вызывало странное чувство — тёплое, но почему-то болючее. И ещё нагоняло мелкие слёзы, размывая зрение и слепляя ресницы. Мицки впервые за долгое время не мог понять, дать объяснение тому, что он чувствует. Но он всё же хотел покончить с тем кошмаром, вырвать из себя холод и смерть. Уничтожить то ужасное место, что застряло в его разуме, и преданность, внимание его родных помогали. И прошедшее время тоже гнало вперёд, словно ветер бьющий в спину. Мицки очнулся. Высвободился из той апатии. Тяжело сел на кушетке, намереваясь не сдаваться. Его родные были рядом, поддерживали. Первое время, буквально, когда он с трудом мог сидеть, он снова полностью погрузился в их заботу. Только теперь он точно намеревался выбраться из этого кошмара. Он старался. Вставал с койки, двигался, пытался жить, слушал и говорил. Пусть слова не складывались в долгие предложения, пусть тело было слабым, словно чужим, но он старался. Он старался вспомнить, кто он. Старался вернуть себя. Но вскоре его снова поглотил ужас. Мицки немного помнил, что с ним нужно бороться, только сил не было. Он мог лишь беспомощно сжиматься в комок и держаться за кого-то. Он даже не видел, кто с ним был тогда. Но это и не имело значения — кто бы это ни был, его в любом случае любили и о нём заботились. Защищали. И не отпускали. Мицки держался за них, и они вытащили его и из этой темноты. А потом лечили его порванное криками горло. Они все были рядом и змеёнок просыпался от этого. Он словно начинал дышать их любовью. Начинал дышать жизнью. Особенно после того, как у него стали дрожать руки. Всё это напряжение, что нервно звенело внутри, приходилось дрожью по телу, заставляя руки трястись, скручиваться в кулаки. Но как только он начал дрожать, поднёс к себе руку, отец осторожно взял его ладонь. Мицки вздрогнул от внезапности. Но глаза отца были полны любви, покоя и сочувствия. Это мягко его обволакивало, и дрожь уходила. Мицки расслаблялся и улыбался ему, уверенный, что о нём позаботятся. Это успокаивало. Но в голове была странная, звенящая пустота, всё казалось нереальным — будто просто сон, и вскоре он закончится. Это мешало сосредотачиваться, сбивало, он словно терялся в этом, в своей пустой и одновременно полной голове. Мыслей вроде было много, но они были где-то далеко. Только тепло и любовь были рядом. Только это он по-настоящему чувствовал. И старался идти, заставлял себя мыслить, жить. Это двигалось понемногу. Но двигалось. Он начинал дышать, возвращаться. Он маленькими шажками шёл к своей полноценной жизни. Медленно и упёрто. Так же как и его родные всё это время тянули его. Мицки улыбался этому и старался. Пусть вспоминать и мыслить получалось пока медленно, пусть тело отказывалось хорошо и плавно слушаться, но он старался. Изо всех сил старался вернуть прежнего себя. Изо всех сил держался за родных. И он двигался. Оживал. Позже, когда Мицки уже сам хотел садиться и жить, когда Лог осторожно заглянул в его мысли и рассказал, что случилось, Боруто сам удивлённо замер. Он сам вдруг осознал, сколько времени прошло, сколько всего случилось. И ни разу он не говорил с семьёй, не виделся с друзьями — за всё это время он видел только эту необычную семью и жителей Звука. Было странно вдруг осознать это, и немного стыдно перед мамой и Химавари, но Орочимару вроде часто говорил с Хокаге и наверное рассказывал о нём. Так что он не особо об этом думал. Больше его занимало то, что его дорогой друг начал приходить в себя. Что он был полон решимости. Пусть пока слабой, и после приступов она практически рушилась, но Узумаки не собирался отступать, как и семья Мицки. Они поддерживали его, не давали угаснуть этому несмелому огню жизни. И Мицки снова выныривал из своего кошмара. Он старался. Очень сильно, и Боруто не мог сдержать улыбки, не мог сдержать желания порадоваться за него, обнять. И он обнимал, особенно когда на друга накатывал страх, и змеёнок плакал, уткнувшись ему в грудь. Мицки цеплялся за него дрожащими пальцами, рыдал, но так сильно тянулся, жаждал касаний горячих рук. Он знал, как выбраться, и не забывал об этом. Даже когда у него случился очередной приступ, когда с ним был Лог, Мицки смог сквозь тот ужас увидеть брата. Он вцепился в него до боли, жутко крича, но держась, чтобы выбраться. В следующий раз Узумаки тоже держал его крепко, звал. Говорил всякую чепуху, иногда по кругу, лишь бы друг слышал его голос, а не падал в холодную, беззвучную тьму. Они все помогали ему — держали, вытаскивали из ужаса, помогали пройтись на улицу, терпеливо ждали ответа, пока он старался составить предложение, и медленно, ласково говорили. Даже когда Мицки захотел снова учиться, занять себя чем-то, Орочимару говорил с ним спокойно, давая время обдумать почти каждое предложение. И понемногу все их усилия стали давать результат — Мицки прекращал быть таким заторможенным, не так часто и не так глубоко проваливался в свои вязкие мысли. Постепенно он возвращался, даже стал снова читать книги, играть с Боруто в карты, и вместе они научили Лога. Конечно, и про себя они не забывали, занимались собой и своими делами, успокаивались и набирались сил, когда с Мицки был кто-то другой. Узумаки даже договорился встретиться в Отогакуре с мамой и сестрой — поговорить и пару часов погулять, пока они снова не отправятся в Коноху на поезде. За это время Боруто как-то отвык от них и до встречи даже не понимал, как соскучился. И как он сам изменился. Но он был рад встрече. Мама не спрашивала, когда он вернётся — понимала, что друг сейчас больше в нём нуждается. Узумаки было от этого хорошо, он улыбался и долго махал рукой вслед поезду, когда они уезжали домой. Эта встреча снова придала ему сил, сделала его решимость вернуть Мицки крепче. И в следующий приступ паники он был уже более спокоен, терпеливо держа друга, повторяя, что он в безопасности. Обнимая. Змеёнок, кажется, его слышал с самого начала приступа. Он боялся, даже был в ужасе, но он смотрел и видел Боруто. Он держался за него. Мицки понимал, что это просто кровоточат раны его души, но всё равно от этого было не просто отделаться — он рыдал, дрожал и вскрикивал от малейшего движения. Да лекарства помогали, но не так скоро, как и забота. Однако, теперь его сознание не полностью погрузилось во тьму, теперь он помнил и осознавал, что это. Но всё ещё было страшно. Даже когда приступ прошёл, он вздрагивал, сжимался в комок и кутался в плед, что кажется уже стал частью его наряда. Внутри Мицки напряжённо звенело, и все они это видели. Только Мицки стал теряться. Не в кошмаре, а словно его сознание просто не справлялось с такими событиями — будто его окружили со всех сторон и он просто растерялся. Или потерялся. Приходилось дважды повторять, чтобы он понял, что ему сказали, что от него хотят. Или иногда приходилось ждать, когда он в вспомнит слова. Найдёт, как это объяснить, что ему нужно. Боруто из-за подобного нервничал. Но Орочимару и Лог, пусть им и было жаль, говорили, что это нормально. Им он верил. Потому терпеливо повторял и ждал. Обращался осторожно. А потом нервы Мицки совсем растрепались, и он даже не понимал, что делал. К счастью, это было безобидно. Не хорошо конечно, но не так страшно, как могло бы быть. Мицки просто стал грызть ногти. Когда основной приступ ужаса ушёл, и слёзы больше не лились из его усталых, покрасневших глаз, он кутался в плед, стараясь спрятаться. Он смотрел в никуда, а потом поднёс дрожащую руку ко рту и принялся грызть ногти — его пальцы немного порозовели от такого. Орочимару тогда осторожно взял его за руку, и парень вздрогнул. Он посмотрел на отца, и стало понятно — Мицки не отдавал себе отчёт в том, что сейчас сделал. Но он улыбнулся совсем немного, покрасневшими губами и успокоился. Он держался за руку Орочимару и больше не пытался грызть ногти. Пока его не отпускали, и он не начинал нервничать. Мицки не понимал, что делал. Даже не замечал этого. Боруто только и оставалось, что ловить его за руку, когда он снова потянется обгрызать ногти и пальцы — один раз они не уследили и Мицки совсем обгрыз ногти и кожу — его аккуратные пальцы были покрасневшими и со сморщенной, разжёванной кожей. После этого они старались не давать ему даже подносить руку ко рту. Как только они видели этот потерянный взгляд, что его руки начинали мелко подрагивать, они осторожно обнимали его, или брали ладонь и отвлекали. Мицки, с поистине детской наивностью, вёлся на всё это. Орочимару сказал, что это даже хорошо, что Мицки не замечает этого, что им не приходиться ломать его, издеваться, запрещая что-то сделать. Узумаки надеялся, что это действительно ему не повредит, и продолжал осторожно брать тонкую ладонь в свои руки. Друг неизменно выныривал из своей растерянности, мгновение смотрел удивлённо, а потом улыбался и возвращался в реальность, намереваясь всё же бороться за своё возвращение к жизни. Иногда, в такие моменты Боруто ловил себя на мысли, что Мицки совсем похож на ребёнка. На юного выпускника, что ещё не видел мир, но очень жаждет. Жаль только, что в такое состояние его ввергло немыслимое зверство. Что это не он остался таким же чистым, а его перемололо и сломило. Но Узумаки собирался защищать друга, сколько это понадобится, он хотел помочь ему снова стать крепким. Со временем их забота и терпение дали результат — Мицки собрался. Он всё ещё часто словно выпадал из реальности, становился растерянным, но больше стремился вперёд. Боруто понял это, когда через пару месяцев, змей попросил отца подстричь его. Он нервничал от этого, его руки подрагивали под пледом, но парень сидел ровно и ждал, пока Орочимару закончит. Узумаки присел перед ним на корточки, держал ладонь на его коленях и рассказывал что-то про цветочную лавку, которую видел вчера, когда гулял в деревне. И про интересные кафешки, что были немного похожи на их бургерную. Парень внимательно слушал и совсем не обращал внимание на то, как опадают его длинные, непослушные пряди. А ещё Боруто пообещал сводить по всем тем местам Мицки. На секунду ему показалось, что это было плохим решением, он внутренне похолодел, когда увидел в золотых глазах заблестевшие слёзы. Мицки слегка наклонил голову, вцепился пальцами в плед и замер так, сосредоточенно дыша. Орочимару успел осторожно погладить его по плечам, но Мицки уже и сам справился — да в глазах ещё стояли слёзы, но он посмотрел на Боруто и тихо, но уверенно выдохнул: — Хорошо… Внутри Узумаки всё встрепенулись и перевернулось. Он был шокирован. Как и Орочимару. Но Мицки правда этого хотел, и Боруто улыбнулся, придвинулся ближе и нашёл его руки в складках пледа и стал осторожно гладить сжатые пальцы, продолжая рассказывать всякие мелочи. Не нужно быть Логом с его способностями, чтобы понять — это для Мицки сложно и страшно. Но он хочет это исправить. Это безумно радовало Боруто. А новая прическа забавляла. Как и Мицки — он расслабился и даже посмеялся с нового вида. Ему понравилось. Как-то так у Орочимару получилось, что на макушке у Мицки осталось только две большие, непослушные, торчащие прядки, как обычно, а все остальные волосы были обрезаны как у мамы, только не прямые, а волнистые. Было забавно смотреть на такого друга, и главное все остались довольны. После Орочимару сделал чай, усадил рядом змеёнка и долго рассказывал по растения — ещё кое-что, что нравилось Мицки. Боруто тоже слушал, но не с таким интересом и не всегда понимал — иногда саннин использовал термины, которых он не знал — но было интересно и хорошо быть с ними. И пока Мицки пил чай, Узумаки в голову пришла одна идея, которая могла бы помочь. В следующий раз, когда он был в деревне, то обошёл все магазины со сладостями, накупив кучу карамели и разных мягких, жевательных конфет. И когда Мицки снова потянулся к ногтям, Боруто предложил ему сладость. Отказывать, тем более ему, друг не стал, и потом ещё долго держал во рту карамель. Правда, он так и не понял, к чему это было — просто в очередной раз согласился с Боруто, но, к счастью, не грыз ногти, пока его рот был занят конфетой. А позже он немного успокоился, да и в объятьях и разговорах Мицки не так нервничал и не пытался снова издеваться над пальцами. Повторив к вечеру это ещё дважды и убедившись, что это работает, Узумаки распихал по всем карманам разные конфеты, каждый раз предлагая другу другую. Змеёнок по-прежнему ничего не замечал, лишь жевательные конфеты ему понравились больше, и волшебным образом у Боруто всегда были именно такие. Правда, через пару дней он понял, что слишком часто Мицки ест сладости, пусть и всего по одной конфете, но его это немного напрягло. Орочимару успокоил, что он может есть и по несколько пачек в день и ему не будет от этого плохо. Боруто поверил, уж саннин лучше всех знал его тело, потому продолжил отвлекать его мягкими подушечками конфет. Вот только через две недели, на очередное предложение сладости, Мицки завис, отвёл руку от рта, и отвернулся. — Не хочу. Боруто был в замешательстве от такого. А потом чуть не треснул себя по лбу от досады, когда Мицки сказал что его уже подташнивает от сладостей. Узумаки оставалось только называть себя идиотом — ведь как бы он сам не любил бургеры, но всё время не мог бы их есть. Нужно разнообразие. Даже Мицки — пусть физически он не страдает от сахара, но вот про вкус и однообразие Боруто не подумал. Ему просто надоело есть столько конфет. Узумаки не настаивал больше. К концу дня он так и не предложил больше сладостей, а потом стал чередовать отвлечения — то брал за руку и что-то говорил, то предлагал конфету. Это больше работало, но всё же Мицки не очень нравилось сладкое. Вот яйца он любит, но не будет же Боруто это в карманах носить? Как минимум, они испортятся и подавятся, значит, нужно придумать что-то другое. А пока он пытался чередовать сладости с объятиями. В следующий раз, обшаривая полки магазина, его снова осенило — в этот раз это должно было быть лучшим решением. Сначала Узумаки натолкнулся на чипсы, вспомнил, что их постоянно ела Чочо, но отбросил эту идею — не будет же он постоянно несколько пачек с собой таскать? Да и не скормить Мицки столько, а давать по одной чипсине слишком странно. К тому же, друг не особо их любил. Но потом, рядом с этими закусками Боруто нашёл, как ему казалось, идеальный вариант — кусочки вяленого мяса. Жуётся долго, есть много разных вкусов, и уж точно достаточно займёт друга. Правда, на три пакетика с разными специями ушли последние деньги — ещё пару вкусов пришлось оставить. А Боруто внезапно осознал, какой он бесполезный. Хоть бери и устраивайся в Звуке на подработку, чтобы не только для Мицки покупать вкусности, но и о себе позаботиться. Да, дома он конечно всё ещё жил с родителями, и никак себя не обеспечивал полностью, но за все эти годы работы привык к тому, что у него есть свои деньги, которыми он распоряжался, как вздумается. И вот они закончились. Возвращение в ряды шиноби и даже в Лист не предвидится в ближайшем будущем. Конечно, Орочимару его кормил и вряд ли бы выгнал, но Боруто было не по себе от того, что по сути он не имел ничего. С этим определённо стоило что-то сделать. Впрочем, пока он отложил эти мысли, занявшись Мицки. — Мицки, не хочешь попробовать? — Очаровательно улыбнулся ему Узумаки, когда его дрожащая, белая рука снова потянулась к губам. Друг вздрогнул и сосредоточился на шуршащей упаковке в руках парня, которой он потряс. Змей заинтересованно разглядывал новое угощение, и запах ему определенно нравился. Он даже съел несколько кусочков, долго пережёвывая вяленое мясо. К тому времени, как он доел, то вообще забыл, что вообще было, и успокоился. И это ему определённо нравилось больше, чем вечные сладости. Они оба остались довольны таким решением, хоть парень всё ещё не понимал, что это значит. Зато Боруто понимал и постоянно носил с собой пакетик угощений. Правда, к концу недели так провонял мясом, что его и простой человек нашёл бы по запаху, что уж говорить про шиноби. Но пока на это не нужно было обращать внимание. Больше нужно было следить за тем, как развивается Мицки. Между всеми этими разговорами и проблемами, понемногу Мицки возвращался к тренировкам. Это конечно было даже близко не то, что раньше — всего лишь медитация и упражнения. То, чему детей шиноби учат в детстве, ещё до академии. Но для того, через что прошел Мицки, это нормально. Снова начинать сначала. Постепенно эти тренировки дают плоды — он уже снова сам может спокойно чувствовать чакру — до этого, из-за напряжения и нервов она была колючей и не поддавалась, словно существуя отдельно. Ослабшее, нервно дрожащее тело тоже постепенно возвращалось в форму, снова привыкало работать. Когда Мицки уже смог перейти к занятиям тайдзюцу, под контролем Лога, и его тело уже не так явно дрожало, когда он перетекал из стойки в стойку, Узумаки решил, что пора заняться подработкой. Именно теперь, когда друг был занят тренировками и быстро уставал, когда у него не оставалось сил и нервов на то, чтобы грызть ногти. Сначала он решил переговорить с Орочимару, если возможно придётся уделять Мицки меньше времени, но после того как змей его выслушал, то сказал, что вполне сможет содержать ещё одного ребёнка. — Не хочу я настолько… Мне не нравится. Я ведь работал, и неплохо — нам всем платили за миссии достаточно. Потому я и хочу что-то найти. — Орочимару хмыкнул и какое-то время рассматривал его, о чём-то думая. Боруто не мешал, уже понял, что в этом семействе не нужно пытать — они расскажут всё сами. — Что ж, похвально, Боруто-кун. У меня тогда будет предложение — я найму тебя в качестве няньки для Мицки. — Э… что?.. — Он совсем растерялся от этого и никак не мог понять довольную улыбку и блеск в змеиных глазах. — Ты ведь сам сказал, что пока не можешь вернуться в ряды шиноби, вот я и предлагаю тебе вариант — и работа для тебя и Мицки будет под наблюдением. Мне нужно больше времени уделять деревне, и Лога нужно бы отправить на пару миссий, конечно, людей достаточно, но не каждый подходит к конкретному заданию. За этот год я и так отодвинул и пустил на других очень много дел, слишком это затягивается, а хвосты я не люблю. Нам с Логом нужно время, Мицки присмотр, а тебе работа. Так все будут в выигрыше. Не правда ли? — На последней фразе он сощурился насмешливо, но ласково. Дружественно. Как это всегда делал Мицки. Узумаки какое-то время переваривал услышанное, растерянно смотря в насмешливое лицо, но потом рассмеялся. Уж что точно говорил друг — его отец для всего найдёт выход. Не это он себе представлял, но уж действительно, так он сможет облегчить жизнь всем. И ему не будет от этого плохо — с Мицки ему нравилось быть и не было тяжело. Особенно сейчас, когда не случалось таких сильных приступов ужаса. И пусть это не совсем подходило под его понятие подработки, но в любом случае он не мог отказать в помощи. Лог и Мицки странно отнеслись к таким новостям. Старший брат как-то растерялся. За это время он иногда ходил по делам в деревню, но не дальше. И не на сложные задания, а всего лишь какие-то простые поручения: вроде отнести, проверить, предать. И перемены были, можно сказать, резкими, но он и сам понимал, что засиделся и ему нужно двигаться. Боруто тоже, но пока у него не было такой возможности, потому он присматривал за Мицки, что как-то расстроился от таких новостей. Тогда он ничего не сказал. Только завернулся в плед и отвернулся. Они решили его не трогать, а дать время свыкнуться с изменениями. Вечер они провели вчетвером, хоть Мицки никак на них не реагировал, только выпил чай и съел несколько кусочков мяса, они разговаривали и разбирали планы на завтра. Было спокойно, и вскоре змеёнок уснул.