ID работы: 1229202

Разломы

Слэш
NC-21
В процессе
90
автор
Размер:
планируется Макси, написано 43 страницы, 7 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено копирование текста с указанием автора/переводчика и ссылки на исходную публикацию
Поделиться:
Награды от читателей:
90 Нравится 9 Отзывы 11 В сборник Скачать

3. Не вижу зла, не слышу зла и не говорю о зле.

Настройки текста
Примечания:
      Кресло. Кресло. Ещё кресло. В них — последние разумные экземпляры. Мастер обходит импровизированную пыточную, совмещённую с лабораторией. Скучные, смиренные, без попыток восстания или побега — только бы спасти свою шкуру. Третье даже хотело предложить ему своё тело: пожертвовать кровь, одну из конечностей и, если нужно, оказать интимные услуги. Так и не решилась сказать, терзаемая мыслями бедняжка, но всячески льстила. Наивная надежда на особое отношение и последующее милосердие.              Взгляд скользит по трубке, медленно чернеющей кровью изнутри. Слишком медленно. Два коротких шага и Мастер настраивает правильную скорость аппарата забора крови.              Жёлтая лужа разливается под его ноги.              Он вовремя отскакивает, шипит внутри. Шипит сдавленно, искрит и, нельзя нельзя нельзя нельзя ещё рано, нельзя испортить, едва гасит импульс свернуть чужую шею.              — Недоразвитое ты создание, можно было отпроситься. Попытаться. Никакого самоуважения, да? После будешь убирать это своим языком. Если заслужишь.              На стене часы показывают шесть ноль пять. Тик-так. Электронное табло загорается: шесть ноль шесть ноль шесть. Тик-так в голове. Тик-так. Некуда спешить.              — Быть донором — это благородно, разве нет? И ничего страшного, — Мастер берёт со стола один из инструментов, и яркий хирургический свет играет по металлу. — Итак. Последний раз. Я умираю, но не умираю. Ваши варианты решения?              Тик-так. Тридцать секунд. Минута. Две. Тик-так. Их вариант — тишина. Бестолковое запуганное молчание. Одинаковое бесполезное предсказуемое              Хотя нет.              Первое едва шевелит ртом, говорит искренне и глупо:              — Это невозможно.              Мастер уже не бесится. Совсем немного. Невообразимо много. Он ненадолго садится на стул лицом к тварям дрожащим, а спиной — к холодильникам. Вместо лекарств и пробирок в холодных стеклянных гробах лежат освежёванные человеческие тела. Борцы за свободу, радикальные, недостаточные умные, чтобы сбежать или убить. Кроме одного — умудрился заинтересовать, помогал в исследованиях, а потом на их основе вывел формулу паралитика, действующего на иной, совсем нечеловеческий инопланетный организм.              — Восемь дней назад проводилась операция — потолок радикального экспериментального лечения — и мне ассистировал ваш коллега позади меня. — Мастер говорит про него и воспоминания пробегают лёгкими лисьими шагами, вызывая улыбку. Порадовал. Заставил понервничать. Умник импровизировал на месте и его ошибка, что на ментально-гипнотические способности обездвиженность не влияет. Сообразительные всегда вкуснее. — Так быстро его забыли?              Первое слабо качает головой.              — Славно. Он вырезал повреждённый кинжалом орган и прилежащие ткани. Всё восстановилось за неделю. Ты видел.              Мастер рывком оказывается рядом с ним:              — Зачем тебе глаза, если мне приходится повторять? Молчи.              Скальпель одним движением исправляет это глупое недоразумение. Безобразное лицо покрывается маской из струящейся крови. Почти беззвучно.              Кап-кап.              Кап-кап.              Чудесная симфония вакуума бездушной Вселенной и человеческой смерти прерывается попыткой крика. Третье протяжно скулит в двух метрах от них.              — О, да, теперь ты. Твой комментарий?              Оно дёргается от ментального импульса, измученное и изломанное, рвано думает:              — Я не знаю.              — Конечно, ты не знаешь. Я единственный, кто сможет это понять, но… мне нужны мысли. Нелепые, глупые, неподходящие, на которые я буду злиться. В меньшей степени, чем на отсутствие.              Мастер подходит к этому и осторожно зажимает руками её нос и рот:              — И всё, что у тебя есть, я уже узнал.              Когда пустое существо перестаёт сопротивляться, легче не становится. Тошно, мерзко, однозначно — скучно, и, может быть, немного, немного, немного, немного фоном — тревожно. Ровно настолько, что хочется умереть досрочно, и в этом был бы контроль, а сейчас…              — Вы можете проверить пункт управления? Около трёх недель с Новой Земли поступают сигналы о помощи, но это вне нашей юрисдикции. — Второе внезапно тараторит и мешает думать. — В Главной больнице есть особый пациент, способный, возможно прояснить Вашу ситуацию… Ему несколько миллионов лет, я полагаю…              Или тошнит из-за этого?              Выскочка. В-ы-с-к-о-ч-к-а. Извращённая правильность. Выглаженный воротничок, грязный разум, а за ним — ничего, кроме суетных амбиций. И правда, проживёт на минуту дольше, чем остальные. Разве не лучшая победа, лелеющая эго?              — Ты меня перебила. И это не твои мысли. Сама информация, конечно, занимательна, — Мастер прислоняет лезвие к внутренней части её уха, — но мне нужно завершить композицию. Тшшш.              Двумя ударами по рукояти он вгоняет инструмент в находчивый, но очень унылый мозг. Мастер отходит на несколько шагов назад, смотрит на своё творение, и мягкая тень спокойствия покрывает их. Если не внутри, то снаружи тишина подвластна ему.              — Не вижу зла, не слышу зла и не говорю о зле.              

***

      Лист за листом. Сигнал за сигналом. Мастер просматривает базу данных, поочерёдно отключает цифровые мольбы, и смех рвёт его грудную клетку.              Планета вымерла.              Глупая Маленькая Новая Земля пала жертвой Блаженства. Миллиарды туш сотрясли её своим падением, а Мастер и не заметил. От бесконечного счастья до масштабного парада смерти — так хочется застать этот момент, увидеть, прочувствовать, как гаснет жизненная активность по всей поверхности, но… позже. ТАРДИС восстанавливается от взлома и собственного заражения. Дематериализационная схема с вирусом, как же нелепо.              Как же нелепо доверять самому себе.              Долгое, технологически устаревшее сканирование завершается, и на экране мигает одинокая зелёная точка. Пойман.              Мастер нетерпеливо листает изображения с работающих камер слежения. Труп в палате. Труп в палате. Трупы в коридоре. Труп в палате. Трупы в лаборатории. Взрыв в шахте лифта. Огромная дыра в стене и в защитном барьере. О, Глупая Маленькая больница была на самоизоляции, продержалась час, ожидая помощи от хладнокровного неба, но не повезло. Почти досадно. Следующий корпус. Снова труп в палате. Пустая палата. Последняя, изолированная.              «Статус: особо опасен».              Кровавый след на полу тянется в ванную комнату. Неполадки в системе. Мастер отключает локальную сигнализацию, ищет отчёты последних дней, и…              «ВНИМАНИЕ: чрезвычайно опасен;       Раса: нет данных;       Возраст: нет данных;       Диагноз: нет данных;       Имя: нет данных, называет себя…»              Доктор появляется на экране.              Доктор бегло озирается, его тёмный силуэт в мокром грязно-коричневом плаще покачивается.              Доктор смотрит прямо в камеру.              Мастер смотрит прямо в камеру.              Доктор…              Клавиши на панели управления разлетаются под ударом кулака.              Доктор ложится на больничную койку, дверь за ним медленно распахивается и — неужели, неужели, восхитительно! — позволяет наслаждаться кровавым месивом воочию: почти отделённая от шеи голова с густой копной чёрных волос, дуги выступающих рёбер, залитый биологическими жидкостями пол, клочья униформы — больничная медсестра. Была, пока не вошла в эту палату. Мастер находит, прогоняет запись вперёд-назад снова и снова, не единожды прокручивает момент, как Доктор вгрызается в живое тело беспомощного уязвимого человека.              Совершенство.              Совершенно невозможная, непредсказуемая, грандиозная задокументированная жестокость. О, да, милый-милый Доктор собственноручно убивает медсестру за день до всеобщей смерти, обеспечив себя питанием на следующие недели. Потрясающее чутьё, дарующее выживание.              Что же ты такое? Порочащий честь, злобный клон? Фантом? Унизительная проекция?              Цок-цок.              Лезвие ножа стучит по металлическому столу. Взгляд задевает первая видеозапись в досье.              Цок-цок.              Существо — идентичное Доктору — вываливается из — идентичной его ТАРДИС — летающей синей будки. Правдоподобно. Мысли завязывают на её дверях бант из человеческих кишок, когда ТАРДИС, выкинув своего пилота, улетает в черноту неба. Доктор: покинутый, истерзанный и уязвимый — потрясающе-манящий подарок суицидальной Вселенной.              И Мастер слышит, как она шепчет: «ломай меня».              

***

      Корабль со спутника мягко приземляется на крышу горящей больницы.              Несколько дней, чтобы совладать с рассудком и не стереть это здание с лица Новой Земли, сбросив ядерный заряд.              Неделю — безмозглые выдрессированные дикари, посланные сюда один за другим, не могут сориентироваться в замкнутом пространстве, бесцельно бродят внутри коридоров в течении двух часов и умирают. Бесполезные попытки запрограммировать маршрут в их головы — и тупое чудовище вцепляется зубами в руку Мастера. Так он узнаёт об усилении ментальных способностей, если напоить существо своей кровью. И берёт из племени ещё один расходный материал.              Мастер перешагивает этот растерзанный труп, зажатый дверьми.              О, милый. Роковая случайность. Было ли тебе вкусно?              Коришь ли ты себя?              Над головой последняя работающая камера, запечатлевшая самоотверженный — глупый, предсказуемый, я скормлю тебе всех детей из племени, — побег Доктора в разрушенное крыло здания.              Сместить орбиту вымершей планеты, чтобы поиграть ей в бильярд в этой жалкой звёздной системе — мало, чтобы утолить гнев. Бытие мясным мешком, сочащимся кровью, на нейтральной, а не своей территории — огорчает, бесит, и Мастер прислушивается к каждому шороху.              Цок-цок.              Шаги звонким эхом раздаются по металлическому полу.              Цок-цок.              Мастер следует за красными отпечатками кед как за шлейфом кометы, бледнеющим с каждым лестничным пролётом. Вниз. Вниз. Вниз. Вниз. На пятом уровне Доктора вырвало сгустками чужой плоти и… неопределимой чернотой?              Она пахнет Ими.              Ими и Всем сущим одновременно: ткацкими станками, лабораторией в Академии, Инициацией, рекой и травой, Временными вихрями, Чёрной дырой, Сверхновой, артронами и кровью, сутью атомов, соединением элементов, цепочками генов…              И Доктор пахнет этим, пахнет пеплом Войны, сладостью гнили, тиной и необъятным чудовищным страхом. Или является им. У Мастера перехватывает дыхание. Никакого ощущения Пространства, никаких высокоорганизованных механизмов и защит Времени и себя в нём, но если Вселенная хочет разломаться, то он не будет участвовать в этом. Уходить. Немедленно. Последние осколки рационального, низменного и Прошлого, что есть в Мастере, вторят десятками инкарнаций: «беги».              —… много людей, им нельзя на поверхность. Можно вывести их через ТАРДИС, но… но… где моя ТАРДИС?              Слабый голос Доктора разносится по вентиляции, петляет в паутине коридоров совсем рядом. Слишком близко. Слишком поздно. Он уже наверняка чувствует биение чужих сердец, качающих кровь. Мастер оборачивается, но… жжёт жжёт жжёт жжёт.              Кап-кап.              Двери искрят и бьются током, но медленно расходятся в стороны.              Доктор останавливается в арке проёма, глядит затравленно, и спрашивает:              — Кто ты?              — Ты не один, — ещё один голос звучит за его спиной. Тяжёлый и старый.              — Не знаю, — Доктор мимолётно переглядывается с кем-то. — Не помню.              Кап-кап.              Кровь стекает вниз и стелется вереницей капель. Мастер подпирает ладонью бок, и пальцы проваливаются в зияющую дыру на зашитом вчера пальто. За плотной повязкой исчезают швы и заново разрываются ткани.              — Я тебя обыскался, — говорит он, лжёт, не лжёт, жжёт жжёт, рвано вздыхает, почему именно сейчас, почему. — Я не знал, куда они тебя забрали.              — Они пытались помочь, пока я не… — Доктор запинается и неподвижно смотрит ему в ноги. — Что-то. Ты ранен?              О, нет, мой дорогой, даже не думай.              — Доктор, — Мастер бегло размазывает ботинком свою кровь, когда делает несколько шагов вперёд. — Доктор, я слышал, как ты говорил про спасение людей. Я знаю, где ТАРДИС.              — Отлично! Блестяще! — Доктор моментально оживляется, и его ногти царапают стену, когда он радостно хлопает по ней. Остервенелый оскал не сходит с него, и он тут же спрашивает: — И где же?              — Неподалёку. Ты сказал тогда, что с планетой что-то не так. — Мастер крепко — чем ближе, тем безопаснее, — берёт его за руку и выдаёт своё искажённое болью лицо за обеспокоенно-сострадающее. — Мы искали здесь способ, как вылечить тебя.              — Мы? Ты мой спутник? — Доктор спрашивает недоверчиво, но руку не выпускает, а затем думает: — Ничего не помню.              Совершенно неприемлемый оскорбительный термин, но Мастер учтиво кивает. Он обходит Доктора и приобнимает сзади за плечи всё внутри переворачивается, ближе, ближе, быстрее, быстрее, нужен ментальный контакт, ты уже пустил меня, и тихо говорит: — Нужно уходить.              — Нет… так неправильно, мы не успеем, они умрут, все умрут, все умрут, — обречённо протестует Доктор, и под ладонями ощущается мелкая дрожь его тела. — Но не ты, ты как я… почему… не может быть. — Он пытается вырваться. — Кто ты? Как тебя зовут?              Мастер привстаёт на цыпочки, сжимает указательными пальцами его виски, и шепчет прямо на ухо:              — Мастер. А теперь тебе пора спать. Спокойной ночи.              И Доктор падает к нему в руки.
Отношение автора к критике
Не приветствую критику, не стоит писать о недостатках моей работы.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.