***
Михаил Жук, осознав в момент редкой трезвости, чем грозит ему больной ребенок, бросил семью и сбежал. Это Илья отнёс к удачному моменту в своей жизни. Всё же тащить больного ребёнка, медленно превращающегося в инвалида и пьющего мужика, его однополой семье было бы сложно. Как и большинство ровесников, Илья рос в однополой семье: бабушка и мама. Но «ячейка общества» у него была слегка нетрадиционной: Любовь Валерьевна была матерью Михаила, а не мамы Ильи — Натальи Викторовны. Но на этом различия заканчивались. Любовь и Наталья разошлись на консервном заводе по разным сменам, чтобы иметь возможность растить Илью в заботе и любви. Любовь Валерьевна была слегка жёсткой и заставляла внука больше двигаться, возила на реабилитации и колола уколы. Благодаря любви бабушки в первый класс Илья пошёл в семь лет и на собственных ногах. Жук сам не знал, в какой момент узнал о болезни и как это произошло. Может, подслушал тихие разговоры женщин на кухне, может, осознал сам, ведь бегать у него никогда толком не получалось. Но факт того, что он умрёт рано, Илья осмыслил, будучи ребёнком — к десяти годам. Он продолжил учиться хорошо, старательно, чтобы его родные не поняли, что он уже знает, — чтобы не причинять им лишней боли. Точно по этой же причине Илья молчал и не жаловался на насмешки сверстников, понимая, что мама и бабушка не смогут изменить одноклассников, лишь будут зря страдать. Кроме того, в их классе была ещё рыжая девчонка в очках с вычурным, для их Солнечного, именем — Катарина. Подобное сочетание просто не давало девочке шанса остаться незамеченной. Они были вынуждены подружиться. Больше друзей у них просто не было. Ко второму классу они подружились уже по-настоящему и росли дальше вместе. Любовь Валерьевна всегда радушно принимала маленькую подружку Ильи, угощая обедом, а иногда и ужином. Родители Катарины уже к третьему классу девочки успешно спились: в доме всегда были бутылки, изредка — водка или дешёвое бырло, но почти никогда не было еды. Вскоре, уже перед первым сентября, мама Ильи принялась водить Катарину в магазин, чтобы купить ей приличную, пусть и дешёвую одежду. В четырнадцать лет Илья сел в инвалидную коляску, хотя сопротивлялся этому до последнего. Он просто понимал, что, сев в неё, уже не встанет. С того дня в школу он не ходил. Трое местных алкашей за три бутылки водки сделали неплохой пандус на выходе из подъезда. Но, к сожалению, Любовь Валерьевна не смогла купить достаточно алкоголя, чтобы проложить дорожку от дома к школе. Тем более по пути были две лестницы, состояние которых наводило на мысли о том, что они остались от древней, вымершей тысячу лет назад цивилизации, а не были построены десять лет назад. Да и тротуары в Солнечном выглядели в большинстве своём не сильно новее. Пока у Ильи руки были ещё более-менее сильными, он мог кататься хотя бы по двору. Постепенно Жук осознал, что в собственном дворе он в безопасности и всегда найдётся кто-то готовый помочь вытащить забуксовавшую коляску из глубокой лужи. Его жалели. Это немного раздражало Илью, но приходилось пользоваться тем, что есть. Катарина не подвела — она осталась подругой и каждый раз после уроков забегала в гости хотя бы на пару часов. Жук иногда ловил себя на мысли, что ждёт момента, когда подобные визиты начнут быть всё короче, всё реже. Но этого и не потребовалось. Илье первому из всех купили компьютер, и он даже боялся представить, от чего пришлось отказываться маме и бабушке, чтобы совершить такую дорогую покупку. Ему даже не сказали, что собираются его покупать. Просто в один свой выходной мама сообщила, что уезжает на весь день по делам, и поехала в соседний большой город, откуда и привезла ПК. Потом ещё неделю они ждали человека, чтобы тот собрал комп и установил пиратскую операционную систему. Это расширило мир Ильи. Интернет, пусть медленный, но был. И Жук узнал о гей-клубах, о парадах в других странах, о доступной среде для инвалидов. Он смотрел всё, что мог найти: от северного сияния до порно. После девятого класса Катарина поступила в колледж и уехала, оставив Илью в этом городке одного. Там она ходила в интернет-клуб и писала пару раз в неделю длинные письма, рассказывая о своей жизни. Жук был ей благодарен. Читал внимательно, отвечал, рассказывая всё, что с ним случилось, — всё, о чём он узнавал. О первом поцелуе Катарины Илья узнал первым и с нетерпением ждал подругу домой на каникулы. Девушка была единственной, кто знал, что Жук — гей. И она приняла его, полностью поддерживала. — Илья, к тебе гостья, — сообщила Любовь Валерьевна радостно. Жук тут же выехал из комнаты. И Катарина, высокая, похудевшая, в новых модных джинсах и смешной майке с принтом в виде диснеевского Винни-Пуха, нагнулась, обнимая друга, обдав того сладким приторным запахом дешёвых духов, кинув на пол свою спортивную сумку с вещами. — Пошли ко мне в комнату, — позвал подругу Илья, счастливо улыбаясь. — Идите, а я пока обед разогрею, — сообщила бабушка радушно. — Бабушка, а можно я у вас останусь на летние каникулы? — спросила вдруг Катарина. — Господи… А твои родители? — спросила Любовь Валерьевна. Девушка опустила взгляд, не зная, как сказать, что мать окончательно спилась, выгнала отца, и теперь в их домике — старом, почти разваленном — жили двое местных бухаря. Их сальные, мутные взгляды пугали Катарину до дрожи. Но Любовь Валерьевна всё поняла, обняла девушку и сообщила: — Всё будет хорошо. Если хочешь, то пожалуйста — диванчик на кухне свободен. Илья с семьёй жили в двухкомнатной квартире. Первое время он с мамой обывал в большой комнате, а бабушка в маленькой, но как только парень подрос, всё поменялось: теперь Илья обжился в маленькой комнате, а женщины — в зале. Катарина села на край узкой постели и сообщила Илье, как только закрылись двери комнаты: — Твоя бабушка клёвая. Я думала, что придётся жить у матери… Эта сука привела в дом аж двух кобелей. На летние каникулы в общежитии разрешили остаться только сиротам, а я, к сожалению, к ним не отношусь. Ещё и без подработки на лето осталась. — А ты не плохо зарабатываешь, — восхитился Илья, указав на джинсы и майку. — Это из секонда, — махнула она рукой. — Не дорого. — Расскажи мне про первый поцелуй… У меня его не было и не будет, — попросил Жук. — Будет, — встала она и произнесла: — закрой глаза. Представь, что тебя целует самый красивый парень. Просто представь. Илья закрыл глаза и действительно постарался представить одного из актеров, игравшего в сериале «Близкие друзья». После того, как мама купила ему наушники, он мог смотреть всё, что хотел, хотя грузить каждую серию приходилось долго, а смотреть онлайн интернет не позволял. Чужие губы прикоснулись нежно, мягко, неспешно. Поцелуй был влажным, приятным, даже слегка будоражившим. Илья протянул руку, желая обхватить голову представленного им актёра, и зарылся пальцами в длинные рыжие волосы. Именно в этот момент Любовь Валерьевна открыла двери, чтобы позвать молодёжь обедать, и замерла на пороге. Катарина отскочила от Ильи и села на постель, испуганно смотря на бабушку. — Обед готов, — сообщила Любовь Валерьевна, тепло улыбнувшись. — Сегодня у нас гороховый суп с гренками. — Я могу остаться? — спросила Катарина напряжённо. — Конечно, — пожала плечами бабушка. Любовь Валерьевна родила сына в двадцать, а бабушкой стала в сорок два. Назвать её старушкой язык бы не повернулся: всё ещё крепкая, с уставшим, хотя миловидным лицом, недавно начавшая седеть. За обедом Любовь Валерьевна расспрашивала девушку про её учёбу, про планы на лето, неспешной беседой замяв неловкую ситуацию.***
— Теперь зато в дверь будут стучать перед тем, как зайти, — сообщил после обеда Илья. — Поверь, это не самое необычное, что бабушка видела. — И что она видела? — заинтересованно спросила Катарина, помогая другу пересесть на кровать. — Давай, рассказывай! — Она застала меня за дрочкой. И теперь, когда я один в комнате, а двери закрыты, всегда стучится, — сообщил Илья. — Фу, — скривилась девчонка, рассмеявшись, и пообещала: — я тоже буду стучаться, клянусь. Не хочу увидеть то, что ты показал пожилой женщине. — Я же не специально, — рассмеялся Илья. — Не волнуйся. — Давай, покажи мне свой сериал, — попросила Катарина, устроив голову на плече друга. — Я смотрю уже третий сезон, — сообщил Жук, поцеловав подругу в макушку. — Ну расскажешь мне, что там происходит, — отмахнулась та. — Я по тебе скучала. Никто мне тебя никогда не заменит. Ты мой лучший друг и я тебя никогда не брошу, что бы ты себе не думал. — Я тебе верю, — улыбнулся Илья, понимая, что счастлив. Никто вслух не сказал, но отношение к Катарине поменялось — из подруги сына и внука она превратилась в его невесту. Стала частью семьи. Катарина это тоже почувствовала и помогала по дому в меру сил. Но всё же больше времени она проводила с Ильёй, заставляя того больше гулять на свежем воздухе.***
Расставаться в сентябре было сложно. За лето они стали гораздо ближе друг другу, и Катарина, плача, пообещала приезжать почаще. И девушка не соврала — она приезжала в Солнечный не только на каникулы, но и каждые третьи выходные, даже не заходя к матери, не желая знать, что там происходит. На следующие летние каникулы Катарина приехала немного другой: слишком задумчивой, грустной. Илья не стал ходить вокруг да около, а просто спросил в лоб, едва они остались одни: — Что произошло? — Я залетела. Это конец… — сообщила Катарина, сев на постель и закрыв лицо руками. — Я поняла поздно — на пятнадцатой неделе, сейчас уже семнадцатая. — Ты можешь отказаться от ребёнка, — напомнил Илья. — Это твоё право. — Я не смогу жить, зная, что мой ребёнок где-то там, но и воспитывать его одна тоже не могу, — плача, сказала Катарина. — А мой парень сказал, что ему мой ублюдок не нужен. Жук задумался, а затем сжал плечо подруги и сообщил: — Ты не будешь одна. Сиди тут. Илья подъехал, и открыв двери, крикнул: — Бабушка, мама, у нас новости! Женщины зашли и Наталья, глянув на плачущую Катарину, спросила: — Вы расстались? — Нет, мама, — Илья взял за руку маму, сжав её ладонь. — Мы с Катариной были не очень осторожны, и она на шестнадцатой неделе беременности. Он заранее просчитал, что именно тогда его подруга гостила выходные у них, а разницы в одну неделю срока никто и не заметит. Катарина, открыв рот, уставилась на друга и его семью. — Это же радость такая! — всплеснула руками Любовь Валерьевна, отринув все сомнения и крепко обняла Катарину. — Сыграем свадьбу, пропишем тебя у себя. Тебе же тоже семнадцать? — Да. Восемнадцать будет в сентябре, — сообщила та, решив не спорить. — Вот тогда и сыграем свадьбу, — поддержала свекровь Наталья, обняв в начале сына, а потом и его невесту. — Мне нужно хотя бы колледж закончить, — сказала Катарина. — Возьмёшь академический отпуск на один год. За это время родишь ребёнка. Мы с Любовью Валерьевной будем присматривать за малышом в будни, а ты в выходные, — пообещала Наталья. — Впятером мы справимся, — кивнула Любовь. Илья улыбался, понимая, что только что сделал как лучше для все троих женщин. Он осмысливал, что руки его слушаются уже плохо — болезнь прогрессирует — вскоре он и сидеть не сможет, а потом и вовсе сердце откажет. Его мама и бабушка останутся одни. А теперь у них будет правнук или правнучка — новый смысл жизни. Человечек, что будет жить дольше их. Тот или та, кто будет продолжением их самих. И Катарина больше никогда не будет одна: у неё будет свой дом, любящие родственницы и поддержка. Илья смог сделать для своих близких больше, чем считал возможным в своём положении.***
День своей свадьбы Илья особо не запомнил: его отвезли в ЗАГС, где они с Катариной просто расписались. У неё уже был большой, заметный живот, а он едва смог поставить подпись. Вечером они съели торт, а мама с бабушкой даже выпили немного вина. В квартире вновь произошло переселение — молодой семье выделили зал, а женщины заняли маленькую комнату. Любовь не отличалась суеверностью и многие вещи покупала заранее. Она урвала по небольшой цене отличную коляску — не новую, но зато с хорошими рессорами. Квартира наполнялась новой жизнью, красивыми маленькими одеждами, детскими вещичками.***
Родила Катарина в срок — здоровую, крепкую и крикливую девочку, которую, после долгих споров назвали Алисой. С каждым месяцем силы всё больше покидали Илью, делая его зависимым. Алиса росла. Постепенно учась переворачиваться, сидеть, ходить, жевать, говорить. Катарина закончила колледж, после поступив на заочное отделение. Пока девочка росла и крепла, с Ильёй проходила обратная ситуация: к двадцати он больше не мог сидеть, а позже, через два года: жевать и глотать твёрдую пищу, затухая всё быстрее и быстрее. Смерть уже не пугала героя. Он смирился. Устал даже от своего жалкого существования. Илья молча молился каждый вечер, хотя раньше не верил в богов. И молил он об одном — не проснуться. Его женщинам было сложно ухаживать одновременно за ним и за вертлявой, живой и шумной Алиской. Илья хотел, чтобы они уже освободились от груза в виде него и, оплакав, начали жить будущим, а не прошлым. Он бы закончил свою жизнь сам, но не мог сделать этого физически. В какой-то момент Илье стало настолько плохо, что мама вызвала скорую. Последние недели он жил в больнице, не понимая: зачем его семья так часто приходит к нему. В очередной раз попросив неизвестных богов о милости, Илья Михайлович Жук закрыл глаза, засыпая. В очередной раз он молил о покое.