Посëлок городского типа Южный

      Отличник, рекордсмен по нахождению у доски и решëнным у неë задачкам, не очень то и любимый сын, миллионер и филантроп в мечтаниях — Леонид Степанович Изолента.       Лëня жил в Южном столько, сколько себя помнил, а помнил он увы не много. Память на формулы времени и скорости у Лëни была отменная, но вот что происходило, скажем, года четыре назад, он не помнил от слова совсем. В этом году Лëне исполнилось десять — плюс ещë один ворох воспоминаний, начиная с пяти лет, до которых у него в голове был однин лишь смутный туман. Но однажды Лëню посвятили в такие подробности его жизни, что потом несколько дней подряд он не мог толком уснуть и подолгу лежал в кровати, уставившись в потолок. Оказывается, по детским меркам много-много лет назад Степан и Лида Изолента проехали с ребëнком на руках около семи тысяч пятьсот километров, чтобы очутиться здесь — в Богом забытом посëлке городского типа под простым и ясным названием — «Южный». Почему и зачем они решились на этот шаг никто понятия не имел, даже бабушка Лëни знала причину шатко и очень даже валко. «Зачем они переехали?», «Интересно, как там живут люди, в этом Южно-Сахалинске?», «А там холодно?», «А они видели японцев? Я бы тоже посмотрел», «А если я пойду туда пешком? Наверное это займëт целую вечность» — примерно такими вопросами задавался девятилетний мальчик, ночами сверля взглядом белый потолок своей маленькой комнаты. К сожалению или к счастью долго размышлять над интересующими его вопросами Лëне не пришлось — его отправили в Южно-Сахалинск на поезде с бабушкой. Как так получилось? Если честно, Изолента и сам толком не понял.       За какое-то время до поездки Леонид проснулся одним холодным промозглым утром и понял — его всë бесит. Бесит до чëртиков, белого каления и остальных существ, явлений и прочей гадости. Ни в жизни не обидевший никакой мухи, даже самой скверной и противной, Лëня не придумал ничего лучше, чем копить всю злость в себе, ведь нельзя же так просто сказать человеку в весьма грубой форме, что он слишком громко разговаривает или чавкает, кашляет и так далее, далее, далее. Нельзя же накричать на кран, из которого капает вода. Нельзя и кидаться книжками, главные герои которых ведут себя как «тупые придурки». За эту фразу, в последствии сказанную родителям, Лëню лишили телевизора на неделю. Вот именно тогда он и взорвался прямо посреди школьного коридора, когда в него со всей дури на бегу врезался бедный и ни в чëм не повинный диабетик Серëжа Маляров. Даже Костя, каждый день бывающий в кабинете директора за ругательства в коридорах, ещë больше зауважал соседа по парте. Что уж говорить об Эдике, получившем в свой адрес оскорблений столько, сколько даже Коля в его адрес не говорил. В мальчишке кипели разные чувства от ненависти до восхищения, но одно было ярче всего — удивление. Шок был настолько ярким, что в последующие пару дней до отъезда Лëни Телегин стал тише воды, ниже травы, что сразу заметили все, включая Григория Геннадьевича. Последний был особенно рад таким кардинальным переменам.       Ещë больше Константин Маккаренко зауважал соседа по парте, когда его единственного из класса назвали адекватным и нормальным человеком, в чëм, конечно, Костя совсем не сомневался. После Лëня даже позвал его с собой, но тот тактично отказался, бросив что-то про лютый холод в горах и нехватку средств. На том и распрощались. Бабушка сгребла сына в охапку, запекла курицу, сварила яиц, достала из дивана шпроты в масле, купила батон, колбасу и сыр в треугольничках, посидела на дорожку и потащила всех и всë на своих сильных пенсионерских плечах.       Стук колëс, жëлтый свет, темнота за окном купе. Именно тогда Лëня узнал, что Лида и Степан Изолента когда-то были альпинистами-любителями, покорившими всё ближайшие пики и горы к Южно-Сахалинску. «И вот однажды…» — бабушка понизила голос, — «Лидочка с твоим папой решили взойти на неизведанный ими пик Чехова.» — бабушка тихонько шмыгнула носом. — «Именно там они пережили нечто, о чëм не стоит тебе рассказывать, я думаю.» «Ну, бабуль, ну расскажи, а» — Лëня посильнее укутался в бабушкин шерстяной платок, приготовившись слушать, но тут история закончилась так же быстро, как и началась. «Кошмары сниться не будут?» «Нет!» «Уверен?» «Увереннее некуда!» «Во время их восхождения разыгралась снежная буря, и на глазах твоих родителей погибла половина команды этих отчаянных энтузиастов. Кто-то сорвался с уступа, кто-то отправился в мир иной от обморожения, кто-то попросту пропал без вести. После этого твои родители навсегда завязали с этим их альпинизмом. Твой отец очень изменился с тех пор…» — бабушка закончила своë повествование и отхлебнула чаю из стеклянного стакана в железной резной подставке. «Они хотят чтобы я тоже потерялся в горах, а потом умер от обморожения?» — подумал Лëня. Поезд шатнуло. Лëня ойкнул.

***

      Варя резко остановилась в проходе, лишь издалека завидев отсутствовавшего две недели Леонида. Под невидящим левым глазом красовался уже начинающий сходить на нет крупный синяк, но судя по виду одноклассника, ему было на него совершено по боку. Сквозь шум коридора была ясно слышна какая-то песня, точно пришедшая из мест не столь отдалëнных, которую Лëня душевно напевал идущему рядом с ним Диме. Валеев видимо уже успел выучить пару строк, так что он, как всегда заикаясь, всë же подпевал, блестя брекетами. К Варе подошла Вика. Теперь они вместе стояли посреди дверного проëма и бессмысленно пялились на поющих посреди коридора калеку, как Дима себя называл, и блондина с подбитым глазом. — Привет, Варя, привет, Вика! — Лëня как всегда лучезарно улыбнулся, что Варю аж передëрнуло. — Д-доброго полудня, да-амы. — Дима за компанию попытался обворожительно улыбнуться — вновь под светом прямоугольных ламп сверкнули брекеты. — Привет… — подруги молча проводили взглядом одноклассников, уже успевших исчезнуть где-то в толпе беснующихся третьеклассников, после точно так же молча переглянулись.

Вторым желающим выучить песни про фраера и мусоров был Эдик.

«А кто бы сомневался» — подумала Вика. Оставшиеся пару минут до звонка плюс время отсутствия Григория Геннадьевича в классе, добрая половина четвëртого «А» расселась вокруг Лëни Масла и слушала про дядю Васю, занимавшего верхнюю полку в Лëнином купе, который пару раз посещал места не столь отдалëнные за тяжкие телесные и его кореша Витю-Камбалу. После Лëня рассказывал как он чуть не замëрз в сугробе и с размаху приложился лицом о ледяную глыбу, поскользнувшись на притоптанном снегу. Ну хотя бы не умер от обморожения. И на том спасибо. Спустя ещë пару монологов Леонида над головами пронеслось: «Не долго музыка играла, не долго фраер танцевал» Естественно громче всех подпевали Костя, знакомый с сим творчеством не по наслышке, (пьяный отец довольно часто отбывал по десять суток в следственном изоляторе) и Эдик, у которого снова активировались шило в одном месте.       Говоря об Эдике. Телегин и Лëня были знакомы не то, чтобы с садика, а аж с самого младенчества — они жили в одном доме по улице Ленина, разве что в разных подъездах. Лиана Телегина проводила на детской площадке часы, болтая с Лидой о тяжëлых девяностых, журналах эйвон с новыми ароматами и о том какое слово вчера сказал еë упитанный поросëночек. Лида в свою очередь качала коляску с мирно сопящим Лëней и жаловалась на прокисшее молоко и психующего из-за плача сына Степана. Ей даже иногда казалось, что психовать — новое хобби мужа. Впрочем, она его понимала. Им бы вместе следовало обратиться к психологу, но то ли руки не доходили, то ли ей было всë равно на собственное и Степаново психическое здоровье. Так и прошло десять лет — Лида и Степан ни разу не посетили специалиста.

***

      В давно уже устаканившуюся и принявшую вид нормы в этой квартире мелодию мерного постукивания ножа, шума воды на кухне и музыку начальных титров Черепашек-ниндзя ворвался новый неизведанный звук. Кто-то тихо и явно ненавязчиво постучал в металлическую дверь. Сила удара была настолько ничтожной, что стучащему пришлось минут пять прождать, пока его присутствие не заметили. — Мам! Открой! — из тëмной гостиной раздался раздражëнный возглас. — Открой сам, поросëночек! Я режу морковку для твоего любимого супчика, малыш! — крикнули из кухни. Далее из гостиной послышалось недовольное ворчание, после шарканье ног по светлому паркету. «Вот всë в этом доме я делаю… Не жизнь, а каторга» — Замок на двери прокрутили три раза. — Кто там, поросëночек? — Да Масло припëрся! — Эдик повернулся в сторону кухни и снова крикнул. — У него ещë и лицо такое забавное! Зашуганный какой-то прямо как Тимофеев! — Кто-кто там, сладкий? — стук ножа сошëл на нет. — Ну Лëня Изолента — мамкин сынок из моего класса! — теперь Телегин уже ничего не стесняясь, стоял спиной к вечернему гостю, вальяжно почëсывая махровый халат ниже поясницы. — А-а… Лëнечка пришëл! Ну как у него дела? А почему так поздно? — из-за дверного косяка показалась голова Лианы. — Как дела? Че припëрся? — повторил Эдик слова матери в своей излюбленной манере. Первыми словами Леонида было: «Они меня убьют»       Кто убьëт Лëню Эдик понял сразу. Сегодня в школе раздавали тетради с результатами контрольной по математике. Эдуард вновь получил изящного красного лебедя, но суть истории не в этом. Она, как раз таки, в том, что во всеобщем гаме на пол упала раскрытая тетрадь в клетку, на обложке которой аккуратными буквами было выведено: «Тетрадь для контрольных и проверочных работ по математике Леонида Изоленты 4 «А». Далее последовали бодрые щелчки пальцами у Лëниного носа, а после сочувствующее «у-у-у» Кости, поднявшего тетрадь с пола. Вы когда-нибудь видели отличника по всем предметам, внезапно получившего двойку за контрольную по математике? А Лëня видел. Он видел его в зеркале школьного туалета, после того как на негнущихся ногах вышел из класса. Наверное здесь какая-то ошибка. Ну точно же должна быть! Геннадьевич повертел Лëнину тетрадь, пошуршал страницами, пожал плечами и выдал: «Видимо ты плохо подготовился, молодой человек. Приходи на пересдачу, милости просим.» По щекам текли крупные горячие слëзы, из носа предательски капало. Всхлип, другой, ещë чуть-чуть и Лëня бы захлëбывался слезами, громко шмыгая носом и кашляя, но отец такое не любил. Капли тихо текли по разгорячëнным щекам.       Впервые в жизни пропустив урок той самой математики и вымочив рукава бирюзовой толстовки с тремя полосками, вытирая лицо от слëз и ледяной воды из-под крана, Лëня вышел из туалета в каком-то странном аморфном состоянии. Щëки перестало жечь, краснота ушла и сменилась нездоровой бледностью, пропал и ком, стоявший между диафрагмой и лëгкими. Кисти рук потрясывало. «Охренеть, чел»; «Тебя как угораздило, лошара?» Хотелось бы ему знать. Хотелось бы. То ли дело, как сказал классрук, в недоученном материале, то ли в невнимательности. Впрочем, Лëня не строил догадки, а просто нервно грыз колпачок синей ручки в ожидании звонка Геннадьевича родителям. Две ручки и один карандаш уже были съедены, домашка не сделана. И вот в девять тридцать вечера он позвонил. «Добрый вечер, Григорий Геннадьевич» «Да?» — голос матери резко изменился — «Да?» — Лëню бросило в жар. Металлическая дверь тихонько хлопнула, по подъездному кафелю раздался топот босых ног.       И вот он здесь. Рассказывает маме Эдика, что домой он может больше не возвращаться — его там предадут несправедливому и ни капельки не праведному суду. Бедная женщина стоит в углу комнаты с рукой на сердце, Эдик жуëт бутерброд. В следующие тридцать минут нахождения на кухне Эдика, Лëня получил столько внимания и заботы, сколько не получал за всё десять лет своей не очень важной для страны жизни. Эту хронологию любви во всех красках Эдик описал Коле, Степану и Косте, а также греющей уши Варе, которая потом всë рассказала Вике, а Вика рассказала Диме, который обещал информацию дальше не распространять. В первые десять минут Лëню напоили чаем с ромашкой и мëдом, потом чаем с лимоном, а после этого всучили коробочку яблочного сока из личного запаса Эдика, чему он был совершенно не рад. Во вторые десять минут в Лëню влили две тарелки куриного бульона, чему Эдик тоже был точно так же не рад. А в последние десять минут Лиана гладила Лëню по голове и говорила какой он хороший мальчик, что всë образуется и, что она обязательно позвонит Лиде и скажет, чтоб та ни в коем случае не наказывала такого чудесного, невинного, белого и пушистого мальчика-зайчика. Эдик весьма недовольно дожëвывал пятый бутерброд.       Лëня тихонько прикрыл металлическую дверь. Где-то в глубине квартиры гулко раздалось: «Мам, это че вообще такое было?!» По пустой лестничной клетке разнëсся тяжëлый вздох. Лëня осел на пол. На глаза снова наворачивались слëзы. Леонид моргнул — перед глазами колыхалась пелена, зелёные тапочки Эдика, которые на него надела Лиана, чтоб ребëнок ни в коем случае не бегал босыми ногами по грязному холодному асфальту, расплылись и шелохнулись вместе с пеленой. Лëня вздохнул ещë раз, растëр глаза кулаком и встал с холодного кафеля. «Вам очень повезло, молодой человек. Григорий Геннадьевич не поставит эту двойку в журнал. Пойдëшь переписывать в пятницу. Если получишь что-то меньше пятëрки, то пеняй на себя, а сейчас можешь попрощаться с прогулками после школы.» — отец был подозрительно спокоен. Больше с Лëней никто не разговаривал. Мать заперлась на кухне, отец смотрел пусть говорят, куда-то пропал компьютер из его комнаты. Неужели это из-за звонка Лианы? Если так, то стоит почаще заходить к Эдику, там видимо не только накормят, но и уберегут от всего на свете.

«Ты мне по гроб должен, Масло» «Ну по гроб, так по гроб. Главное, чтоб там моих родителей не было»