***
Почти две недели прошли в формате «Дня сурка». Решивший больше не посещать университет Лю Цингэ окончательно испортил режим. Он спал в дневное время, а вечером бесцельно листал социальные сети, просматривал сайты с вакансиями и чатился. Лю Минъянь писала почти каждый день. Несмотря на тотальную нехватку времени, она всё-таки находила минутку, чтобы написать брату, а один раз они даже ненадолго выбрались выпить кофе. В её жизни сейчас начался активный период: помимо подготовки к сессии, Лю Минъянь согласилась принимать непосредственное участие во всех этапах подготовки дорамы. А если уж она бралась за что-то, то подходила к вопросу с полным энтузиазмом и с головой окуналась в процесс. Теперь все её темы для разговоров крутились вокруг создания сериала. Лю Цингэ был искренне рад за неё, но на фоне бурлящей вокруг него жизни он понемногу начал ощущать себя бесполезным. Все кругом были чем-то заняты, а он завис где-то в промежуточном состоянии. Шэнь Цинцю регулярно задерживался, погружённый в работу над своим проектом. Короткие вечера, которые они проводили втроём, теперь отличались необычной молчаливой мрачностью. Иногда они вместе смотрели фильмы или телешоу, которые крутили по кабельному телевидению, но чаще просто занимались каждый своим делом. С момента последней ссоры они практически не касались напрямую причин их конфликта. Но это не было похоже на попытку замять тему и совсем не походило на временное перемирие. Последние недели ощущались скорее как затишье перед грозой. То, что Шэнь Цинцю не отпустил ситуацию, было очевидно, однако он не стремился её разрешить — скорее, даже наоборот, игнорировал все попытки со стороны Шэнь Юаня втроём обсудить проблему. Ссылаясь на усталость и загруженность на работе, он стал ещё молчаливей и угрюмей, чем обычно. Лю Цингэ со своей стороны тоже старательно избегал обсуждений. Страх столкнуться с очередной волной негатива и критики своих действий только усугублял положение. Однако, как и просил Шэнь Юань, он старался делиться с Шэнь Цинцю редкими новостями, происходящими в его жизни, когда выдавался удобный момент. Диалоги эти, как правило, были короткими и в основном односторонними. — Я буду брать академ, — однажды за ужином сообщил Лю Цингэ. — Полагаю, ты уже в курсе? — вместо ответа Шэнь Цинцю задал вопрос Шэнь Юаню. Шэнь Юань смущённо кивнул в ответ. Короткое «понятно» было единственной реакцией. Лю Цингэ знал, что пусть Шэнь Цинцю этого и не произнёс, но он осуждал его выбор. Он также осуждал эту череду импульсивных и иррациональных, по его мнению, решений. А ещё Лю Цингэ понимал, что Шэнь Цинцю, к тому же порицал и Шэнь Юаня за то, что тот поддерживает его и потакает. Шэнь Юань, в свою очередь, всячески пытался залатать дыры на этом тонущем судне. Весь совместный досуг в последнее время строился только на его инициативе, но он оказался бессилен перед стоическим молчанием этих двоих. Ему даже не удалось уговорить Шэнь Цинцю вернуться в их общую комнату, и тот так и продолжил своё гордое и одинокое существование на диване гостиной. Лю Цингэ, всё ещё уязвлённый недавними обвинениями в свой адрес, считал, что Шэнь Цинцю самому не чуждо «детское и иррациональное» поведение. Иначе, как ещё можно было объяснить этот демонстративный бойкот совместного сна? Правда, Шэнь Цинцю он это сказать не решился бы. Так они и жили в молчаливом и напряжённом несогласии.***
Только начав всерьез процесс поиска работы, Лю Цингэ понял, насколько это сложно. Большинство вакансий требовали хотя бы опыт или образование — а чаще всего и то, и другое. Некоторые выглядели слишком подозрительно и очень смахивали на обман или нелегальный вид деятельности. Также попадались низкооплачиваемые предложения вроде разнорабочего, кассира в круглосуточном магазине на ночную смену или грузчика, на которые Лю Цингэ сначала и вовсе не обращал внимания. Но к концу второй недели беспочвенных поисков, балансируя на грани уныния и разочарования в себе, он начал допускать и такие варианты. Приняв решение отныне «выбирать самостоятельно», он пришёл к пониманию, что по многим вопросам выбор его крайне скуден. Настолько, что делать этот выбор не хотелось и вовсе. Он ощущал беспомощность и понимал, что от него самого зависит не так уж и много. Для работодателей он был всего лишь одним из множества кандидатов: обычным и ничем особо не выделяющимся. До этого момента Лю Цингэ не приходилось заботиться о таких вещах, как заработок, и он имел очень слабое представление о том, насколько непросто обеспечивать себя самостоятельно. Он не был расточительным и не привык сорить деньгами — навыки распоряжаться бюджетом отец прививал ему с детства — но теперь, без источника дохода, он наконец осознал, насколько бюджет, выделяемый ему из «семейного кармана», отличался от того, что он может заработать сам на данный момент. Всё это не приносило ничего, кроме уныния и чувства апатии. В итоге, уставший получать отказы, он согласился на вакансию ночного кассира в небольшом супермаркете в паре остановок метро от дома. Почасовая ставка была небольшой, но при регулярных сменах оклада бы хватило на оплату своей доли квартиры и продуктов. Не много, но для начала неплохо — рассудил Лю Цингэ и взялся за работу, которая сама по себе была несложной: единственное, что требовалось от кандидата — быть внимательным и вежливым. С первым пунктом проблем у Лю Цингэ никогда не возникало, а вот со вторым дела обстояли уже немного хуже. Наивно полагая, что ночью нагрузка гораздо ниже, уже после первой смены он понял, что это далеко от истины. Количество посетителей, действительно, было меньше по сравнению с дневной проходимостью супермаркета, но при этом процент неадекватных, хамоватых и пьяных идиотов рос в геометрической прогрессии. И самое неприятное во всём этом было то, что Лю Цингэ был вынужден улыбаться каждому такому мудаку, молча проглатывая оскорбления и благодарить за покупку. Это было сложно. Чертовски сложно. Но Лю Цингэ решил, что обязан постараться.***
— Он не проработал там и недели! — Шэнь Цинцю с возмущением взирал на брата. — А-Цзю, пожалуйста, — взмолился Шэнь Юань, с огорчённым видом обрабатывающий разбитую губу Лю Цингэ. Утро близнецов и их сборы на работу были прерваны внезапным появлением на пороге помятого Лю Цингэ, вернувшегося со смены. — Я вообще-то тоже здесь, — Лю Цингэ и так был на взводе после недавнего инцидента, и его безумно раздражало то, что Шэнь Цинцю говорит о нём в третьем лице, решив обсудить его при нём же. Шэнь Цинцю только хмыкнул. — Слушай, — чтобы встретиться с ним взглядом, Лю Цингэ слегка отстранился от Шэнь Юаня, перекрывшего ему обзор, — я уже сказал, что не собирался драться с этим придурком, а только хотел выставить его за дверь. — И, тем не менее, ты потерял работу. — И что? — Лю Цингэ терял терпение. Эти нотки в голосе Шэнь Цинцю — назидательные, поучительные — заставляли кровь закипать от обиды и яростной беспомощности. — А ты сам не понимаешь? — У меня ещё есть деньги. И я найду новую работу, — тратя огромные силы на самоконтроль, Лю Цингэ покрепче сжал челюсть. — Причём тут деньги? — Шэнь Цинцю, сидевший в кресле, положил ногу на ногу, — А-Юань сказал мне, что ты на полном серьёзе рассматриваешь вакансии чуть ли не грузчиков. Ты действительно думаешь, что это даст тебе какие-то перспективы в будущем? Даже вакансию обычного продавца ты умудрился потерять. Что будет дальше? Мне просто интересно, когда твой подростковый бунт уже закончится. Лю Цингэ прикрыл глаза. Боги, почему всё в один момент стало таким сложным? Он медленно считал до десяти, чтобы немного успокоиться. На сегодня с него уже хватит необдуманных поступков. Почти месяц «тишины» наконец был прерван. Иначе быть не могло. Шэнь Цинцю, и так прождавший слишком долго, наконец сорвал корку с этой гноящейся раны. Очередной конфликт шёл уже по накатанной: Шэнь Цинцю критиковал и обвинял, Лю Цингэ огрызался или пытался игнорировать нападки. — А-Цзю, прошу, не провоцируй его. Мы можем отложить этот разговор на вечер и спокойно всё обсудить, — Шэнь Юань посмотрел на часы и встал с дивана. Как бы Шэнь Юаню не хотелось оставлять этих двоих наедине, ему уже пора было выходить из дома. — Толку от этих обсуждений, — Шэнь Цинцю демонстративно пожал плечами. — Действительно, — обиженно пробормотал Лю Цингэ. Шэнь Юань только вздохнул. Раньше он думал, что нет никого упрямее и настырнее брата, но теперь он понимал, что Лю Цингэ, на первый взгляд казавшийся менее въедливым, был не менее упрямым и обидчивым. — Цингэ, — он сделал ещё одну попытку, — тебе сейчас лучше отдохнуть. — Да. Спасибо, А-Юань, — согласился Лю Цингэ, но так и остался сидеть на месте. Ещё раз посмотрев на часы, Шэнь Юань с тяжестью на сердце отправился в прихожую, понимая, что уже опоздал на работу. Шэнь Цинцю, обычно приезжающий в офис к десяти, не спешил. Лю Цингэ, сидящий в паре метров от него, чувствовал на себе его тяжёлый взгляд. Он не был уверен, чего ждёт, и почему до сих пор не отправился в спальню. Их разговор зашёл в очередной тупик, к тому же, Шэнь Юань мягко попросить их не развивать конфликт дальше. Возможно, Шэнь Цинцю думал о том же, поэтому пока молчал. После тяжёлой ночной смены мысли в голове текли вяло и лениво. Адреналин уже перестал подпитывать его энергией, и теперь Лю Цингэ ощущал себя разбитым и уставшим. Пауза затягивалась, и, когда он в очередной раз прокручивал в голове мысль, о том что ему стоит уйти, его внезапно посетило осознание. Несмотря на то, что и он, и Шэнь Цинцю единогласно скептически отнеслись к предложению Шэнь Юаня обсудить ситуацию, в действительности они ещё ни разу не проговаривали эту проблему нормально — без ругани и обид. «Продолжай говорить с ним. Чтобы он действительно понял то, что ты хочешь ему сказать», — эта фраза Шэнь Юаня словно мантра засела в голове Лю Цинге, но только сейчас он подумал о том, что, возможно, раньше воспринимал её неверно. Поколебавшись немного, он всё-таки заговорил: — А-Цзю, — позвал Лю Цингэ. — Тебе ещё есть, что сказать? — недовольно отозвался Шэнь Цинцю. Разговоры не были его сильной стороной, поэтому Лю Цингэ мысленно взмолился всем известным ему богам. Сейчас самое главное — не наломать дров и не сделать всё ещё хуже. Он неуверенно продолжил, надеясь, что сможет донести до Шэнь Цинцю свою мысль, сохранив при этом трезвость ума: — Да, на самом деле мне есть, что сказать. Я знаю, что ты не самого высокого мнения обо мне… Шэнь Цинцю приподнял бровь, слушая его. — Ты считаешь, что я незрелый и принимаю необдуманные решения. Возможно, я действительно иногда так себя веду. Лю Цингэ сделал вид, что не заметил ироничного «хм» со стороны Шэнь Цинцю. Похоже, тот считал, что именно так Лю Цингэ себя и ведёт. — Я хочу, чтобы ты знал: для меня это решение — не просто какая-то прихоть или развлечение, которое при желании можно свести на нет. Это даже не вопрос выбора между семьей и отношениями. Для меня это вопрос возможности выбора. Лю Цингэ замялся, понимая, что речь его звучит скомкано и неумело, но он продолжил: — Ты злился из-за того, что я не рассказывал о своей семье… Об отце. По правде говоря, вся моя жизнь до недавнего времени была выстроена по чёткой и идеально выверенной схеме. Отец рассчитал всё — вплоть до того, сколько внуков хочет, и с каким из своих бизнес-партнёров выгоднее укрепить отношения через брак своего сына. Когда я понял, что практически единственное решение, которое я принял для себя самостоятельно, тут же выбилось из этой картины и придалось порицанию, мне стало не по себе. Мне страшно прожить жизнь по чужому плану, отказавшись от всего своего. Отказавшись от самого себя. Нервно перебирая пальцы рук, Лю Цингэ сделал паузу, на секунду переводя дыхание. Этот монолог давался ему тяжело. А учитывая априори негативный настрой Шэнь Цинцю к нему, рассказывать обо всём этом становилось ещё сложнее. В душе металась буря эмоций, которую с трудом удавалось скрывать под маской спокойствия. К его облегчению, Шэнь Цинцю показывал небывалое терпение и дал ему выговориться. — У меня не было в мыслях что-то скрывать от вас: просто это не та тема, о которой мне хотелось говорить, когда я был с тобой и А-Юанем. С вами я живу в том мире, который выбираю для себя сам, — добавил Лю Цингэ и замолчал уже окончательно. Повисла неловкая пауза. Когда Лю Цингэ уже начал сожалеть о том, что вообще поднял этот разговор сейчас, вместо того, чтобы дождаться вечера, Шэнь Цинцю наконец подал голос: — Я должен ехать на работу. Лю Цингэ поник. Он ощущал себя полным идиотом, который несколько минут бессмысленно и нелепо распинался о своих чувствах и переживаниях перед человеком, коему и дела не было до этих самых чувств и переживаний. Досада и разочарование вмиг переполнили его. «Супер. Здорово! Просто ахуенно! Спасибо за то, что хоть выслушал, а не послал нахер на полуслове!» — крутилось в голове. Внезапно захотелось сказать какую-нибудь гадость; что-то едкое, обидное, неприятное. Такое, чтобы Шэнь Цинцю смог ощутить хоть частичку от его эмоций, и ему тоже стало бы хреново. Но Лю Цингэ никак не находил таких слов. Сказав уже слишком много, он чувствовал себя пустым. Лёгкая тошнота подступила к горлу. Наверное, ему действительно стоит отдохнуть. Шэнь Цинцю встал. Лю Цингэ не смотрел на него. Не хотел знать, какое выражение отражается сейчас на его лице. Плотно сжав губы, он просто ждал, когда Шэнь Цинцю уже наконец уйдёт. Но Шэнь Цинцю не ушёл. Вместо этого он сел на диван. Лю Цингэ заметил, как прогнулась мягкая поверхность рядом с ним. Не зная, чего ожидать, он тупо уставился на свои сцепленные в замок пальцы. После небольшой паузы Шэнь Цинцю положил свою ладонь поверх его: — Хорошо, что ты мне об этом рассказал. А потом Шэнь Цинцю обнял Лю Цингэ. Это были короткие, неловкие объятия, словно он сам сомневался в правильности своих действий. Лю Цингэ лишь на долю секунды ощутил горьковато-древесный аромат его парфюма и лёгкое прикосновение длинных волос к шее. Так же быстро Шэнь Цинцю отстранился и поднялся. Лю Цингэ испытал сожаление: это был их первый физический контакт за последние недели, такой внезапный и слишком короткий. — А теперь мне действительно нужно торопиться на работу. Лю Цингэ в растерянности наблюдал за тем, как Шэнь Цинцю скрылся в прихожей. Он не совсем понимал, что именно сейчас произошло. Были ли эти объятья знаком перемирия, или же он выглядел настолько жалким в глазах Шэнь Цинцю, что тому захотелось его пожалеть? Какое-то время Лю Цингэ просто сидел на диване, уставившись в пустоту тёмного дверного проёма прихожей. Прежде чем лечь спать, Лю Цингэ искупался. Закрыв глаза, он долго стоял под горячим душем, стремясь смыть с себя все негативные эмоции минувшей ночи. Шум воды и тепло успокаивали и расслабляли. В конце концов, его начало клонить в сон. Выключив воду, Лю Цингэ обернул вокруг бёдер махровое полотенце и вышел из кабинки. На контрасте с горячим душем каменная плитка ванной комнаты приятно холодила кожу босых ног. Ладонью смахнув капельки влаги с запотевшего зеркала, Лю Цингэ разглядывал своё отражение. С той стороны на него смотрел бледный, уставший человек, под глазами которого залегли синеватые тени. Кровь на рассечённой губе запеклась и превратилась в корку, но в целом ущерб был не так велик. Расчёсывая пальцами мокрые пряди уже начавших отрастать волос, Лю Цингэ подумал, что давно не подстригался — ещё немного и он сможет собрать волосы в короткий хвост. Решив, что как-нибудь позже зайдёт в парикмахерскую, он выбрал свежую футболку и боксеры и наконец отправился отдыхать. Он быстро провалился в глубокий сон без сновидений, из которого его вырвал противный и чрезмерно громкий сигнал телефонного звонка. Дезориентированный, несколько секунд он пытался осознать, что происходит. Телефон тем временем продолжал издавать звуки, от которых начинала гудеть голова. Поняв, наконец, что ему звонят, Лю Цингэ схватил смартфон и, не глядя на экран, на автомате принял вызов. Голос по ту сторону трубки заставил его оцепенеть. От сна не осталось и следа. — Цингэ, здравствуй, — тон отца был спокойным и почти доброжелательным, но Лю Цингэ напрягся внутри, понимая, что ему предстоит ещё один непростой разговор. — Здравствуй, отец, — после сна голос Лю Цингэ звучал хрипло. Он прочистил горло. — Ты в порядке? Не заболел? — Лю Янь проявил участливость. — Всё нормально, немного охрип. Скоро буду в норме, — говорить отцу о том, что он только проснулся, Лю Цингэ почему-то было неловко. Хоть он и был уверен, что отец уже в курсе того, что он подал заявление на академический отпуск, касаться тем, которые даже косвенно относятся к его нынешнему времяпровождению, он не желал. А информация о том, что он спит днём, наверняка спровоцирует подобные вопросы. — Хорошо. Следи за здоровьем, иначе мать будет переживать. Они не контактировали почти месяц и разошлись на не самой приятной ноте. Сейчас же отец как ни в чём ни бывало разговаривал с ним и даже проявлял заботу, словно это был их будничный разговор. Лю Цингэ, не знавший как ему это воспринимать, почувствовал себя странно. Он не хотел это признавать, но внутри поселился огонёк надежды на то, что его семья всё-таки решила пойти на примирение, понять и принять его. Он никогда не был особенно близок с родителями, но и плохими людьми, в целом, их не считал. И, наверное, даже по-своему их любил. Несмотря на обиду, которую он испытывал, если бы родители захотели продолжать поддерживать связь, он не был бы против. — Да, конечно, — ответил он на просьбу отца. — Цингэ, я давно хотел поговорить с тобой. Я долго думал над тем, что произошло. Лю Цингэ тихо вздохнул. Вот оно что. Отец не любил ходить вокруг да около и сразу перешёл к основной цели своего звонка. Он не знал, чего ждать от этого разговора, но мысленно приготовился к самому неприятному. — Я согласен, ситуация непростая и, возможно, я погорячился. Но и ты должен меня понять: то положение, в которое меня поставили… — Лю Янь сделал многозначительную паузу. То, что отец решил в какой-то степени признать вину, само по себе было уже удивительно. — Я хочу сказать тебе, что иногда обстоятельства вынуждают действовать жёстко. Я бы не был на том месте, где я нахожусь сейчас, если бы мне не приходилось принимать тяжёлых решений. Очень важно понимать приоритеты и концентрироваться на них. Лю Цингэ не понимал, к чему он клонит. — Что ты хочешь этим сказать, отец? — осторожно уточнил он. — Цингэ, мы ещё можем решить эту небольшую проблему. Подобные мелочи — не повод ссориться с семьей, обрывать все связи и губить своё будущее. Мелочи? Лю Цингэ молча слушал отца. Всё внутри него похолодело. — Я тоже когда-то был молод. Я прекрасно понимаю, что молодые люди часто делают необдуманные поступки, ведут себя иррационально и не хотят слушать то, что говорят им старшие и более опытные люди. Цингэ, все эти временные увлечения на самом деле не принесут тебе ничего хорошего. Ты должен понимать, что я волнуюсь и желаю для тебя только лучшего. Повисла недолгая пауза. Не услышав его ответа, Лю Янь продолжил: — Сын, я звоню, чтобы сказать, что мы готовы простить тебя. Ты можешь вернуться домой, и мы вместе решим все эти недоразумения.