***
Шан Цинхуа посмотрел в зеркало и вздохнул: если верить его воспоминаниям о заклинательской жизни, то тёмные круги под его глазами не пройдут ни к сорока, ни к сто сорока годам, так что надежд на магию здорового сна и дешёвого крема для лица он тем более не питал. Освещение в коридоре кафе было жёлтым и рассеянным, делая кожу нездоровой на вид. Шан Цинхуа поскорее отошёл от него, с неудовольствием разглядывая длинную очередь: в этот обеденный час множество офисных работников зашли за кофе и круассанами. Ему нужно было отредактировать несколько небольших текстов и отправить на утверждение до завтра, и именно этим он собирался заняться за столиком в кофейне — с латте и каким-нибудь простым завтраком. На свою беду он не учёл близость огромного бизнес-центра к своему новому дому — людей во всех ресторанах и кафе было слишком много даже в будни. «Зря я сюда переехал», — подумал он, мелкими шажками идя за человеком впереди — поближе к кассе. Уже у витрины удалось разглядеть тарталетки с ягодами, тыквенный пирог и чизкейки. Когда очередь Шан Цинхуа подошла, он даже не заметил — и несколько секунд отвисал под усталым взглядом бариста, сминающим со столешницы гору оставленных чеков. Не отрывая взгляда от витрины, Шан Цинхуа кое-как заказал пирог с кофе и расплатился картой. Пока смалывались зёрна и разогревался пирог, он не переставал думать о работе. Расписание стало неожиданно плотным — на этих выходных он точно не отдохнёт. И в первый освободившийся вечер ему придётся вернуться на старую квартиру за некоторыми вещами… «Может, оставить их?» — в некоторых ситуациях Шан Цинхуа предпочитал что-то потерять, нежели сталкиваться с неприятными людьми — например, с бывшими соседями. Бариста поставил на столешницу рядом с кассой тарелку и чашку, и Шан Цинхуа, ещё раз поблагодарив и попрощавшись, бездумно схватил их и повернул налево — к той части зала, в которой было достаточно фикусов, чтобы за ними скрыться. Он совершенно не ожидал, что столкнётся с кем-то плечами, едва не разлив кофе. — Прошу проще… Шан Цинхуа окаменел и с трудом закрыл распахнувшийся рот, чтобы как можно сильнее прикусить губу — если бы не посуда в его руках, он бы уже ущипнул себя. Он с трудом верил своим глазам; казалось, в мозгу произошло короткое замыкание, и реальность причудливым образом слилась с царством снов. Перед ним стоял Мобэй-цзюнь — точнее, его «современная версия» в белоснежной рубашке с застёгнутым воротничком и длинным галстуком. Его волосы были короткими и открывали бледную шею — куда Шан Цинхуа и уставился, попутно отмечая, что непроницаемый «отмороженный» вид его короля никуда не делся. Видимо, в любом мире суть демона оставалась неизменной. Секунды безжалостно текли; Шан Цинхуа не мог сконцентрироваться на звуках вокруг себя, и ему казалось, что он стоит в тишине, пока весь мир замер. Ситуация становилась неловкой — ведь он умолк на полуслове и всё ещё почти касался Мобэя рукой. Запоздалое осознание стремительно обрушилось на него: Мобэй-цзюнь действительно стоял перед ним во плоти. Он мог столько всего сказать, попробовать поговорить, улыбнуться… Но Шан Цинхуа сделал единственное, на что у него ещё были силы: он заплакал. Какой-то частью себя он прекрасно понимал, что это выглядит очень странно: когда с тобой в очереди сталкивается случайный человек, а потом с минуту пялится и начинает рыдать, нетрудно догадаться, что он псих. Мобэй-цзюнь в недоумении поднял брови и аккуратно обошёл Шан Цинхуа, как будто посчитав его ненормальным и решив не поворачиваться к нему спиной — на всякий случай. Время снова потекло как обычно, и стук приборов, фоновая музыка и приглушённые разговоры затопили Шан Цинхуа, словно липкое мутное болото. У него было так много мыслей в голове — и все они перемешались с окружающим миром, заставляя его тонуть в этой мешанине. Мозг переключил его тело на автопилот и заставил донести тарелку и чашку до столика — и забиться в кресло. Когда он пришёл в себя и робко оглянулся, Мобэй-цзюня уже нигде не было, а латте стал холодным. Шан Цинхуа пришлось признаться себе в том, что… он чувствовал себя одиноким. Вера в то, что Мобэй-цзюнь где-то есть (или когда-то был) — в этом мире или в другом — на протяжении жизни то оставляла его, то укреплялась вновь. Шан Цинхуа боялся и хотел встретить его. Помнил ли Мобэй-цзюнь что-нибудь о своём прошлом? Каким бы он был в этой вселенной? Теперь Шан Цинхуа точно знал, что он — опять — ниже: губами на уровне ключиц — удобно, чтобы укусить, чем он иногда пользовался. Что за Мобэй-цзюнем он мог бы спрятаться от чего угодно. Что, пусть разница в росте у них небольшая, его ладони тоньше и уже… удобно, чтобы держать оба запястья в одной руке — и Мобэй-цзюню это нравилось. Шан Цинхуа гипнотизировал осенний пейзаж за окном и думал, что вот-вот сойдёт с ума. В памяти всплывали все те разы, когда он искал отношений, но всякий раз быстро сдавался, не находя в своём партнёре ни капли сходства с Мобэй-цзюнем. Быть может, он всегда хотел верить, что они встретятся — как в кино, с трогательной музыкой на фоне и немедленным признанием в любви. Кажется, когда Шан Цинхуа заплакал, из местного радио просто доносилась реклама… — О боже, — прошипел он и с силой упал в сложенные на столе руки. Он действительно заплакал?! В рейтинге самых нелепых знакомств он был бы на первом месте. Особенно учитывая, что с недосыпом и своим врождённым посредственным лицом он и так был не то чтобы красавчик. Шан Цинхуа сгорал от стыда. Он прожевал пирог, толком не ощущая вкуса, и заставил себя сделать работу. Получилось не очень, но, поторговавшись с совестью, Шан Цинхуа справедливо рассудил, что раз в пятилетку можно и ошибиться где-нибудь. Он всё ещё двигался в прострации, словно лунатик, и добрался до дома скорее чудом: доставание ключей, вызов лифта, принятие курьера с какими-то покупками (совершенно неважно, какими) — всё пронеслось незаметно. Шан Цинхуа лежал в постели и смотрел в потолок. То, как ужасно и жалко он выглядел днём, уже совсем его не волновало. Он думал, как будет жить, если больше никогда не увидит Мобэй-цзюня. Наверное, он умрёт. Он поверит в то, что действительно сошёл с ума: всё-таки одно дело видеть сны, а другое — галлюционировать наяву. «Что, если у Мобэй-цзюня кто-то есть?» — вдруг задался вопросом Шан Цинхуа. Эта мысль настолько придала ему бодрости, что он, воображая несуществующие подробности, совершенно не удивился, когда увидел на часах четыре утра. Если подумать, в оригинальном мире Шан Цинхуа каким-то образом втянул Мобэй-цзюня в нетипичные для сеттинга отношения. Конечно, он не прописывал в романе, какие у северного короля демонов должны быть дамы — всех красоток отдали главному герою — однако изначально Мобэй-цзюнь не был геем. Переродившись, он, возможно, встречался бы с девушками. Некстати Шан Цинхуа обнаружил, что ему почти тридцать лет, а в таком возрасте люди нередко состоят в браке или, о боже, даже заводят детей. Это было невыносимо. Едва его ум пришёл к этой идее, как сработал какой-то сложный механизм защиты: Шан Цинхуа вскочил с кровати и поспешил на кухню. Гремя посудой, он сварил себе кофе в джезве — без пряностей, тростникового сахара и чего бы то ни было ещё — и, стоически терпя адский жар от нагревшейся кружки, отправился работать. Он работал, иногда поглядывая в окно или варя ещё кофе, и к обеду уже с любопытством наблюдал, как размываются края видимого фокуса: после суток без сна мозг недвусмысленно намекал, что с него хватит. В один момент что-то в его голове щёлкнуло так оглушительно, что он замер и просидел с минуту неподвижно. — Мяо Вань, — поприветствовал он, набрав номер по памяти. — У меня мало времени, — без предисловий сообщила Мяо Вань, и нетрудно было представить, как она поджала накрашенные губы. Шан Цинхуа, на самом деле, не то чтобы был её закадычным другом — они изредка выпивали в одной компании после того, как познакомились в университете. — Прости, я быстро. В прошлый раз ты рассказывала про свой новый офис… Я ищу вакансию в штат. — О. — Сказала Мяо Вань и замолчала. На фоне кто-то переругивался — насколько было слышно, о фоне: завтрак главной героини на съёмочной площадке, где работала Мяо Вань, выглядел недостаточно живописно, и то и дело звали ассистента декоратора. — Ты говорил, что на фрилансе тебе спокойнее, — едко заметила она, но пообещала: — я порекомендую тебя. — Спасибо, — Шан Цинхуа заторможенно поблагодарил уже после того, как связь оборвалась: Мяо Вань положила трубку, не тратя время на прощания. Это было хорошо: она не стала бы помогать, если бы не хотела, и неважно при этом, насколько вежливой она была. Шан Цинхуа, не раздеваясь, рухнул в постель и спал до ночи. Только приняв душ и переодевшись, он вспомнил обо всём, что предшествовало его сну, и окончательно осознал, что он сделал. Он сказал, что ищет работу — и работа наверняка найдётся. Он позвонил Мяо Вань, потому что она работает в бизнес-центре, рядом с которым Шан Цинхуа завтракал. «Если в такое время Мобэй-цзюнь был там, значит, он может работать рядом», — подумал Шан Цинхуа, удивляясь, как он дошёл до этой идеи, будучи безумным кофеиновым зомби. В этом, конечно, что-то было: Мобэй-цзюнь выглядел дорого и по-офисному, а богатая зеркальная высотка с панорамным остеклением поблизости была только одна. Но она огромная, а значит, шанс, что Шан Цинхуа его там найдёт, очень мал. Кроме того, Мобэй-цзюнь мог зайти в кофейню случайно, просто по пути. — Ладно, я подожду, — решил Шан Цинхуа. По себе и своим странным романтическим идеям он уже осознал, что является фаталистом: если ему суждено увидеть Мобэй-цзюня вновь, то так и произойдёт. Всё сложится само собой… или нет. Он сложил все свои страхи в отдалённый угол сердца и принялся наблюдать за окружением — ничего другого ему всё равно не оставалось. Мобэй-цзюнь за две недели ни разу не появился в том самом кафе вновь, хотя Шан Цинхуа уже превратил его в свой офис и сидел там чуть ли не от открытия до закрытия. Все позиции местного меню удалось перепробовать дважды; латте и американо уже почти лились у Шан Цинхуа из ушей, и так он сделал вывод, что Мобэй-цзюнь вряд ли обедал в этом месте. Это было логично: Мобэй-цзюнь совсем не походил на среднего офисного работника — скорее, на крупного руководителя или бизнесмена, а для таких людей существовали заведения классом повыше. К исходу второй недели Мяо Вань прислала Шан Цинхуа вакансию, и, потратив какое-то время на знакомства, собеседования и документы, он из редактора-фрилансера превратился в штатного сценариста студии, о которой ни разу до этого не слышал. — Босс сказал, что хочет сделать сериал для кого-нибудь помладше домохозяек, — рассказала Мяо Вань перед собеседованием, — я прислала ему твой сценарий про повелителя демонов. — Тот сценарий?! — Шан Цинхуа чуть не захлебнулся чаем. — Он такой старый! Это даже неловко. Мяо Вань пожала плечами: — Разве сейчас такое не популярно? Какая разница. В конце концов, это же пример, вряд ли кто-то станет снимать сюжет про учителя и ученика. Хотя, BL-дорам выходит всё больше с каждым годом. Только закончив университет, Шан Цинхуа скорее ради шутки, чем всерьёз, написал что-то среднее между «Сожалениями горы Чунь» и «Путём гордого бессмертного демона» в виде сценария, а затем (вполне возможно, в разгаре очередной вечеринки) поделился шедевром со знакомыми. Какое-то время этот сюжет был в его портфолио, пока Шан Цинхуа не подумал, что это странно и вряд ли поможет ему найти хорошую работу. Так и было: кое-как устроившись на своё первое место, несколько лет он писал просто отвратительные сценарии для низкосортных телепередач, а потом уволился и начал работать из дома над более приятными текстами, пусть и за меньшую плату. «Это подвиг, который я совершу во имя любви», — мрачно решил он, открывая двери нового офиса. Его познакомили с коллегами, провели по всем помещениям и оставили осваиваться. И если в первый день он каждую секунду ждал, что что-то важное вот-вот произойдёт, то спустя месяц вынужден был признать, что ошибся. Мобэй-цзюнь не работал по крайней мере в этой компании — может, он существовал на каком-нибудь другом этаже из тридцати, а может, его никогда в этом здании не было. Шан Цинхуа ни разу не столкнулся с ним в лифте или на пропускном пункте внизу. Было совершенно очевидно, что Шан Цинхуа просто безумен. Он изучил неврологические клиники поближе к дому, размышляя, стоит ли добровольно сдаться врачам. «Или сразу выйти в окно», — мрачно закончил мысль он, тут же заставив себя перестать это представлять.***
В один дождливый осенний день, смирившись с поражением, он написал заявление на увольнение и, скатав его в трубочку, нервно зашагал к своему руководителю, занимающему маленький кабинет в зале напротив. И в широком коридоре, уже занеся руку, чтобы постучать в начальственную дверь, Шан Цинхуа отвлёкся на громкие шаги рядом и опасливо обернулся. Конечно, это был Мобэй-цзюнь — к этому дню Шан Цинхуа уже неоднократно успел убедиться, что количество романтических шаблонов в его жизни может соперничать со среднерейтинговой дорамой. Или это всё-таки был указующий перст судьбы, в которую Шан Цинхуа в глубине души верил? Мобэй-цзюнь, похоже, себя не занимал подобными мыслями и просто шёл по своим делам — в чёрном деловом костюме, похожем на тот же, что был и в кафе. Шан Цинхуа он не замечал — черты его лица не дрогнули, и взгляд оставался прямым и равнодушным. По этому поводу Шан Цинхуа планировал пострадать перед сном, но пока он был здесь, в этом моменте, у него ещё оставались и другие интересы: он уставился на руки Мобэй-цзюня, проходящего мимо. Ракурс был неудачный. — Минутку, — строго сказал Шан Цинхуа, перегородив Мобэй-цзюню путь и тщательно рассмотрев его руки. Одну ладонь ему даже пришлось схватить — и в очередной раз убедиться, какой крупной она казалась на фоне тонких длинных пальцев самого Шан Цинхуа. — Мы знакомы? — спросил Мобэй-цзюнь, отдёргивая руку и отступая на безопасное расстояние. По-видимому, встречу в кофейне он не помнил, да и вопрос его служил не для поддержания светской беседы, а попросту для того, чтобы выяснить имя Шан Цинхуа и, как не трудно догадаться, пожаловаться на него руководству. Однако в это мгновение ни о чём об этом Шан Цинхуа не думал — он смотрел в синие глаза и задавался вопросом, как это лицо могло сохранить все те малейшие детали, которым обладало в прошлом. Как срабатывают эти перерождения, и почему Мобэй-цзюнь не видел снов с Шан Цинхуа? Или он только притворяется, что ничего не помнит? Шан Цинхуа громко скомкал уже измученный лист бумаги и отошёл в сторону, задумчиво что-то бормоча. Увольняться пока было рано.***
На следующее утро Мобэй-цзюнь тоже был в офисе, но не один. Шан Цинхуа, разглядывая из офисной кухни людей, стекающихся к двери переговорной комнаты на собрание, из последних сил напрягал память. «Это Линьгуан-цзюнь», — вдруг сообразил он. — «Неужели в этом мире у Мобэя тоже нет семьи, кроме дяди?» Если так, то это было прискорбно. В своё время Шан Цинхуа, как автор «Пути гордого бессмертного демона» из господствующего на севере клана демонов оставил только Мобэй-цзюня по одной простой причине: не нужно было создавать мотивацию для влиятельных и мощных персонажей, каковыми должны быть северные владыки. Мобэй-цзюнь же был молодым и способным демоном, который легко присягнул Ло Бинхэ на верность и практически вручил ему весь север. Удобно получилось. Как заметил Шан Цинхуа по своим читателям, разбираться в геополитике или отношениях между орденами им было не очень интересно. Поэтому его ждало немало открытий, когда он стал заклинателем в собственном мире: некоторые дыры в логике сеттинга приходилось закрывать огромным количеством квестов. Он налаживал торговые пути, распространял свои изобретения, мирил кланы и исследовал отдалённые провинции — и так несколько сотен лет. Однако узнать что-либо о Мобэй-цзюне наверняка оказалось сложно. Во времена, когда найти в сети состоятельных людей дело одной секунды, Мобэй-цзюнь смог ускользнуть от любого внимания. Он появлялся в офисе редко — Шан Цинхуа подтвердил эту догадку, спросив своего начальника — и ни с кем из сотрудников не общался. Кое-как удалось выяснить, что он периодически спонсирует какие-то проекты, но не интересуется их содержанием. «Это похоже на него», — обрадовался Шан Цинхуа; и вскоре снова задумался. Вопрос заключался в том, что ему делать дальше. У Мобэй-цзюня не было обручального кольца (или он не носил его — но мысли об этом Шан Цинхуа упорно от себя отгонял), но он всё ещё мог не интересоваться мужчинами. Может, Шан Цинхуа должен пригласить его выпить? Это было бы странно, пусть и не страннее того, что Шан Цинхуа уже сделал. Если события в этом мире были похожими на события в предыдущем, наверное, Мобэй-цзюнь остался прежним, и Шан Цинхуа сможет снова сблизиться с ним. Однако, если это так… Сердце становилось болезненно тяжёлым от осознания, что в таком случае Ло Бинхэ мог быть где-то рядом. Кем бы стал Ло Бинхэ в современности? Главой мафии? Шан Цинхуа нервно хихикнул, закапывая свою тревогу поглубже: ещё рано волноваться. Он проделал невероятно скрупулёзную работу, по старым сценариям студии обнаружив уже вышедшие сериалы, и просмотрел титры. Разумеется, имя Мобэй-цзюня в них было, но в изменённом виде. Дело в том, что Шан Цинхуа использовал в своей новелле «цзюнь» как титул, подчёркивающий особое положение демонических владык; по этому же принципу у отца Ло Бинхэ была такая же приставка. Но в современном обычном мире нельзя существовать только с именем и титулом, и «цзюнь» стал фамилией — с изменившимся иероглифом, но прежним произношением. «Какая бездарная копипаста», — фыркнул Шан Цинхуа, буравя взглядом титры, — «никакой оригинальности». Шан Цинхуа допустил, что все знакомые ему ранее люди (персонажи?) теперь существуют под прежними именами, и принялся искать их где только мог. Однако поиски его не увенчались успехом: людей с фамилиями Лю, Су, Шэнь и Ло было невероятно много — гораздо больше, чем он мог бы проверить вручную. Пришлось оставить идею с поисками и всё-таки позвать Мобэй-цзюня выпить: ничего лучшего в голову всё равно не пришло. Это выглядело и правда неловко: Шан Цинхуа просто дождался, пока Мобэй-цзюнь вновь приехал в офис, и, нагло прервав какой-то явно рабочий разговор, отвёл его в сторону, чтобы без предисловий предложить встретиться после работы. Любой человек, социализированный чуть более, чем никак, посчитал бы это предложение подозрительным или хотя бы невежливым, учитывая разницу их положения в компании. Однако Мобэй-цзюня ничего не смутило: он легко согласился, сходу назвав время и место. Шан Цинхуа на секунду задумался, почему это было так просто — в его воображении деловые люди были слишком занятыми, чтобы настолько быстро назначать встречи в ближайшем будущем — но тут же обнаружил себя взмокшим от пота: он так сильно нервничал, разговаривая с Мобэй-цзюнем, что выглядел так, будто пробежал пару километров. «Вообще-то», — мысленно одёрнул Шан Цинхуа сам себя, — «это мой муж». Он продолжал про себя называть Мобэя своим королём и Мобэй-цзюнем — так, как давно привык. Но при этом не мог перестать волноваться: всё было не так. Он медленно собирался и почти опоздал; попал под дождь, забыв зонт; оставил дома смартфон и бумажник. Даже спал Шан Цинхуа накануне плохо: ему снилось что-то болезненное, холодное и печальное, и в событиях сна было трудно отличить правду от вымысла. Он постарался забыть их как можно скорее. — Привет, — Шан Цинхуа шумно опустился в кресло, улыбаясь Мобэй-цзюню, — извини, я немного задержался. — Ничего, — коротко сказал Мобэй-цзюнь. Шан Цинхуа принялся суетиться, усаживаясь поудобнее и рассматривая меню. Это было так глупо: он знал его наизусть. Мобэй-цзюнь назвал в качестве места встречи кафе, в котором они впервые столкнулись, и ситуация от этого становилась ещё комичнее, потому что обстановка постоянно напоминала об этом. Молчание затягивалось; Шан Цинхуа старательно скрадывал его выбором пирожных и заказом кофе, за которым пришлось сходить к бариста. Но когда на столике появился ланч, спокойнее не стало: между Шан Цинхуа и Мобэй-цзюнем словно была невидимая стена, как будто они были чужими друг другу людьми или встретились случайно. Такую неловкость Шан Цинхуа иногда чувствовал, когда о его делах вдруг спрашивал какой-нибудь старый знакомый, с которым он не виделся лет восемь. Он перемотал в памяти всё то, что говорил Мобэй-цзюню перед встречей, и неожиданно для себя подумал: считается ли это свиданием? Возможно, Мобэй-цзюнь так не считает; к тому же, сам Шан Цинхуа так это и не называл. «Как же всё сложно», — резюмировал он, ощущая слабый прилив раздражения. В этот момент Мобэй-цзюнь спросил: — Почему ты заплакал тогда? «Когда?» — чуть было не спросил Шан Цинхуа, но прикусил язык: слава небесам, перед Мобэй-цзюнем он рыдал всего один раз. Пока что. — Ну… — начал он и умолк. Лицо Мобэй-цзюня почти ничего не выражало — как и обычно. Раньше Шан Цинхуа был уверен, что умеет читать его, но теперь он не понимал ничего. Его расстраивал тот факт, что их разговор начался с подобной темы. — Я просто удивился, — сказал он. Мобэй-цзюнь терпеливо ждал, когда он пояснит, что имеет в виду. Шан Цинхуа поковырял чизкейк вилкой под этим тяжёлым жаждущим взглядом. — Я… вспомнил кое-кого, — не сумев сочинить какую-нибудь правдоподобную ложь, Шан Цинхуа решил сказать полуправду. — Это было… — Мобэй-цзюнь явно с трудом подбирал слова, — грустно? Шан Цинхуа точно знал, что должен совершенно беспечным тоном произнести «Нет» и плавно перевести разговор на что-то другое, но почему-то он не мог. — Да. Он осознавал, что Мобэй-цзюнь не понимает того смысла, который он вкладывает в эти ответы. Но всё-таки выражение лица Мобэй-цзюня помрачнело, будто он услышал что-то плохое. «Да уж, никому не хотелось бы ассоциироваться с кем-то, кто даже в воспоминаниях вызывает слёзы», — подумал Шан Цинхуа и совсем приуныл, не зная, что ещё сказать. Их разговор с Мобэй-цзюнем рассыпался, как замок из песка. Шан Цинхуа чувствовал себя нелепо, будто пытался удержать в руках что-то давно распавшееся не то что на куски — на песчинки. Совершенно бессмысленная работа. Они сидели молча, кофе остывал, Шан Цинхуа поделил целый кусок чизкейка на молекулы. Что он должен был сделать? Он выглядел ужасно. Мобэй-цзюнь согласился увидеться с ним для того, чтобы удовлетворить своё любопытство и, может быть, удостовериться в том, что Шан Цинхуа ненормальный. «Я и правда ненормальный». Эта мысль оказалось будничной и бесцветной, потому что приходила Шан Цинхуа на ум не раз. И всё-таки он вздрогнул, будто от холода, и отвёл глаза. — Тогда, — слова Мобэй-цзюня разрезали плотную тишину, как нож, — зачем ты хотел меня увидеть? Шан Цинхуа поискал в нём что-то, намекающее на издёвку, но не нашёл и тени эмоций. Нельзя было понять, спрашивает его Мобэй-цзюнь всерьёз или хочет задеть. Он был таким отстранённым… или нет. Шан Цинхуа не мог ничего разобрать, и последние попытки собрать себя во что-то целое и жизнеспособное увяли под равнодушным взглядом напротив. Ему нужно было признать, что он ничего не знает о Мобэй-цзюне. Его воспоминания не имели значения. — Да, — пробормотал Шан Цинхуа, так яростно потирая переносицу, будто хотел содрать с себя кусок кожи, — извини, я… я пойду. Он выскользнул на улицу, поразившись, каким длинным ему показался этот путь от столика в углу до стеклянной двери кафе, притом, что на самом деле он занял всего пять шагов. Снаружи ещё капало, и небо выглядело низким и серым — Шан Цинхуа чувствовал всю его тяжесть, будто оно опустилось ему на плечи. Листопадная часть осени кончилась, и город казался грязным и монохромным, всем своим видом поддерживая тоску Шан Цинхуа. Он облажался. Может быть, этот человек с прекрасным лицом не Мобэй-цзюнь. Может быть, Шан Цинхуа его выдумал — как и сложные сюжеты о горных пиках, демонах и заклинателях. Да, в этих сюжетах прослеживалась какая-то логика, но и слепых пятен было достаточно много. «Наверное, больные люди тоже упорядочивают свой бред и убеждают себя, что с ними всё в порядке», — усмехнулся Шан Цинхуа, разглядывая своё побледневшее лицо в витрине. Он думал об этом так долго, что в конце концов перестал понимать сам себя: он уже точно не мог сказать, зачем он затеял преследование Мобэй-цзюня. Он покопался в своей памяти и внимательно рассмотрел те крошки знаний, которые были у него о жизни до попадания в Систему. Он был обычным писателем популярной веб-новеллы, мечтающим о славе, а затем, когда слава оказалась совсем не такой, какой он её представлял, он стал мечтать хотя бы о деньгах. Был ли он счастлив? Шан Цинхуа плохо помнил, какой была его семья, были ли у него друзья или хотя бы один-единственный человек, с которым он мог бы откровенно поговорить. Воспоминание об этом куске прежней жизни было единственным… и бесконечным. Он писал много текста, читал треды в интернете и заваривал лапшу в картонных стаканах. Шан Цинхуа не удивился бы, узнав, что это и была вся его жизнь. Это было отчасти похоже на то, что у него было сейчас. Когда-то он ждал писательского успеха; затем он ждал, что Мобэй-цзюнь выделит его среди своих последователей и признает. И теперь… не так уж много изменилось: он всё ещё ждал чего-то. Если его воспоминания являлись настоящими, то жизнь была к нему трижды несправедлива: каждый раз он оказывался посредственным, одиноким и уязвимым — совершенно непохожим на главного героя с сияющим ореолом. Было весьма иронично при этом, что, будучи автором «Пути гордого и бессмертного демона», Шан Цинхуа получил в нём место одного из самых жалких персонажей. Возможно, в этом было что-то кармическое. Единственное, за что следовало благодарить судьбу — так это за Мобэй-цзюня, но в этом перерождении встреча с ним оказалась проклятьем, а не благословением.***
Шан Цинхуа уволился и осел дома, то бешено работая над случайными заказами, то не вставая с постели по два дня. Он был отвратителен сам себе, но ничего не мог с этим поделать. У него и раньше случались кризисы, связанные непосредственно с тем, что ему снилось. Он занимался психотерапией и много рефлексировал, постепенно компенсировав эту… особенность. Со временем начало казаться, что это и не проблема вовсе; и неважно, каковым был источник этих снов о другой жизни — таинственная судьба или проблемы с головой — в самом банальном медицинском смысле. Но всё изменилось из-за Мобэй-цзюня. Шан Цинхуа был не в силах перестать думать о нём. С того бурлящего отчаяния, в котором он находился после неудавшейся встречи, он переключился на сильную злость, направленную, как нетрудно догадаться, на себя самого. Как он вообще допустил мысль о том, что Мобэй-цзюнь его узнает? Что что-то непременно произойдёт лишь оттого, что Шан Цинхуа этого ожидал? Словно они были соулмейтами или чем-то ещё в этом роде, чем-то… «Несуществующим», — строго закончил Шан Цинхуа про себя, разглядывая собственное отражение в зеркале ванной. Он выглядел плохо — впрочем, ничего нового, обычное его лицо, бледное от недостатка солнечного света. Шан Цинхуа, отметив тёмные круги под глазами, постарался вспомнить, было ли его лицо точно таким же в прошлой жизни. Была ли она, эта прошлая жизнь?.. Если пять лет назад он принимал всё как должное, то теперь ему срочно нужно было узнать ответ на этот вопрос. Он знал имя Мобэй-цзюня заранее — но это могло быть совпадением. Он написал роман, однако его теперь не существовало — как бы Шан Цинхуа не искал — хотя он родился практически в таком же мире, в котором однажды умер перед знакомством с Системой. Появление Мобэй-цзюня могло бы опровергнуть или подтвердить какие-то теории Шан Цинхуа о перерождениях, но это совсем не помогло. Он уговаривал себя, что многое знал с детства, а в детстве он не смог бы сам придумать что-то настолько сложное и логичное. Но Мобэй-цзюнь всё-таки его не узнал… Шан Цинхуа вздохнул и вернулся к рабочему столу и ноутбуку, уже заваленному уведомлениями о новых сообщениях. Единственный способ, который помогал ему справляться со стрессом — работа. Очень много работы, чтобы не мочь думать о чём-нибудь ещё кроме неё. Поработав, он уснул, не утруждая себя снятием одежды, и проснулся от звонка в дверь. Звук был монотонным, как будто кто-то жал на кнопку, не отпуская. Шан Цинхуа кое-как скатился с кровати и, спотыкаясь на каждом углу, добежал до двери. Его адрес никто не знал, ведь он переехал только что, а значит, прийти к нему могли разве что соседи. «Неужели меня залили», — с ужасом подумал Шан Цинхуа и постарался поскорее вспомнить, застрахована ли эта квартира от чего-нибудь. Звонок невыносимо орал, пока Шан Цинхуа не распахнул дверь; к этому моменту пришедшего уже хотелось ударить чем-нибудь тяжёлым. Его приветствие так и не прозвучало — Шан Цинхуа поперхнулся воздухом и панически уставился на Мобэй-цзюня, наклонившегося ближе к дверному проёму. Он почему-то казался очень высоким, и Шан Цинхуа неосознанно сделал шаг назад, словно убегая. — Я спал, — в конце концов беспомощно заявил он. Мобэй-цзюнь удивлённо моргнул и тут же нахмурился: — Три часа дня, поэтому я подумал… Шан Цинхуа снисходительно посмотрел на него в ответ. — Мы можем встретиться позже, — тут же сказал Мобэй-цзюнь, но Шан Цинхуа не дал ему уйти, втащив внутрь за рукав пиджака. — Ты уже пришёл, так что поздно. Он злился так сильно, что сам себя не узнавал: обычно агрессия коротко вспыхивала и исчезала, однако в этот раз Шан Цинхуа чувствовал себя источником чистейшей ярости, у которого не было дна. На пороге гостиной он остановился, чтобы глубоко вдохнуть и тяжело выдохнуть, возвращая себе концентрацию на происходящем. Мобэй-цзюнь терпеливо ждал его и шёл следом шаг в шаг. В гостиной Шан Цинхуа забрался на длинный узкий диван, заваленный подушками и парочкой шерстяных пледов, кое-как уложенных сверху. В этом гнезде, почти лёжа, он будто был на приёме у психотерапевта. Можно было смотреть в белый потолок и отвечать на вопросы. Например… «Как вы сейчас себя чувствуете?». Обычно с этого вопроса начиналась сессия, и, будь она у Шан Цинхуа сегодня, он даже не стал бы раздумывать перед ответом: «Трижды хотел выйти в окно на этой неделе, но у меня малоэтажный дом, а выходить на улицу и искать многоэтажку повыше не было сил». Пока он разыгрывал в своей голове этот диалог, Мобэй Цзюнь отодвинул деревянный стул с резной спинкой от обеденного стола — с противным скрежетом по паркету — и сел напротив. Слишком… далеко. Это выглядело странно. Впрочем, Шан Цинхуа просто вернулся к потолку, не зная, что делать дальше. Он бы вообще не удивился, если бы Мобэй-цзюнь растворился в воздухе. С галлюцинациями такое бывает. — Кажется, — медленно проговорил Мобэй-цзюнь, сняв и кинув пиджак в кресло, — я не очень хорошо понимаю людей и всё ещё не умею говорить о своих желаниях… как и в прошлой жизни. Шан Цинхуа поглубже укутался в плед, прячась от этих слов. — Откуда у тебя мой адрес? — спросил он, отслеживая линию потолочного плинтуса в углу. — Твой руководитель дал мне его. Конечно, заполняя документы на работе, Шан Цинхуа не раз указал свой адрес проживания. — А, это, — сказал он, — разве это законно? Я уже уволился. Мобэй-цзюнь усмехнулся, ничуть не смутившись: — Разве это важно? Ты тоже искал меня. Шан Цинхуа надулся: один-один. Он устроился на работу после того, как увидел Мобэй-цзюня впервые, а ушёл тогда, когда понял, что ошибся в своих предположениях. Отрицать это было бы глупо, к тому же, его лицо всё выдавало. — Ты ничего так и не сказал мне, — обвинительным тоном прошипел Шан Цинхуа, — ты мог бы… Он умолк, потому что слабо себе представлял, что мог бы сделать Мобэй-цзюнь. Послать его прямо, не утруждая себя участием в этих странных диалогах и встречах?.. — Я не помнил тебя. Прости. Шан Цинхуа ощущал раздражение: — А теперь вдруг вспомнил? — Да, — совершенно серьёзно ответил Мобэй-цзюнь, — тебе интересно? Шан Цинхуа вновь отвернулся от него, злой на весь мир. Раньше он бы умер от радости, если бы Мобэй-цзюнь к нему пришёл, а теперь он был недоволен. Всё всегда складывалось таким образом, чтобы он максимально нелепо страдал, а потом вдруг обнаруживал, что всем всё очевидно, кроме него. Это делало его чувства незначительными; он устал быть незначительным. — Когда я столкнулся с тобой в кафе, — начал Мобэй-цзюнь, не дожидаясь разрешения Шан Цинхуа, — я ощутил что-то странное и просто ушёл. Но потом мне приснился сон, в котором всё было иначе. Он был длинный и отрывочный, и в нём я… кажется, убил людей. Выражение лица Мобэй-цзюня на секунду стало виноватым — таким его Шан Цинхуа видел очень редко, и его сердце дрогнуло. Наблюдая за Мобэй-цзюнем искоса, он сам не замечал, как старается уловить каждую деталь. «Ох уж эти демоны, выращенные в двадцать первом веке на принципах гуманизма и ненасильственного общения», — подумал Шан Цинхуа. Мобэй-цзюнь хмурился, нервно сжимая и разжимая пальцы. — Ты стал служить мне, но непохоже, что ты был счастлив, — сказал он и, словно желая оправдаться, тут же добавил: — хотя я помог тебе добиться титула! Шан Цинхуа фыркнул, вынужденно выглядывая из своего царства пледов: — Я был самым жалким лордом из всех, так что не стоило… — Неправда! Мобэй-цзюнь неожиданно повысил голос, и Шан Цинхуа вздрогнул. — Ты помогал людям и демонам, всем одинаково. Для этого необязательно быть заклинателем. — Пояснил Мобэй-цзюнь. Шан Цинхуа замолчал, обдумывая услышанное. Да, он многое успел сделать, но всё это делал скорее для себя самого, проверяя какие-то гипотезы и просто развлекаясь. Он словно играл в «Цивилизацию», то что-то строя, то прокладывая торговые пути, то экспериментируя с демонической землёй. Забавно, что Мобэй-цзюнь видел это в таком свете. — Я посчитал, что это просто сон, но потом ты говорил со мной в офисе, и тогда я понял. — Я не говорил с тобой офисе, — покачал головой Шан Цинхуа, вспоминая встречу в коридоре. — Ты назвал меня «мой король», — уточнил Мобэй-цзюнь. — Разве?.. На самом деле, Шан Цинхуа что-то сказал, прежде чем уйти, но это было какое-то скомканное прощание, которое он выдал автоматически, на ходу. — Зачем ты смотрел на мои руки? Мобэй-цзюнь выглядел таким заинтересованным, что Шан Цинхуа стало неловко за банальную правду. — Просто было интересно, женат ли ты, — чистосердечно признался он. — Я мог бы не носить колец. Шан Цинхуа вздохнул, и Мобэй-цзюнь поспешил его успокоить, будто действительно был обязан хранить ему верность: — Я никогда не был женат. Шан Цинхуа бы соврал, если бы сказал, что его это не капли не утешило. — И всё же ты ничего не сказал мне, — напомнил он. — Но это всё, что я помнил к тому моменту, как ты позвал меня увидеться после работы, — Мобэй-цзюнь потупил взгляд, чего раньше не делал, и мрачно признался: — я решил, что когда ты плакал, ты расстроился… оттого, что меня встретил. — О. — Только и смог произнести Шан Цинхуа. Это имело смысл. Шан Цинхуа довольно долго был безвольной собачкой Мобэй-цзюня, делающей то и это, а потом и вовсе загнанной до полусмерти, пока Шэнь Юань скрывался от Ло Бинхэ и превращал гаремник Повелителя демонов в гаремник имени Шэнь Цинцю. В то время Шан Цинхуа и Мобэй-цзюнь не были особенно близки, со стороны, наоборот, они выглядели как слабый слуга и жестокий хозяин, пусть Шан Цинхуа и фангёрлил годами по своему господину. Ему вообще нередко приходилось буквально заливаться слезами перед Мобэй-цзюнем, чего он не стыдился, так что неудивительно, что подобная реакция вызвала у Мобэй-цзюня нынешнего вину. — Поэтому я пытался спросить тебя, была ли эта встреча… хорошей. Шан Цинхуа, наконец, сел прямо и повернулся к нему: — Мне было грустно, потому что я не нашёл тебя раньше. Я даже не был уверен, существуешь ты на самом деле, или я всё это выдумал. Мобэй-цзюнь перед ним выглядел растерянным и разбитым, и впервые Шан Цинхуа подумал о том, что чувствует он. — Иди сюда, — Шан Цинхуа протянул руки. Им было тесновато на диване вдвоём, и, как бы Шан Цинхуа не пробовал устроиться, удобно ему не было, пока Мобэй-цзюнь не посадил его к себе на колени. Это было так же хорошо, как Шан Цинхуа помнил — или лучше. — Теперь ты должен остаться и никогда не уходить, — твёрдо сказал он. — Я никогда не уйду, — пообещал Мобэй-цзюнь. — Расскажи всё, что тебе снилось. Шан Цинхуа прикрыл глаза и сосредоточился на голосе, почти шепчущем ему на ухо: — Мне снилось, что ты отказался от работы на время, и мы начали путешествовать. Тогда ещё люди опасались демонов, и ты пытался меня переодеть… но это не помогло. Шан Цинхуа хихикнул и прислонился щекой к плечу Мобэй-цзюня, всё глубже и глубже проваливаясь в свои воспоминания. — …Потом мы добрались до Чаншу к сезону цветения слив… Во тьме под веками сама собой всплыла картина: мелкий колючий снег ложится на розовые цветы, Шэнь Юань выводит чёрной тушью ветки и крупные узлы почек; от курильницы вьётся змеёй сладкий сандаловый дым. Шан Цинхуа раскладывает на постели вышитые рукава красного ханьфу, яркого, как кровь… — Это что, талисманы из арки с богиней-тигрицей? — Шан Цинхуа задумчиво поковырял ногтем поблескивающий рыжий металл, формирующий сложный узор. — Их же невозможно достать… Две симметричные пряжки были пришиты к широкому вороту верхнего ханьфу и украшены золотыми кистями. — Привёз тебе на свадьбу, не благодари, — фыркнул Шэнь Юань, поддерживая пальцами длинный тёмно-зеленый рукав, чтобы не капнуть на него тушью.***
Шан Цинхуа проснулся в своей постели, всё ещё ощущая сандал в воздухе. В спальне он был один, и за окном было пока светло. Откопав смартфон в одеяле, он посмотрел на время: восемь утра. Он спал невероятно долго. «Приснится же всякое», — подумал он. Он почесал зудящее место над ключицей и потянулся. Дверь почему-то была совсем закрыта — так Шан Цинхуа никогда не делал: он всё равно жил один. Потянувшись к ручке, он услышал, как кто-то негромко говорит совсем рядом. Шан Цинхуа бесшумно приоткрыл дверь, с опаской выглядывая в коридор, из которого просматривалась гостиная. В кресле сидел Мобэй-цзюнь, отвечая что-то в телефон и одновременно печатая в ноутбуке. Шан Цинхуа, сощурившись, оглядел его с головы до ног, но не обнаружил подвоха. «Возможно, мне это не мерещится», — вынужденно признал он, — «нужны более длительные наблюдения».