Дневники безумия: Выбор Черной Руки

В Убежище было тихо этим утром. Но не спокойно. Всеобщее чувство паранойи усиливалось с каждым днем, с тех пор как отбыла Слышащая и Бабетта начала плести свою липкую сеть. Все чего-то ждали. Половина братьев спала нервозным сном, другая же половина предпочитала забиться в какой-нибудь темный угол и там сидеть, культивируя в себе странное предчувствие. Убежище стало неспокойно. Убежище перестало быть…убежищем. Приют больше не казался никому безопасным. Оно больше стало походить на ловушку, на паутину, в которой нельзя дернуться, не привлекая внимание смертельно опасного паука. Парочка часовых ходила по каменным покоям, проверяя обстановку. Волмунд спал на куче книг, разбросанных по рабочему столу. Тонкая струйка слюны текла по его небритому подбородку и капала на какой-то древний, полуистертый свиток. Парень храпел совершенно не замечая гостей в комнате молодых убийц. Два ассасина остановились в дверном проеме. - Он над чем-то трудится. Причем, постоянно, - сложив руки на груди, прошептала Дженасса, кивая на спящего. Рожденный-на-Пепелище прищурил маленькие красноватые глаза, поддел когтистым пальцем одну из потрепанных книг с пустой обложкой и раскрыл на титульной странице. «Проклятье Сангвианаре Вампирис» значилось там. - Тебе не кажетс-ся с-странным… что мальчиш-ш-ка с-слишком увлечен этой темой? Среди множества древних фолиантов и свитков можно было найти около двух десятков книг о вампирах. Некоторые были написаны весьма посредственно и представляли собой собрания суеверных сказок о защите против нежити, другие же вполне могли сойти за справочник для ученика Дозорных Стендарра. Дженасса тихо охнула, обнаружив среди прочего мощный гримуар «Молот Гленморильских ведьм». Большая часть этой древней книги была заполнена опасными и кровожадными магическими ритуалами. - Ритуалы… откуда у него эти книги? – Дженасса, к сожалению, была мало знакома с молодым рыженьким нордом, спавшим на кипе книг с блаженным выражением лица. График ее контрактов последнее время не обладал должными промежутками, чтоб вообще знать, что происходит в Убежище. Старый ящер, с которым они плотно сдружились, иногда восполнял пробелы данмерки. Он был довольно неразговорчив, но, порой, снисходил, и они тихо беседовали обо всех странных событиях, происходящий в Братстве, заговорщицки замолкая когда их прерывали молодые убийцы… или Бабетта. - С-с-слышащая нашла мальчиш-шку у Стентор, в Солитьюде. Его отец был чернокнижник… с-старьевщик. Водил дела с С-с-сибиллой, - ящер заметил, что Волмунд ворочается во сне и осторожно тронул асассинку за предплечье, кивая на выход. Они покинула комнаты молодняка и пошли по узкому коридору, тихо переговариваясь: - Был? – подтолкнула Дженасса. Оглянувшись по сторонам, в поисках лишних ушей, Рожденный-на-Пепелище прошипел: - Мальчик заказал Черное Таинсс-ство на отца. - О-о…. – данмерка какое-то время молчала, ожидая продолжения рассказа, но ящер всегда говорил именно так – кратко и ничего не объясняя, если его не расспрашивать. - Ну и? Почему он заказал отца? – нетерпеливо дернула ушами эльфийка. - Никто не знает. С-с-слышащая не говорит. Что мне извес-с-стно… Он с-сделал заказ тогда, когда правила Ас-с-трид. Никто не ус-с-слышал… и ему пришлось справлятьс-с-ся самому. С-сибилла его прикрыла. - Занятно… - протянула Дженасса, становясь у входа в зал тренировок, и облокотилась о стену, вынуждая остановиться и аргонианина, - мне всегда было интересно, за что Стентор покровительствует убийцам? Как думаешь, чем придворный маг Солитьюда может быть вообще обязана такой как… Зорн? - С-с-сорн не говорит, - ящер почесал сломанный рог. Дженасса невольно усмехнулась тому, как ящер произносит имя Слышащей и закатила глаза: - Я спросила, как ты думаешь… прояви хоть немного фантазии… Она снова пошла вперед, грациозно и бесшумно. Рожденный-на-Пепелище последовал за ней тяжелой поступью, царапая когтями пол. Они не оборачивались, когда маленькая скользнула в комнату к спящему норду. Не заметили, как симпатичная девчушка с горящими в о мгле глазами склонилась над рыжеволосым молодым человеком, кровожадно улыбаясь. И не узнали, каким ужасом вдруг исказились милые черты ребенка, когда она увидела ритуал, расписанный в одном из свитков. - Волмунд! – резко взвизгнула Бабетта в ухо норду. Тот аж подпрыгнул на стуле и быстро завертел головой, повторяя себе под нос «паслен и кровавая трава, да, да…». - Бабетта? – сонно произнес он, проморгавшись. Взгляд девочки, тяжелый, мрачный взгляд пронзал его насквозь: - Что ты ищешь в древних свитках? Зачем тебе… это… этот… мерзкий… - она ткнула пальцем в одну из записей, сделанную явно рукой Волмунда. Ритуал Утреннего Очищения явно не вызывал у маленькой бессмертной девочки особого восторга. - Бабетта… я узнал, как помочь тебе, - робко произнес норд, - избавиться от проклятья. Ты… ты сможешь стать человеком и жить… полноценной… жизнью… - чем дальше он говорил, тем неуверенней звучал его голос, под конец и вовсе стихший под яростным взглядом маленькой вампирши. Выдержав драматическую паузу, девочка издала тихий, низкий смешок. - Полноценной жизнью? Так ты это называешь, жалкая… жизнь, которая заканчивается и превращает тебя в немощного старика, стирает твои кости, твои зубы… - она оскалилась в надменной усмешке. Волмунд готов был провалиться под землю, наблюдая за ее клыками всего лишь в нескольких сантиметрах от своего лица. Она казалась ему такой… взрослой в этот момент. Древней и внушительной, как дремора. - Я всю жизнь буду ребенком. Всю свою бессмертную жизнь. Разве это не мечта всех людей, оставаться ребенком? И при этом иметь силы, - тут она схватила паренька за шею своей крохотной ладошкой, сжимая так, что начали хрустеть позвонки, - которых никто от тебя не ждет? Невинность – главная иллюзия в моей жизни… никто не верит, что я опасна. Даже братья и сестры забывают… вы всегда забываете, с кем имеете дело. - Но ты… - не смотря на столь шаткое положение, Волмунд продолжал упорствовать, - неужели ты никогда не хотела… вырасти? Стать… - Женщиной? Вы все жалеете меня, так? Все считаете, что мне не достает ваших желаний и возможностей, что я страдаю в этом теле! Вы жалеете меня… Меня! Бедную маленькую девочку! – ее тонкий голосок был таким обманчивым, - ох, ей так многое недоступно, не будем ее огорчать своими похабными разговорчиками… да что вы все знаете о желаниях? Вам, людишкам, никогда не будет доступна та страсть и жажда, которую ощущают вампиры… и вы никогда не ощутите экстаз от того, что чужая кровь льется вам в горло… - она закатила глаза и безразлично разжала руку, отходя в центр маленькой комнаты. Волмунд схватился за горло, жадно вдыхая воздух – он не мог пока оправиться и заговорить, поэтому оставалось только слушать. А Бабетта говорила, говорила так, будто его нет рядом: - Это чувство, когда ты идешь по озерному дну и не нуждаешься в жалком глотке воздуха. Ты можешь наблюдать стайки рыб, скользящих над тобой словно птицы в небе. Можешь услышать самый дальний звук, предупредить любое стороннее вмешательство и увидеть в кромешной тьме спрятавшуюся жертву… Ты никогда не увидишь морщин на своем лице. Ты можешь обмануть, притворившись невинным ребенком и даже если ты будешь сидеть над трупом, измазанный в крови, тебе поверят. Чтоб ты мог убивать еще и еще, и все это, - она обернулась, чтоб ласково улыбнуться, - сходило бы тебе с рук. - Тебе нравится быть этим? – наконец смог сказать Волмунд. Улыбка медленно сползла с миловидного личика бессмертной девчушки: - Вы одинаковы с Зорн, - вздохнула она раздраженно, - она спросила то же самое, с той же интонацией, попав сюда. Я вампир, тупое ты создание! Куда большее дитя тьмы и Ситиса, чем любой из вас… И я наслаждаюсь этим… Она вдруг дернулась так, будто что-то услышала и округлила глаза. Подняла взгляд наверх, к каменному потолку и чуть приоткрыла свой миниатюрный ротик в странной гримассе. - Не может этого быть… - тихо сказала она, поднимаясь на носочки, словно пытаясь услышать или увидеть что-то там, на поверхности. Волмунд тем временем замер, не зная, что сказать. Он лишь печально глядел на ребенка в центре комнаты. Она была прекрасна. И могущественна. И сильна. И отвратительна. Норд ощутил дикий прилив отвращения к этому существу… понимая при этом что даже утонув в этом приливе, он не потерял бы жуткое чувство влюбленности в нее. - Хочешь, я поднесу тебе этот дар? – вдруг сказала Бабетта, резко и как-то порывисто поворачиваясь к норду. Ее глазки блестели и быстро бегали по комнате. Волмунд опешил. Он хотел было встать из-за стола и без слов уйти, но ноги почему-то его не слушались. - Я дам тебе выбор, которого у меня не было, - продолжила вампирша мягко, но неумолимо приближаясь к пареньку как кошка к мышке, застрявшей в мышеловке. Норд смог только покачать головой и едва слышно вымолвить: - Я не хочу… - Ты сам не знаешь, чего хочешь. Сбежать? Или меня? Я всего лишь тебя поцелую… - Нет! – твердо сказал Волмунд, отодвигаясь назад. Бабетта захохотала, злым смехом. - Ах нет… ты сам сделал такой выбор! – она оказалась слишком близко и было уже поздно даже кричать. Но он закричал, найдя в себе силы. *** Данстар спал. Все казалось тихим и мирным. Красноватое зарево солнца едва-едва касалось тонкими лучами сонных домиков. Один из лучей, словно любопытный зверек, пытался пробраться в темное нутро мрачной ртутной шахты… последние пару месяцев рабочие избегали задерживаться там надолго. Люди пропадали. Ярл Скальд даже выставил парочку стражников перед входом и подумывал объявить шахту временно закрытой, покуда не выяснится причина столь странных исчезновений. Рустлейф вышел в это утро к кузне довольно рано. Ему не хотелось спать, но и работать тоже было невмоготу, поэтому он просто сел на табурет и дул в меха, разогревая темные угли. Он испытывал странное беспокойство, какое-то предчувствие мучило его… нет, это было не то тоскливое сумасшествие, преследовавшее его, как и любого данстарца в те времена, когда город мучили кошмары. Те времена прошли, с тех пор как бледная нордка в темном плаще выгнала из города странного жреца Мары и навела шороху в развалинах неподалеку… Рустлейф мучался от тревоги своей хозяйки. Кузнец вот уже полгода являлся преданным и покорным треллом. Слугой маленькой девочки, однажды повстречавшейся ему в ночь перед первым лордасом месяца Заката Солнца. Он никогда не видел столь прелестной малышки, и никогда еще его сердце не сжималось так сильно, при виде беспризорного дитя. Девочка в легком платьице шла босиком по заснеженной дороге и тихо хныкала. Рустлейф просто хотел помочь ей... И он заглянул в ее большие, светящиеся во мгле глаза. И дал ей себя поцеловать. Бабетта. Коварная и жестокая. Она исполняла просьбу своей Слышащей, превращая данстарского кузнеца в послушную куклу. Рустлейф был одной из пешек расчетливой бледной нордки в темном плаще. С тех пор, как крошка-вампирша поцеловала кузнеца, ему приходилось ходить по ночам в место, в котором не хотелось бы бывать. И хотя он лишь смутно помнил, что именно там делал, но всякий раз размытые образы воспоминаний о кровавых глазах, истерическом смехе, звоне цепей и истошных криках заставляли его содрогаться от страха. А бледная нордка… она иногда появлялась на пороге его дома и пугала его жену своими дикими шрамами. Или сумасшедшими спутниками… но Рустлейф ничего не мог с этим поделать. Также как и с чувством бесконечной тревоги, накатившего на него в это утро. Не находя себе места, мужчина стал бродить туда-сюда мимо кузни, зарываясь пальцами в седые лохмы. - Ох, Шор, за что же мне это? – шептал он, думая о том, как тяжко приходиться жене. Серен волновалась за него. И к тому же, была на сносях… а все эти странности мужа делали крайне опасным ее положение, как заверяла Рустлейфа Фрида. Но что он мог сделать? Что… Он заметил телегу, запряженную двумя лошадьми, быстро приближающуюся к городу чуть раньше, чем его заметили парочка возничих. Рустлейф вцепился пристальным взглядом в лицо одного из сидящих на козлах, почему-то не прикрытое капюшоном, как всегда. Возможно, когда-то она была красива. Возможно, в ночное время она могла бы быть привлекательной. Но при свете солнца изрезанная шрамами кожа - словно изъеденная молью и пожелтевшая от времени белая тряпка внушала неприязнь и отвращение. Бесцветные глаза были закрыты, но Рустлейф все равно помнил их волчий, пронизывающий насквозь взгляд… Как же он ненавидел эту женщину. Но обычно ненавидел всегда меньше, чем боялся… А сегодня что-то случилось. Внезапно, словно повинуясь чужому приказу, кузнец схватил разогретые в головешках щипцы и держа перед собой, побежал наперерез повозке. Он достиг ее как раз, когда лошади начали замедлять бег напротив таверны. Размахнувшись раскаленной железкой, кузнец со всей дури ударил черного жеребца прямо в подгрудок. Наотмашь. Оставляя глубокий алый ожег на лоснящейся черной шкуре и заставляя коня с визгом вскочить на дыбы. Вторая лошадь в упряжи – пятнистый маркартец - повинуясь движению собрата тоже поднялась, гарцуя на задних ногах и вращая глазами. Они грозили опрокинуть телегу или понести вперед, на что Рустлейф и рассчитывал. Он замахнулся еще раз, чтоб ударить по крупу, но не успел – сбив с ног, на него бросилась сверху что-то черное и необычайно сильное. Одним ударом сапога по запястью щипцы были выбиты, в лицо ударили грубой подошвой. Заорав и зажмурившись от боли, кузнец пару мгновений наблюдал перед глазами красные круги, а потом вдруг ощутил, как какая-то неведомая дикая сила поднимает его – тяжеленного норда – в воздух. На горле словно сомкнулись железные клещи – две крепкие холодные руки. - Какого даэдра ты делаешь, падаль?! – прошипел невидимый силач надтрестнутым голосом. Рустлейф потерял весь свой пыл к тому моменту, и продирал глаза уже готовый молить о пощаде неизвестного монстра…. Он был поражен, увидев, что его на весу держала сухопарая, болезненная нордка, что минуту назад еще подремывала на плече у своего спутника. В ее обычно блеклых, восковых глазах сейчас что-то мерцало и бурлило, что-то животное, ненормальное. Рустлейф не смог ответить ничего внятного, все его силы уходили на то, чтоб бороться с удушьем. Носки башмаков мужчины едва-едва касались земли… Откуда такая сила взялась в тщедушном теле этой уродливой бабы?! - Говори! – мало того, что она держала кузнеца на весу, так ей удалось еще и встряхнуть его. Спутник нордки – рыжий имперец в шутовском колпаке - сумевший каким-то невероятным образом успокоить коней, тоже соскочил с козел, но его тревожный взгляд был направлен вовсе не на Рустлейфа: - Зорн… - Не мешай! – прорычала женщина, не отрывая звериных глаз от лица задыхающейся жертвы, - ты поплатишься за это… - Зорн! – шут попытался схватить женщину за руку, ослабить хватку. - Отстань, осел… - резко огрызнулась она и… оторвав одну руку от шеи кузнеца оттолкнула товарища в сторону, легко, словно и он, и висящий в воздухе мужичина были набитыми соломой куклами. Шут отлетел на пару метров, ударяясь спиной о повозку. Глаза его заблестели недобро и достав из ножен кинжал он визгливо воскликнул: - В Обливион тебя, Слышащая! Что, уже клычки режутся? Хочешь драться? Посмотри, что ты творишь! Это же твой кузнец облюбованный… Это Рустлейф, Зорн! Он сказал это именно тем тоном и именно так, как надо было чтоб привлечь внимание ополоумевшей женщины. Она внезапно осознала, что действительно скалит зубы и в крови ее кипит какая-то ненормальная жажда насилия… то есть, еще более ненормальная, чем всегда. Ее трудно было унять, почти невозможно. Но Зорн была бы не Зорн, если б не сумела приказать себе разжать руку и сдержать жажду крови. Тяжело дыша и крепко сжав руки в кулаки, она перевела свой волчий взгляд с упавшего на снег данстарца на слугу, с обнаженным оружием. Она чувствовала их страх. Обоняла его. Ее слух тоже обострился и, судя по громыханию доспехов и скрипению ног по снегу, к месту происшествия уже спешили люди Скальда. Бок, раненный вервольфом в ту злополучную ночь перед разбирательством с Хоннингом, пронзали иглы боли. Цицеро казался настороженной лисицей, чуть пригнувшись к земле, он ловил взглядом мелкие эмоции, проявлявшиеся на лице Слышащей, так, словно опасался что она прямо сейчас обратиться в дикого зверя. - Что ты собрался делать с этим клинком? - напряженно проговорила Зорн. - Масло на хлеб намазать, - огрызнулся паяц, - или проткнуть в Слышащей пару дырок… как бы дело пошло. - Я не собиралась… прямо сейчас. Еще не полнолуние, - напряженно ответила Зорн, наконец разжимая кулаки. В этот момент вся сила будто вытекла из нее, вырвалась наружу, а накрыла лишь бесконечная усталость. Нордка с трудом удержалась на ногах, услужливый шут поддержал ее. - Но-но! Не падай в снег. Потом тебя отряхивать, - произнес он деловито. - Я в порядке! – взбрыкнула Зорн. Конечно, она не смогла бы контролировать свое превращение, если б оно началось… но ей не хотелось давать себе возможность так думать. Ей вообще не хотелось думать об этом. Взгляд суровой вернулся к Рустлейфу: - Ты, скотина, напал на нас, - она не утверждала и не спрашивала, а как будто бы размышляла в слух. И когда кузнец заблеял извинительное «я не хотел, мне словно приказали» она лишь горько усмехнулась и кивнула: - Бабетта… На улице стали собираться люди и двум ассасинам, чтоб не привлечь к себе ненужного внимания пришлось поднимать опешившего кузнеца на ноги и изображать нелепую сцену примирения после драки. Кое-как объяснив стражникам, что Рустлейф всего лишь перебрал эля, Зорн и Цицеро проводили мужика к его перепуганной брюхатой редгардке и поспешили убраться. Зорн хватило одного взгляда на шахту, чтоб понять, что этим путем возвращаться в Убежище не представляется возможным. Стражники не отрывали от нее глаз, блестящих из щелей шлемов. Расседланный Тенегрив тихо фырчал, осторожно уходя в подлесок и уводя за собой Валета. Они оба отлично знали, где в глуши за городом располагалась конюшня Братства, но Зорн все же посчитала нужным проводить верного коня. Ожог на его плотной шкуре выглядел отвратительно, и к том же щекотал Зорн ноздри запахом паленой плоти. Кружилась голова и рот наполнялся слюной. - Вот, отдыхай, друг мой, - она с трудом смогла смазать рану жеребца целебным зельем и с облегчением покинула конюшни, спрятанные от чужих глаз. Цицеро пристально следил за ней, и всем, чем он выразил свое отношение ко всему случившемуся, было до-крайности лаконичное: - Ну? Зорн удивленно посмотрела на него. Воистину, значительные перемены произвела с имперцем вчерашняя ночь. Она только успела так подумать, как он ехидно рассмеялся. - Выть еще пока не хочется моей дорогой Слышащей? Может, повилять хвостом? Принести палочку… - Заткнись, Цицеро. - Ах, простите, простите, моя госпожа! Какие мы нежные! И все равно, хоть интонации были те же… он абсолютно точно больше не стоял на границе между безумием и абсолютным безумием. Он снова был тем, кем был до вечернего костра Изгоев. Насмешливый паяц с двойным дном. И он снова издевался над ней, наиграно расшаркиваясь. И ей нравилось. - Нас там ждут, - постучала она сапогом по земле, внимательно глядя на своего пересмешника. Цицеро никак не среагировал на эту новость, лицо его по-прежнему сохраняло дежурную улыбочку, лишь где-то в глубине глаз появилось выражение крайнего беспокойства. - Хочешь, Цицеро пойдет один и проверит? – заискивающе, но не слишком. Скорее, оберегающе. Он действительно больше не боялся ее. Только за нее. - Нет, мы пойдем вместе, - вздохнула Зорн. - Ну, смотри, трефовая, если тебе вдруг захочется откусить какой-нибудь кровожадной плаксивой крошке голову… - Не бойся, я тебя не трону, - съехидничала в ответ нордка. На этот раз Цицеро усмехнулся искренне. Ему тоже нравилось. Нравилась эта легкость, эта озорная игра, в которую Слышащая, наконец, соизволила с ним сыграть… Нравилось, что не приходилось просить, чтоб она его поцеловала. Зорн порывисто коснулась улыбки Цицеро своими тонкими губами и, не дав себе задержаться, так же порывисто пошла ко потайному ходу в Убежище, заметенному снегом. Цицеро пару секунд оценивающе смотрел ей в спину и поспешил следом. *** В подземелья забирались двое. Но вошли трое. Мерцающий в полумраке призрак шел чуть впереди от пары, почему-то в последний момент Зорн решила призвать Лашанса. Это значительно опустошило ее, но определенно того стоило. Потому что в следующий же момент, как спектральный ассасин вышел из коридора на площадку Матери Ночи на него напал с криками орк – один из братьев с какими-то безумными криками. - Брат на брата! Уааагр…. Люсьен огрел убийцу мечом по лицу и, опрокинув навзничь оглушенное тело, недовольно прошелестел: - Кажется и этому Убежищу не помешает хорошее очищение… - Нет уж дудки, - прорычала Зорн, склоняясь к поверженному Лобу. Он выглядел каким-то усталым и даже немного больным. Забрав у него топор, она быстро передала оружие Цицеро и пнула орсимера в лицо. - Маленькая гадкая дрянь… - покачала головой Слышащая. - По-моему, вполне внушительных размеров дрянь, - позволил себе не согласиться Лашанс. Из дальних залов Убежища донеслись странные крики… не похожие на стоны жертв из Пыточной. - Да я не о нем… - с горечью отозвалась Зорн, вымотано кивая в ту сторону, откуда кричали, - быстрее, если кто-нибудь погибнет… Она двинулась вперед, переступая через орка, но двое мужчин – один полупрозрачный, а второй вполне реальный – обошли ее с боков и обогнали, как-то очень занятно переглянувшись. Зорн не смогла уловить посыл во взгляде Люсьена, но четко осознала, что глазами пытался изобразить Цицеро. - Прекрасно… - процедила Слышащая в спину мужчине, но он и ухом не повел, -только убивать никого не смей… - Да, да, ужасное расточительство, Слышащая! – бросил через плечо паяц. Ворвавшись в зал они застали ту еще потасовку – несколько ассасинов стариков, среди которых были Дженасса и Пепел, боролись с назировыми выкормышами, последними из набранных. Десять человек, меров и зверолюдов кидали друг друга об стены, стреляли и царапали ножами… в ход шли стулья и даже тренировочные куклы. Кое-кто уже разбил пару бутылок о свой чешуйчатый лоб и явно требовал еще. Зорн, застыв в нелепой позе, лихорадочно пересчитывала своих подопечных взглядом, в то время как два ее «телохранителя», вклинились в эту ораву и начали наводить порядок. Слышащей не удалось облегченно выдохнуть – она не досчиталась Бабетты и Волмунда в этой даэдровой свистопляске. Все остальные были здесь и пока более-менее живы. Пока. Надо было срочно прекращать это. Один из ассасинов подскочил в сутолоке к Зорн, намереваясь совершить что-то явно противоречащее Пяти Догматам Братства. Но прежде, чем он успел совершить неугодное Ситису дело своим тяжеленым молотом, он встретился взглядом с желтыми глазами Слышащей, и его собственные глаза округлились до размера септимов. - Зорн вернулась! – заорал он на все помещение, держа молот над головой, а потом его магическим образом снесло в сторону ближайшей стены… только серовато-голубой дымок вокруг убийцы, подсказывал, кто отправил его в столь краткий полет. На крик собрата отреагировало все Братство. Братство… одно слово, а не Братство, с горечью думала Зорн, прислоняясь к стене. Кое-кто начал успокаиваться, а кому-то появление госпожи вовсе пришлось не по вкусу… Их впрочем, было меньшинство, и все их попытки добраться до Слышащей были сведены на нет парочкой шустрых спутников бледной нордки. Дженасса, предварительно отбросив оружие на пол и тем самым демонстрируя свою лояльность, подбежала к начальнице. - Зорн… О, хвала Матери, ты вернулась… - к ней присоединились еще несколько, те, кто был способен ходить. У самой данмерки лицо и броня были рассечены в нескольких местах глубокими ранами. Пара воинов, вставших рядом с ней, пострадали немного меньше, но зато как обезображен был Коснах. Одна его рука плетью висела вдоль тела, половину лица залило кровью, но бретон почему-то все равно пьяно усмехался. Рожденный-на-Пепелище смог лишь доползти до ближайшей стены, изображая на физиономии приветственную улыбку, больше похожую на гримасу боли. - Во имя Ситиса, вы совсем выжили из ума? – пророкотала Зорн, бросая то на одного, то на другого брата или сестру уничтожающий взгляд, - Очищения на вас не хватит, стадо! Как вы дошли-то до этого? - Бабетта напала на Волмунда. Мы всего лишь попытались защитить мальчишку, но было уже поздно. А она подняла такой плач, что сбежалось все Убежище и мы оказались виноваты во всех грехах… - Мы? – холодно поинтересовалась Зорн, краем глаза замечая, как подозрительно смотрит Цицеро на навесной мостик под потолком. Наверху никого не было. - Я… - поднял Рожденный-на-Пепелище руку, лишенную двух пальцев. - Да старички! - добавил Коснах простодушно, оглядываясь на приходящих в себя на полу «детей», - вся мелочь защищала пиявку эту. Спектакль, как на лучших подмостках Даггерфолла… драка началась на ровном месте. - Мы все слишком долго этого ждали, - добавил один из братьев. - Все живы, - заключила Дженасса благоговейно, - мы верили, что ты или Назир вернетесь и положите конец этому. Ни один из Догматов не должен был быть нарушен… - Но вы нарушили, - заявил Лашанс, обличающим перстом тыкая в сторону данмерки, -позорище. Нападаете друг на друга, как голодные крысы, а все из-за какой-то хитрой девчонки. Мать должна быть в ужасе. Какой позор! - Где Бабетта? – резко, словно очнувшись вспомнила Зорн, - Волмунд? - Цицеро бы сказал – на пути к своему финалу… - воскликнул шут и ни с того ни с сего метнул кинжал в воздух, судя по визгу, кого-то задев, но не убив. Разочарованно крякнув, он добавил, - но видимо, пьеса обязана продолжиться! Очевидно, что вампирша выпила зелье невидимости. Защита исчезла, когда кинжал имперского паяца саданул ее по бедру. Бабетта предстала перед своими братьями и сестрами взлохмаченной и злой. Прижимая детскую ладошку к ране она бросилась бежать. Каким бы могущественным вампиром она себя не воображала, она не собиралась драться с кучей злобных ассасинов. - Стой! – Зорн все же нашла в себе силы оттолкнуться от стены и первой броситься наперерез девочке. Она бежала по первому этажу, Бабетта по второму, но обе столкнулись у гроба Матери, где еще лежал оглушенный Лоб, в тот самый момент, когда побег и промедление было смерти подобно. Зорн отрезала ей путь к потайному ходу, просто влетев в проем, ведущий в ту сторону и закрыв собой. Бабетте ничего не оставалось, как жаться к стене, все ближе к гробу Нечестивой Матроны, потому как и все другие пути быстро были отрезаны. - Что… что… убьешь меня, Зорн? Убьешь беззащитное дитя… безоружного ребенка… - надрывно пищала коварная кровопийца, буквально пятясь за гроб, прячась за ним. Зорн медленно подступала. - Ты убила Волмунда, - категорично произнесла нордка, - змея. - Мальчишка хотел убить меня! Знаешь, что он хотел сделать? Я просто защищалась… - Ты просто лживая пиявка! – заорал на нее издали кто-то из ассасинов, но никто не решался приблизиться, ожидая приказа Слышащей. Только Цицеро осторожной поступью подошел чуть ближе, держа наготове свой острый клинок. - Как ты могла? – потребовала Зорн. - Как я могла!? Ты бросила нас, ты предала нас! И ты обвиняешь меня… - Я никого не предавала. И не убила никого из своих. - Убивший брата своего или сестру исключается из Братства, и одно искупление ему за грех – смерть, - продекламировал Люсьен. - Бессмертной и смерть, вот это финал, м! – хрипло рассмеялся Цицеро, еще на несколько шагов сокращая расстояние между собой и бледной нордкой, загнавшей в угол девочку-вампира. Он всего лишь хотел приблизиться к своей Зорн, он единственный из всех знал, как она теперь слаба и как уязвима для своего проклятья… но приближаться – было его ошибкой. Бабетта восприняла это как сигнал к атаке и, юркнув за гроб… Пошатнула его. В этот момент дыханье перехватило у всех – у Зорн, стоящей слишком близко к каменной громадине, чтоб не оказаться придавленной; у Цицеро, ощутившего дикий, безумный ужас от того, что самый дорогой в его жизни предмет, его Святыня, его Долг потревожен; у Дженассы и ассасинов, стоявших слишком далеко, чтоб предотвратить неизбежное; даже у мертвого Лашанса, возмущенного до крайности таким богохульством Бабетты… И даже не способная к дыханью кровопийца на мгновенье замерла в страхе, осознавая, что сделала. Ее большие, светящиеся демоническим огнем глаза, обманчивые глаза вдруг наполнились слезами искреннего раскаянья и она бросилась бежать не дожидаясь мгновенья, когда гроб упадет. Бросилась бежать к деревянной лесенке, ведущей под потолок. Ведущий к утреннему данстарскому зареву… к свету. Убивший брата своего или сестру исключается из Братства, и одно искупление ему за грех – смерть. Гроб рухнул, направленный вампирским усилием. Упал с постамента и быстро покатился к ржавым железным прутьям, отделяющим второй этаж от обеденного зала Убежища. Под его напором прутья заскрежетали и не в силах сдержать, сломались. Каменное ложе Милосердной Матушки с грохотом упало вниз. Все это время Зорн кричала и не слышала себя, ощущая в ушах лишь надрывный вой Матери… только спустя почти минуту, когда вой стих, она поняла, что не умерла. И мгновеньем раньше, чем гроб упал на нее, две ловких руки подтянули нордку в сторону от опасности. И крепко сжимали до сих пор, с явным намереньем оставить пару новых синяков… Он спас ее. Хотя мог бы попытаться остановить от падения гроб, или замедлить его на пути к железным прутам. Но тогда она бы погибла, слишком пораженная, чтоб реагировать, слишком больная. И он, Хранитель гроба, спас Зорн, а не Мать. - Цицеро… ты меня… задушишь… - Зорн попыталась освободиться от хватки Хранителя, но не тут то было. Он сидел на камне, и всего его словно свело судорогой. Кулаки было не разжать. - Матушка… Матушка… - слезливо произносил шут одно и то же. Зорн едва сумела вывернуться так, чтобы глядеть в его опустевшие глаза, и звала. Но он не слышал. Ни ласкового «Цицеро», ни «брат мой», ни даже «любовь моя, я прошу». И не выдержав больше, нордка рявкнула: - Очнись, осел! Она говорит, позаботься о ней! ОЧНИСЬ! Мать ничего ей не говорила. Она молчала с тех пор, как гроб рухнул вниз. Но каким-то чудом Зорн смогла заставить себя поверить, что сейчас правильно сказать именно это. И ей удалось найти Цицеро… там, потерявшегося в пустоте черных зрачков оцепеневшего безумца. Он ответил ей, тем что сдавленно пискнул, разжимая руки и бросился вниз, буквально ныряя вслед за гробом. - Проклятые бездушные кровопийцы! – заверещал паяц с нижнего этажа, недоступного взору Слышащей. Он дал ей понять, что выдержал. - Э…о…. – донеслось слева от Зорн. Оглушенный орк прозевавший всю кульминацию «постановки», наконец, начал приходить в себя. И она тоже. Заставляя себя. А потом, услышав тоненький визг, доносящийся откуда-то сверху и чуть издали, Зорн и сама вскочила на ноги, благо ей удалось это более чем легко, с помощью подоспевших братьев. Они поддержали госпожу, а та отбиваясь от их навязчивых рук, метнулась туда, откуда еще был слышен голос… голос ее маленькой сестры. Может, Бабетта и совершила убийство, но Зорн точно не могла допустить еще одну смерть в своем Братстве. Братство… как бы то ни было, для нее это был не пустой звук.