Неразлучимы

Он бежал. Бежал по извилистой тропе; множество камешков, словно маленьких лезвий ножа, впивались в ногу, оставляя на ней сотни тысяч мелких порезов — как семена лотоса из больших спелых бутонов, что цветут у них на озере; что сейчас чистила ему его сестра. — Гадёныш! Как ты посмел? — Моя милая госпожа, успокойтесь. Знаете, а А-Сянь такой молодец, просто лучший мальчик. — А-Сянь, ты такой молодец, даже лучше А-Чэна! Почему на него так смотрят? Почему на озёрах лотосы не цветут, когда он плывёт? Плывёт. Плывёт… Почему Янь-ван* до сих пор не утащил его под землю вместо того, чтобы продолжать давать ему тонуть? Утонуть не выйдет, ведь даже обитатели глубин против него: тащат его наверх, словно нарочно ударяя о каждый камень, о каждую скалу. Скале, безлюдной скале в Илине, что чернее самого мрака, самого неба над иглистой скалой… Чёрное небо, скалы, его одежда и намеренья, лишь надежда уже белеет. Шаг, два, чжан*, жэнь* пропасть… Он лежит в море петуний*, что грузом на сердце напоминали её слова. Он видит перед собой девушку, в светлых волосах которой брошь цвета цин*. Стоит моргнуть, и кругом предстаёт зелень, цветы и растения необычайной красы. Видимо, сама Ма-гу* решила явить свои силы божественной бессмертной. На ум приходит только прекрасная сакура, чьи розовые* листья были прекрасны… он не мог быть такими, как они. Ещё раз моргнув, он пропадёт. Пропадёт в пустоте, пустоте вечно безрадостных девушек, в чьих волосах цвела иберийка*. Перед носом промчалась дева в белом одеянии, быстро, не оглядываясь, затягивая за собой попутно сотни тысяч людских душ. Обескураженным он долго не пробыл: ринулся с места, как только появилась возможность — и плевать на последствия действий и решений. Сейчас ему было плевать. Старик с венком на голове, в одеянии цвета цин, ухватился за него, не выпуская из лап жизни. Ветер дует. Маска трещит. Сердце колотится. Шаг, два, три — бам! Шаг, два, три — бух! Шаг, два, три, четыре, пять — бубух. Упс... Кажется он летит вниз, в пропасть...

***

Утро начинается не с горячего чая, что больно обжигает язык, а с умывания холодной водой, чтобы хоть как-то прийти в себя после кошмара. Далее идёт бодрящее купание в бочке с водой, отделённой от спальной зоны тонкой ширмой. Омовение смывает последние остатки сна и мокрые, холодные капельки пота. За завтраком он видит этого негодника Вэй Усяня, с которым его поселили в один дом лишь потому, что они «родственники» и с виду «неплохо» ладят. Нет, он не был против, брат был братом и с ним и впрямь неплохо, однако для виду он немного повозмущался — признавать радость того, что у него есть такой брат, пусть и не по крови; что он любит его, как брата и друга, ценит и бережёт его… не мог Цзян Чэн так сразу с этим согласиться (чисто из принципа). Молча сев за стол, на котором уже был завтрак, он незаметно улыбнулся. «Видимо братец А-Сянь Вэй Ин постарался» — пролетело в голове. Взяв одну паровую булочку с тарелки и неторопливо, медленно растягивая удовольствие и наслаждаясь, как могло показаться с виду, смаковал каждый кусочек, каждую крошку. Ваньинь запил её чаем, по вкусу похожим на чай из высушенных лепестков лотоса: он был достаточно популярен, как в Юнь Мэне, так и во всей Поднебесной. Всё-таки правду говорят: Юнь Мэн без лотосов и различных вкусностей из них — не Юнь Мэн. Из лотосов там было практически все: жареные либо сырые семена лотоса, булочки на пару с семенами лотоса; вино, чай из сушёных семян и лепестков, другие напитки и настойки; даже многие крема и мази, в том числе и знаменитая целебная мазь «Сотол»*... — Цзян Чэн, я хочу вина! — вырвало его из потока мыслей нытьё Вэй Ина. — Пойдем купим пару-тройку кувшинов! — растянув на лице свою самую жизнерадостную улыбку из всех, просил Вэй, попутно создавая много шума: он точно привлек бы внимание, если бы поблизости был хоть кто-нибудь, кроме них двоих. Эта его привычка всегда раздражала Цзян Чэна, но он понимал: это травма, и преодолеть травму — самое великое достижение, однако без посторонней помощи и собственного сильного желания это сделать попросту невозможно. — Вэй Усянь, — в своей раздражённой манере ответил он, однако так, чтобы это было знаком спокойствия для «брата» — знаком, что он слушает, обратил на него внимание и просто помнит о его существовании. — Как ты думаешь, где мы тут найдём вино? — спокойно задал он встречный вопрос и, сделав ещё два глотка чая, поставил опустевшую пиалу на стол, не забыв нарочито громко стукнуть, слегка напугав первого ученика Пристани Лотоса. Ваньинь вздрогнул, однако предыдущим бездумным действием на корню срубил слова, что вот-вот должны были вылететь изо рта Вэй Ина. К сожалению, Цзян Чэн поздно заметил это рефлекторное действие, чтобы остановиться да и не стучать пиалой по столу; от осознания в груди неприятно кольнуло. — Мы в Гусу Лань, — опустив тот момент, что это весьма отдалённая часть и они на острове, причём «по особым причинам», он продолжил объяснять. — У них алкоголь в любом случае под запретом, да и я не видел здесь ни одной лавки, где могло бы продаваться хорошее вино. А что, глаза нашего гения настолько сильно затмила красота Двух Нефритов, что он не мог отвести от них взгляд? И не заметил даже, что любимого всем сердцем вина нет? — говоря последнюю фразу, Цзян Ваньинь скрестил руки на груди, растянув губы в гротескной ухмылке — ну в точности злодей из страшных сказок! — Пф! — громко фыркнул Вэй Усянь, задыхаясь от возмущения. — Я не какой-то обрезанный рукав, а глаза мои уж зорче твоих будут! — продолжал негодовать он, выпрыгивая из-за стола так резко, что казалось, будто тот внезапно загорелся и если бы он это не сделал, то сгорел бы заживо (хотя даже в этом случае реакция была бы медленнее). — Ах, да, прости, как я мог забыть! — Цзян Ваньинь вышел из-за стола, неторопливо поднимая свою пятую точку с насиженного места. — Ты ведь у нас по прелестным девушкам, но изредка заглядываешься на парней! — поддерживал спор наследник клана Цзян: как же, он ведь прекрасно видел, как долго его брат пялился смотрел на Лань Ванцзи. — Не понимаю, о чём ты! — уже закипая от злости, продолжал спор первый ученик Юнь Мэна. — Не понимаешь? — изумился Цзян Чэн, всё больше и больше распаляясь. — Ах, ты не понимаешь! Да ты буквально пялился на Второго Нефрита! Щёки Вэй Ина слегка заалели, неясно, от возмущения или от чего-то другого. — Я просто разглядывал его! Он же правда симпатичный! — то ли оправдываясь, то ли просто объясняя ситуацию своему шиди, тоже раскалялся юноша. — У него лицо красивое, но холодное и непроницаемое, вот я и думал, как можно его посильнее разозлить! — чуть успокоившись и приведя мысли в порядок, паренёк натянул на лицо усмешку. А, выдавая следущие слова, он попросту запихнул подальше страх и инстинкт самосохранения: — А что? Неужели наш наследник ордена ревнует? Эти слова, словно меч дао*, режут его самообладание, спокойствие и трезвость разума на мелкие кусочки, раня в самое сердце. Слышать такие слова от одного из самых дорогих ему людей… просто невыносимо. Рука рассекает воздух, вкладывая все силы в удар и оставляя на щеке брата алую отметину оплеухи, в кою не было вложено ни жалости, ни сострадания (пусть удар и вышел мягче, чем если бы это был кто-то другой), а лишь ярость, что затмила взор глаз миндального цвета в данный момент. — Ничего не хочу слышать от сына слуги, — твёрдо сказал Ваньинь, уже разворачиваясь на пятках, чтобы уйти. — Чёрт… — выругался себе под нос Вэй Ин. «Он был зол, чертовски зол. Видимо, я перегнул палку», — размышлял юноша, слегка касаясь рукой уже слегка опухшей щеки, что лишь лишний раз напоминала о неприятном событии. «Надо будет потом извиниться», — принял решение Усянь, наконец отмерев и направившись на второй этаж в свою комнату, и в голове его витали отнюдь не милые и радостные думы. По пути он разглядывал второй этаж, да так тщательно, будто видел впервой. Однако, если он правильно помнит, что в пьяном угаре маловероятно, то тогда он этого практически не делал, лишь запомнил, где кухня, отхожее место, ванная и его комната. На втором этаже было три комнаты с кроватями: одна — его, а ещё две — на случай, если к ним кого-нибудь подселят (комната Цзян Чэна на первом этаже, а жаль); ширмы отделяли отхожее место, а также бочки для воды — первый атрибут купален. Недалеко была комната с большущим диваном (да таким объёмным, что утонуть в нём можно было), небольшим столиком из дерева сакуры; как попало лежало несколько одеял, что жильцы использовали как сидячие места. Едва поднявшись на второй этаж, Вэй Ин пошёл бездумно, лениво скользя взглядом по окружению: комната с диваном, коридор, поворот направо. Дальше — парочка чжанов после ширмы, отделяющей ванную — и вот он уже в своей комнате, лежит на кровати, уткнувшись лицом в стену. «Надо извиниться перед братиком А-Чэном Цзян Чэном», — крутилось в голове юноши. Хах, братиком… да он даже в мыслях не смел обращаться к своему шиди, одному из немногих, кто был для него действительно дорог, непочтительно. «Интересно, а он сильно злится? — спрашивал сам себя Вэй Усянь, хотя прекрасно знал ответ. — Ну конечно же злится, потому что ты — идиот, надавил на больное, вскрыв старые шрамы... Надеюсь, он меня простит...» Вэй Ин тут же отрицательно мотнул головой, как бы говоря себе «хватит думать об этом»: не хватало ещё сорваться на чужой территории. Не найдя под рукой ничего, что помогло бы ему сдержаться и убрать непрошенный да нескончаемый поток мыслей, он тяжко вздохнул. В итоге, не найдя вариантов получше, кроме как попытаться перетерпеть эффект неблагоприятных раздумий без радикальных мер, он прикрыл глаза и погрузился в непроглядные пять фэнь самобичевания, раздирая ногтями своё левое предплечье в кровь. Это на время — пока не заснёт.

***

Цзян Чэн не ожидал, не ожидал таких слов чуть ли не от самого близкого человека: человека, которого он считал старшим братом, пусть даже себе, что уж говорить про других, не признавался в этом; человека, ради которого был готов пойти на верную смерть, пусть и знал что тот ему этого не позволит; человека, которого считал недо-другом, а это означало хотя бы тот факт, что он его как минимум терпит… А он просто взял и назвал его наследником ордена, так ещё и в таком непристойном смысле… чтобы с братом? Юноша встал с кровати и начал ходить по комнате, меряя её грозными шагами, что лишь раздражали пуще прежнего, а не успокаивали, хоть он и слышал про такой эффект — мол, походи по комнате, и всё пройдёт. Потому, когда Ваньинь достиг точки кипения, и начал бить стену кулаками, сбивая костяшки в кровь.

***

Через пару сяоши, а была вторая половина Часа Змеи, к ним постучались. Открывать пошёл немного успокоившийся Цзян Чэн, мысленно негодуя, кому в такую рань приспичило к ним заявиться. На пороге стояла миловидной внешности девушка в светло-розовых* одеяниях. — Я принесла вам и господину Вэю завтрак, — пояснила она в ответ на изумлённый взгляд. — Мы уже поели, можешь отнести наши порции кому-то другому? — недоверчиво, пусть и более расслаблено, чем до этого, поглядывал на девушку парень, скрестив руки на груди и оперевшись о дверной косяк, всем своим видом выдавая скуку, раздражение и относительное спокойствие. — Да, конечно, я передам ваш ответ господам! Прошу прощения за то, что потревожила! — извинившись, девушка поспешила ретироваться: ей было жуть как неудобно и в какой-то мере страшно под пристальным взглядом наследника Ордена Юнь Мэн Цзян. <centre>***<centre/> В следущий раз их потревожили днём, уже ближе к обеду — в Час Барана. К этому времени Вэй Усянь, естественно, уже был на ногах. Если честно, слишком долго поспать у него не вышло. Да и проснувшись, он чувствовал себя опустошенно — будто всю ночь бился в дичайшей истерике и сил и эмоций просто не осталось, что для него равнялось состоянию «хорошо». Так что, найдя в себе силы подняться с кровати и нацепить на лицо уже излюбленную маску, он отправился за дом, попутно заскочив к Цзян Чэну с извинениями, на что тот лишь снисходительно фыркнул, мол, «я подумаю». Цзян Чэн тем временем читал какой-то сопливый романчик, что нашёл в доме, после переключившись на какую-то трагедию с друзьями и, эх, даже без любви; Вэй Ин в это время, как и планировалось, тренировался с мечом на заднем дворе. К ним внезапно зашли два нефрита и две служанки: двое прекрасных юношей и две миловидные девушки в розовых ханьфу, в тех же, что и прошлая девушка. Каждая служанка несла по подносу с, о боги, нормальной едой для нормального человека. Легонько постучав, Лань Сичэнь стал ждать; через пару мяо им открыл красивый брюнет, попутно убирая за уши надоедливые прядки: сегодня Цзян Чэн решил поэкспериментировать с причёской и завязать хвост вместо обычного пучка. — Вам что-то требуется, благородные мужи? — со всей почтительностью обратился он, пытаясь, пусть и плохо, скрыть раздражение в голосе, ведь его прервали на самом интересном месте чтения какого-то приключенческого романа с нотками сказки и драмы — кстати, без слащавых и будто облитых мёдом отношений, а это являлось его любимым типом книг. — Мы принесли вам обед, — сообщил первый господин Лань, проходя в дом, куда его благородно пропустил Цзян Чэн мигом ранее. Юноша немедля подозвал девушек, веля поставить на стол подносы. — А также мы должны, как вы помните, предоставить вам курс лечения которому вы обязаны следовать, — пояснял он, попутно жестикулируя, отчего длинные рукава светлого ханьфу разлетелись, словно слегка подгоняемые утренним прохладным ветерком. — Брат, — подал голос до сих пор молчащий Лань Ванцзи. Лань Сичэнь тут же обернулся к нему: — Верно, Ванцзи, ты прав, — практически без слов понимая, что спрашивал Лань Чжань, согласился он. — Господин Цзян, а где же ваш шисюн? — За домом, — коротко сообщает наследник ордена Юнь Мэн Цзян, не забывая громко фыркнуть напоказ, якобы показывая недовольство.

***

Вэй Ин, как и ожидалось, узнал об их приходе, лишь тогда когда со спины донёсся пронзительный, буквально убивающий безразличием, голос: — Мы будем в доме, — сообщил он. Юноша, отвлёкшись на голос и не удержав равновесие, свалился на землю, больно стукнувшись копчиком и громко выругавшись. А человек, что отвлёк его, быстро подошёл, практически подбежал: видимо, хотел поймать его до падения, но был слишком далеко и не успел. Вот, наверное, и спросил вместо этого: — Ты в порядке? — ни толики беспокойства в вопросе; да что там, ни толики эмоций не прозвучало в этих словах, когда парень склонился над Вэй Ином. Ха, даже руки не подал! Ну и не надо! — В полном! — резво, что обычно для его манеры общения, ответил Вэй Ин, вскакивая на ноги. Шустро отряхнувшись, он направился в дом, а молчаливый юноша — за ним. Ну а по пути… Вэй Усянь не прекращал болтать. — Ты ведь Лань Ванцзи? Который скоро будет Ханьгуан-цзюнем, да? Такой молодой, а уже столь талантлив? Тебе наверняка подойдёт! Хм, Ханьгуан-цзюнь, — будто смакуя титул, протянул Вэй Ин. — Эх, слишком длинно… — удручённо пробормотал он, исподлобья взглянув на непроницаемое лицо Второго Нефрита. — Ты не против, если я буду звать тебя Лань Чжанем? — подняв на парня полный веселья взгляд и растянув на устах сладкую улыбку, вопросил он, — А? Лань Чжань? — тут же весело прибавил он, как бы дразня пример спокойствия, самообладания, невинности и непорочности. Ох, юноша уже предвещал хорошую шутку. «Интересно, а насколько сильно Лань Чжань разозлится?» — Делай, что тебе угодно, — твёрдо, безо всяких эмоций произнёс Лань Ванцзи, взмахнув длинным рукавом и быстрым шагом удаляясь к дому, а Усянь вприпрыжку последовал за ним.

***

Пройдя вглубь дома, Вэй Ин мог увидеть, как напряжённо сверлил глазами поднос с едой его шиди. «Оу… Чёрт!» — выругался он про себя, быстро смысля, что к чему, заметив непринуждённо пьющего зелёный чай Лань Хуаня, сидящего напротив Цзян Чэна. — О! Господин Лань Сичэнь, и вы здесь! — в своей привычной манере натянув на лицо и так не снимаемую за это время улыбку, воскликнул он а-ля «приветствую вас, хоть и не ожидал здесь увидеть (и не особо хотел)», не забыв легко поклониться в знак уважения (и для проформы). — И вам доброго дня, Господин Вэй. — спокойно склонил голову в знак приветствия Первый Нефрит, слегка улыбнувшись. — И, прошу, не могли бы вы меня звать просто Лань Сичэнь? — Я с радостью приму данное предложение, Лань Сичэнь, — решив не отказываться от чудесного предложения, Вэй Усянь сразу испробовал новое имя на слух, чувствуя круговерть прекрасных звуков столь чудесного имени на кончике языка; что ж, стоило признать: с иероглифами имени Лань Сичэню крупно повезло. Вассал солнца — звучит благородно и величественно, а родовое имя нежное и таинственное (что подходит гораздо лучше). Лань Хуань — ослепительно синий, как завитки на одеяниях клана, маленькими сапфирами украшающие своим сиянием, или кристально чистая вода, что зеркалом простирается на всю Поднебесную. — Прошу, присаживайтесь, молодой господин Вэй. — ласково проговорил Лань Сичэнь, рукой указывая на место возле Цзян Чэна, — Мы недавно принесли обед. Вэй Ин напрягся, но уровень его актёрского мастерства оказался настолько хорош, что это заметил лишь его шиди, и то потому, что мельком кидал на него свирепо-недовольные взгляды. — После того, как вы поедите, мы обсудим курс вашего лечения, а после Ванцзи сыграет вам «Покой» и мелодию очищения сердца. — Хах, конечно-конечно! Наш великий и ужасный Второй Нефрит всё может, — тихо пробурчал Вэй Ин в немного непривычной ехидной манере, присаживаясь на указанное Лань Хуанем место. — Брат, — первым прервал затянувшееся молчание Лань Чжань, по-прежнему не блеща многословием. — Да? — тут же откликнулся на обращение брата юноша, сразу понимая, что он хочет донести, и по этой причине переводя взгляд на героев Юнь Мэна. — Ах, — изумился он, кинув взор на тарелки. — Что-то не так? Почему за всё это время вы даже не притронулись к еде? — Тц, я ел около шичэнь* назад. — недовольно воскликнул Цзян Ваньинь, после добавляя для более убедительного результата. — Понятное дело, что сейчас я не голоден от слова совсем. — Я вас понял, молодой господин Цзян, — всё с той же нежной улыбкой покачав головой в знак согласия, Сичэнь вновь напустил на себя серьёзный вид и перевёл взгляд на Усяня. — А что же насчёт вас, молодой господин Вэй? — Я не голоден. — коротко и не вдаваясь в подробности, ответил тот. — Хорошо же… — недоверчиво протянул Лань Сичэнь. — Тогда давайте приступим к цели нашего визита. Лицо Лань Сичэня приняло серьёзное выражение. — Как вы уже знаете, мы — ваши основные лекари, — начал неторопливо пояснять он, — и за ваше лечение, соответственно, тоже отвечаем мы, как и за то, что будет происходить или произойдёт с вами тут. К примеру, вы, — Сичэнь указал рукой на юношей, — на тренировке, которую недавно проводил для себя господин Вэй, получили ранение. А мы — широким жестом Нефрит указал на себя с братом, — за это в ответе. Так что, — он, продолжая улыбаться, закончил мысль, — мы настоятельно просим вас не делать ничего травмоопасного, ладно? — Тц, — Цзян Ваньинь только закатил глаза. — Нам не обязательно было всё пересказывать и объяснять, мы не маленькие дети — услышали, поняли и переспрашивать ничего не собираемся. — Прошу прощения и спасибо. — улыбнувшись лишь теплей, поблагодарил Лань Хуань: его ни на мяо не смутил грубый ответ. — Так, дальше я хочу, чтобы вы знали: если вас что-то тревожит или вам с чем-то нужна помощь, не стесняйтесь обращаться ко мне или Ванцзи. Парни лишь молча кивнули, прекрасно понимая — у них помощи они не стали бы просить даже под угрозой смерти. Оба их лекаря, естественно, знали, что с ними будет трудно, но... — Ну что ж, и последний момент, — добавил Лань Сичэнь со снисходительной улыбкой, ничуть не поверив кивку молодых господ Цзян. — Вы не можете сами ходить по территории острова, лишь поблизости выделенного вам дома, — с явной строгостью в голосе промолвил он, быстро меняясь в лице, а после припечатал для убедительности. — Это для вашего же блага.

***

Потратив буквально пять фэнь на то, чтобы обсудить курс лечения с Вэй Ином и Цзян-я-всем-всегда-недоволен-Чэном, братья приступили к первому пункту лечения на сегодня. — Ванцзи, прошу, — поднимаясь с насиженного места, Лань Сичэнь указал на место напротив юньмэнцев. Второй нефрит Гусу Лань понимающе кивнул и, взяв гуцинь, послушно пересел, сразу начиная играть песнь «Очищение сердца»; каждая нота кристально чиста, без капли намёка на фальшь; каждая нота приятно текла и пронзала всё тело, постепенно расслабляя и успокаивая, будто вычищая все негативные думы из головы. Энергия ци, ранее хаотичная и беспокойная, нежным потоком вилась по телу. В такие моменты проявлялось чувство, будто забываешь обо всём на свете, а чувство расслабления и умиротворения переполняло всё естество. Но вот ещё две ноты — и вместо прекрасной музыки, что бархатно-нежным полотном раскрылась в подсознании, слышно лишь тишину, в которой юноши ещё могли слышать отголосок приятной мелодии. — Молодые господа, сейчас Ванцзи будет играть «Покой», а я буду вынужден удалиться, — начал своим мелодичным голосом пояснять Лань Хуань, говоря тихо, но чтобы все слышали, прекрасным звучанием сплетая его звучание с бутоном раскрывшейся тишиной. — Под «Покой» очень просто заснуть, и если бы вы хотели разгрузиться и отдохнуть, почему бы нам не переместиться в гостиную, оттуда не так далеко до ваших комнат, а также есть диван, — предложил первый господин Лань. — Да, конечно! — быстро придя в своё обычное состояние, согласился Вэй Усянь.

***

«О боги, как же меня бесит его невозмутимое лицо!» — негодовал Вэй Ин, подперев подбородок рукой и смотря на Лань Ванцзи, что по-прежнему безразлично, словно вообще находился где-то не здесь, с полуприкрытыми глазами играл на гуцине. — «Как только он закончит, надо будет посмотреть его реакцию на то, что я вытворяю: может статься, у меня выйдет вывести эту «госпожу непорочность» на эмоции… Не знаю, может, смутить или разозлить — так, чтобы его лицо пылало от румянца, чтобы пунцовым было; заодно он ещё и поверит, что я такой же бесстыдный, как говорят среди людей, и признает меня абсолютно нормальным!» — с восторгом думал Усянь, пока его уста украшала нежная улыбка, что не выдавала ни внутренних волнений и переживаний, ни грусти и чего-либо ещё. — «Эй, Цзян Чэн, если ты читаешь мои мысли, то понимаешь, как был неправ, верно?» — спросил он сам у себя, теперь искоса поглядывая на брата, решившего последовать совету Первого Нефрита и поэтому сейчас лежавшего с закрытыми глазами, стараясь максимально раслабиться, насладиться мелодией и заснуть (хотя Вэй Усянь чудесно видел, как трудно ему это удавалось) — «А он ещё нёс бред про то, что я влюбился в этого… этого!» — он задумался и, вновь развернувшись к Лань Чжаню, начал с превеликим тщанием пялиться на него рассматривать его, не находя слов для описания. — «Благочестивого красавца? Нет! Так, стоп, я уже действительно веду себя, как обрезанный рукав!» — он встряхнул головой, усаживаясь в кресле поудобней и запрокидывая голову назад, — «А я ведь не обрезанный рукав! Просто у него красивая холодная мордашка и я не могу об этом не думать!» — оправдывался, будто кто-то и вправду мог читать его мысли, первый ученик Пристани Лотоса. — Всё, — кратко и совершенно бестактно, чем раздражал едва успокоившегося Цзян Ваньиня, сообщил гордость клана Лань, вырывая Вэй Ина из тысячи кругов размышлений и паранои, что эти мысли кто-то читает или о них догадывается, после чего хаоса самооправданий. — Господин Цзян, спите в комнате, — напоследок кинул юноша перед тем, как убрать музыкальный инструмент, всё время до этого лежащий на его коленях, и подняться с пола и уйти, сопровождённый яростным взглядом уже ужасно разозлённого данным заявлением Цзян Чэна: пусть и Лань Ванцзи не вкладывал злой умысел в эти слова, а обычную заботу о пациенте, являвшуюся его несомненным долгом. Молодой господин Цзян, тем не менее, удалился в свою комнату, не забывая громко и зло хлопнуть дверью, что вела в неё, и ложась на кровать, к сожалению, уже будучи не в состоянии уснуть.

***

«Нет, нет, нет! Я не такой, правда! Пожалуйста, поверьте мне! Поверьте, прошу!» —мысленно повторял он себе, пытаясь успокоится. Дверь в комнату заперта, рот рукой зажат, затрудняя дыхание, но и убивая практически все звуки, что могли бы дать понять, что он сейчас бьётся в истерике. *Тук* *Тук* *Тук.*

...Ещё не представляли, насколько.